После работы всё тело уступчиво поддавалось приятной усталости.
Падая в мягкие пледы и прижимая к себе одну из многочисленных подушек, я с удовольствием сворачивалась калачиком, предвкушая быстрый спуск к царству Морфея. К сожалению, в этой теплой убаюкивающей темноте мой разум, изнывая от раздвоения личности, старательно сводил в конфронтации две кардинально противоположные точки зрения, пытаясь найти тщетную золотую середину. Из-за этих ночных метаний и размышлений бессонница стала моей вездесущей спутницей, творчески вырисовывая под глазами темные круги и раскрашивая кожу в серый болезненный цвет.
Я хотела быть черствой и непреклонной. Быть обладательницей данных черт гарантировало сохранение собственного здоровья, не терзаемого совестью, и, отчаянно надевая маску безразличия, я никак не могла позабыть, что таковой на деле не являюсь. Пурсон, которого я желала корить и ненавидеть, вызывал во мне необъяснимое чувство симпатии, и, как мать волнуется о своём ребенке, так и я вновь и вновь ловила себя на мысли, что переживаю за демоненка. Мне не хватало сил повторить поступок прежней Императрицы, и я была уверена в том, что в нужный момент дам слабину. Смогу ли я протянуть ему меч, оговаривая жестокие требования и условия? Смогу ли сохранить хладнокровие, увидев его отчаявшееся лицо?
Одни и те же мысли. Они неустанно крутились в моей голове, надоедая своей нерешенностью и раздражая своей формой. Когда я бежала от них, стараясь найти успокоение, то попросту просыпалась на измятой постели, чувствуя всепоглощающий недосып. Как же сильно я хотела спать…
Сегодня мне не повезло вдвойне. Преисполненная усталости и отступающей решимости, я вяло била молотом по заготовке, просматривая яркие фейерверки в собственных глазах. Выглядело это, несомненно, удручающе и вызывало неподдельное сочувствие, но ещё больше печалило то, что рядом со мной сидел Асмодей, комментируя каждое движение. Будто бы в отместку за мои нелестные слова, брошенные от злости прошлым вечером, ныне он демонстрировал всё своё недовольство, обусловленное моими никудышными навыками, несмотря на наличие артефакта. Звонко отскакивающий от заготовки молот так и стремился прилететь надменному демону по челюсти, но я терпела, искренне надеясь на то, что карма достигнет его сама. Впрочем, работает ли она в Аду…
Присутствие Владыки сказалось на общем настроении так, как действует появление начальника среди работников: все были чрезвычайно строги и молчаливы, выполняя свою работу настолько прилежно, насколько это позволяли условия. Все, кроме меня. Когда после стабилизации мой меч был готов, Асмодей с легкостью разломал его на две части, назвав выкованную работу отрыжкой ондатры, а после удалился, преисполнившись прекрасным настроением. Из меня вновь вытянули все имеющиеся силы, словно бы никакой адаптации Пурсон не проводил вовсе, и я посчитала необходимым сделать себе долгожданный выходной, закрывшись в комнате и предавшись страданиям. Никто не сказал мне ни слова против.
Как длина минуты зависит от того, с какой стороны туалетной двери вы находитесь, так и время в Аду текло совершенно иначе, будто бы в сутках было больше двадцати четырех часов. Я пыталась заглушить свою печаль едой, старалась уснуть, заведомо зная о тщетности подобного мероприятия, надеялась испортить Асмодею жизнь поломкой одного из украшений в коридоре, но это было слишком инфантильно и глупо. В библиотеку меня не пустили, посчитав странной и подозрительной личностью, как не пропустили и в кабинет Владыки, которого и вовсе на месте не оказалось. Я вдруг поняла, что кроме ковки мне нечего делать в этом месте, и в итоге оказалась в саду, таком огромном и прекрасном, что в нём я и решила остаться, предавшись наблюдению за рыбками и небольшими крокодилами.
— Отлыниваешь? — звонко спросила Клио, подкравшись ко мне сзади и схватив за плечи. — Слышала, Владыка тебе сегодня настоящий тест устроил.
— Тест? Слишком мягкое слово для произошедшего морального изнасилования.
— Изнасилования? — удивленно переспросила девочка, вытягивая из всего контекста одно лишь слово.
— Изнасилования, — подтвердила я, — мне не понравилось.
Повернув ушки в сторону главной дороги, Клио обошла лавку, взяв меня за руку, но не для того, чтобы поддержать, а чтобы потянуть моё уставшее тело за собой.
— Я хотела посидеть…Ноги болят…
— Не жалуйся. Ты должна быть благодарна судьбе.
— Да-да…Так благодарна, что хочется помереть в трясине…Куда мы? — нехотя повиновалась я, неспешно направляясь за бодро скачущей демонессой. Она нетерпеливо махала хвостом в ожидании чего-то предвкушающего.
— На главной дороге какой-то переполох! Я так люблю скандалы! Ух!
Я не стала интересоваться подробностями, находя честный ответ вполне чистосердечным, и молча последовала за девочкой, что впервые на моей памяти бежала вприпрыжку. Не одобряю, но и не осуждаю, ведь каждому в глубине души хочется послушать интересную сплетню, другое дело, что не каждый готов её разносить. Клио в нашу первую встречу не показалась мне заядлой сплетницей, однако, и я по-прежнему не умела читать эмоции животных мордочек, а потому неожиданное открытие не вызвало негативный отклик. Гораздо интереснее было то, что происходило на главной дороге в окружении статуй, пальм и огромного количества любителей склок и ругани, кольцом окруживших очевидную стычку.
Клио без сомнений утянула меня к эпицентру происходящего, без труда растолкав незадачливых зевак, что, перешептываясь, единогласно сочувствовали знакомому мне демону. По отдельным фразам и быстрым раздраженным комментариям свидетелей, я узнала о судьбе Рамза, которому не посчастливилось наступить на ногу некой влиятельной демонице, прогуливающейся рядом со статуями, несмотря на разгар работы. Подобное недоразумение, произошедшее совершенно случайно и не несущее в себе злых намерений, казалось мне моментально решаемым, пускай и копыто настоящего минотавра не шло в сравнение с хрупкой девичьей ножкой. Однако столпившиеся наблюдатели, не переставая, галдели о наказании для бедного Рамза, и я с трудом протиснулась к Клио, пытаясь понять, в чем состоит суть проблемы. Она взглянула на меня раздраженно, но довольно быстро сменила гнев на милость.
— Это же Вапула. Она — дочь Владыки Халфуса.
Что ж, разница статусов очевидна, но неужели за подобный случайный поступок последует настоящая кара, на которую собрались посмотреть все, кому не лень? Всё больше начинаю я ненавидеть Ад, и система, основанная на силе и статусе, вызывает приступ подкатывающей к горлу тошноты. Рамз выглядел испуганным, что казалось мне невозможным для огромного минотавра, и, медленно переведя взгляд на его разозленного оппонента, я вдруг увидела изящную девушку, укутанную в перламутровые ткани. Её одеяние и внешний вид подтверждали принадлежность к богатому роду, но, как бы правдиво отозвался о демонессе мой староста: «Несмотря на милое личико — неврастеничка».
Действительно, она старательно хмурила серые брови, не забывая гордо держать вздернутую голову, и хлопочущие вокруг неё слуги пытались задобрить Госпожу лестными речами и грубыми высказываниями в сторону несчастного кузнеца. Однако и сама девушка была остра на язык, не скупясь на колкие замечания, и при каждом удобном случае она с болезненным выражением выставляла вперед ногу, что, признаться, выглядела целой и невредимой. Это возмущало меня до глубины души. Не только потому, что демонесса так и испускала волны стервозного характера, но и потому, что все остальные демоны бездействовали, ожидая исхода с неприкрытым ажиотажем. Что толку называть их бессердечными и бездушными, ведь такими классические обитатели Преисподней и должны были быть…
— Мне надоело, — хмыкнула Вапула, убирая с раскрасневшегося лица тусклые пряди, — это определенно смертная казнь. Не иначе.
В толпе тут же пронесся гул, но мгновенно затих, едва девушка кинула на демонов строгий взгляд. Подобное решение было опрометчивым и ненужным, но, если я верно могла судить, Владыка Халфус был рожденным в Аду пороком, а следовательно, и дочь его тоже. Их нельзя винить в бесчеловечности, ведь, по сути, людьми они никогда и не были…
— Отрубите ему голову и сожгите.
Странно, я выслушала это хладнокровно, думая только о том, что порождения пороков можно особым способом убить и в Аду, не выманивая наружу. Но, когда минотавр, не выказывая страха и отчаяния, лишь склонил голову в ожидании уготованной участи, я зачем-то сделала шаг вперед, тут же привлекая к себе внимание. Клио неуверенно потянула меня за ткань назад, но моё недовольство уже переполнило чашу терпения, и, если я не могу отыграться ни на Пурсоне, ни на Асмодее, сейчас за них всех выслушает эта девица, возомнившая себя невесть кем.
— Это же глупо, — резко начала я, сотворив всего тремя фразами безупречную тишину. Демоны, что уже собирались уйти, вернулись к новому зрелищу. — Теперь каждого стоит убивать, если он кому-то на ногу наступит?
— Он наступил на ногу не кому-то! А мне! — закричала Вапула, элегантно прикладывая руку к груди. — Уже это достойно смерти!
— И что теперь? Он наступил на твою ногу случайно. Если бы ты отдавила стопу Императору, и он бы приказал тебя казнить, тебе бы это понравилось?
Моя смелость была сколь глупа, столь и обоснована, и кичилась самоуверенностью я небезосновательно, зная, что мне ничего не грозит. Ситуация, в которой меня лишают жизни вместе с минотавром, избавила бы мою душу от многих проблем, а также привела бы к настоящей войне, в которой Пурсон избавился бы в первую очередь от рода Владыки Халфуса, а после устроил «сладкую» жизнь Асмодею, посмевшему не только укрыть меня, но и не уследить. Я не гордилась собственной значимостью, однако, самооценку это повышало.
— Тогда отправляйся на плаху вместе с ним, — небрежно бросила свои слова Вапула, а на моих губах уже растянулась улыбка. — Демоны в этом доме совершенно потеряли чувство уважения к сильнейшим.
— А откуда ты знаешь, что сильнее меня?
— Это же очевидно, — хмыкнула девица, — если бы ты была сильнее, ты бы не прислуживала Асмодею. Все вы — лишь слуги, которые должны знать своё место!
— Тогда почему нельзя простить провинившегося слугу и отпустить его?
— Он должен понести наказание, и, если ты не способна это понять, то твой мозг размером с кулачок!
Мне вдруг почудилось, что я сильнее её. Присутствие Вапулы никоим образом не пугало меня, и будет правильным признаться, что в тот момент призыв цербера, по моему разумению, расставил бы всё по местам. Хотя я и осознавала последствия своей гибели, умирать сейчас было сродни сдаться брошенному вызову, а уходить из жизни просто так я не собиралась. Годзилла защитит меня, и я благородно спасу Рамза, который останется мне должен, ситуация полностью под моим контролем, пускай все зеваки и считают меня ходячим трупом.
— Ты уверена в своём выборе? — переспросила я, когда Вапула, наконец, замолчала.
— Абсолютно, — ухмыльнулась она, и позади неё возникла внушительная фигура, обернутая в черный кокон одежды. Палач сжимал в руке настоящий топор, и, чем ближе он подходил в нашу с минотавром сторону, тем сильнее крутила я на пальце кольцо, готовясь в любой момент позвать цербера. Будет ли это считаться убийством, если Годзилла по моей воле кого-нибудь съест? Рамз благодарно опустил на моё плечо свою руку.
Палач не медлил, как это принято показывать в литературе. Он уже поднимал топор, собираясь убить нас одним ударом, но Годзилла так и не вышел из кольца. Я не смогла произнести его имя, ведь едва лезвие сверкнуло на солнце, как тут же рассыпалось на множество частиц, покрывших одеяние черного демона, и тот в страхе отступил к своей Госпоже. Зажмурившись от странного яркого света, я с трудом открыла глаза, с неким наслаждением наблюдая на лице Вапулы растерянность и неуверенность, смешанную со страхом. Этот спектр эмоций уже был мне знаком, и я чуть обернулась, зная, кто стоит за моей спиной.
— С каких это пор род Халфуса может решать, кому из моих слуг жить, а кому нет? — холодным голосом произнес Асмодей, скрещивая на груди мускулистые руки и одним только взглядом заставляя всех наблюдателей покинуть дорогу.
— Прошу прощения, Владыка, однако, ваш кузнец был неуважителен ко мне, — процедила Вапула, впитывая надменность собственной кожей, — и я посчитала необходимым…
— Посчитала необходимым? Это оскорбление моему роду, и я непременно поговорю об этом с Владыкой Халфусом.
Я ликовала. Пришедшая неизвестно зачем гостья была отправлена восвояси, получив нагоняй от самого Владыки, спасенный Рамз ныне был обязан мне своей жизнью, а разошедшиеся по сторонам демоны увидели во мне стержень и силу, что негласно будто бы продвинула меня по странной иерархии. И лишь Асмодей, обхватив мою макушку рукой, выжигал злобным взглядом в щеке дырку, ведь смотреть в его золотые глаза у меня не было смелости. Вся моя самоуверенность была исчерпана и восстановлению не подлежала.
— Зачем ты полезла его спасать? — прошипел он, и лишь сейчас позади смуглой фигуры я увидела большие черные крылья с гладкими перьями. — Что за игра в благородство?
— Какая игра? Было глупо убивать за то, что он ей на ногу наступил…Так же нельзя…
— Пурсон не спасет тебя, ведь он не знает, что ты здесь.
— Я знаю.
— Ждала, что я спасу тебя?
— На тебя полагаться, как из скунса освежитель воздуха делать. У меня был план, я бы не полезла на рожон, если бы не была уверена, что хватит сил, — честно ответила я, крутя белоснежное кольцо, и, кажется, Владыку это очень удивило. Высоко вскинув брови, он отпустил мою голову, будто посмотрев на меня с другой стороны. Неужели он считал меня настолько безрассудной и бестолковой?
— Вот оно как…
— Я всё же скажу тебе спасибо.
— Тогда я скажу тебе пожалуйста.
Больше не глядя в мою сторону, Асмодей вдруг спрятал крылья, направляясь в сторону дворца, где каждый был обязан подарить ему поклон. Оставшись в одиночестве и потеряв скудный остаток сил, я почувствовала сильную усталость, направившись в свои разворошенные и неубранные покои. Я вспомнила, что всё же сильно хотела спать…