Ты не выйдешь отсюда

19

После завтрака я села досматривать страшную видеозапись. М-да, я была сильно не права, когда думала, что Молчанов с радостью убил Папина. Даже издалека можно было разобрать всю гамму эмоций на его лице… Бедный парень. Он не убивал своего сына, жену, лучшего друга, но мне кажется, ему пришлось тяжелее остальных. Дело не только в том, что он ввел смертельную дозу морфина любимой (во всяком случае, сильно нравящейся) женщине, зарезал соперника с его подачи (я видела, что Папин насильно всучил ему нож) и убил самого себя, то есть у него на счету, у единственного из шестерки, аж три жизни, но еще и в том, что его типаж четко прослеживается по дневникам коллег, по его собственному журналу и по поведению на записи. Он не хладнокровный, не циничный, не решительный и не жестокий. Он хрупок, как лепестки розы, как хрусталь. «Хрусталь легче всего бьется», - напомнила я себе. Точно так же душа Молчанова разбилась из-за тех страшных вещей, которые ему пришлось совершить.

Я в исступлении ходила кругами по комнате. Почему они это сделали?! Кто или что их вынудило? Какой монстр заставил их это сделать?!

На слове монстр я споткнулась. Стихи Борисенко!

Я полезла в его записи. Где-то это было… Где же оно… А, вот!

Я продекламировала стих – то ли стенам, то ли самой себе:

– Любовь обуяет, туманит, губя.

И монстры ведь тоже убивают, любя.

Убивают и любят, и плачут, и стонут.

В океане любви, а не смерти утонут.

Но этот стих не единственный, где упоминается монстр. В самом последнем тоже есть нечто похожее. Более того, оба стихотворения написаны за день-два до смерти.

– Откуда в озере прозрачном

Чудовищ лапы появились?

Ложь иногда неоднозначна,

Под сенью лжи ведь правда скрылась.

Где сон, а где не сон?

Где девы-мученицы стон?

Ты знаешь кого-то, и вот монстр он.

А все потому что тот монстр влюблен…

«Ты знаешь кого-то, и вот монстр он». Их было семеро. Шестеро были вынуждены убить друг друга. При этом Борисенко в своих заметках называет кого-то монстром. Возможно, это про Дроздова?

Я открыла записи Оксаны Гудиминой. Что-то резануло меня, я ведь еще подумала, что нужно будет поискать ответ в других записях или спросить у Димы… Вот оно.

«Завтра ровно год, как мы повелись на авантюру Олежки. Какой он затейник!» – запись, сделанная в последний день, выше я приводила ее полностью. Авантюра Олежки. Это как-то связано. Не может не быть связано. Завтра – годовщина, а сегодня все мы умерли. «Совпадение, Олеся Владимировна!» Вот именно, дорогой Родион Юрьевич…

Я открыла еще раз досье Дроздова. Ботаник. И я вспомнила кое-что еще. Первая серия «Улики», над которой я работала. У меня персонажа отравили редким ядом. Мне нужно было узнать, что это за яд такой, ведь «Улика», как я уже многократно повторяла, ценит именно детализацию и достоверность. Тетя Дина всю жизнь была более близка к природе, назовем это так, чем я. У меня были мысли взять или жаб, или растения. И я обратилась к ней. Тетя вздохнула и сказала примерно следующее: «Был у меня один ухажер. Тот еще спец по ядам. Он ботаник, написал пару книг. Изъездил всю страну и даже в Африку наведывался. Он мог часами говорить о разных ядах. Даже смешивал что-то в своей подпольной лаборатории. Мы все смеялись, что когда-нибудь он нас отравит. Чисто ради эксперимента. Только вот не спросишь у него уже…» – «Он что, отравился насмерть?» – глупо пошутила я. Да, возможно, это было бестактно, но тетя уже сказала, что он ей безразличен. К тому же настроение у меня было на тот момент игривым (когда тетя была жива, со мной это частенько происходило, а вот сейчас, увы, редко). И вот она ответила, что никто не знает, что с ним случилось. Именно так, дословно. Она никогда не использовала этих сухих юридических терминов. За это, собственно, и не любила «Улику» и прочие процедуралы, как называют данный детективный поджанр, где тщательно показывается работа следственных органов. Так что никаких «пропал без вести». А простое: «никто не знает, что с ним случилось». Мама слышала этот разговор. Как я уже говорила, она больше знала о личной жизни своей сестры, чем я, и она тогда посетовала, что лучше бы она согласилась с ним встречаться, когда он предлагал. Мол, в отличие от «не будем называть кого», тот был не женат и далеко не беден, и к настоящему моменту «ты б, Динка, в шелках и масле бы каталась». – «В шелка одеваются, а не катаются», – тут же поправил маму мой внутренний филолог. – «Но ты же поняла, что я говорю!» Тетя же вздохнула и напомнила маме, что у того мужика было двое детей, а усыновлять их она бы точно не стала, даже чтобы завладеть имуществом. И потом, мужик был «немного того», по ее словам. Затем они с мамой обсуждали жену этого самого ухажера, якобы после ее смерти он немного тронулся. Мне эти сплетни были неинтересны, одно дело сама тетя Дина, ее безответная или отвернутая ею любовь, и совсем другая какая-то там незнакомая мне супружеская пара, и я ушла в другую комнату.

Сейчас, вспоминая это все, я ощутила что-то сродни лихорадке. Все мои конечности тряслись, лоб и щеки горели, я физически ощущала, что у меня температура под сорок и я скоро самовоспламенюсь. Единственное, что не позволяло мне бежать к Дмитрию и требовать врача (он бы, конечно, так и так не вызвал, он же предупреждал на этот счет) – это нормальное состояние в области поясницы, а я помнила, что при высокой температуре ломит все кости, особенно там. Значит, это всего лишь нервное возбуждение.

Я побежала в библиотеку. Дима говорил, что у отца осталось много журналов и записей. И говорил, что что-то даже издано. Значит, должно быть здесь. Хотя если у него имеется отдельный мемориал, то, возможно, все изданные работы хранятся именно там.

Я перебирала книги и исписанные от руки журналы на полках, как сумасшедшая, периодически что-то роняя, поднимая, отбрасывая, возвращая на полку, как ненужное, неподошедшее, и снова роняя на плиточный пол. Вот он! Справочник по растениям, редактор такой-то, автор-составитель – Федор Дроздов! Я листала и листала, стараясь вчитываться хотя бы в названия растений и первые строки описания, но понимала, что это слишком долго, и перешла в конец книги к алфавитному указателю. «Ядовитые» – меня так и манило это слово, оказавшееся последним. Возле него стояли номера страниц через пробел. Их было много! Я наугад открыла несколько страниц из указанных. Белладонна (красавка обыкновенная), болиголов, борщевик Сосновского, волчеягодник, клевещина… Фармакологические свойства… Ареал… Цветение… Симптомы отравления… Ладно, я не ботаник, я в этом не разбираюсь. Но, как я уже говорила, я знаю, что есть яды, в том числе биологического происхождения, которые не определяются при вскрытии. Тем более если прошло много времени. У меня нет интернета, а стало быть, и доступа к метеосводкам, но по журналам, если принять за доказанный факт, что эти люди разбираются в прогнозах погоды, мы знаем, что на них надвигалась буря. А значит, на остров нельзя было попасть. И связаться с ними тоже. Что если, они были отравлены? И яд этот невозможно определить!

Схватив книжку, я вернулась в игровую и вновь поставила запись. Отмотала в самое начало и села прямо перед экраном. Теперь я знала, что именно ищу. Да, качество плохое, и люди сняты издалека, однако в паре моментов записи, всего на две-три секунды, заметно, что у многих нарушена координация движений, просто раньше я списывала это на общую нервозность (как, наверно, и все остальные, посмотревшие видео). Поэтому они торопились! Они знали, что с ними произойдет. Они каким-то образом узнали, что отравлены. И от этого яда, по всей видимости, нет противоядия. А еще, он, скорее всего, был введен внутривенно или проглочен задолго до этой записи, иначе бы они воспользовались самым простым и действенным методом – два пальца в рот. У них, по идее, должен быть активированный уголь. Но я не врач и не биолог. Вероятно, уголь в их ситуации им бы не помог, и они это знали. Или у них его не было. Хотя почему-то был морфий… Загадка. Ладно, оставим этот пункт, идем дальше. Смерть от яда, возможно, мучительна. И они это знают. Но то, что они делают, тоже не всегда безболезненно. Укол морфия, ну или по-современному, морфина – еще ладно, но зарезать коллегу ножом?.. И теперь я смотрела уже в другую часть записи – в нижний правый угол. Дата и время. Одиннадцать вечера. Календарно через час наступает «завтра». То самое завтра, которое является годовщиной какой-то авантюры. Нигде в записях подробнее не указывается, что это. Я внимательно перечитала их все в целях найти и прояснить конкретно этот момент. Догадаться нереально, это может быть что угодно, в том числе какая-нибудь ерунда, не стоящая внимания. И поэтому никто из моих предшественников не понял, даже юристы. Но поняла я. Только благодаря тому, что моя тетя знала этих людей и даже работала с ними одно время на другой станции. И вот мой вердикт. Им пришлось умереть сегодня, для того чтобы не умирать завтра.

– Дима! – закричала я, выходя. Никто не отозвался.

Я бросилась в гостиную. Пусто.

– Дима? – повторила я тихо и нерешительно. И затем бросила взгляд на самый верх лестницы, где можно было разглядеть дверь бункера. Все еще заперта. Жаль… Я успела убедить себя, что ему наскучили эти игры и он принял решение уйти по-английски.

Дмитрий оказался на кухне и, как выяснилось, готовил нам на ужин плов.

– Курица давно в морозилке лежит, – пояснил он причину своего душевного порыва. – Вдруг испортится?

– В морозилке?

– А ты думаешь, там вечно хранится? – хмыкнул он. – Ночью размораживалась в холодильнике, и сейчас я ей занялся. Плов будет не каноническим, сразу предупреждаю. Ни баранины, ни специй, даже рис не пропаренный, а обычный.

– То есть просто курица с рисом?

– Нет! – Дима назидательно поднял ложку, которой что-то мешал в толстой кастрюле, вверх. – Я пережарил морковь с луком. – Он показал на маленькую тефлоновую сковородку, которая устроилась на второй конфорке. - Так что это плов, не переживай.

– Как скажешь. Слушай, на меня не рассчитывай, готовь на себя. Видишь ли, я вроде как решила твою головоломку.

– М-да? – нахмурился Дима. – Ты уверена?

– Откуда столько скепсиса? Ты же сам сказал, что справлюсь только я. Ты в меня верил больше, чем в самого себя.

– Это-то да, но я же не просто так дал тебе трое суток. Задачка сложная! А впрочем, – тут же пожал он плечами, будто пытаясь нивелировать свою высокопарность относительно важности этой задачи, – ты умненькая, так что вполне могла уже решить. Но голодной я тебя не отпущу, так и знай! – И он заулыбался.

– Я рада, что у тебя хорошее настроение.

– Еще бы! Я ждал этого ты не поверишь как долго! У меня уже руки затряслись, видишь?

Это хорошо, с первого раза он не попадет мне шприцем в вену. Хотя с чего я взяла, что он захочет меня устранить так же, как Борисенко и Молчанов убили своих любимых? Он же ко мне не питает особых чувств. А кухонным ножом зарезать сможет и так – трясущимися руками.

Я вздохнула и протерла лицо ладонями. Так, успокойся. Он в хорошем расположении духа. А значит, он отпустит меня. Как и обещал. Если только… яд? Но он же сам будет кушать этот плов!

На всякий случай я прошла вглубь кухни и устроилась за маленьким столом.

– Может, тут поедим? И я заодно расскажу тебе, до чего додумалась.

– Хм… – Диме эта идея отчего-то не приглянулась. – Ну нет, лучше там. Обстановка более торжественная. Ты иди, плов скоро будет готов. Я принесу.

– Нет, я лучше тут посижу. Если я тебе не мешаю, конечно.

– Соскучилась, что ли? – хмыкнул мучитель.

– Пусть будет так, – соглашаясь, кивнула я.

Он хохотнул, но спорить не стал.

В общем, мне пришлось сидеть, пока он не закончил готовить. Дима пытался пару раз завести светскую беседу, но я считала это абсурдом и отвечала односложно. Он держит меня взаперти, угрожает и, прямо как мифологический Сфинкс, загадывает дурацкие загадки. А я теперь должна ему рассказывать, какой альбом группы Metallica я считаю наиболее удачным? Учитывая, что лучшие песни разбросаны по разным альбомам, у меня все равно не найдется ответа.

Наконец мы разложили плов по тарелкам, взяли бокалы под клюквенный морс (я отказалась от шампанского, хоть он и предлагал) и отправились в холл-гостиную. Я думала, что он и тут мне велит отложить серьезный разговор под тем предлогом, что «нельзя опошлять трапезу и высокую кухню расследованием убийств» или просто по принципу «когда я ем, я глух и нем», но, слава богу, Дмитрий не из таких. В принципе, мы уже не раз обсуждали расследование за едой.

– М-м, ты попробуй, но по-моему, весьма недурно! – отведав плова собственного приготовления, похвалил повар сам себя. И, словно читая мои мысли, тут же перешел к насущному, пока я только брала в руку столовый прибор: – Ну, что удалось выяснить?

– Удалось выяснить, почему они убили друг друга и, в одном случае, себя, – решила я повредничать и накинулась на плов. Он реально оказался вкусным, хоть и слишком горячим, как по мне, и я лично наблюдала за тем, чтобы мне в тарелку ничего лишнего не положили. Если яд в кастрюле, то он суицидник, и с этим я уже ничего не смогу поделать.

– Это же замечательно! – не понял Дима моего сарказма или, опять же, сделал вид. С ним никогда толком не поймешь. – Налить тебе морса?

– Я сама. – Пока я наливала себе напиток, Дима внимательно меня разглядывал и даже отложил вилку, однако я не проронила ни слова. Дело в том, что мой вывод может ему не понравиться. А так хоть наемся досыта перед смертью. Обычно так и поступают с осужденными на казнь – их кормят до отвала.

Затем я принялась доедать то, что было у меня в тарелке, Дима по-прежнему молчал, выжидательно на меня уставившись.

– Ты не будешь доедать? – с раздражением спросила я.

– Буду, конечно. Но это не горит.

Ясно, ему горит услышать ответ на головоломку. А значит, я тоже не доем, потому что делать это под пристальным взором – та еще пытка, так и подавиться недолго.

Я отложила вилку и отставила тарелку, которая опустела лишь наполовину.

– Короче, вот в чем фишка. Из этих шестерых пятеро застраховали свои жизни. На год. Срок истекал на следующий день. И вот поздно вечером они узнают, что смертельно отравлены. Предположительно болиголовом, я читала симптоматику, и в принципе под нашу тему она подходит. Вызывает полный паралич при сохранении ясности мышления и не имеет противоядия. Но это, наверно, не так важно для расследования. – Я с немым вопросом в глазах уставилась на Диму, он кивнул, одновременно пожимая плечами, мол, на первый взгляд кажется, что не важно, но там будет видно. – Ну хорошо. В общем, они узнают, что все умрут. Умирать будут долго и мучительно. В конце они останутся обездвижены. Полная парализация. Ты лежишь как овощ, смотришь в потолок и ждешь, когда дыхательная функция организма наконец сдастся. Хотя… это я нарисовала все же не мучительную смерть. Наверно, ощущения не из приятных, даже не беря в расчет полный паралич. Но главное – деньги. Если они ничего не сделают, они все равно умрут, но завтра. И их близким ничего не достанется. У всех кто-то есть, кроме Молчанова. Жены, дети, родители… Молчанов, как я поняла, не страховал свою жизнь. Но все равно убил себя. И именно это окончательно убедило меня, что они отравлены. Надвигался буран – или как там это называется на севере. В общем, послать вертолет за ними не могли. Передать информацию тоже. Они должны каждые три часа выходить на связь и передавать показания на материк, но все были в курсе непогоды. А даже если бы они смогли отстучать, допустим, SOS, то их бы все равно никто не спас. Плыть на лодке четыре часа. Самоубийство. Да еще и везти больных, обездвиженных людей. А вертолет в такую непогоду подавно не полетит. Они прекрасно осознавали это все. Что они обречены. Что умрут от яда. Что родным ничего не оставят. К сожалению, полярникам очень мало платят, уж я-то как никто это знаю, тетя Дина всегда на это жаловалась. Они вынуждены были объединять несколько ставок, работать одновременно по разным специальностям, допустим геолог-метеоролог, только чтобы как-то прокормить себя. И вот есть выход. Не выжить, конечно, это уже никак. Но хотя бы оставить близким большие суммы. Только для этого нужно создать страховой случай. Убить самих себя они не могли, это не страховой случай. Уйти гулять в метель или утопиться – тоже. Страховые – они такие, просто так не выплатят. Они докажут, что полярники знали, что в такую погоду нельзя выходить и нельзя плыть на лодке, даже в целях получения помощи. А в здании имеется одна потрясающая вещь – камера. И эта самая камера зафиксировала время смерти и тот факт, что это было убийство в каждом случае. Ну, кроме последнего… Но, как я уже сказала, Молчанов не оформлял страховку. Он просто не хотел оставшиеся десять, ли сколько там часов провести вот так – одному среди трупов, ощущая запах крови, будучи парализованным. Поэтому перерезал себе горло.

Дима внимательно меня слушал, а когда я замолчала, вернулся к еде. Я вздохнула от бешенства. Лично мне доедать уже не хотелось.

– Так я пойду или как? Ответ принимается?

– Ты не доела.

Ясно. Он не оставит меня в покое. И уйти не даст…

С горя я накинулась на остывший плов.

– Ты не сказала: кто это все сделал? Кто отравил их?

Вот теперь я подавилась. Накаркала… Все думала «подавлюсь, подавлюсь» – и на тебе. Дмитрий заботливо постучал по спине и подал мне бокал морса.

Запив еду, я ответила, отводя взор в сторону:

– Тебе это не понравится, но их всех отравил твой отец, Федор Дроздов.

– Угу…

Я быстро продолжила, видимо, надеясь, что смогу что-то такое сказать, что поможет ему успокоиться (хотя я даже не знала, разозлился ли он):

– Понимаешь, их же было семеро, и камеру отключил кто-то свой, на чужака обратили бы внимание, и он ботаник, и книги он писал по растениям, ты же знаешь, в библиотеке я нашла их… Там много ядовитых, и указаны симптомы отравления. Вот только вопрос, куда он сам делся… Но раз его не было, я предполагаю, что, отключив камеру, вернее поменяв карту памяти, он сбежал на лодке. И раз его до сих пор не нашли, ни живого ни мертвого, он, скорее всего, утонул, так что соболезную. Запись начинается с того, что они все сидят в общем холле, все расстроены и сильно взволнованны. Это видно даже с расстояния и в плохом качестве. Значит, он сообщил им. Болиголов в сушеном виде очень похож на укроп. Я предполагаю, что он добавил им его в еду и подождал, когда делать что-то будет поздно. И затем сказал им обо всем. Пока они были в шоке, он поменял карту памяти и ушел. А они поверили, только когда начали чувствовать недомогание. Может, уже успели ощутить что-то, просто не понимали, с чем это связано, пока он им не сказал. Ты молчишь… Почему ты молчишь? Ты убьешь меня, да?! – Пока я сидела на кухне, я мысленно обещала себе, что выдержу абсолютно все, что грядет, хладнокровно и с благородством, как стойкий оловянный солдатик. Не буду паниковать, орать и молить о пощаде. Но не сдержала это обещание. А вы бы смогли? – Но я же не виновата! Ну что я могу сделать, если твой отец всех убил?! Я же не буду тебе врать! Ты велел решить задачку, я ее решила! Ты обещал меня выпустить!

– А как ты узнала о страховке? – вдруг совершенно спокойным тоном спросил мой похититель.

– А? Подожди, ты не удивлен… Ты знал? Ты знал про страховку?!

– Конечно, знал, – вздохнул он и взлохматил челку. – А ты думаешь, следствие совсем не велось?

– Велось, но спустя рукава. Ты же сам говорил.

– Да. Дело в том, что страховку оформили не все члены группы. Я тоже заметил дату, но не смог связать воедино. Но ты не ответила: как ты догадалась? В досье этой информации нет.

Я сызнова начала закипать.

– Ты когда-нибудь научишься сразу выдавать всю нужную информацию?!

– Я не знал, нужная она или нет. Я же говорю, я крутил и так и сяк. То есть почему бы просто не продлить ее, если она кончалась? Зачем такой жесткач? Я проверил: они хоть и бедные, но никому не нужны были деньги прямо сейчас, скажем, на операцию или погашение долгов, или если бы нависла угроза тюрьмы и нужно было бы дать взятку, или нападение рэкетиров… – Он махнул рукой. – В общем, я проверили все вероятные причины для обмана страховой ради получения выплаты их родными. Я только не подумал про яд. Ведь вскрытие делалось. И тщательное.

– Да, но есть такие яды, которые не определятся в организме по прошествии некоторого времени. А быстро до трупов добраться не могли.

– Так как ты поняла про страховку?

Я вздохнула и пригладила волосы. Я постоянно видела теперь перед собой взъерошенную челку, а зеркала не было, и мои руки сами тянулись к голове.

– Тетя. Я вспомнила, что она жаловалась на бывших коллег. Она не уточняла, на каких, но я смогла связать с группой ТДС острова Зуб. Она говорила, что некоторые, мол, даже жизни страхуют в молодом возрасте, и что это за глупость, и мне этого не понять… Ну и так далее. А у Гудиминой в досье было написано про авантюру и про то, что это придумал Папин. А у Папина умерла мать в молодом возрасте, вот я и связала это все воедино.

– Надо же! Ты молодец, – искренне восхитились мной, но мне было не до комплиментов.

– Если ты в курсе страховки, значит, семьи получили причитающиеся выплаты?

– Нет, – покачал он головой и отпил морса. – Вкусненько…

– Погоди… Как нет? – почему-то этот ответ отозвался в моей душе острой болью. Все зря! Они это сделали зря! Убивали любимых! Резали, кромсали, душили, делали инъекции… И все это – глядя в глаза своим родным и близким, вторым половинкам… М-да, я слишком близко к сердцу принимаю жизнь и смерть посторонних людей. О своей бы побеспокоилась…

– Представь эту ситуацию с точки зрения страховой. В последний день страховки хорошо знакомые люди убивают друг друга. На записи камер видно, что никто не сопротивляется. То, что должно было стать главным доказательством, обернулось в итоге уликой в пользу страховой. Вот такой парадокс. Семьи судились, насколько мне известно, но ничего не добились. Страховая доказала, что это мошенничество.

– Понятно. Сильных мира сего победить нельзя. Чем больше у тебя денег, тем сложнее тебе с ними расстаться.

– Ну, так это жизнь, а не сказка.

И он продолжил есть. Мы поменялись ролями, теперь я смотрела на то, как он доедает плов. Подняв на меня взгляд, Дмитрий любезно предложил:

– Может, тебе добавки? Ты с таким яростным голодом смотришь на то, как я ем!

– О нет, это не голод… Это ярость другого толка. – Я вздохнула и сложила руки на груди, обдумывая, как получше облечь свои мысли в слова. – Дима, давай наконец поговорим серьезно. Ты велел мне решить задачку, я ее решила. Так ты сдержишь свою часть сделки или нет? Или ты как «сильные мира сего», которых победить нельзя?

– Нет, я тебя не выпущу. – Мое сердце оборвалось и упало в какую-то холодную глухую бездну, а он продолжил: – Не потому что делаю что хочу и творю беспредел, а потому что ты не выполнила все условия.

– В смысле?!

– Ты решила только одну часть задачки; когда решишь вторую, я тебя выпущу, как и обещал.

– О чем ты говоришь? Ты просил выяснить, что с ними произошло, я выяснила!

– Нет, ты пока не выяснила, но ты на полпути к этому. Ты теперь знаешь, что их отравили. Значит, у тебя еще шесть нераскрытых кейсов. Или эпизодов, называй как хочешь.

– Я предпочитаю по-русски – убийств.

– Ну так вот, у тебя шесть убийств. Того, кто это сделал, ты вычислила. А теперь найди мне мотив!