У последней черты

Всепроникающий свет, исходящий от престола, отражался в несущих конструкциях причудливой платформы. «Интересно, из чего она сделана?» -почему-то подумал Крис и провел рукой по поверхности опоры. Действительно, непонятно: характерный блеск и очевидная прочность наводили на мысль о стали, но податливость и естественная красота напоминали дерево. Вокруг платформы уже собралась огромная толпа, люди наполнили пространство от горизонта до горизонта. Атмосфера была радостная, возбужденная, волнующая. Крис ощутил знакомое чувство единения и вспомнил, как принимал участие в митинге движения «Право на жизнь» в Вашингтоне. Тогда демонстранты собрались на площади Эллипса в большом универмаге, оттуда людской поток выплеснулся на проспект Конституции и направился к Вашингтонскому монументу славы. И все же сейчас народу было еще больше.

Голоса сливались в сплошной гул, и в то же время Крис слышал все разговоры, как если бы сидел с каждым из говорящих у себя дома на диване. Еще никогда у него не было таких интересных собеседников! Он чувствовал особенную связь с каждым из них, как если бы они были лучшие друзья с самого рождения. Как это может быть — целая галактика вместилась в маленькое пространство уютной гостиной, и все слышат и понимают друг друга? И все такие разные, как и сказано в Священной Книге: «Великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен и колен, и народов и языков стояло пред престолом и пред Агнцем в белых одеждах».

Вот оно — единство в многообразии, одно из величайших чудес, сотворенных Господом.

Неисповедимый разум Творца сохраняет целостность вселенной без принудительной уравниловки. Мир состоит не из безли-

ких кубиков, а из огромного числа различных форм и образов, стремящихся слиться воедино по доброй воле. Люди Земли отличаются друг от друга цветом кожи, глаз и волос, говорят на множестве диалектов, хранят тысячи причудливых обычаев, да еще и поделены на два противоположных пола. У каждого свой характер, свои таланты, свои интересы и призвание, но в конечном итоге всем нужно одно — причаститься славы Господней и так обрести простое человеческое счастье. Многообразие не подрывает основ мироздания, наоборот — оно находится в совершенной гармонии с замыслом Божиим. Всякое колено преклоняется перед престолом в едином порыве, и так из многообразия рождается единство. Торжествуй, единый и многоликий народ Божий!

На платформе появилась девушка. Она откинула копну черных волос с улыбающегося лица и запела. Вначале ее голос казался легче воздуха, он будто плыл над головами собравшихся и нежной дымкой окутывал внимающие уши. Удивительно, что такое тихое пение было равно хорошо слышно как стоящим у самой платформы, так и толпящимся в самых дальних рядах. Потом голос девушки стал постепенно набирать силу, подобно сходящей с гор снежной лавине. Слова песни показались Крису знакомыми, хотя мелодию он слышал впервые. Он вдруг поймал себя на том, что смотрит не на певицу, а на Того, к Кому было обращено ее пение. Девушка обращалась к Господу, и вслед за ней к Нему стремились сердца всех людей, внимавших этой удивительной, пьянящей музыке.

Достоин Ты взять книгу И снять с нее печати;

Ибо Ты был заклан,

И кровию Своею искупил нас Богу Из всякого колена и языка, народа и племени,

И соделал нас царями и священниками Богу нашему;

И мы будем царствовать на земле...

Архангел Михаил явился со всем воинством своим, Крису показалось, что их «тьмы тем и тысячи тысяч». Ангелы спускались с высоты, поднимались откуда-то снизу, появлялись из-за престола, кружили над людьми. Их прекрасные лица были обращены к Господу Богу, а небесной чистоты голоса сливались с пением девушки:

Достоин Агнец закланный Принять силу и богатство,

И премудрость, и крепость,

И честь, и славу, и благословение!

Необъятный хор пел с такой гармонией и так безупречно, так красиво, что Крис невольно позавидовал. Неужели Бог даровал им счастье иметь такие голоса без изнурительных упражнений и распевок? Хотя может быть, за их совершенством стоит целая вечность старательных занятий?

Внезапно оглушительной силы грохот наполнил воздух. Крис затрепетал и обернулся туда, откуда пришла эта мощная звуковая волна. Он подумал, что его прежнее тело не вынесло бы такого удара, и еще подумал, что пбчти испугался, хотя тут же ощутил восторг, как после неожиданного пируэта на «американских горках» в луна-парке. Какое-то время он соображал, что это могло быть, и вдруг понял: голоса собравшихся слились в едином порыве, сила их пения оказалась подобна силе извергающегося вулкана там, на Земле, и, подхватив Криса, бросила его к самым ступеням престола.

Крис уже не мог различить голосов ангелов: среди поющих святых их неисчислимый хор оказался лишь маленьким детским ансамблем. Однако воинство небесное не затерялось в толпе — «детский ансамбль» увлекал за собой голоса искупленных людей, и все вместе они сливались в единым гимн славы, взывающий Богу-Царю. Крис подумал, что теперь вместе поют все до одного жители Царствия небесного, и слова этой песни кажутся более значительными, чем он мог себе представить раньше, когда читал их в мрачном мире:

Сидящему на престоле И Агнцу

Благословение и честь,

И слава, и держава Во веки веков!

Сила звука была столь мощной, что на Земле заглушила бы реактивный самолет, однако здесь ощущение казалось удивительно приятным.

Сердце Криса переполняла радость от причастности к чему-то грандиозному, праведному, желанному, он понимал, что для этого и был создан, этого и ждал всю свою жизнь. Сколько длилось пение славы? Сколько времени он стоял перед престолом, преклонив колена? Крис не знал и не хотел знать. Он растворился в поклонении Богу, в величии славы. Все мысли его были лишь о Господе, все силы и чувства обращены к Спасителю.

Он ощущал тяжесть славы Господней, стоящей над людьми и ангелами, и голова его кружилась от неизреченной радости. Мы все - мужчины и женщины - созданы для Бога, думал Крис, и даже если нам приходится делать что-то свое, эти заботы и заня ^тия> пусть самые благочестивые, не значат ничего по сравнению с этим счастьем. Он жадно вдыхал присутствие Божие, как ныряльщик вдыхает воздух после глубоководного заплыва.

- Вторая дверь направо, мистер Вудс. Доктор Марсдон сказал, что скоро к вам выйдет.

Джейк сидел в коридоре поликлиники медицинского центра «Линия жизни» уже два часа, мучаясь от разницы во времени. Эти три часа почти не чувствуешь, когда прилетаешь в Нью-Йорк, но вот когда возвращаешься, кажется, будто неделю не спал. Голос медсестры поставил его на ноги и заставил шагать в указанном направлении, но так и не вырвал из непонятного состояния между сном и бодрствованием. В себя он пришел только от резкого запаха хлорамина и понял, что уже вошел в кабинет врача. Джейк огляделся. Белые стены, стерильная обстановка. Повсюду развешаны таблицы из анатомического атласа: аккуратно вырисованные мышцы, вены, артерии, кости, прямо как выставка про-

- изведений искусства. А ведь может так оно и есть? Может быть, Ьсе это — произведения величайшего Художника, создавшего эти сложнейшие устройства и наполнившего их жизнью? Джейк встряхнул головой. Чего только не привидится от усталости! Он напомнил себе, что верит в случайное зарождение жизни на Земле путем преобразования неорганической материи в органическую, и успокоился. Нет никакого Художника.

Медицинские центры, размышлял Джейк, свидетельствуют о том, что, если и был некий Разум, сотворивший людей, вышло у Него неважно. Вон сколько их тут мается — кто от рака, кто просто от старости. Да что говорить: его собственное «здоровое» тело постоянно напоминает о себе то ломотой в спине, то головными болями, не говоря уже о постоянно расстегивающейся пуговке прямо над ремнем брюк. Старость не радость, тут уж никакими упражнениями не поможешь. Утренняя зарядка может немного оттянуть надвигающуюся кончину, но отменить ее приход она не в силах. Да что это сегодня со мной, что за дурацкие мысли в голову лезут? Не слишком ли часто я стал задумываться о бренности своего существования?

i Чтобы отвлечься, Джейк подошел к стойке с медицинскими ¹ журналами и с отвращением вытащил один номер. Он ненавидел читать о болезнях, но тут ничего другого не было. В этот момент

• дверь с шумом распахнулась, Джейк вздрогнул, будто его заста-ли за каким-то неприличным занятием, и быстро сунул журнал

• на место. Высокий рыжий мужчина в хирургическом халате и ? болтающейся на шее маске смотрел на него безразличным взглядом. Поскольку он молчал, Джейк заговорил первым:

и — Доктор Марсдон? Я и есть Джейк Вудс. Спасибо, что нашли

• время встретиться со мной.

I — Я говорил с вашим следователем, он подтвердил, что вам \ можно доверять и что наш разговор не предназначен для печати. '• Так что у вас? — Доктор Марсдон говорил сухим тоном, но дружелюбнее, чем по телефону.

— Видите ли, мне известно, что вы не ладили с доктором Лоу-I эллом.

— Это мягко сказано.

Джейк подождал объяснений, но их не последовало, и он решил уточнить:

— Не могли бы вы разъяснить суть ваших разногласий?

Доктор Марсдон поколебался, потом спросил:

— А почему, собственно, полицейские заинтересовались смертью доктора Лоуэлла?

— Это конфиденциальная информация, но есть данные, что он был убит.

На каменном лице доктора Марсдона промелькнула тень удивления. Видимо, Олли ему ничего не сказал.

— А на меня вы как вышли?

— Кто-то из работников больницы — уже не помню, кто — сообщил нам, что вы вместе заседали в каком-то комитете. — Джейк решил не называть Мэри Энн, опасаясь навлечь на нее неприятности. — Может быть, доктор Лоуэлл был вовлечен в какие-то спорные или сомнительные мероприятия? Может быть, он кому-то не нравился?

Доктор Марсдон явно расслабился. Он присел на круглый табурет, сложил локти на перевязочный стол и с вызовом взглянул на Джейка.

— Не нравился? Что ж, он не нравился мне. Вам мои слова будут неприятны, но вы сами напросились. Все наши конфликты начались, когда мы вместе оказались в составе комитета по врачебной этике. Однажды по просьбе одного коллеги, пожелавшего сохранить анонимность, я вынес на повестку дня вопрос. Тот врач увидел, что в системе обработки списка очередников на трансплантат есть много недостатков. Во многих случаях это вопрос жизни и смерти, но объективного метода выбора счастливчика нет. Доктору Лоуэллу показалось, что я лезу не в свое дело.

— Подождите, я не совсем понял про счастливчика...

~~ Допустим, в очередь на донорскую почку записано шесть человек. Однако они же не за колбасой стоят. Первый не всегда оказывается у кассы раньше пятого. Есть целый ряд факторов, которые надо учитывать. Если номер один вполне может протянуть еще месяца четыре без новой почки, а номер три загибается, его лечащий врач может подсуетиться и продвинуть его на первое место, а бывший номер один становится номером два. Так что иногда для пациента лучше чувствовать себя похуже и выдавать симптомы скорого отказа почки. В медицине все закручено вокруг «неотложной помощи».

Но, допустим, все шесть человек находятся в одинаково критическом* состоянии. Номер один не подошел к телефону, и мы переходим к номеру два. А он мужчина среднего возраста, дети взрослые, при том что номер три — молодая мама, у которой на руках трое малолетних детей. Разве нет вероятности, что человек, которому поручили обзванивать больных, пожалеет молодую маму? «Случайно» ошибется на одну цифру, набирая номер второго пациента, и запишет в отчете, что никого не было дома? Тогда можно спокойно переходить к номеру три, к тому самому пациенту, для которого мы и хотели приберечь почку. Я не утверждаю, что так всегда и бывает, но суть в том, что ситуация вполне реальна. Все больше наших решений оказывается подписанием смертных приговоров одним, указом о помиловании другим. Спрос значительно превышает предложение. Не за горами тот день, когда люди начнут торговать своими органами, чтобы прокормить семью — или торговать органами членов семьи, чтобы прокормить себя.

Джейк недоверчиво посмотрел на собеседника.

— А не надо так на меня смотреть. В медицинских журналах этот вопрос муссируется уже не первый год. Некоторые авторы призывают начать выплачивать денежное вознаграждение донорам за некритические органы и семьям доноров — за критические. Логика их проста: больницы и врачи зашибают кругленькие суммы на операциях по пересадке органов, так что по справедливости семьи доноров должны получать свою долю. Вы представляете, какие последствия может иметь такое нововведение? Лечить умирающего родственника и так очень дорого, но к желанию сэкономить теперь будет примешиваться желание подзаработать на его сердце и почках!

А представьте, какое давление будут испытывать врачи! До сих пор нам удавалось избегать конфликта интересов между потенциальным донором и потенциальным реципиентом. Как? Только за счет четкого разделения между врачами, лечащими умирающих, и хирургами, осуществляющими операции по пересадке органов. После реформы системы здравоохранения эта граница оказалась размыта. И это возвращает нас к тому коллеге, который рассказал мне о явных злоупотреблениях в распределении трансплантатов. Его беспокоило, что очередников передвигают вверх и вниз по списку без какого-либо открытого обсуждения причин. Все решают два-три врача, чьи объяснения обычно кажутся высосанными из пальца. Как вам такие мероприятия — достаточно спорные и сомнительные?

— Ну-у... В общем, да...

— Ваш друг доктор Лоуэлл единолично решил судьбу нескольких таких пациентов, и мне его выбор показался совершенно безосновательным. Если так распределять органы, то проще жребий кидать каждый раз. Назовем вещи своими именами: поле для преступных махинаций тут открывается безграничное. Если номер пять в списке — муж вашей сестры, вы без труда можете протолкнуть его наверх. Но если он, к примеру, плохо к ней относится, да еще и застрахован на миллион долларов, вам ничего не стоит столкнуть его в самый низ. Так что несколько членов комитета считали, что необходимо разработать более четкие критерии выбора реципиента и поручить принятие решений представительной врачебной комиссии.

Другие возмутились, и громче всех — доктор Лоуэлл. Как же, лишняя бюрократия, «мы тут людям жизни спасаем, а вы нам на шею комиссию посадить собираетесь». «Дайте спокойно работать, мы достаточно компетентны, чтобы обходиться без надсмотрщиков». Зерно истины в его словах было, но мне не понравилось его отношение. Так мы и ругались с тех пор, пока два месяца назад он не вышел из состава комитета со словами, что мы все — канцелярские крысы, в медицине ничего не смыслим, а только указываем настоящим врачам, как лечить.

— Похоже, ситуация серьезная.

— Ужасная ситуация. Оказание врачебной помощи и так напоминает раздачу супа бездомным. Одному дали, другому не досталось. Начальство ищет, где еще урезать затраты. С точки зрения бухгалтера, больные слишком долго живут, и с этим пора кончать. Грубо звучит? Но ведь так и есть. Тридцать лет назад врач, по своей вине потерявший пациента, уходил из медицины. Кроме того, в те времена не было принято морить голодом безнадежных больных. Сейчас я могу вам показать палаты, где лежат пациенты, которых намеренно перестали кормить и поить, чтобы они, наконец-то, умерли. Так решили лечащий врач и семья больного после очень недолгой беседы. Заметьте, мы с вами еще даже не обсуждали проблему эвтаназии. И поверьте, я не считаю, что надо любыми средствами задерживать на этом свете человека, который больше не хочет жить. Просто это очень сложный вопрос.

Джейк задумался. А ведь из этого получилась бы неплохая колонка. Золотое дно... К счастью, доктор Марсдон не умел читать мысли и продолжил:

— Теперь вы видите, зачем нам нужен комитет по врачебной этике? А вот ваш друг так и не понял, для чего мы заседали. Без этики единственными факторами, определяющими судьбу пациента, будут деньги, удобство и эгоизм. Почти двадцать процентов больных в палатах интенсивной терапии лежат с пометкой «НР» у изголовья. «Не реанимировать». Иногда это распоряжение имеет смысл, а иногда нам срочно нужна свободная койка и свежая донорская почка. Никто вам этого не подтвердит, но все знают, что учитывается при назначении «НР» помимо медицинских показаний. Вам нужны еще какие-нибудь спорные или сомнительные мероприятия доктора Лоуэлла? Исследования эмбриоматериала подойдут?

— Да, я слышал, что Док в этом участвовал.

— Обеими руками «за», без оговорок. Когда несколько лет назад президент снял запрет на эти исследования, «Линия жизни» бросилась туда, сметая на пути всех конкурентов — и ваш друг в первых рядах. Сам он, конечно, в лаборатории не сидел, но вся-

чески поддерживал идею. И вот, мы теперь не просто производим аборты, мы заготавливаем ценное научное сырье. Как первобытные людоеды, рвем на части детские трупики, чтобы залатать дырки у богатых стариков. Противники абортов были очень недовольны. Они тоже в вашем списке подозреваемых? Я так и думал.

Раньше так использовали только младенцев-анэнцефалов. Однако не так много рождается детей без головного мозга, а вот абортированных зародышей мы можем насобирать сколько угодно. Однако скоро выяснилось, что абортов у нас делается маловато. Для лечения одного человека, страдающего от болезни Паркинсона или сахарного диабета, требуется убить от трех до восьми детей. Я читал, что для полного излечения всех диабетиков в стране потребуется двенадцать миллионов зародышей. Где их взять столько? Некоторые больницы платят донорам за сдачу крови. Подождите, скоро женщинам будут платить за то, чтобы они забеременели и сделали аборт, и этот бизнес назовут «благородным», потому что он помогает больным с Паркинсоном или диабетом. И пусть сейчас это еще противозаконно, спрос рождает предложение и определяет цену. Появление черного рынка неизбежно. Найдутся дамы, которые будут нарочно беременеть и делать аборты, чтобы заработать на жизнь.

Впрочем, американских эмбрионов на всех не хватит. Что делать? Можно обратиться за помощью к странам Третьего мира. Предложите бедной женщине американские доллары, да еще в сумме, превышающий ее зарплату за пять лет, разве она откажется сделать лишний аборт? Между прочим, как только президент разрешил эти исследования, немедленно был заключен контракт с Россией, и с 1993 года мы исправно импортируем русский эмбриоматериал. А зачем останавливаться на лечении болезней? В ортодонтии можно использовать десны зародышей с зачатками зубов — вживлять пациентам новые зубы. Кожа зародышей может пригодиться в пластической хирургии — убирать шрамы на лице. А кожа головы с волосяными фолликулами — какая находка для косметических салонов, специализирующихся на борьбе с облысением!

— Прямо научная фантастика. — Джейку вспомнился старинный роман-антиутопия об экспериментах над человеческими эмбрионами и выведении нужных типов людей в специальных питомниках. Он читал его еще в школе и, закончив, подумал, что автору самое место в психушке. Кажется, «Прекрасный новый мир» Альдуса Хаксли...

— Да вы и половины не знаете. В Шотландии предложен метод лечения бесплодия. У абортированных девочек вынимают яйцеклетки, оплодотворяют их и пересаживают в матку бесплодной женщины, которая потом вынашивает и рожает ребенка. Вы понимаете, что это означает?

— Не совсем.

— Появятся дети, чья настоящая мать никогда не существовала. Или, точнее, чья мать так и не родилась. Как вы объясните это ребенку? «Твоя мама была мертвым ребенком». Или: «Чтобы ты смог появиться на свет, твою маму пришлось убить еще до рождения». Это безумие, мистер Вудс! Я не психиатр, но последствия в виде путаницы восприятия и острого чувства вины обеспечены. Обязательно найдутся люди, которые заявят, что аморально заставлять человека иметь детей без его согласия. Однако о чьем разрешении может идти речь? Если эмбрион не имеет гражданских прав, почему нужно беспокоиться об их нарушении? Я не выступаю за отмену абортов. Женщина должна иметь право на выбор, и так считает большинство членов комитета. На самом деле, я не знаю, почему мысль о репродуктивных возможностях эмбриона шокирует нас больше, чем мысль об убийстве этого самого эмбриона.

Вот вы сказали, «научная фантастика». Не сегодня-завтра встанет вопрос о намеренном зачатии детей исключительно для последующего использования эмбрионов в трансплантологии. Как только станет возможным выхаживать их до относительной зрелости, какой-нибудь предприниматель обязательно организует ферму-инкубатор, где сотни и тысячи человеческих зародышей будет расти с единственной целью — превратиться в набор запчастей. Потому нам и нужны комитеты по врачебной этике. Пора

начинать думать обо всем этом, а то недалек день, когда мы перестанем отличаться от врачей-фашистов.

— Но как же вы решаете, что этично, а что нет? На какие стандарты вы опираетесь? — интерес Джейка давно вышел за пределы уголовного расследования.

— В этом-то и заключается проблема. Как можно вести заседание комитета по врачебной этике, если у его членов нет общего основания для вынесения этических решений? У каждого свое представление о том, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Если доктор N. накануне смотрел телефильм об эвтаназии, он будет голосовать под впечатлением от этого просмотра, то есть этические решения медицинского центра «Линия жизни» будет определять мнение голливудских сценаристов и режиссеров. На нас влияют обывательские споры участников телешоу «Опра», дилетантские статейки из журнала «Пипл». А ведь мы говорим о жизни и смерти реальных людей! По-моему, они заслуживают более серьезного подхода.

Простите мне мою резкость, мистер Вудс, но работать в комитете по этике с людьми типа вашего покойного друга невозможно. Это то же самое, что разрабатывать проект здания с архитекторами, которые спорят о числе сантиметров в метре и всерьез рассуждают, что лучше подходит для фундамента - железобетон или желе.

Джейк вдруг подумал, что несколько месяцев назад не понял бы и половины того, что рассказывает доктор Марсдон. Как многое изменилось после смерти Дока и Криса!

— Знаете, у меня был друг, который говорил: «Мы — как корабль без компаса». Наше общество утратило нравственные ориентиры. Те нормы, что раньше принимались всеми без обсужде-ния, нынче ни для кого не указ.

— Именно. Зовите это как угодно: естественный закон, иудео-христианская этика, совесть, традиция, здравый смысл. Некоторые страны ушли еще дальше нас. В Голландии есть телеигра «Вопрос жизни и смерти». В студию приглашаются зрители, пе-ред которыми демонстрируются сюжеты о двух пациентах, жизнь

которых может спасти дорогостоящее лечение. Участники простым голосованием решают, кому из двоих выделить средства, а кого отправить на тот свет. Спонсором шоу выступает министерство здравоохранения. Таким способом они надеются привлечь массы к обсуждению финансового аспекта медицинской помощи. Возмущенных откликов было много, но я заметил одну вещь. С тех пор как правительство взяло здравоохранение под свой контроль, на врачей оказывается постоянное давление: снижайте затраты, снижайте затраты, а в итоге мы вынуждены принимать очень непростые решения. Так чем мы лучше зрительного зала в телестудии? Неужели бюрократы и доктора имеют право казнить и миловать по своему усмотрению?

Доктор Марсдон замолчал и с подозрением посмотрел на Джейка.

— Я тут наговорил куда больше, чем собирался. Надеюсь, вы составите конфиденциальный отчет для полиции, а не сенсационную статью для «Трибьюн».

— Конечно, конечно, можете не сомневаться. Наш разговор носит сугубо конфиденциальный характер. Видите, я ничего не записываю. Я никакой статьи не планирую, по крайней мере, в ближайшее время. Если мне придет в голову писать на эти темы, я договорюсь с вами об интервью.

— Ну, ясно. Аадно. — Доктор Марсдон с облегчением кивнул и опять замолчал.

— Вы что-нибудь еще могли бы добавить напоследок? — осторожно спросил Джейк. Он чувствовал, что доктор хочет продолжать разговор. Этому человеку необходимо было высказать все, что накопилось за долгое время.

— Знаете, какую свободу получили врачи в определении состояния пациентов? Прижизненные завещания становятся все более неопределенными. Члены семьи и лечащие врачи толкуют их, как в голову взбредет. Существует целый ряд факторов, влияющих на вынесение окончательного заключения о смерти потенциального донора. Конечно, на самом деле, органы можно взять только у живого человека, иначе пользы от них немного. После насто-

16 У последней черты

ящей смерти начинаются необратимые процессы в тканях, клетках, причем очень быстро. Мы не можем ждать, пока организм полностью перестанет функционировать.

Джейк с недоумением посмотрел на собеседника.

— Что вы хотите сказать?

— Не понимаете? Нам приходится делать вид, что человек уже мертв, чтобы взять его органы. Но в действительности он еще жив, близок к смерти, умирает, не имеет реальных шансов на выздоровление. Это не то же самое, что «мертв». В медицинской терминологии это называется ДТСС — «донорский труп с сохранившимся сердцебиением». Поэтому смерть мозга становится очень удобным критерием. Мы считаем донора мертвецом, поскольку изменили определение слова «смерть». Мы с доктором Лоуэллом и из-за этого ругались.

— Честно говоря, я даже не задумывался обо всех этих вещах.

— А кто задумывается? Вот официальный журнал Ассоциации врачей США опубликовал исследование о смерти мозга и заборе органов. Я сделал ксерокопии для всего комитета, в том числе и для доктора Лоуэлла. Прекрасная статья, я ссылался на нее в собственных работах и в лекциях, которые читал студентам. Там, в частности, приводятся данные опроса врачей и медсестер. Всего лишь один из четырех респондентов смог правильно назвать медицинские и юридические критерии для вынесения диагноза «смерть». Шесть из десяти не смогли дать связного определения понятия «смерть». И самое любопытное: пятая часть респондентов имели такую концепцию смерти, что туда включались пациенты в состоянии запредельной комы. Видимо, каждый случай выздоровления таких больных следует считать чудом воскресения. Поскольку среди медиков нет четкого представления о смерти, опасность злоупотреблений и фатальных ошибок многократно возрастает. Я думаю, ваш друг не понимал сути дела. Самое страшное, что он был не один такой.

— А страшное в каком смысле?

— Дело в том, что и у состояния запредельной комы нет единого определения. Вот вам пример. Есть состояние мозга, которое ' носит название «синдром замкнутости» или «деэфферентизация».

| Человек теряет не только контроль над речью, но и все способно-[I сти к общению, к контрольным реакциям. Однако это не отказ ? центральной нервной системы, только паралич. А по электроэн-( цефалограмме не видно разницы между коматозным и Замкну-S', тым состоянием. Конечно, сложное исследование с привлечением экспертов может установить правильный диагноз, но кто будет 1 назначать это исследование? А если кто-то и назначит, то встанет

I вопрос о том, что нужны деньги и специалисты, а с нынешним

I^I положением дел в здравоохранении у нас нет ни того, ни другого. } Намного проще сказать: «Запредельная кома, надежды никакой.

Давайте вынесем диагноз «смерть мозга», и всем будет хорошо». 1 Еще и органы возьмем для пересадки. Кстати, намного легче вы-п нести смертный приговор больному А, если этим вы помогаете ,■ больному Б.

j Сами видите, неприглядная вырисовывается картина, мистер

|, Вудс. Я и сам подумывал уйти из комитета по врачебной этике. у Или вообще из медицины. Работал бы сантехником и горя не знал. Ну, ладно. Меня больные ждут.

| — Вы очень помогли следствию, доктор Марсдон... Что-нибудь

‘ еще о докторе Лоуэлле есть?

, Доктор Марсдон вздохнул.

f\ — Его все очень уважали. Конфликт у нас с ним был серьез-^ ный, но я не хотел бы порочить память о нем. Мы с ним были j коллеги. Я считал его замечательным хирургом. У него были золотые руки. Про сердце я бы так не сказал, но, опять же, кто знает. Все мы тут на износ работаем, у всех стресс, а еще и приказы постоянно меняются. То из-за каждой ерунды надо комиссию собирать, то, наоборот, превращают врачей в маленьких царьков, которым никто не указ. Грег психовал из-за этого, я тоже. Может быть, если бы мы с ним заседали в другом комитете, я относился бы к нему иначе. И поверьте: мне искренне жаль, что он погиб.

Прошла неделя с тех пор, как Джейк вернулся из Нью-Йорка. За это время он успел написать три колонки, две из которых посвятил предвзятости СМИ. В качестве иллюстраций он использовал многое из услышанного от Леонарда, а также добавил кое-что из собственных наблюдений. Имя самого Леонарда он не упоминал — журналисты имеют право рисковать своей карьерой, а не чужой. В принципе, писать о предвзятости прессы не запрещено, лишь бы автор оставался в сфере теоретических конструктов, но Джейк как раз хотел привести целый ряд конкретных примеров. Некоторые оказались даже слишком конкретными, например, постоянное завышение данных о числе участников маршей в защиту абортов и прав сексуальных меньшинств. Доказать справедливость обвинений труда не составляло, но Джейк все равно опасался негативной реакции коллег по газете. Получив вторую колонку на эту тему, Винстон только с удивлением поднял брови и взял с Джейка обещание, что больше такого не повторится. Могло быть намного хуже.

Разговор с доктором Марсдоном показался Джейку не только интересным, но также способным оказать влияние на ход следствия. Он сразу пересказал все Олли Чендлеру, а через два дня посвятил в дело и Саттера. Давая Чендлеру двухдневную фору, Джейк слегка успокаивал мучавшую его совесть. Да, он тайно от него работает на два фронта, но пусть у Чендлера хотя бы будет преимущество перед ФБРовцами.

Придя на работу, Джейк сразу включил компьютер и увидел, что пришло сообщение от Джесса Фолея: «Зайди ко мне в 14:00». Джейк подошел к кабинету редактора-менеджера ровно в два часа, но там никого не оказалось. Через огромное окно зала заседаний, что располагался прямо напротив, Джейк увидел, что редакционный отдел еще по уши в работе над первым изданием вечернего номера. Джесс помахал рукой: «Заходи, не стесняйся». Он придерживался открытого стиля работы и нередко приглашал рядовых корреспондентов посмотреть, как идет работа редакторов. Он считал, что всегда полезно увидеть всю картину в целом, тогда у репортера появится чувство причастности к большому важному делу. Джейк улыбнулся и вошел.

— Привет, Джейк! Прости, у нас тут запарка. Посидишь?

Джейк не возражал и прошел к свободному креслу, здороваясь по пути с редакторами. Большинство из них ответили доброжелательными улыбками и энергичными кивками, но двое лишь сухо качнули головами. Что это с ними? Или просто показалось?..

— Итак, на сегодня у нас в секции А: «Новости страны» — девять страниц, «Городские новости» — пятнадцать, «Зарубежные новости» — восемь.

Джесс, как всегда, быстро делил номер на порции, словно торт нарезал для нетерпеливых малышей.

Джейк любил наблюдать за работой редакционной коллегии. В зале присутствовали редакторы почти всех основных подразделений: «Местные новости», «Городские новости», «Зарубежные новости», «Спортивные новости», «Культура и искусство», «Форум». Кроме того, обязательно был художественный редактор и еще несколько человек, в общей сложности двенадцать. Здесь принималось немало ключевых решений, которые потом приводили корреспондентов в дикий восторг или, наоборот, повергали в уныние. Так родительские решения, принятые за закрытой дверью кухни, радуют или огорчают детей.

На огромном щите были прикреплены первые полосы каждой секции последнего номера «Трибьюн». Джейк знал, что в самом начале заседания редакторы обсуждали раскладку материала на страницах и подбор статей. Попутно становилось ясно, куда склоняется мнение большинства редакторов, удачные статьи получали свою долю похвалы, а не очень удачные — свою долю критики. Это называлось «обмен опытом».

На передвижном столике, придвинутом к большому столу справа от Джесса, лежало несколько ежедневных и еженедельных газет районного масштаба. Их присутствие молчаливо свидетельствовало о том, что в журналистике не так много оригинальности, как принято думать. На новости авторские права не распространяются. Конечно, хорошо быть первым, но если не вышло — надо быть хотя бы лучшим: подать ту же новость так, чтобы все запомнили именно твою публикацию. Районные газеты не представляли серьезной конкуренции «Трибьюн», но Джесс считал, что у них есть чему поучиться.

Редактор-менеджер бросил взгляд в свои записи: блокнот размера А4, желтые страницы «в линеечку» испещрены мелкими закорючками и стрелочками.

— Ванда! Эмбарго на «Рак» все еще в силе?

— Ты же знаешь, «Новая Англия» — журнал со своими правилами. Если материал попадет к читателю раньше, чем к врачам, устроят скандал. Раньше завтрашнего вечера нам эту статью не выпустить.

— Ладно. Я на всякий случай уточнил. Новостей совсем нет, хоть эту бы вставили. Сколько набирается?

— Три колонки, но можно растянуть на четыре.

— Нечего печатать, ужас. Кэйти! Вставляем «привлекаловку».

Где та фотография с деревом? Помнишь, начало декабря, голые ветки с парой засохших листьев, замерзший фонтанчик? Давай ее на первую полосу. i

— Вот Киган обрадуется!

— Сделаем ему приятный сюрприз.

Мечта каждого фотографа: «привлекаловка» на первой странице, не связанная с содержанием номера, вынесенная на столь почетное место исключительно на основании художественных достоинств самой фотографии.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась Барби — личная ассистентка Джесса. По торжествующему выражению ее лица все присутствующие безошибочно угадали: срочные новости.

— В Сиэтле самолет разбился! DC-8! Только что! По всем электронным каналам связи прошла молния, а по факсам еще даже не сообщали! Мы пытаемся с кем-нибудь созвониться. Похоже, жертв море.

Джесс швырнул блокнот на стол.

— Как всегда. А я-то уж обрадовался, что сегодня номер легко идет. Срочно вызови репортеров, можно из молодых. И еще Денизу или Кристи. Быстро, быстро! Пусть дозвонятся до диспетчера и возьмут интервью. Пусть выйдут на техперсонал аэропорта. Пусть ищут что-нибудь, чего нет у остальных!

— Я подумала, можно провести параллель с прошлой катастрофой DC-8. Это ведь совсем недавно было, можно сравнить обстоятельства или порассуждать о дефектах в конструкции... — лицо Барби светилось от прихлынувшего адреналина, радость от экстренной новости смешивалась с волнением от поджимающих сроков.

— Умница! Действуй! И обязательно позвоните в морг. Пусть Лиза позвонит. Ей сейчас все равно нечего делать. Всех, кто свободен — на «Катастрофу»!

— Бегу!

Барби исчезла, но принесенное ею известие повисло над заседавшими редакторами, как дамоклов меч.

— Так, на первую полосу выходит «Катастрофа», придется сдвинуть «Грипп» или «Отставку». Надо посмотреть. Наверное, все же «Отставку». — У Джесса все статьи шли под краткими кличками, это был своеобразный внутренний жаргон редакционного отдела. — «Привлекаловку» уже точно не будем ставить, Киган ничего о ней не знал, так что не расстроится. Джоан, что у нас теперь получается с общим числом страниц?

— Я позвоню рекламщикам. Но ты же сам знаешь, все рекламы авиаперевозок запрещены в течение суток после катастрофы или пока катастрофа остается на первых полосах. Надо узнать, сколько было объявлений, если как обычно — потеряем одну-две страницы новостей. И завтра так же.

Джейк усмехнулся. Какая злая ирония! Стоит появиться важной новости, как место для новостей уменьшается.

Джесс вздохнул.

— Раньше нам удавалось протащить лишнюю страницу новостей даже без рекламы, но бюджет трещит по швам. Я как раз вчера был на верхнем этаже, и мне очень конкретно напомнили, что ни одной строчки бесплатной не пропустят.

Джесс обвел глазами редакторов и остановился на единственном не 'знакомом Джейку лице:

— Прости, Фэй. Только начала работать, а мы уже тебя режем. Я бы тебе обещал компенсацию один к трем, но ты же не поверишь. Короче, убираем две страницы «Городских новостей».

Фэй натянуто улыбнулась и махнула рукой.

— Ничего. У меня на такой случай приготовлены краткие варианты большинства статей. Вы сами увидите — шедевры. Только вот «Не раскрыто» придется совсем выбросить. Завтра вторая годовщина убийства в Дикстре. Как вы думаете, можно эту статью вставить в послезавтрашний номер? Через два года и один день?

Джесс с жалостью посмотрел на Фэй и тут же повернулся к Пэрри, редактору «Новостей страны»:

— Вы получаете первую полосу для «Катастрофы», но зато «Отставка» перейдет на одну из последних страниц, выдели местечко.

И обернувшись к Ванде, Джесс саркастически добавил:

— Повезло тебе, что запрет на «Рак» не сняли! Все равно места бы не было.

Принцип домино. Джейку нравилась относительная защищенность «Форума» — все-таки мнения и дискуссии не так зависят от экстренных корректив первой полосы. Хотя в федеральных изданиях его колонку иногда «задвигали», из «Трибьюн» за последние пять лет ее выбросили только два раза. Гарантия железная — скорее Винстон окажется с утра в хорошем настроении, чем произведение Джейка Вудса полетит в корзину. Приятно, когда можно со спокойной душой надеяться на гонорар за три колонки в неделю, каждая по восемьсот слов!

— И еще, — Джесс говорил тоном генерала, отдающего последние указания перед боем. — Больше внимания заголовкам. Размазня сплошная идет. Надо жестче, ярче, короче, чтобы читателя по глазам било. Ясно? И, думаю, не надо пояснять, что срок подписания номера никто не переносил. Все последние изменения отговоркой не считаю. Никаких поблажек не ждите. Все свободны.

Заседание внезапно закончилось. Вряд ли сообщение о заложенной под столом бомбе разогнало бы редакторов быстрее, чем приказ Джесса Фолея. Заголовки и сроки — вот на чем стоит газетное дело, все остальное — вторично. Джейк окинул взглядом опустевший зал.

— Здорово, Джесс. Ты тут ни с кем не церемонишься.

— Да уж, — редактор-менеджер помолчал, глядя на Джейка. Очевидно разговор предстоял не из приятных. — Вот я хотел спросить, у тебя все в порядке?

— В каком смысле?

— Ну, я же понимаю — два близких друга погибли, сам чудом жив остался, и вообще...

— Радости мало, но держусь помаленьку. А что?

— Да, видишь, люди о тебе разное говорят... Ничего особенного, но трудно не заметить, что у тебя тон поменялся.

— Какой тон?

— Ну, не то, чтобы совсем на сто восемьдесят градусов, но согласись: ты же всегда любил поддеть ультраправых. Это была твоя коронная тема. В принципе, никто тебе не запретит ругать СМИ, но два раза подряд — это немного через край. Ты бы поосторожнее, а не то сложится впечатление, будто у нас в «Трибьюн» и в самом деле что-то неладно. Да и еще кое-что у тебя проскальзывало,.. В общем, на себя не похож стал.

— Как это на себя не похож? Я же обозреватель по общим вопросам, так? Мне всегда говорили, что надо писать разнообразно, интересно и оригинально. Главное, чтобы не как у других. Ограничений на выбор тем нет. Я думаю, что публикация двух колонок о предвзятости прессы показала читателям, что «Трибьюн» не боится честно говорить о собственных недостатках.

— Дело не в том, что многим не понравились твои последние колонки. Такое впечатление, что у тебя меняется стиль. Ты пой-

ми, это не твой жанр, тебя за другое ценят и любят. Читатели привыкли, что твои статьи имеют определенный колорит. Я даже не знаю, что еще сказать. Я беспокоюсь за тебя. Боюсь, что с тобой происходит что-то не то.

— Со мной ничего не происходит. Я о многом размышлял в последнее время, но я не изменился. Согласен, обычно консерваторам в моих колонках доставалось больше, но мне просто захотелось отнестись к ним объективно. Перепроверить свои данные, разобраться в том, что они говорят. Если в моих последних колонках есть что-то конкретное, что вызывает недовольство, давай обсудим.

— Ничего конкретного. Наметился некий сдвиг вправо, это даже не я засек, а другие. Неважно, кто. Объективность — это хорошо, но не забывай, что ты — обозреватель. Ты должен заводить людей, задевать их за живое. Не расслабляйся.

— Я не расслабляюсь. То, что я написал о СМИ, в расслабленном состоянии не написать. Мне потребовалось куда больше мужества, чем для критики ультраправых. И почему «объективный подход» в отношении наших единомышленников — это нормально, а то же самое в отношении консерваторов — признак слабости?

— Не надо на меня нападать, Джейк. Мне показалось, что лучше предупредить тебя, пока... Короче, хотел предупредить тебя. Ну, ладно. Тут у меня «Катастрофа» висит, побегу. Кажется, это все никогда не кончится. — Джесс подхватил блокнот и стремительно вышел.

— Не кончится, это точно, — задумчиво произнес Джейк, глядя ему вслед.

Джейк просидел в своей будке до самого конца рабочего дня, пытаясь сочинить такую колонку, после которой и Джесс и все остальные убедились бы в непоколебимой твердости и несравненном таланте обозревателя Джейка Вудса. Наконец, он заметил, что на часах 18:30, за окном стемнело, идет сильный дождь, а по экрану компьютера давно летят белые звездочки заставки «Сквозь вселенную». Похоже, он уже не менее получаса изучал отражение уличных фонарей в мокром асфальте далеко внизу. Отдел новостей уже наполовину опустел, но Джейку домой не хотелось. Он прошел мимо зала, где редколлегия заканчивала второе издание вечернего номера и спустился к машине. Перед тем, как пристегнуть ремни безопасности, он вдруг сунул руку в бардачок и провел рукой по «Вальтеру». Легкий запах металла и смазки подействовал успокаивающе. Сохраняя на кончиках пальцев прохладное прикосновение дула, Джейк захлопнул бардачок и задумался: «А не надо ли получить официальное разрешение на хранение оружия в машине?». Раньше ему не приходилось сталкиваться с этим вопросом.

Джейк проехал через центр города мимо магазинов с порножурналами и татуировочных салонов и свернул на ярко освещенную улочку. Из-под ветвей кленов выглянула знакомая вывеска «Весельчак Лу». Уже несколько месяцев сюда не заезжал, хотя все трое — Джейк, Док и Крис — любили этот маленький ресторанчик. Здесь, в этой части города, словно навечно остановилось время, сохранив атмосферу и обстановку пятидесятых. Колеса прогресса не подмяли под себя наивную простоту этих домов, любители быстрой езды не замазали асфальтом старинную мостовую, предприниматели не срубили раскидистые клены ради современных рекламных щитов. Иногда Джейку казалось, что и посетители ресторанчика явились из далекой эпохи, когда у женщин глаза были подведены яркими черными линиями, а у мужчин в кармане джинсов обязательно оттопыривались ключи от огромного кабриолета. В углу уютного зала стоял старый музыкальный автомат, названия песен почти стерлись от времени, но Джейк и так помнил их наизусть. Все хиты Элвиса Пресли, «Бич Бойз», Бадди Холли — соло, Бадди Холли с группой «Крикете», несколько рок-н-роллов и по одной песне от менее ярких «звезд» эстрады. Никаких лазерных дисков, только настоящие виниловые пластинки на 45 оборотов, которые Ау сам приобрел в те самые пятидесятые и шестидесятые. Он убирал только те из них, которые начинали заедать или шипеть, но таких было на удивление мало. «Весельчак Лу» не был искусной имитацией в стиле «ретро», как любят

новые яппи. Ой был тем «ретро», которое имитировали другие. Как говаривал Крис, «Весельчак Ау» — это привет из другой эры.

Когда Лу тяжело заболел, пошли разговоры о том, что ресторанчик закроется. Джейк сам слышал, как три или четыре бизнесмена всерьез обсуждали возможность выкупить это дело, только чтобы сохранить такой удивительный оазис настоящей старины. «Мне нет дела, окупятся ли эти деньги, — говорил один из совладельцев крупной компьютерной фирмы, потягивая молочный коктейль. — Я просто не хочу потерять место, где умеют жарить нормальные котлеты». Его приятель, чей костюм стоил дороже, чем автомобиль Джейка, понимающе кивал: «Да уж, еще один такой обед в «Мариотт», и я вхожу с тобой в долю».

Впрочем, оказалось, что спасать ресторанчик не нужно. Рори единственный сын хозяина, подвизавшийся на перепродаже мясных полуфабрикатов, — продал свой бизнес и вернулся в родное гнездо. Видимо, он посчитал своим долгом подхватить уникальный ресторанчик из слабеющих рук отца и вступить в наследство, не дожидаясь, пока наследовать станет нечего. Некоторое время отец и сын управляли делами вместе, потом Лу скончался, и вот уже десять лет Рори единолично управлялся с ресторанчиком, не изменив ничего в столь драгоценном многим сердцам образе. Добавился только черно-белый портрет Лу, который Рори повесил между фотографиями полузабытых рок-групп. Сын периодичес-ки поднимал на него задумчивые глаза и начинал рассказ: «Когда был жив папа...», а благодарные слушатели пили пиво и заинтересованно кивали.

Джейк частенько заходил сюда вместе с Доком и Крисом, или только с одним из них. Кому нужна машина времени, если есть «Весельчак Лу»? Может быть, сейчас он потому и свернул на эту улицу, что захотел вернуть своих друзей — или самому вернуться к ним.

Джейк, ты? Наконец-то заглянул к нам! Уже два месяца тебя не видели. Я слышал про ребят, ужас. Даже не верится. Вы ведь были настоящими друзьями. Как у нас говорят — амичи\

— Да. Амичи... Спасибо, Рори.

— Читал вчера твою колонку.

— И как?

— Классно! Правда, мы тут все говорили — совсем не в твоем

стиле. Необычно как-то. '

— Спасибо, Рори...

Только не надо больше о моем стиле.

— Как обычно, вначале — кофе «Мокка»?

Джейк улыбнулся и кивнул. На самом деле, «Весельчак Лу» все-таки внес одну небольшую поправку на современность и, между прочим, с подачи Джейка. Вначале Рори категорически отвергал возможность появления в его ресторанчике какого-либо иного кофе, кроме «кофе», но Джейк очень убедительно рассказал о молочной пенке, экзотических ароматах, покрытых шоколадом кофейных зернах, а также о набирающем силу явлении «кофейный гурман», и Рори сдался. Он исследовал вопрос, и, хотя не понял, почему люди доходят до такого безумия, понял, что новое поветрие сулит вполне реальную прибыль. Ему потребовалась неделя, чтобы закупить оборудование и научиться им пользоваться, после чего в меню появились эспрессо, каппуччино, латте и еще с десяток иностранных названий, которые он не мог даже произнести вслух. Через несколько месяцев он уже помнил их наизусть, причем правильно. Благодаря резко увеличившейся прибыли, ресторанчик вылез из долгов, и Рори при каждой встрече шумно благодарил Джейка за мудрый совет. С тех пор он перестал брать с Джейка деньги за кофе, и любое количество ароматного напитка во всех его вариациях доставалось Джейку совершенно бесплатно. В результате после посещения «Весельчака Лу» у Джейка надолго оставалось необыкновенно возбужденное состояние, легкая дрожь в руках и ускоренная речь.

Поставив перед Джейком чашечку «Мокка», Рори записал заказ и удалился на кухню готовить фирменную котлету с жареной картошкой и молочный коктейль.

Джейк погрузился в размышления. Он вспоминал Олли, Саттера, Мэри Энн, доктора Сканлона, доктора Марсдона. Перебирал факты, прикидывал, где чего не сходится, оценивал досто-

верность информации. Потом его мысли обратились к Джанет и Каролине. Правду говорят, беда одна не ходит. Приходится признать: слишком много в его жизни проблем, и расследование — не самая трудная.

Удивительно, из-за смерти друзей я начал больше задумываться о своей жизни. Впрочем, так и должно бьггь. Глупо было бы ждать для этого собственной смерти.

Джейк сидел над остывшей картошкой и смотрел прямо перед собой остановившимся взглядом. Рори подошел и тихонько поставил ему под локоть еще две чашки кофе: «Мокка с карамелью» и «Латте миндальный». Уснуть сегодня не удастся, это точно.

Наконец, уже в половине девятого, Джейк пошел рассчитываться. Оплату Рори принимал за прилавком бара, где стоял ан-тикварный кассовый аппарат весом не меньше центнера. Джейк и Рори вновь обменялись любезностями по поводу радостной встречи, пожали друг другу руки, попрощались. Джейк уже повернулся к двери, когда Рори опять повторил, что сожалеет о Доке с Крисом, и пробормотал уже как бы сам с собой: «Кошмар какой-то. Сидели тут живые-здоровые, разговаривали, а через пару дней — финито».

— Не надо больше, Рори. Пока.

Проходя мимо своего столика, Джейк положил под солонку доллар, потом вдруг вытащил из кармана три гривенника и бросил их на шершавую поверхность, покрытую мелкими и крупными царапинами. На ней бросали жребий еще до того, как на гривенниках стали изображать Рузвельта. Одна монетка упала орлом, другая решкой, а третья закрутилась на ребре, словно не зная, как лучше приземлиться. Джейк с досадой отвернулся и пошел к выходу. Тем временем монетка, наконец, повиновалась закону земного тяготения, замедлила вращение и опустилась на стол, но Джейк уже не увидел, что выпало - орел или решка. Неужели все в жизни так же случайно, как жребий? Или, наобо-рот, даже жребий не случаен, и падающую монетку направляет Чья-то незримая рука? И есть ли человек, способный победить выпавший жребий и перенаправить свою жизнь?

Джейк не спеша подошел к машине и остановился, вглядываясь в неясные образы ночной жизни. Две вульгарно одетые дамочки на углу подавали весьма однозначные сигналы проезжающим автомобилям. Мужчина с совершенно тупым выражением лица выплыл из порномагазина и тут же вошел в соседний видеосалон. Несчастные люди, они же ни малейшего понятия не имеют, зачем живут! А с другой стороны, разве он знает о смысле жизни/болыне, чем они?

Джейк уже почти подъезжал к дому, как вдруг понял значение слов, оброненных Рори: «Сидели тут живые-здоровые, разговаривали, а через пару дней — финитно». Как — «через пару дней»?

Джейк резко развернул машину — так резко, что успел встретиться глазами с водителем «Мерседеса», следовавшего за ним на близком расстоянии, заметить недоумение на его лице и узнать в нем Мэйхью. Мэйхыо? Опять он? Ну, да, правильно. Заступил на ночную вахту...

Надо было разобраться, почему Рори так сказал. Джейк не был в «Весельчаке Лу» с друзьями очень давно, последний раз они заходили туда с Доком и Крисом... месяца за полтора до их смерти. Откуда взялась эта «пара дней»?

Обратно Джейк доехал за пятнадцать минут. Он вбежал в дверь ресторанчика, бросился к человеку в белом фартуке, вытиравшему со столов.

— Рори!!!

— Извините, мистер Джейк, мистер Рори нет. — Работник поднял на.Джейка черные, как ночь, восточные глаза. - Он почти сразу после вас уйти, сегодня я все буду закрыть. Ему передать провы?

Это был Чанг, студент местного университета, который подрабатывал у Рори три раза в неделю. Джейк считал его гением, потому что только гений мог бы учиться на инженера и еще подрабатывать в ресторане. Кроме того, парень приехал из Китая почти без языка, но за первые шесть месяцев научился болтать по-английски лучше, чем Джейк по-исцански после четырех лет колледжа.

— Спасибо, Чанг, но тут такое дело... Мне срочно нужен мистер Рори. В смысле, мистер Сантелли. В смысле, Рори. Короче, у тебя его домашний телефон есть?

— Да, мистер Джейк. Мистер Рори, наверное, не возражать. Сейчас я буду записать номер.

Чанг упорно добавлял «мистер» к любому имени, видимо, считая невежливым обращаться к человеку без звания.

— Вот спасибо, вот спасибо, Чанг. — Джейк чуть не сказал: «мистер Чанг».

— Пожалуйста, номер, мистер Джейк. Мистер Рори жить рядом, наверное, уже дома. Вот телефон, можно звонить. Не межгород, можно. Пожалуйста.

Чанг пододвинул к Джейку тяжелый телефонный аппарат с металлическим диском. Джейк подумал, что этот тот самый старинный телефон, с которого он давно-давно звонил Джанет, когда та была беременна Каролиной и ждала его домой, а он вместо этого сидел здесь с Доком.

— Рори, Рори, это ты? Это Джейк Вудс. Слушай, ты сказал, что видел ребят за пару дней до их смерти? Они что, были здесь? Правда? Аты слышал, о чем они разговаривали? Правда?!!! Я сейчас заеду на минутку. Ты где живешь? Это где? От Пятой улицы до Томпсона? А потом? У «Шевроле»? Так. По какой стороне? Дом 5106. Ясно. Бегу.

«Форд-Мустанг» с ревом сорвался с места. Джейк успел помахать верному Мэихью, который сидел в «Мерседесе», припаркованном на другой стороне улицы наискосок от «Весельчака Лу». Зачем Док и Крис встречались? О чем говорили? Почему не позвали Джейка? По телефону Рори сказал, что они обсуждали что-то серьезное. А ни один из них даже не упомянул о той встрече Джейку! Что же там такое было? Неужели это имеет отношение к аварии? Не к аварии, а к.убийству, поправил себя Джейк и прибавил газу. Голова у него шла кругом от нетерпения, мысли путались. Наконец он оказался у дверей дома Сантелли и дважды нажал на звонок.

— А-а-а, Джейк Вудс, вот вы какой! — полненькая черноволосая женщина с широкой улыбкой буквально втащила Джейка в дом.

— Меня зовут Мария, я жена Рори. Мы не встречались, но я про вас все-все знаю. Мне так понравилась ваша колонка о правильном питании — чудо, чудо! Я хохотала до слез!

Джейк лихорадочно пытался вспомнить, когда он писал о правильном питании, но не мог. И обычно он не писал ничего смешного или, по крайней мере, не имел в виду ничего смешного. Мария тем временем перешла к рассказу о великолепном пироге со взбитыми сливками, который она испекла по новому рецепту из бостонского журнала.

— Так хорошо, что вы зашли именно сегодня! Попробуете пирог, скажете свое мнение. Он вам понравится, уверяю вас, хоть это и новый рецепт, но — чудо!

.Джейк окончательно пришел к мнению, что не писал о правильном питании.

— Джейк, проходи, будь как дома, — радушно воскликнул Рори.

— С тех пор как Мария прочитала ту твою колонку о правильном питании, она просто без ума от тебя.

— Я так хохотала! Чудо! В жизни не читала ничего смешнее!

— Спасибо.

— Сесилия, Роберт, идите скорее! Познакомьтесь с мистером Джейком Вудсом, это знаменитый писатель. Был другом дедушки. И мой друг. И наш любимый клиент. Всегда оставляет большие чаевые! — и Рори подмигнул Сесилии, которой на вид было столько же, как Каролине.

Джейк никогда не задумывался о том, что у Рори есть семья. Владелец ресторанчика казался одномерной фигурой типа холод еков из фильма «Звездный путь: новое поколение». Он как бы переставал существовать в ту минуту, когда Джейк покидал уютный зал «Весельчака Ау». Его роль в этом мире сводилась к тому, чтобы сглаживать один-единственный уголок в жизни Джейка Вудса. Джейк всегда считал себя демократичным и открытым, но сейчас начал замечать, насколько мало внимания он уделял людям вокруг себя и еще меньше пытался взглянуть на мир их глазами. Он всегда был главным действующим лицом всех событий, остальные, будучи второстепенными персо-

нажами, лишь «играли его», как свита играет короля. Он вдруг впервые понял, что всегда был законченным эгоистом.

Джейк послушно съел кусок пирога, выслушал рассказ о том, что Сесилия увлеклась футболом, а Роберт — водным поло, поспрашивал детей об оценках в школе и о планах на будущее. Наконец, Мария унесла со стола опустевшие тарелки и начала мыть посуду, предварительно поставив перед Джейком очередную чашечку кофе (;неужели опять кофе ?/), а Рори участливо поинтересовался:

— Так что ты хотел про ребят спросить?

— Расскажи мне все, что помнишь. Это может оказаться очень важным.

— Ну, в общем, тот, что доктором работает, очень беспокоился. Видимо, он договорился с Крисом о встрече, сам приехал раньше, нервничал, пока ждал. Я не так много услышал, и вообще, у меня нет склонности подслушивать чужие разговоры. Если бы Мария там была, ни одного слова не пропустила бы, это точно.

Джейк пожалел, что Марии там не было, но вслух ничего не сказал.

— Короче, я понял, что доктор чем-то напуган.

— То есть у него был испуганный вид?

Не только вид, он сам сказал Крису: «Мне очень страшно. Я зашел слишком далеко».

— «Зашел слишком далеко»?!

— По-моему, именно так он и сказал, хотя времени прошло много, я мог что-то забыть, но смысл, по крайней мере, был такой. И еще сказал что-то типа: «Зачем я только связался с ними?», и я подумал, что он проигрался или еще чего хуже. Когда я подошел долить им кофе, они оба замолчали, и я тогда решил больше не подходить, чтобы не мешать.

— А что-нибудь подозрительного ты не заметил?

—Народу в тот вечер было немного, мы даже сотни долларов не заработали. Поэтому я со своего места видел, как Крис достал из кармана маленькую книжечку и стал читать доктору.

— Наверное, это была Библия. Он всегда носил с собой маленькую Библию...

— Да, мне тоже показалось, что похоже на Библию. Так вот, доктору это очень не понравилось. Он замахал на Криса руками и даже крикнул: «Убери! Мне еще этого не хватало!». А Крис сказал ему: «Я тоже думаю, что не хватало».

— А потом, что было потом?

— Крис как-то успокоил доктора, тот замолчал, но выражение лица у него стало каким-то...

— Каким?

— Упрямым, что ли. Крис ему пытался помочь, а он будто и не хотел помощи. Он именно так и сказал: «Мне помощи не надо», очень сердито и громко, поэтому я и слышал. Мне это показалось странным, потому что он же сам позвал Криса и, вообще, вел себя так, будто у него неприятности. А Крис всей душой хотел ему помочь, а он почему-то отказывался.

— Может быть, Крис ему предлагал не ту помощь, которая была нужна... — Джейк на секунду задумался. — Уже тот факт, что он позвонил Крису, говорит о многом. Наверняка, случилось что-то серьезное.

— Так конечно, они же были друзья.

— Друзья-то друзья, но Док был такой гордый...

— Я так и понял. Когда они собрались уходить...

— Что? Что?

— Когда они собрались уходить, доктор резко встал и готов был убежать один. А у Криса были слезы на глазах, он поднялся за доктором и обнял его — так крепко, что я вспомнил папу, как он обнимал меня. В итальянских семьях много обнимаются, не то, что у вас. Мне так не хватает отца...

Джейк участливо кивнул, с удивлением отметив, что его не раздражают неуместные воспоминания Рори.

— Знаешь, я вспомнил. Я вспомнил. В самом конце. Мне это тогда показалось странным.

-Что?

— В самом конце доктор сказал, причем повторил раза три, так что, видимо, это было важно. Наверное, я потому и запомнил.

— Так что он сказал?

— Он сказал: «Крис! Забудь все, что я тебе рассказывал. И удали все файлы».

«Удали все файлы»!

— Спасибо, Рори. Большое спасибо.

Джейк надел куртку, потом вспомнил о чем-то и заглянул на кухню.

— Спасибо. До свидания.

— Обязательно напишите еще одну такую колонку о правильном питании! Я так смеялась!

— Постараюсь, Мария. Лично для вас. И спасибо за вкусный пирог.

Джейк спустился к машине. На этот раз он не стал махать Мэй-хью, настроение не то. А кроме того, не один Мэйхью сейчас за ним наблюдает. Там, за углом, наверняка прячется тот, второй — с бейсбольной битой.

— Джейк, ты не перестаешь меня удивлять. Сначала эти потрясающие колонки, потом врьюаешься ко мне в дом среди ночи...

— Сью, прости, НО... -

— Да ладно, ладно, не извиняйся. Я тебе всегда рада. Проходи.

Маленький Крис высунулся из спальни и громким шепотом позвал Джейка:

— Дядя Джейк, вы здесь? Здрасьте!

— Привет, Крис! Прости, что разбудил. Иди спать, уже десять часов.

Сью усадила Джейка на диван, сама села напротив, сгорая от любопытства.

— Так что случилось?

— Док и Крис общались по электронной почте? Ну, когда письмо приходит в компьютер в виде файла?

— Да, иногда писали. У обоих был выход в Интернет. И порой, действительно, Крис включит компьютер и объявляет: «О, от Дока письмо пришло». Вот совсем недавно Док ему написал, что предлагает вместе поужинать. Мне это не очень понравилось — можно было бы и пообедать вместе, зачем обязательно вечером из дома уходить? И вообще, я думала, что странно: двое взрослых мужчин переписываются, как девочки — не лень же сидеть печатать! — не проще ли взять телефон и позвонить? Потом я, правда, поняла, что это новая мода такая среди мужчин — наверное, хотят друг перед другом похвастаться, что идут в ногу со временем: умеют пользоваться компьютером. Короче, в тот раз, когда Док пригласил его на ужин, Крис очень разнервничался. Я стала приставать с вопросами, а он ответил, что очень хотел бы все со мной обсудить, но обещал Доку никому ничего не рассказывать, особенно мне. Я тогда решила, что Док собрался подать на развод и боится, что я предупрежу Бетси.

— Ты знаешь, где они ужинали?

— Конечно, знаю. Крис сказал, что заказывал луковые кольца, а он их не ест нигде, кроме...

— Кроме «Весельчака Лу».

— Правильно. А что случилось, Джейк?

— Может быть, и ничего. Помнишь, те файлы, которые Анжела не могла открыть?

— Да, она тогда целый день зря просидела, все пыталась пароль подобрать, но так и не получилось. А что?

— Можно я включу компьютер?

— Конечно, включай. Вдруг у тебя получится! Если тебе нужна будет техническая поддержка, на меня не рассчитывай.

Джейк взлетел на второй этаж; не садясь в кресло* включил компьютер и, продолжая стоять, быстро нашел закрытые файлы в директории «КОД». В эту же минуту он вдруг понял, что это слово означает «Док» — просто его имя написано в обратном порядке. После нескольких комбинаций Джейк присел. Похоже, это может затянуться надолго. Быстро пролетел час: Джейк перепробовал «ДОК», «СЬЮ», имена первой собаки Криса, его брата, любимой учительницы, командира батальона во Вьетнаме, пастора его церкви, девичью фамилию матери Криса, название его церкви — безуспешно. Джейк даже попробовал написать «КСЛЬЮ-И С» — К. С. Льюис был любимым писателем Криса-ной это не помогло.

Пришла Сью с чашкой кофе. Джейк внутренне передернулся — его организм и так успел получить за вечер почтй смертельную дозу кофеина, — но тут же выпил черное зелье одним глотком, надеясь на его волшебное действие. Скоро начнутся галлюцинации сродни наркотическому бреду, и среди магических образов вполне может оказаться тот самый, название которого откроет тайную пещеру с сокровищами...

— Джейк!

— Что?

— Да нет. - Сью рассмеялась. — Я имела в виду «ДЖЕЙК». Попробуй пароль: «ДЖЕЙК».

Джейк напечатал собственное имя и безразлично нажал кнопку ввода. Он даже не смотрел на экран, зная, что там появится ненавистное: «Пароль неверен. Проверьте правильность набора. Доступ к документу закрыт». Радостный возглас Сью заставил его поднять глаза. На экране появился понятный текст.

— Не может быть! Сработало! — Джейк радовался не только тому, что документы открылись, но и тому, что в тайной переписке двух друзей все же нашлось место и для третьего. Теперь надо было разобраться в файлах.

— Четыре файла, первый записан в другом формате, чем остальные три. Датирован десятым октября.

Джейк открыл его и разочарованно произнес:

— Да тут просто дискуссия на богословские темы. Видимо, интерактивная беседа.

— Крис говорил, что Доку легче рассуждать о Боге, печатая свое мнение на экране компьютера, чем глядя глаза в глаза. Но я не думаю, что такую беседу он бы стал скрывать от меня. Там есть что-то еще. Прочитай вслух.

Джейк согласился.

— Ну, слушай. Тут как бы Диалог идет. Думаю, тебе будет не трудно догадаться, кто есть кто.

— Мне не нужен Бог, который отправляет людей в ад.

— А Бог, Который страдал и умер ради того, чтобы всякий верующий в Него попал в рай?

— Тоже не нужен. Вообще эта твоя концепция о рае и аде мне не нравится.

— Это не моя концепция. Не я придумал рай и ад — их сотворил Бог.

— Ты все говоришь: «Бог, Бог», а ведь у тебя нет никаких доказательств того, что Он есть. Ты, как сектант, носишься с формулой «Иисус Христос умер за тебя» — на совесть давишь?

— Если то, что ты мне рассказал, правда, не стоит так бурно реагировать на мои слова. Успокойся. Кого ты пытаешься убедить, меня? Нет, себя самого. Ты что, думаешь, что, если погромче и подольше возмущаться, ложь превратится в истину?

— Что есть истина? Все относительно. Каждый сам для себя определяет, что истина, а что ложь. У тебя своя, у меня своя.

— А ты не боишься, что «моя» истина окажется единственной? Что ты будешь тогда делать со своей? Подумай, ведь если Библия, и правда, дана нам свыше, и написанное в ней — верно, то твоя истина — не более чем забавная выдумка. А точнее — откровенная ложь, рожденная в самом чреве ада!

— Хватит про ад! Не надо меня запугивать. Не собираюсь я кланяться твоему Богу. Мне нравится быть безбожником. Хочешь верить во всю эту чушь — пожалуйста, хотя мне никак не понять, зачем тебе это нужно. Знаешь что, Крис? Устал я сегодня, спать пойду. Пока!

Джейк посмотрел на Сью, передвинул мышку и легким щелчком выбрал следующий файл. На запрос компьютера опять ввел свое имя. Опять сработало.

— Восемнадцатое октября. Письмо Криса. Ответ на письмо Дока.

Джейк набрал полные легкие воздуха и стал читать вслух:

Док, письмо получил. Я его закодировал, пароль никому не говорил и нигде не записывал, так что не беспокойся.

Тебе советую сделать то же самое, если ты не удаляешь наших писем.

Я понимаю, что такой вопрос легче обсуждать, глядя на экран, а не в глаза собеседнику. Перед тобой встала серьезная дилемма, и я искренне хочу тебе помочь выпутаться из этой истории.

В ответ на твой вопрос скажу прямо: единственное, что представляется мне разумным в этой ситуации, это явиться с повинной. Ты боишься, что придется поставить крест на своей карьере, но твоя совесть важнее, чем карьера. Неизмеримо важнее. Женщина умерла, и ты сам говоришь, что твои действия противоречили клятве Гиппократа. Знаешь, внутри каждого человека заложена жажда справедливости. Мы все мечтаем о том, чтобы добро восторжествовало, а зло было наказано. Бог зовет тебя, Док. Прислушайся, и ты услышишь Его голос. Откликнись на него!

Мне от всего сердца жаль тебя, но в то же время я рад, что ты сейчас страдаешь. Это означает, что у тебя еще есть совесть. Однако насколько сильно на тебя ее влияние? У нас безграничные способности оправдывать собственные поступки — я по себе знаю. Помнишь, ты рассказывал мне, как страшно переживал после первого аборта, а потом привык и перестал беспокоиться? Сейчас может произойти то же самое. Остановись, пока не поздно. Помни, Господь наш милостив, Он простит тебя. Твои родные и близкие тоже простят, мы всегда будем любить тебя, как раньше. Не упусти эту возможность, иначе сердце твое окончательно превратится в камень. Ты убедишь себя, что ничего плохого не сделал.

Ты просил никому не рассказывать, и я не рассказывал никому, даже Сью и Джейку. Помни, я с тобой, я помогу тебе, я для тебя все, что хочешь, сделаю. Прошу тебя, прими верное решение, и мы вместе справимся с последствиями.

Сью и Джейк изумленно переглянулись. Джейк вошел в третий файл.

— Еще одно письмо Криса. Двадцатое октября.

Я понимаю тебя, Док, но согласиться не могу. С человеческой точки зрения ложь может показаться оправданной. Иногда всем нам хочется замести следы, притвориться, сказать неправду. Кажется, будет лучше, ан нет, не получается: себя не обманешь, так и придется жить, отмахиваясь от воспоминаний. А после того каждого из нас ждет суд Божий, и от этой реальности никуда не деться. Док, я знаю, что у Бетси есть Библия. Почитай. Найди книгу Иеремии, главу 17, стих 10. И еще Первое послание Петра, глава 4, стих 5. Бог все видит.

Ты не обязан прикрывать своего коллегу. Да, если ты все расскажешь про себя, придется рассказывать и про него. Ты считаешь, что это непорядочно — но это как посмотреть. Мне твои чувства понятны, но не забывай, если этот случай сойдет ему с рук, он сделает это еще раз. А скольких еще врачей он склонит к «сотрудничеству»? Мы же друзья, я тебя знаю с детства — я знаю, что в глубине души ты не такой, как они. Я буду рядом с тобой, помогу во всем — и тебе и твоей семье, и морально и материально. Умоляю тебя, наберись мужества, пойди куда надо и чистосердечно во всем признайся. Не оставляй так, прошу тебя.

Сью сжалась в комочек, спрятав руки в широкие рукава халата. На ее лице застыл ужас.

— О чем они, Джейк? Что все это значит? Ты что-нибудь понимаешь?

— Догадываюсь. Я тебе попозже объясню. Давай пока посмотрим последнее письмо. Двадцать третье октября, накануне их встречи в «Весельчаке Ау», за три дня до аварии.

Привет, Док! Спасибо за джип. Да, ничто лучше не справится с перевозкой ксероксов, чем «автомобиль настоящего мужчины». Завтра встречаемся в «Весельчаке Лу» — я рад,

что ты хочешь поговорить со мной лично, а не в письмах. Только если ты собираешься сказать мне, что решил оставить все как есть, последний раз прошу тебя одуматься. Ведь от Господа Бога ты все равно не скроешься. В Послании к евреям, глава 4, стих 13 сказано: «Нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто пред очами Его: Ему дадим отчет».

Ты говоришь, что не будешь больше этим заниматься, однако деньги возвращать не хочешь! «Так не делается». А тебе не кажется, что, оставляя себе гонорар за преступление, ты как бы смиряешься со своим поступком? Они вновь предложат тебе кругленькую сумму за такое же дельце, а если ты откажешься, начнут шантажировать. Неужели я должен тебе это объяснять? Окончательно развязаться с ними ты сможешь, только если пойдешь в полицию и во всем признаешься. Иначе будет еще хуже.

Ты сейчас на распутье, Док. Еще не поздно выбрать верную дорогу.

Джейк закончил читать, но продолжал смотреть на экран. Сью положила руку ему на плечо. Оба думали одно и то же.

Все. Уже поздно.

Джейк не спал всю ночь. В полночь не выдержал и позвонил Чендлеру. Еще накануне Джейк распечатал все письма и теперь переслал их Олли по факсу прямо на дом. Вот он, поворотный момент в расследовании — возможно, тот самый прорыв, которого они так долго ждали! Оказалось, что Док нарушил медицинскую этику: участвовал какой-то преступной махинации, касающейся его пациентки. В результате женщина скончалась, настоящая причина смерти пока не установлена. Доку заплатили. Кроме него, в этом участвовал еще один врач. Кто он и каково было его участие? Некто оказывал на них давление с целью заставить их снова провернуть подобную махинацию.

Что же это было? Расследование немного продвинулось, но версий все еще оставалась бездна. Может, Олли сумеет отделить зерна от плевел. Потом еще надо будет поделиться информацией с Саттером, но Олли все узнает первым.

Телефонный звонок раздался в 7:20 утра, когда Джейк допивал последний глоток своего колумбийского кофе. Ему предстояло взять несколько интервью, одно из которых обещало стать сенсацией. Должно быть, это звонил Винстон.

Джейк схватил трубку и, не слушая, напустился на предполагаемое начальство:

- Посушай, Винстон, я прекрасно помню об интервью с директором! Какие-нибудь ценные указания напоследок?

Тоненький прерывистый голосок неуверенно заполнил паузу:

- Папа, это ты?

Напыщенность Джейка как рукой сняло.

- Каролина, дочка, как дела? Я думал это кто-то другой звонит. Винстон из газеты иногда звонит ни свет ни заря... Да ладно, все это ерунда. Что-нибудь случилось?

— Боюсь, у меня опять неприятности. Ты только не беспокойся и не мчись сюда сломя голову. Я... Я не собираюсь ничего такого... В общем, мне просто надо поговорить с тобой лично. Ты не сможешь как-нибудь заскочить? Не обязательно прямо сейчас.

Джейк понял, что обязательно именно сейчас.

— Нет проблем! Я только позвоню в пару мест, перенесу кое-какие встречи и к вам.

— Пап, тебе необязательно... Я просто...

— Послушай, дочка, я совершенно свободен. Пара телефонных звонков, и я у вас. Я буду где-то в четверть девятого. Это не поздно? Как ты вообще?

— Да ничего, нормально, — но пустота в ее голосе говорила обратное. — Тогда скоро увидимся. Спасибо, папа...

Джейк постарался переключиться. Он не мог позволить себе роскоши думать о бедах Каролины, пока он не уладит собственные проблемы с расписанием.

С кем же можно связаться насчет директора? Джейк пораскинул мозгами. Ага, Брэди! Как я мог забыть?! Директорский верный пес. У Джейка был номер его телефона. Надеюсь, он уже на месте.

— Говорит Джейк Вудс. Послушай, Брэди! К сожалению, я должен отменить сегодняшнее интервью с господином директором. Непредвиденные обстоятельства. Я позвоню попозже назначить новое время.

— Мистер Вудс, — Брэди откашлялся, как перед ответственной речью, — господин директор — человек занятой. Люди подолгу дожидаются встречи с ним. Не так-то просто записаться к нему на прием. И если уж кто записался, у нас принято, что этот человек является вовремя и без опозданий. Боюсь, что в ближайшие несколько недель в его расписании нет свободной минуты, куда бы можно было перенести интервью с вами.

— Ничего страшного, Брэди. Просто я тут хотел из первых рук получить информацию о том, насколько рационально господин директор собирается использовать деньги налогоплательщиков на кампанию по наведению чистоты в городских парках. Ну да ладно, позвоню тогда начальнику санэпидемстанции, хотя, как я помню, у него несколько иная позиция по этому вопросу.

— Минуточку, мистер Вудс. Одну минуточку... Хм... Могу вас обрадовать. Похоже, у господина директора будет полчасика свободного времени завтра в два. Вас это устроит?

— Вполне, Брэди, вполне устроит. Все будет «хоккей»! — Джейк сказал это, изображая перед зеркалом в коридоре приклеенную улыбку Брэди на встречах с прессой и избирателями. — Я рад, что у господина директора нашлись свободные полчасика, — и на этих словах Джейк нажал на рычаг телефона.

Джейку нравилось прищемлять хвосты таким конторским крысам, как Брэди. Поместный царек, щеки надул от важности. Смотри, не лопни. Джейк давно выучился играть на обостренных чувствах собственной значимости, свойственных таким людям, чтобы добиваться того, что хотел. Где-то подольстить, где-то пригрозить. Директор был самодовольный барин, а Брэди — его верный пес, но их проект был делом стоящим — прекрасный материал для колонки на местную тему.

Джейк столь же быстро разделался с другими звонками и, наконец, смог углубиться в размышления о дочери.

Что там опять стряслось с Каролиной? Что может быть хуже того, что уже случилось — беременная на грани самоубийства? Голос у нее был обеспокоенный, но не в отчаянии. Может быть, что-то неладное с ребенком?

Перед выходом Джейк окинул взглядом квартиру. Что,взять с собой? На глаза вновь попалась Библия Криса. Она лежала на том же месте, что три недели назад. Джейк помедлил. Он вспомнил, какое глубокое впечатление эта книга в руках Криса произвела на Каролину, когда та смотрела телевизионный репортаж с митинга. Джейк неловко взял Библию со столика, но вдруг почувствовал себя глупо, как больной холерой из старых черно-белых вестернов, цепляющийся за волшебный эликсир, обещающий исцелить его от болезни. Со смешаными чувствами он положил книгу обратно.

Виляя между машинами, Джейк умудрился домчаться до дома Каролины в 8:05. Он постучал в дверь, ожидая увидеть обеспокоенное лицо Джанет. Но ему открыла сама Каролина.

Привет, папа, проходи. Спасибо, что приехал. Мама уже на работе. Она заедет за мной в десять.

— Куда вы собрались?

— Я иду к врачу. Мы решили показаться еще одному специалисту.

— Что-нибудь с ребенком?

— Возможно. Мы точно не знаем. Но дело не в ребенке, дело во мне.

Что с тобой, Айна, доченька? — «Айна», так ее звали маленькой. Уже года три как они перестали так звать свою «взрослую» дочь. Теперь это имя вдруг само соскочило с языка — неожиданно для обоих.

Каролина поежилась, как перед прыжком б ледяную воду. Она готова была под любым предлогом оттянуть объяснение, но в то же время в ее глазах горела решимость расставить все точки над i.

—- Об этом нелегко говорить, тем более с собственным отцом, — Каролина набрала побольше воздуха и прыгнула вниз. — У нас в школе делали кое-какие анализы всем желающим. Я тоже сдала. Оказалось... она отвела глаза, исполненные страданием и безысходностью — В общем, у меня обнаружили ВИЧ.

На Джейка словно обрушился потолок.

— Дочка, я... Ты уверена?

Врач уверен. Мы сегодня идем к другому доктору, чтобы проверить правильность диагноза. Но я думаю, что все так и есть.

Джейку захотелось подойти и обнять Каролину, прижать ее к сердцу, но он не посмел. Поэтому он теперь стоял в метре от нее, неловко переминаясь, нервно переводя взгляд от дочери на пол и обратно.

— Почему ты думаешь, что диагноз поставлен правильно?

— Потому что Майкл, ну, мой бывший дружок, у него то же самое. А мы с ним... мы с ним... В общем, мы с ним были доволь но близки, — Каролина опять отвела глаза. Такое признание собственному отцу, пусть даже самых либеральных взглядов, было не из легких.

Джейку было неприятно услышать, что какой-то хлыщ был близок с его дочерью; близок настолько, что умудрился одарить ее самой страшной болезнью. А Джейк с ним до сих пор так и не познакомился. На смену потрясению пришла злоба. Я даже не знаю, как этот подлец выглядит!

Джейк хотел спросить, откуда у Майкла ВИЧ, но не решился, помня, как она рассердилась на него в прошлый раз. К тому же, ей явно хотелось высказаться, что было неизмеримо важнее, чем его желание узнать все подробности.

— Солнышко мое, как ужасно...

Куда подевались все нужные слова? Он чувствовал себя не в своей тарелке. Пересиливая чувство неловкости, он робко обнял Каролину за плечи. И как только он дотронулся до нее, то сразу понял, что поступил, как надо. Все вдруг стало таким естественным, что он даже удивился, зачем он ждал и чего боялся.

Каролина молча стояла, впитывая каждое мгновение этого объятия. Сердце Джейка наполнилось теплотой и нежностью, когда он осознал, сколь важным для его дочки был этот простой отцовский жест. Он снова на какое-то мгновение почувствовал себя настоящим отцом.

Наконец, Джейк заглянул дочери в глаза. Злополучный вопрос продолжал неотступно крутиться в его мозгу. Он постарался задать его как можно тактичнее, подавляя в себе клокотание гнева:

, - Ну, а как дела у Майкла?

— У Майкла СПИД. Он скоро умрет.

-СПИД?!

Каролина кивнула.

— Папа, ты, наверное, решишь, что я совсем глупая.

— Глупая?

— Я ведь знала, что у него ВИЧ, знала.

— И все равно занималась с ним любовью?

Каролина немного отпрянула, явно задетая такой прямолинейностью, которая только подчеркнула недальновидность ее поведения.

— Мы все время пользовались презервативом. Но когда я забеременела, я подумала, раз против этого презерватив не помог, значит, и от СПИДа мог не уберечь. Поэтому-то я и сделала анализ. Я все-таки надеялась, что со мной все в порядке, но ошиблась.

— Ты хочешь сказать, что Майкл с самого начала знал, что у него ВИЧ? И он сознательно подверг тебя неоправданному риску? — Джейк был настолько возмущен, что уже не скрывал этого.

— По крайней мере, он об этом честно признался...

Каролина еще и защищает его! Глупенькая, глупенькая девочка!

— Двое других парней из нашей школы знали, что у них ВИЧ, но не сказали об этом своим любовницам...

Джейка передернуло от слова любовница. Оно было так неуместно на устах этой еще совсем девчонки. Не приберечь ли это слово для взрослых? Каролина была еще совсем ребенок, невинный, семнадцатилетний ребенок. Она водительские права-то получила только полгода назад. Как ее затянуло в этот мир недетских страстей и желаний? В мир, где один говорит другому, что любит, а сам подвергает жизнь любимого человека опасности для удовлетворения собственной похоти?

— Майкл признался мне, что у него ВИЧ, еще когда мы были просто друзьями. Но чем больше мы проводили времени вместе, тем ближе становились. Однажды вечером он начал снимать с меня одежду...

Каролина опять запнулась. Она ужасно себя чувствовала, рассказывая все это, но она была явно намерена выложить все начистоту.

Джейк тоже был сам не свой. И отец, и дочь придерживались взглядов, что нет ничего постыдного в подобных разговорах, однако оба сгорали от стыда.

— Я ему сказала, что не могу заниматься с ним сексом, поскольку у него ВИЧ. Он спросил, а хочется ли мне. И я сказала

да, но не сейчас. Наверное, я просто устала от своей репутации «Последней девственницы Америки».

На лице у Джейка отразилось недоумение, и Каролина пояснила:

— Это название фильма... Меня в классе так прозвали после того, как мы посмотрели это кино. Наверное, мне просто надоели их насмешки, мне хотелось казаться такой же современной, как все они, вот я и сказала Майклу, что хочу с ним переспать. Я и сказала-то это так, лишь бы сказать. Я и не думала, что до этого дойдет, раз он болен.

У Джейка разрывалось сердца от ее датской простоты и доверчивости и от того отчаяния, что звучало в ее голосе. Каролина замолчала, пристально вглядываясь в лицо отцу. Ей хотелось понять, продолжать ли свои откровения.

— На следующий день мы пошли в школьный медпункт и получили презервативы. Майкл рассказал медсестре о моих сомнениях, и она научила нас, как ими пользоваться — на таких специальных... ну, шаблонах, что ли. Нам еще до этого на общешкольном собрании показывали театрализованное представление, где для этого использовали бананы. Столько смеху было. В столовой потом вообще только про это и говорили. Но когда мы с Майклом оказались вдвоем, я себя очень неловко чувствовала.

Джейк нечеловеческим усилием воли старался не показать, в каком шоке он пребывал и какая кипящая злоба клокотала у него в груди. Он чувствовал себя игроком в покер, который старался делать приличную мину при плохбй игре. Он боялся выдать себя и тем самым оттолкнуть дочь. К тому же, все эти отрицательные эмоции не были направлены против нее лично.

— Медсестра объяснила нам, что таким образом можно заниматься безопасным сексом. С презервативом нам бояться нечего. Когда закончатся, у нее еще полный ящик — бери не хочу. У нее на столе стоит такой макет, презервативное дерево. На нем каких только нет расцветок и ароматов. Она еще все шутила на эту тему. Майкл смеялся и толкал меня в бок, да и мне казалось, что она тетка что надо.

17 У последней черты

И это школьная медсестра?! Она должна о здоровье школьников заботиться, а что делает? Помогает детям подписывать себе смертный приговор?

— Конечно, то был не первый раз, как я презерватив в руках держала. В прошлом году к нам в класс приходили из организации «Планирование семьи» и раздавали их всем желающим. Они говорили, мол, примерьте их на палец, если хотите. Мы с Майклом тогда еще были просто друзья, но я помню, он протянул одну штуку мне и шепнул на ухо — в шутку, конечно, — что не мешало бы нам испробовать это дело в полевых условиях. Сначала мне было очень неловко, но со временем ты привыкаешь к подобным шуточкам, когда вокруг тебя все разговоры только об этом. Считается, что сексом заниматься — в порядке вещей, все это делают, так что, сам понимаешь, не хочется выделяться из толпы. Главное, предохраняйся.

Каролина говорила с горячностью, в которой Джейк уловил нотки того же гнева, с которым боролся сам.

— Я не знаю, зачем я тебе все это рассказываю. Может, потому что мы с Майклом больше не общаемся, — между нами все кончено. И с нашим школьным психологом, учительницей по гигиене и здоровью, моей «лучшей подругой», как мне тогда казалось, я тоже больше не общаюсь. И все мои друзья сейчас заняты на репетициях к новогоднему балу и на тренировках по волейболу. В волейбол-то мне больше не играть, даже когда малыш родится... —- В горле у нее стоял комок. Упало еще одно домино.

— Маме сейчас очень тяжело. Кроме нее мне теперь и погово-рить-то не с кем, только с тобой. А, может быть, у меня просто такое чувство, что я не знаю, как долго мне еще суждено вести беседы с кем бы то ни было.

— Каролина, доченька, я очень благодарен тебе за доверие. Я был тебе неважным отцом, особенно в последние несколько лет. Но, как и в прошлый раз, я обещаю тебе, что отныне я всегда буду рядом, буду помогать, чем смогу.

Ну вот, сказ ал-таки,. Джейк почувствовал облегчение и с радостью заметил, как опущенные уголки ее губ растянулись в слабую улыбку.

Джейк почувствовал, что нечто важное связано с этой учительницей, о которой упомянула Каролина. Он воспользовался паузой и задал вопрос:

— А почему ты больше не общаешься с этой твоей учительницей?

— Не знаю... не доверяю я ей больше. Видишь ли, я ей рассказала, что у Майкла ВИЧ, и рассказала, как он его заработал. — Джейку очень хотелось спросить, как, но было не время. — И я сказала ей, что не хочу заниматься с Майклом любовью, раз он инфицированный, и что, вообще, подумываю о том, чтобы не углублять наши отношения, но...

— Но что она?

— Дело в том, что она и Майкла консультирует. Она начала говорить, как он меня любит, как он проявил свою любовь, признавшись, что болен, и что я очень обижу его, если не отвечу взаимностью.

— Она прямо так и сказала?

— Ну, я дословно не помню, — огрызнулась Каролина. Джейк отошел и сел в кресло чуть поодаль, чтобы разрядить напряженность. — Общий смысл был такой, такое впечатление у меня осталось после нашей с ней беседы. Она сказала, что воздержание

Е кого-то неплохая стратегия, но секс — это естественное про-жение отношений между мужчиной и женщиной. Вроде как >гие прибегают к нему как к средству, помогающему понять, подходят ли партнеры друг к другу или нет. Это раньше, в старину, люди сначала женились, а потом оказывалось, что они... ну, несовместимы, что ли. В общем, выбор оставался за мной. Главное, не забывать предохраняться. Она сказала, что нет ни плохих, ни хороших решений, что, какое бы решение я ни приняла, оно будет верным, если я буду чувствовать себя комфортно. Я уверена, она действовала из добрых побуждений, но...

— Но...?

— Но тем самым она делала только хуже. Я думала, она сейчас мне скажет: «Ни за что не соглашайся, беги от него подальше» или, по крайней мере, «Дружить — дружи, но ни в коем случае не

спи С ним». Правда, я искренне надеялась, что она именно это

мне и скажет. Она постоянно повторяла, что я должна не изме-

нять себе, держаться своих взглядов и убеждений. А я хотела ус-

лышатъ от нее, каковы же верные взгляды и убеждения.

Каролина смотрела на отца такими молящими глазами, что он

готов был отдать все на свете, лишь бы хоть как-то облегчить ее

страдания.

— Папа, я, честно, не хотела заниматься с ним сексом, правда,

не хотела. И не только из-за того, что боялась заразиться. Мне

просто искренне не хотелось. Ты меня понимаешь?

— Конечно, доченька, прекрасно понимаю.

Чего Джейк никак не мог понять, так это того, как смела эта

училка буквально принуждать его дочь вступать в половую связь,

более того, в связь, грозившую обернуться смертельным исходом,

~ Мисс Биль мне столько всего наговорила, — Каролина осек-

лась, пожалев, что выдала имя преподавательницы, — что у меня

голова кругом пошла. Я не знала, каковы мои взгляды и убежде-

ния, и, даже если бы знала, то где гарантия, что они правильны?

И вообще, если нет ни плохого, ни хорошего, то откуда мне знать,

как поступать и что делать?

Откуда подростку знать, как поступать и что делать? Как во-

обще в наше время человеку это знать?

— Я с ней встречалась за пару часов до того, как Майкл повел

меня к медсестре. — Джейк обратил внимание, что на этот раз Каролина не назвала преподавательницу по имени, но он-то имя этой ведьмы забывать не собирался. — Вечером мы пошли к нему

домой. Его родители уехали отдыхать на все выходные. Он от-

лично подготовился.

Джейк почувствовал тошноту при мысли о таком тщательно

подготовленном плане по лишению его дочки невинности. Но в то

же время он залился краской стыда при воспоминании о том, что

сам разрабатывал подобные проекты в отношении своих знако-

мых девушек, в том числе и Джанет.

. — Он завел меня в родительскую спальню, — при этих словах Каролина вдруг схватилась за живот и повалилась на колени, не

на шутку напугав Джейка. Он соскочил с кресла и бросился к ней. Она схватила Джейка за руку, как тогда, когда она девятилетней девчонкой грохнулась с велосипеда.

— Ой, папа, папа, это было так ужасно. Мне было так страшно! И самое неприятное было видеть свадебную фотографию его родителей на стене. Все казалось таким нелепым, таким неправильным.

Потому что это и было неправильно!

Все внутри Джейка кипело от возмущения! А ведь он сам один из тех, кто всю свою сознательную жизнь пропагандировал вседозволенность и легковесное отношение к сексу. Он так рьяно поддерживал сексуальную революцию, а теперь эта самая революция обернулась против него. Слишком много мертвых тел покрывает поле боя. Мысль о том, что скоро их ряды пополнит его собственная дочь, юная, невинная девочка, была выше его сил.

— Майкл все твердил, что это нормально, что это естественно. До... до самого последнего момента. Я ему говорила, что мне кажется, что мы поступаем нехорошо. А он спбрил со мной и говорил, что учительница и медсестра не стали бы нас обманывать, а они утверждали, что это в порядке вещей. Он все говорил: «Вспомни, где мы достали презервативы. Разве в школе бы стали раздавать то, что вредно для нас? Не веришь мне, так хоть ик послушай».

] Каролина продолжала свою историю, прижавшись к отцу. Глаза ее не отрывались от пола. j

— Он продолжал убеждать меня, что нам не угрожает никакая опасность, что мне станет намного легче, когда все свершится. Он ошибся. Мне не стало легче. Мне казалась, что меня ис-пользовали и предали. И мне казалось, что я ужасная любовница. Я совсем не похожа на девушек из кинофильмов. Он не был со мной нежен, да и я была напугана до смерти. А потом мне стало так стыдно. Ты представить себе не можешь, как мне было стыдно! И оттого, что я была раздета, и оттого, что у меня все так ужасно получилось.

Она снова всхлипнула. Джейк не знал, что делать. Он просто обнимал ее, что есть силы, и гладил по голове.

— Я сразу осознала, что «утрата невинности» — очень правильное выражение. Я, действительно, потеряла что-то бесценное. Все эти любовные романы, которыми мама зачитывается, и которые я в библиотеке беру, все эти фильмы и телесериалы, в них все происходит так красиво и романтично. А на деле... Когда я лишилась невинности, я ощутила такое чувство утраты, будто у меня близкий друг умер. До этого я ей тяготилась, а как ее не стало, я поняла, что потеряла... великое сокровище.

Джейку показалось, что Каролина повторяет чьи-то слова.

То, что я сейчас рассказала, — все это записано в моем дневнике. Я столько раз перечитывала это место, что заучила его наизусть.

Джейк и не знал, что Каролина, как и он, ведет дневник. Сколько еще он не знает о собственной дочке! На глаза ему навернулись слезы, как только он представил, как она среди ночи изливает свое сердце на страницы тетради.

— Но самое странное, — продолжала Каролина, — что я так много думала об этом. Я представляла своего будущего мужа и точно знала, что это будет не Майкл. Мне казалось, что я уже изменила своему мужу. А потом я думала о том, что, возможно, сейчас этот мой будущий муж спит с какой-то девицей, с которой он постоянно будет меня сравнивать.

Каролина горько засмеялась.

— Ну, теперь бояться нечего. Мужа у меня никогда не будет...

Ее задушили рыдания. Джейк склонился над ней, стоя на коленях, и поднял ее потупленное лицо. Ему было важным, чтобы они увидели слезы друг друга. Их слезы слились в единый поток и капали тяжелыми каплями на одежду. Никому из них и в голову не пришло поискать платок или салфетку. Оба были слишком несчастны, чтобы думать об этом.

Джейк чувствовал, что Каролина поведала ему и то, что наверняка утаила от Джанет. Наверное, некоторые вещи девочкам легче обсудить именно с отцами. До этого момента Джейк никогда не задумывался об этом.

— Короче, с тех пор Майкл все время хотел делать ЭТО. Мы занимались этим в машине, один раз даже в здании школы! Со

временем мне стало полегче — точнее, не так ужасно, как в первый раз. Но ни разу не было ничего подобного тому, что показывают в кино. Мне казалось, что мы словно маленькие дети, которые представляют себя Томом Крузом или Мадонной. Смешно даже. Так смешно, что даже грустно.

К этому моменту каждое новое откровение дочери воспринималось отцом как очередной укол новокаина в уже онемевшую челюсть. Он чувствовал иглу, но уже не чувствовал боли.

— Сначала мы всегда пользовались презервативами. Один раз их не оказалось под рукой, но нас это не остановило. Стоит только начать, остановиться уже невозможно. По крайней мере, мы не смогли. Да что говорить! Мы с Майклом и зубы-то чистили через раз и комнаты свои неделями не убирали, — Каролина вновь горько усмехнулась, — так неужели у нас хватит ума на то, чтобы каждый раз прилежно предохраняться?

Сама идея безопасного секса для подростков внезапно показалась Джейку абсурдной и утопичной.

— Каждый раз, когда мисс Биль встречала нас где-нибудь в коридоре, она подмигивала нам и говорила что-нибудь вроде: «Надеюсь, все у вас, ребятки, хорошо!» Она вела себя так, будто это с ее благословения мы вступили в связь. Ее это явно забавляло. Она начала меня раздражать. Однажды на уроке она пошутила о том, что сексом заниматься — сплошное удовольствие, при этом она выразительно посмотрела на меня, словйо ожидая подтверждения. Я готова была провалиться /сквозь землю. Я начала избегать встреч с ней. Последний раз mi|i говорили тогда, когда я сообщила ей, что беременна. Она отнеслась к этому спокойно и сразу предложила сделать аборт. Когда я решила оставить ребенка, она выразила явное неодобрение, давая мне понять, что тем самым я ломаю себе жизнь. Но к тому времени меня ее мнение мало интересовало.

Вот, мой дорогой папочка, чистосердечные откровения твоей непутевой дочери. Я помню, как я перепутала слова на каком-то новогоднем утреннике в пятом классе, а потом прочитала об этом в твоей колонке. Надеюсь* эти мои признания не увидят свет.

Джейка потрясло, что она вдруг припомнила случай шестилет-ней давности, воспоминания о котором изгладились из его памяти без следа. Видимо, он тогда опозорил свою дочку.

— Каролина, доченька, ты для меня безмерно важнее какой-то дурацкой колонки! Я ни за что... Я никогда больше... Прости, что я тогда так... Я не хотел...

— Да я же пошутила. Я знаю, ты такого никогда не сделаешь.

Они помолчали еще с полминуты, и Джейк наконец решился

задать свой заветный вопрос:

— Послушай, ты упомянула, что мисс Биль знала, где Майкл подцепил ВИЧ. Не хочешь рассказать?

— Не хочу. Но если ты настаиваешь, могу и рассказать.

Джейк кивнул и приготовился к худшему.

— Майкл заразился от другого парня. Он точно не знает, от кого. Это самое ужасное - он встречался не с одним десятком разных, и большинство из них он... он даже не знал по имени. — Каролина снова потупилась от стыда за Майкла и, главное, за себя.

— Так Майкл — гомосексуалист?! — Джейк не сумел скрыть потрясения.

— Он говорит, что он не настоящий гомосексуалист, он бисексуал, и что мисс Биль говорит, что бисексуализм — нормальное явление. Она мне то же самое говорила: некоторые рождаются гомосексуалистами, некоторые —- гетеросексуалами, а некоторые — бисексуалами. В этом — многообразие жизни. В этом нет ничего дурного, таков порядок вещей.

— Значит, не существует ни хорошего, ни плохого, ни нравственной ответственности за свои поступки — как удобно... — Джейк проговорил эти слова с горечью и злобой. Если бы сейчас ему в руки попалась колдовская кукла мисс Биль, с каким искренним удовольствием он истыкал бы ее иголками!

— Прошу прощения, разве сейчас передо мной не великий борец за широту взглядов собственной персоной? Разве это не всем известный защитник свободы и либеральных ценностей? Я читала твои колонки о «голубых». Ты сам пишешь, что их образ жизни совершенно приемлем, а кто этого не признает, тот просто-напросто узколобый шовинист.

Каролина, похоже, получала удовольствие от потрясенного вида отца.

— Ну так что, — продолжала она, как бы испытывая его на прочность, — права я или нет?

— Ну, я бы не стал так формулировать, — Джейк начал выкручиваться. Ожидая подобной реакции, Каролина была готова дать отпор. Она потянулась за чем-то на журнальном столике.

— По крайней мере, сейчас я бы выразился иначе.

— Так значит, когда тебя самого коснется, можно и переформулировать?

Такая молоденькая, а уже прекрасно знает, за какие струны дергать. Джейк исполнился гордостью за дочь.

— Можно, чего скрывать. Но дело даже не в словах. Я в последнее время многое переосмысливаю. Но сейчас разговор не обо мне, а о тебе.

— Нет-нет, папочка, разговор именно о тебе, хотя ты об этом, наверное, даже не догадываешься. Я тебя ни в чем не виню, но я должна рассказать, что же произошло. Я не знала, как относиться к тому, что Майкл наполовину голубой. Я чувствовала, что это нехорошо, хотя в школе и учителя, и многие дети считают это нормальным. Меня это мучило. Мучило, потому что я видела, что от этого Майклу один вред. Да й мне тоже. А ведь я тогда еще не знала, насколько серьезными окажутся последствия.

Каролина уставилась вниз, на свои руки. Заметив, как они напряжены, она вытянула их перед собой и встряхнула, чтобы расслабить мышцы.

— Так или иначе, я продолжала убеждать себя, что на самом деле все нормально. Нормально быть «би», нормально пользоваться презервативами, нормально заниматься сексом. С мамой про это говорить было неловко, а позвонить тебе мне даже во сне присниться не могло, но именно к тебе я обратилась за советом.

— Я что-то не понимаю...

- Моя старая добрая папка, - торжествующе проговорила Каролина, извлекая из-под газет на журнальном столике зеленую распухшую тетрадь. — Вообщё-то я держу ее в тумбочке у моей кровати, но, поскольку ты должен был прийти, я принесла ее сюда. Я ведь читала не только ту твою колонку «Последний выход». Я прочла каждое слово, что ты написал за последние три года.

Каролина пристально посмотрела Джейку прямо в глаза и продолжила:

- А что ты удивляешься? После развода тебя и след простыл, так что твои колонки были для меня как письма от отца — регулярно, три раза в неделю.

Джейка переполняли смешаные чувства: и бесконечная нежность, и бесконечная жалость, и бесконечный ужас.

- Так что, когда мне потребовался твой совет, я перелистала мою папку и отметила все места, где ты говоришь о сексе, нравственности, о хорошем и плохом. Ну, помнишь, ты писал, что порнографию запрещать нельзя, так как это нарушает первую поправку о свободе слова и свободе совести; что внебрачные связи -это нормально; что гомосексуализм - это тоже вариант нормы.

Каролина положила свою драгоценную тетрадь Джейку на ко-лени, указывая на разные подчеркнутые места.

Из нее получится прекрасный прокурор.

- Прочитав и изучив все это, я пришла к выводу, что мне надо постараться мыслить шире. Сам понимаешь, кому захочется быть консервативнее собственного отца? Ну, вот к чему привели меня мои широкие взгляды. Я скоро умру.

От беспощадной прямоты и справедливости ее слов Джейку стало трудно дышать.

Каролина говорила спокойно, без злобы, которая выплеснулась на него три недели назад. У нее был умиротворенный вид человека, который высказал, наконец, все накопившееся на душе. Теперь самое тяжелое было позади. Она молча встала, прошла в ванную комнату и закрыла за собой дверь. Джейк услышал, как зашумела вода. Он представил себе, как она всполаскивает свое разгоряченное, умытое слезами лицо.

Слова Каролины задели его за живое. Он почувствовал неодолимое желание покаяться во всех грехах и испросить прощения и поддержки. Но, когда он уже готов был признать свою ответственность за случившееся, произошло что-то непонятное. Он не совсем понял, что это было, но ощутил, будто какая-то неведомая сила, дремавшая где-то на задворках его души, вдруг пробудилась и с немалой мощью выплеснулась на поверхность. Его захлестнула внезапная волна отрицания - и своей ответственности, и своей вины. Его сознание наводнили мысли, принадлежащие ему, но не от него исходившие.

Я не задавался целью написать справочник «Советы для подростков, ищущих прекрасной любви». Я не веду психотерапевтическую колонку вопросов и ответов. Мои публикации предназначались для взрослых людей, сознательных и зрелых, способных видеть мир в целом. Я не могу признать себя виновным в том, что произошло с Каролиной. Виноваты те, кто проводил с ней психологические консультации и раздавал презервативы! Эта школьная медсестра... Эта пресловутая мисс Биль...

Волна самооправдания и самозащиты переросла в сокрушительное цунами, способное стереть с лица земли все, что попадется ей на пути. Она с готовностью подсовывала моей дочери презервативы, предлагала свои услуги поспособствовать аборту. Где она сейчас? Жизнь ее течет своим чередом, а жизнь моей дочери висит на волоске.

Стук открывающейся двери вырвал Джейка из оцепенения. Джейк невольно сгруппировался, готовый отразить внезапную атаку; он словно вновь оказался во Вьетнамских джунглях. Он удивился, увидев в дверях Джанет, и распрямился из своей оборони-телной стойки. Он посмотрел на часы. Как, уже десять?

Джанет, казалось, удивилась не меньше, увидев его в своей гостиной. Она уловила напряжение, висящее в воздухе, и, быстрым взглядом оглянув, комнату, насмерть перепуганным голосом вскрикнула:

— Каролина!!!

— Все нормально, мама, — успокоила дочка. Она только что вышла из ванны, услышав стук двери, и еще вытирала лицо полотенцем, — Я папе сама позвонила. Я ему все рассказала. Я имею в виду, про Майкла и... про вирус.

Джанет удивилась, но вздохнула с облегчением:

— Ну и правильно сделала. Это к лучшему. — Повисла неловкая пауза. — Ну что, ты готова?

— Не совсем. Подожди секундочку, я только накрашусь, — Каролина вновь скрылась в туалете. И хотя Джейк чувствовал себя совершенно раздавленным, у Каролины, похоже, гора упала с плеч.

Джейк и Джанет оказались наедине, оба бледные, усталые и эмоционально истощенные, но у Джейка к этим чувствам примешивалась все нарастающая тихая ярость, проявлению которой мешало только присутствие Джанет. Джейк захотел обнять ее, но снова не решился. Джанет сильно изменилась. На лице появилось много морщин, нижняя губа припухшая, — наверное, оттого, что она ее все время нервно покусывает; глаза заплаканные, но сухие, как будто слез больше не осталось.

С отсутствующим взглядом в пустое пространство Джанет про-. говорила:

— Мы катимся все ниже и ниже.

Джейк кивнул. Они стояли в паре метров друг от друга, ожидая, что другой непременно протянет руки и обнимет. Но ни один из них не чувствовал в себе силы сделать первый шаг.

Прошло еще несколько неловких мгновений, пока Джейк, наконец, не начал прощаться:

— Мне пора, у меня еще кое-какие неотложные дела.

Джанет посмотрела на него пронзительным взглядом, способным разглядеть истину даже сквозь напускное спокойствие. Слишком уж нарочитым казалось это спокойствие. Джанет заметила знакомый огонек в глазах Джейка. Так и есть, Джейк явно взбешен, и кому-то придется поплатиться. Джанет порадовалась тому, что этим человеком окажется не она и не Каролина, но искренне пожалела того, кому придется принять на себя гнев Джейка.

Прежде чем она успела что-либо сказать, он уже был на лестнице. Пока он сбегал по ступеням вниз, злоба в его душе набирала силу и рвалась наружу, подобно лаве, рвущейся к поверхности земли. Джейк спешил: он очень хотел успеть оказаться в нужном месте и перед нужным человеком, когда произойдет из-вержение.

I

Солдат отправился на выполнение неотложного задания, и уже ничто не могло остановить его. Он сжимал в руках руль как автомат, виляя и петляя между машинами, и через пятнадцать минут уже припарковывал свой «Форд» на единственно свободном мес те перед главным входом школы. На бампере стоящего рядом автомобиля он заметил две наклейки «СКАЖИ НАРКОТИКАМ НЕТ» и «ПОМОГИ СВОИМ ДЕТЯМ ВОЗДЕРЖАТЬСЯ ОТ НАРКОТИКОВ». Не обращая внимания на табличку «Только для преподавательского состава», он решительно направился к главному входу. Он был готов встретить врага лицом к лицу.

Выходя из машины, он ударился плечом о дверцу, и теперь пульсирующая боль от удара еще больше разжигала его злобу, давая еще один повод ненавидеть эту пресловутую мисс Биль.

Твердым шагом он прошел по коридору прямо в приемную. Когда он с силой распахнул тяжелую стеклянную дверь, бумаги на столе секретарши разлетелись в разные стороны. Его резкое и неожиданное появление приковало к нему испуганные взгляды всех сотрудниц.

Диана Коос узнала его характерный профиль по портрету в уголке его фирменной колонки. К тому же, пару лет назад она присутствовала на выпускной церемонии, где Джейк произносил пламенную речь.

— Добрый день, мистер Вудс, — проговорила она спокойным голосом, — чем могу помочь?

Ее приветливый тон, направленный на то, чтобы разрядить обстановку, только ускорил взрыв мины замедленного действия. Джейк воспринял ее искреннее участие как насмешку.

— Вы можете помочь мне, если сообщите, где эта ведьма Биль!

*— Мистер Вудс, присядьте, мне кажется, вы не совсем...

— Мне до лампочки* что вам там кажется. Скажите, где ее найти.

Такому неожиданному напору Диана Коос не сумела воспротивиться:

— Судя по всему, у нее сейчас урок здоровья, двести третья аудитория. Через пятнадцать минут — перемена. Я могу организовать встречу, как только она освободится. Вы пока присядьте...

Она немедленно пожалела, что поддалась давлению, поскольку Джейк уже не услышал ее последних слов, — он уже закрывал за собой дверь.

— Постойте, мистер Вудс, сейчас нельзя... Сейчас урок!

— Ничего, сегодня будет короткий день, — огрызнулся Джейк через плечо.

' Он уже бежал к заветному классу. Слоняющиеся по коридору прогульщики в недоумении расступались перед ним. Джейк был в этом крыле только раз - читал лекцию на уроке журналистики в двухсотой аудитории. Ее он нашел сразу, а оттуда и до двести третьей рукой подать. Не замедляя свой стремительный шаг, Джейк распахнул дверь и ворвался в класс.

Он рассчитывал оказаться «на Камчатке», за спиной у учеников. Он надеялся взглянуть учительнице глаза в глаза, сохраняя при этом стратегическую дистанцию. Но он ошибся. Солдат не произвел рекогносцировку местности. Неожиданно для себя Джейк очутился прямо у доски, лицом к лицу с тремя десятками школьников и всего в паре метров от мисс Биль.

Не очень обнадеживающее начало. Джейк стоял у двери, тяжело дыша, пытаясь сориентироваться в сложившейся обстановке. Он обвел взглядом аудиторию. На доске, прямо у его плеча красовалась надпись «СЕКС ХОРОШ, КОГДА ОН БЕЗОПАСЕН И КОГДА ОБА ПАРТНЕРА К НЕМУ ГОТОВЫ». На учительском столе лежали пачки разноцветных презервативов, спираль, колпачок и пара стандартов противозачаточных таблеток. Все это вместе с брошюрами из организации «Планирование семьи» и местного абортария было аккуратно разложено стопочками для демонстрации учащимся. Джейк

сразу узнал эти проспекты, потому что Каролина, сообщая о своей беременности, показывала ему точно такие же.

После неловкой паузы вежливый, но строгий вопрос прозвучал как выстрел:

— Прошу прощения, но у нас здесь урок, - Слишком резкий голос для невысокой худенькой блондинки в элегантном костюме. — Вы кого-то ищете?

— Я отец Каролины Вудс. Мне необходимо с вами переговорить.

— A-а, здравствуйте, мистер Вудс. Очень рада с вами познакомиться, — мисс Биль улыбалась, но в выражении ее лица сквозила неуверенность. — Через пару минут перемена, тогда и поговорим.

— Я не желаю ждать, — Джейк выстрелил и перезарядил, — я намерен переговорить немедля. Кем вы себя возомнили, что посмели всучить моей дочери и ее придурочному дружку пачку своих поганых презервативов?! Теперь она умирает. И в этом ваша вина. Вы вынесли смертный приговор девочке-подростку — ну, как ощущеньице?

На мгновение лицо ее побледнело, но потом залилось густым румянцем.

— Мистер Вудс, я не несу никакой ответственности за решения, принятые вашей дочерью. Я пыталась спасти ей жизнь, помогая вести безопасную половую жизнь. Если бы не я, она заболела бы много раньше. К тому же, — здесь в ход пошла тяжелая артилле-рия, в том, что вас не оказалось с ней рядом, нет моей вины. Так что не надо винить меня в том, что вы были ей плохим отцом.

— Я плохим отцом?! — Это была жестокая правда, но то, что она прозвучала из уст этой женщины, было превыше его сил. — Речь сейчас не обо мне, дражайшая мисс Биль, речь о вас. Именно вы занимались промыванием мозгов моей дочери — да и всех этих ребят, которые наивно полагают, что познают от вас истину, - при этих словах Джейк, возвышаясь над мисс Биль на добрые тридцать сантиметров, картинно махнул рукой в сторону ошарашенных учеников.

— Мистер Вудс, я...

— Вы внушили ей, что воздержание — это нечто нереальное. Вы уверяли ее, что она может спокойно заниматься любовью, если только у нее в кармане будет пачка вашей волшебной резины! Вы как, за комиссионные работаете? Сколько вы имеете со штуки? — Джейк не замечал, что уже кричал. — А может, вы, вообще, владелица презервативового заводика?

Некоторые ахнули, некоторые прыснули в рукав. Джейк почувствовал себя на коне. Двадцать пять старшеклассников следили за происходящим, затаив дыхание, — такого внимания не смог бы добиться ни один учитель, даже если бы он объявил контрольную в конце урока по новому материалу, а проваливших ее пообещал бы сжечь на костре на страх и поучение всем остальным.

— Я образовываю этих детей потому, что они мне небезразличны. А вам, мистер Вудс, хватит прятать голову в песок. Подростки в наше время сексуально активны. Это факт. Так что же, позволить им умирать, или все же постараться сделать все в наших силах, чтобы они избежали этой участи — даже если это не нравится некоторым моралистам, которые не видят дальше собственного носа? — Мисс Биль тоже метила по определенным мишеням.

— Очень благородно с вашей стороны, — парировал Джейк, — только почему-то от СПИДа умирают не эти недальновидные моралисты, а те самые свободомыслящие типы, ратующие за отказ от какого-либо самоконтроля, за потакание всем своим желаниям, живущие под девизом «что естественно, то не безобразно», а также обманутые ими дети и невинные младенцы.