У последней черты

Джейк крадучись пробирался вперед. Он находился уже метрах в ста от избушки. Его преследователи все еще прочесывали кромку леса на полпути к нему.

Джейк двигался на запах, вниз по склону к впадине у подножия холма, где от растаявшего снега образовалось грязевое месиво. Он принялся размазывать холодную грязь по лицу, рукам и одежде, стараясь покрыть себя равномерным слоем, особенно белесые потертые джинсы. Получался отличный камуфляж.

Его особенно беспокоили кроссовки. Он тщательно замазал их на несколько слоев, но любой сучок или обломанная ветка могли сковырнуть подсохшую корку, обнажив внизу белую поверхность, которая разительно выделялась в кромешной тьме. Он теперь жалел, что чересчур просто одевался на работу: если бы на нем были коричневые или черные ботинки, было бы много легче раствориться в темноте. С другой стороны, в кроссовках было удобно передвигаться по лесу. Главное, не засветиться, это может стоить ему жизни.

Джейк присел отдохнуть и восстановить дыхание. Ему казалось, что он снова очутился в азиатских джунглях, только на этот раз вокруг было слишком холодно, а не слишком жарко. Он старался думать о Саттере и Мейхью как о диких зверях, а не как о людях, — при таком подходе воевать легче. Поэтому врагов нередко называют стервятниками или погаными волками. Труднее лишить человека жизни, когда ты понимаешь, что это человек. Мейхью и Саттер были подлецами и негодяями, грязью подзаборной, от которой надо очиститься. И ему, Джейку, предстояло сделать доброе дело: очистить улицы от этой нечисти. Он уже представлял себе, как прикончит их: завладеет их оружием и вышибет им мозги. Он сумеет. Он обязательно сумеет. У него нет иного выхода.

Джейк вдруг заметил, что безлунная, как ему казалось, ночь не такая уж безлунная. Конечно, небо было покрыто тучами, но сквозь них все же начинало пробиваться тусклое сияние ночного светила. Судя по всему, луна сейчас находилась в западной части неба, и довольно низко. Джейк с нетерпением ожидал, когда же она скроется совсем. Как известно, луна всегда на стороне ребят с пушкой. Джейку для исполнения задуманного необходима была полная темнота.

Он сам удивлялся, как быстро глаза его привыкли к ночному мраку: он начал различать не только очертания предметов, но и оттенки света. Прямо как черно-белый телевизор — цвета нет, но есть контраст. ’

Джейк изучил окрестности. У подножия холма, на грязевой жиже его следы были видны как на ладони. Ему нужно было вернуться назад, на мшистый торф, где его ноги оставляли лит*, едва различимые вмятины. А лучше всего ступать по опавшей листве и хвое, уж там-то никаких следов не различить, если ты, конечно, не Чингачгук, а Саттеру и Мейхью до Чингач1ука было далеко! Джейк подобрал короткую палку в два пальца толщиной. Заточив конец подвернувшимся камнем, он сделал из нее подобие кинжала. Теперь за поясом у него торчала палка-нож, а в руке он держал увесистую дубину.

Вдруг прямо на него со стороны избушки начали двигаться два ярких огонька от ручных фонариков. Видимо, Саттер и Мейхью обнаружили его следы на влажной земле, ведущие вдоль охотничьего домика, а затем в лес. Они сразу поняли, что стреляли в пустоту, что Джейк сбил их с толку и углубился в лесную чащу. Следы, по которым они шли, различались от четких отпечатков до более слабых, а порой вообще пропадали, что было спасением для того, кто хочет унести ноги. Но Джейку необходимо было заманить своих преследователей сюда, в грязевое месиво, чтобы исполнить свой замысел.

Два огонька двигались один рядом с другим, значит, Саттер и Мейхью не стали разделяться. Они с трудом различали следы на лесной подстилке, но, натыкаясь на очередной отпечаток, медленно, но верно приближались к Джейку.

Джейк старался не смотреть на свет. Конечно, если он попадется в луч фонаря, живым ему с места не сойти; однако если ему удастся держаться в тени, то тогда уже Саттер и Мейхью будут более уязвимы.

Они уже были в шагах тридцати от него. Они осторожно заглядывали за все более-менее толстые деревья, полагая, что Джейк мог укрыться за одним из них. Время от времени они останавливались, затаив дыхание, и вслушивались в тишину^ Между тем, Джейк отрабатывал движения: как он выхватит свой деревянный нож и как размахнется дубинкой. Он старался добиться четкости и точности в исполнении. Дубинка рассекла темноту с мягким при свистом, как меч. Впрочем, если его деревянное орудие поразит цель, в отличие от меча оно не издаст характерного звука разрубаемой человеческой плоти, — скорее, будет тупой удар, или скрежет поврежденной кости.

Внезапно под ногой у Джейка треснула ветка. Саттер и Мейхью направили свои фонарики прямо на Джейка. Все трое замерли. Их разделяла лишь жиденькая елка. Джейк приготовился к худшему, холодея по мере того, как лучи фонарей медленно приближались к нему. Но вдруг невдалеке послышался громкий хруст. Оба огня тут же переметнулись туда, откуда раздался звук. Джейк не теряя времени нырнул за толстую сосну. Он увидел, как в противоположной от него стороне в лучах света мелькнула пара испуганных глаз. Прогремело пять выстрелов, три из них — из «Магнума». Они прозвучали особенно громко, отзываясь эхом, усиленным темнотой.

Олень замертво рухнул на землю — невинная жертва, обреченная на погибель. Он умер, чтобы Джейк мог жить. Однако опасность едва ли миновала. Еще одна подобная, ошибка может, И будет стоить ему жизни.

Пока Саттер и Мейхью ходили смотреть, что с оленем, Джейк сделал короткую перебежку. У самого края грязевой лужи стояла высокая ель. Ее нижние ветви свисали метрах в семи над землей. Джейк потоптался у подножия и даже отковырял кое-где кусочки мха, чтобы Саттер и Мейхью с легкостью могли обнару-23 У последней черты

жить его следы, а сам, ступая как можно осторожнее по мху и хвое, перебрался к соседнему дереву, которое он выбрал для осуществления своего стратегического плана.

Это была раскидистая сосна с мощными, крепкими ветвями, начинавшимися на уровне человеческого роста. Вскарабкаться на нее было бы делом несложным. Джейк заметил, что наверху ее ветки переплетались с ветвями той самой ели, под которой он натоптал.

Джейк подобрал валявшийся под сосной сук и засунул его сзади за пояс. Впереди же, с правой стороны у него был закреплен его деревянный кинжал, а с левой — дубина, в то время как руки оставались совершенно свободными.

Пока Саттер и Чарли, бросив оленя, искали то место, где они в последний раз видели следы, Джейк взобрался на сосну и осторожно по сплетающимся ветвям перелез с нее на соседнюю ель. Затем он спустился на самые нижние ветки и уселся прямо над тем местом, где особенно явно были видны его следы. Его враги находились шагах в двадцати от него. Джейк вытащил палку, которую он засунул сзади за ремень и швырнул ее вниз.

Он услыхал сухой треск и глухой удар о землю. Саттер и Чарли встрепенулись. Снова раздались выстрелы. Опять 44-й калибр. Два луча света стремительно приближались; Джейк старался не смотреть на огонь. Вот они уже в паре метров. Саттер и Чарли бежали молча. Наконец, они остановились прямо под деревом, где их дожидался Джейк.

Они осматривали землю, разглядывая раскуроченный мох и грязные отпечатки кроссовок. Все, как он задумывал! Его план был прост: прыгнуть сверху на одного из них, попутно зашибая дубиной другого. Но что это? Джейк не увидел двух мужчин. Под елью стоял один Саттер с фонариками в обеих руках. Как он просчитался! Недооценил врага. Чарли, видимо прячется поодаль, на случай, если Джейк нападет на Саттера. Тогда он сможет бить наверняка.

Саттер разглядывал следы, безуспешно пытаясь вычислить, куда они ведут. Он освещал обоими фонариками землю, в то время как Чарли скрывался где-то в темноте. Если Саттер вдруг вздумает осветить крону дерева, Чарли уже не промахнется. Хотя вряд ли Саттеру могло прийти в голову осматривать дерево, ветви на котором начинались так высоко над землей. По крайней мере, Джейку оставалось рассчитывать только на это.

Саттер уже несколько секунд находился прямо под ним. Сначала он присел на корточки, но теперь снова встал. Терять такую возможность было непростительно. Что ж, придется импровизировать. Джейк размахнулся и что есть силы запустил свою дубинку метров за десять — пятнадцать от Саттера. Он надеялся, что она упадет где-нибудь за спиной Чарли, еще того лучше — угодит ему по голове! Не дожидаясь развязки, Джейк выхватил из-за пояса свой «кинжал» и соскользнул вниз. Пока он летел, он услыхал выстрел и только надеялся, что Чарли метил в сторону упавшей дубинки, а не в тень, наваливающуюся сверху на Саттера.

Как чайка, приметившая под водой рыбу, Джейк в краткие мгновения своего падения старался не спускать глаз с Саттера. В последний момент перед столкновением Саттер направил фонарик в сторону выстрела, уверенный, что Чарли, наконец, завершил их охоту. Одно движение с его стороны, и Джейк рухнул бы на землю, как парашютист без парашюта. Но, к счастью, Саттер выжидательно замер на месте, и Джейк всей тяжестью обрушился ему на шею и плечи, обхватив его руками, увлекая за собой. Джейк услышал ужасный хруст — Саттер смягчил его падение страшной для себя ценой.

Первое, что Джейк сделал, приземлившись, он выключил один фонарик и отбросил подальше другой. Он видел, как тот отлетел в сторону, упал и жалобно замигал. Джейк засунул руку Саттеру под пиджак, чтобы достать пистолет, но не обнаружил его. Он судорожно начал обыскивать Саттера, не зная, купится ли Чарли на трюк с фонариком или же начнет палить по подножию ели наугад. Джейк никак не мог нащупать оружия, а время утекало сквозь пальцы.

Саттер, конечно, был выбит из борьбы, хотя он еще находился в сознании. Его стоны привлекут к нему Чарли даже без горящего

фонаря. Джейк подумал было воткнуть свой «нож» Саттеру в грудь, но он был недостаточно остр, так что Джейк не поддался порыву. Он подобрал выключенный фонарик. Он был довольно тяжелый, с длинной металлической ручкой. Джейк размахнулся и ударил Саттера по голове. Стоны прекратились.

Джейк быстро отбежал в сторону. От пули его спасала темнота и неуверенность Чарли в том, от кого теперь исходят звуки — от Джейка или Саттера. Джейк полагал, что Чарли не захочется отчитываться перед своим начальством в том, как он мог подстрелить «своего» человека, охотясь за беглецом.

Джейк спрятался за широким стволом в метрах пяти-шести от Саттера и попытался оценить обстановку. Он лишился дубины, но разжился фонариком, а также вывел из строя половину врагов. Конечно, его положение все еще было незавидным, но, по крайней мере, он имел роскошь сосредоточиться на одном-един-ственном противнике. Такого с ним во Вьетнаме не случалось. Там, за пределами лагеря, ты никогда не знал наверняка, скольким неприятелям ты противостоишь. Расслабляться было нельзя, ибо в любой момент, даже когда тебе казалось, что победа одержана, мог появиться еще один партизан, таившийся в тени лиан, и спокойно пристрелить тебя на месте. Теперь же Джейк остался с врагом один на один.

В глазах у него все еще стояли крути от фонаря, как будто от вспышки фотоаппарата. Джейк старался не смотреть на огонь, пока падал, но свет был слишком ярким. Тем не менее, Джейк разглядел темную фигуру, отделившуюся от массы деревьев. Чарли держал револьвер на вытянутой руке и выглядел собранным и спокойным, как настоящий профессионал. На фоне мерцающих вспышек в глазах Джейка силуэт Чарли проступал довольно четко. Эх, если бы у Джейка был пистолет! Тогда через какое-то мгновение Чарли уже не стоял бы на ногах...

Чарли подобрал оставшийся фонарик и начал светить им вокруг* Джейк затаился за деревом, не меньше полуметра в обхвате. В тот момент он отдал бы все свои сбережения, лишь бы расширить ствол еще сантиметров на десять!

Фонарик продолжал мигать в руке у Чарли, как бы решая, на чью сторону склониться, но, видимо припомнив столь неласковое обращение со стороны Джейка, разгорелся ярким четким огнем. Луч описал дугу и остановился прямо на дереве, за которым прятался Джейк. Единственный луч света во всем лесу упирался сейчас в ствол дерева в десяти шагах от Чарли.

Джейк подумал, что все кончено. Возможно, Чарли заметил торчащую из-за ели измазанную грязью куртку или носки его кроссовок, грязь с которых могла облупиться при падении, и теперь они отчаянно белели среди корней. Джейк не решался даже скосить глаза вниз, на ноги, опасаясь, что малейшее движение может выдать его.

Но тут фонарик снова замигал и под тихую брань хозяина двинулся дальше по кругу. Теперь он освещал землю у ног Чарли. Джейк зажмурился, чтобы восстановить ночное зрение, но его воображение рисовало жалкую картину из плоти и переломанных костей, какую, должно быть, представлял собой Саттер. Он услыхал шепот: «Майкл!». Ни о какой конспирации уже не было и речи. Если преступникам все же удастся уйти, по крайней мере, Джейк знает их имена, чтобы рассказать Олли. Хотя от этого наверняка не будет никакого проку. Джейку уже не нужны были их имена. Ему нужны были они сами. Он должен был разделаться с ними!

Чарли вдруг рассмеялся — холодным, надменным смехом, и, как если бы он точно знал, где притаился Джейк, обратился к нему напрямую:

— Ну надо же, ты, видно, полный идиот! Даже не смог найти его пистолет. Вот он, голубчик, у него за поясом!

За поясом! Ему не хватило доли секунды проверить сатгеровс-кий ремень...

— Давай, Вудс, будь мужчиной! Хватит трусливо прятаться за деревьями, выходи, мы сразимся один на один! — Смешно слышать, как человек, каких-нибудь полчаса назад ведший безоружного пленника во тьму, чтобы пристрелить как собаку, теперь обзывает его же трусом — Тебе все равно не удастся спасти свою

шкуру, Вудс! Давай, выходи, не то мне придется повысить ставки. Я знаю, где живет твоя дочь. Тебе, наверное, без разницы, если я укокошу твою бывшую жену, но вот о дочке, я уверен, ты попереживаешь. Да-да, не удивляйся, я следил за тобой как-то раз, когда ты направлялся к ним на чаек. Их квартирка находится по адресу: Каштановый переулок, дом 219, второй этаж направо; напротив круглосуточный. На машине отсюда — меньше двадцати минут.

Чарли остановился, давая возможность Джейку осознать весь ужас этого откровения. Джейк похолодел.

— Ну, сам подумай, Вудс, в охотничьей избушке телефона нет, до ближайшего автомата — пилить и пилить. Думаешь, тебе удастся вызвать полицию до того, как я разделаюсь с твоей любимой доченькой? Да я еще пивка попью, грабану этот круглосуточный, в пару видеоигр сыграю, и все равно успею пришить девчонку за час до того, как полиция откликнется на вызов. Может, по пути я еще заскочу к тому придурочному и тоже вышибу ему мозги. Не думаю, что он тогда хорошо разглядел мое лицо, но подстраховаться не мешает. Да, пожалуй, я так и сделаю: прикончу обоих! Сперва уродца замочу, потом твою дочару. Или наоборот. Или монетку* кину — кого вперед. Ставлю сто к одному, Вудс, тебе меня не остановить. Сейчас, только кое-что тут подправлю...

Джейк решился выглянуть из-за дерева. Чарли посветил фонариком у своих ног, потом достал из кармана что-то белое. Раздался выстрел, но не такой громкий, как от 44-го калибра, затем другой. Джейк вздрогнул и втянул голову в плечи. Ему сперва показалось, что стреляли в него: наверное, Чарли заметил его прячущегося за деревом.

Но нет, Чарли метил не в Джейка. Он метил в Саттера. Два выстрела в голову с близкого расстояния. Конец профессионала от руки профессионала. Какая злая ирония... Между тем, Чарли завернул пистолет в белый платок и положил обратно в карман. Как странно. Джейк прищурился, пытаясь разглядеть получше, что происходит. Чарли сунул руку в кобуру и вытащил свой «Маг-нум». В ночной тишине раздался щелчок: киллер перезарядил пистолет.

- Ну, я пошел, Вудс. Надеюсь, ты со Своей дочкой помирился. Кстати, я ее увижу минут через двадцать. Передам ей от тебя привет. Поскольку времени у меня вагон, я уже придумал, как ее убить, — ха, Майклу бы понравился этот каламбур! Так вот, времени у меня полно, так что я еще успею с ней позабавиться, прежде чем прострелить ей башку.

Джейк услышал удаляющиеся шаги. В отчаянии он закричал во все горло:

— Эй ты, подонок! Ты все-таки не смог меня прикончить!

Это было весьма рискованно, но ему во что бы то ни стало надо

было задержать Чарли, не дать ему уйти. Он так сжал ручку своего фонарика, что у него свело пальцы и рука онемела. Его порыв был броситься Чарли вдогонку. Он чувствовал, что даже с тремя пулями в груди у него все равно останется достаточно сил, чтобы свернуть ему шею. Джейк был готов погибнуть, но его расчеты должны были быть по-аптекарски точны, иначе погибнет Каролина. И маленький Крис. А может быть, и Джанет, и Сью. Он не мог этого допустить. Джанет с Каролиной и так уже достаточно пострадали по его вине. Теперь для Джейка пришло время защитить их от нависшей опасности. Он обязан исполнить свой долг. Он слишком много задолжал им.

Чарли шарил фонариком по деревьям. За одним из них прятался Джейк. Но тут фонарик снова судорожно замигал и потух. Чарли выругался и с досадой швырнул его на землю.

Луна уже давно скрылась за горизонтом. Тусклый свет от избушки не достигал до этого отдаленного места. В округе больше не было ни домов, ни машин, ни освещенных магистралей. Стояла кромешная тьма. Джейк напряг свой обострившийся слух. Он услышит, если Чарли направится к нему.

Тут Джейк покрылся холодным потом, осознав, почему Чарли не двигался с места. Чарли приучал свои глаза к темноте, тем самым лишая Джейка его последнего преимущества. Чарли вглядывался в деревья, из-за которых он слышал голос Джейка. Он знал, что беглец там, что в «Магнуме» шесть пуль и что на таком расстоянии даже в темноте нельзя промахнуться.

Чарли терпеливо выждал еще, как Джейку показалось, минут десять, хотя на самом деле прошло не больше трех. Наконец, он двинулся вперед. Как оказалось, он был прекрасный следопыт: он шел совершенно неслышно, лишь изредка до Джейка доносился слабый хруст сухой ветки. Джейк чувствовал, что Чарли движется прямо на него. Ему было очень холодно, его шея и плечи болели от удара, полученного при падения, спина затекла от долгого неподвижного стояния за деревом. Он приготовился к прыжку, решив, будь, что будет. Он понимал, что доля секунды может стоить ему жизни. Вполне возможно, через несколько кратких мгновений он перейдет последнюю черту, отделяющую сей брен-ный мир от мира иного.

Джейк дождался идеального момента и, выхватив фонарик, направил его яркий луч прямо, как он рассчитывал, в глаза про-тивнику. Он продержал его в руках лишь секунду, а потом, опасаясь выстрелов, бросил его включенным на землю. Чарли вскрик-нул от неожиданности и от рези в глазах от яркого света, но немедленно открыл огонь.

Джейк перекувыркнулся вокруг дерева и выхватил из-за пояса «кинжал». Чарли потерял ориентацию в пространстве и в панике палил, не переставая, по горящему фонарику, пока, наконец, не попал одной пулей по лампочке. Но в тот же миг он почувствовал под ребром тупой удар деревянного ножа, а горло ему сдавила рука Джейка.

Двое мужчин упали и покатились по земле. Раздалось еще два выстрела, а потом щелчок, долгожданный пустой щелчок. Пуль больше не было. Был бы у Джейка настоящий нож, эта борьба уже закончилась бы, но деревянный кинжал лишь окорябал Чарли кожу.

Он не ослаблял свою хватку вокруг горла Чарли, в то время как тот катался по земле, размахивая руками и ногами, стараясь избавиться от Джейка. Джейк же старался сдавить ему дыхательные пути или сонную артерию, чтобы тот хотя бы потерял сознание. Но Чарли вдруг вывернулся из его рук, все-таки он был много моложе и сильнее Джейка. Он выхватил что-то из-под нгга-нины и как разъяренный бык набросился на Джейка, опрокинув его на спину. В его занесенной над головой руке что-то блеснуло. Сначала Джейку показалось, что это разряженный пистолет, и он поднял левую руку, чтобы защититься. Но он почувствовал не тупой удар жестким предметом, а острую боль. На лицо закапала теплая кровь.

Когда Чарли выдернул нож из его руки, чтобы ударить снова, Джейк закусил губу, вырвался и сделал крюк правой. Он попал Чарли по лицу и сломал ему нос. Одно мгновение, и он уже сидел сверху Чарли и молотил его кулаками куда ни попадя. Он твердил про себя, что Чарли - киллер, что он, возможно, убил его друзей и грозился убить Каролину и маленького Криса. Он бил и бил врага не переставая.

Наконец, он понял, что Чарли потерял сознание. Руки у Джейка были мокрые. Пахло кровью. Неужели он так сильно разукрасил Чарли? Нет, это была его кровь. На Джейка вдруг навалилась страшная усталость. Он терял кровь, много крови. Он вытащил из кармана Чарли носовой платок. Из него выпал пистолет. Еще один пистолет! Чарли совсем забыл о нем, да и Джейк ни разу не вспомнил.

Он перевязал платком свою руку, но этого было недостаточно. Он оторвал подкладку от пиджака Чарли, чтобы заткнуть рану. Ему становилось все труднее двигаться. Силы стремительно утекали вместе с вытекающей кровью. Ему захотелось спать. На подсознательном уровне он понимал, что спать сейчас все равно что спать на морозе: если он заснет, то уже не проснется. Он обмотал

свою рану всем, чем только смог.

Если он умрет здесь, то Чарли рано или поздно придет в себя и скроется. Возможно, он все-таки убьет Каролину. Этого нельзя было допустить. Джейк держал кинжал Чарли в руке. Может, вонзить его этому подонку в сердце? Или перерезать ему горло? В наказание за прошлые преступления и в предотвращение будущих. Он вытащил тот другой пистолет. Может, прикончить его так же, как он прикончил Саттера и, Бог знает, скольких еще!

Но, лежа в темном холодном лесу, Джейк вдруг осознал, что не имеет права суднгь и казнить этих людей, хотя еще полчаса назад он был готов сыграть роль и судьи и палача. За последние два месяца он уже дважды находился у последней черты между этим миром и тем, а через час-другой он, скорее всего, пересечет-таки эту грань. Саттер, к примеру, не был готов перейти в мир иной, и, хотя Джейк считал себя человеком не столь дурным, как Саттер, он все же не был уверен, что был более достоин присутствия Божия, чем те двое.

Мысли внезапно прояснились. Как обидно, что ему приходится умирать. А что бы он делал, если бы знал, что жить ему осталось один день, или месяц, или год? Джейк думал о том, как он все последнее время читал Библию Криса и даже поверил в то, что в ней написано. Он ощутил Его Присутствие. Он думал о Джанет, о том аборте, о своих изменах, о Каролине, о том, каким плохим мужем и отцом он был. Он думал о маме и о том, каким плохим сыном он был ей. Лежа в луже грязи, крови и пота, он впервые осознал собственную бесполезность и ничтожность. Но вместе с тем он испытал новое, неведомое доселе чувство — он прощен! — и в тот же миг в его сердце вошло ощущение мира и покоя. Если ему не суждено было выбраться из этой заварухи живым, если ему суждено было умереть в этом холодном темном лесу, он был благодарен Богу, что Он позволил ему приготовиться к отходу в мир иной.

Джейк понимал, что идти он не сможет. Возможно, он проползет пару-другую метров, но до машины точно не дотянет. Он собрал последние силы, выдернул у Чарли из брюк ремень и как можно крепче стянул ему руки за спиной. Потом он вытащил собственный ремень и перетянул Чарли ноги. Затем он оторвал еще несколько полос материи от пиджака своего пленника и намотал их поверх ремней для дополнительной прочности. Он хотел сделать все возможное для того, чтобы Чарли не смог уйти далеко, даже если сам Джейк не протянет до утра.

Джейк пощупал свою ноющую руку и попытался сильнее затянуть повязку, которая уже была насквозь мокрой. Наверное,

задета артерия. Значит, он точно не жилец. Ему стало стыдно за наследие, которое он оставляет после себя: богатое по людским стандартам, но не стоящее ни гроша по истинным меркам. И даже не смотря на это, его переполняло чувство удивительного покоя, ибо он знал: его вступление в мир иной искуплено и омыто кровью Другого. Джейк вдруг улыбнулся счастливой, безмятежной улыбкой. По крайней мере, за последние пару недель он совершил немало угодного Тому, Чьим мнением теперь он дорожил как ни каким.

И он тут заметил что-то еще. Ему показалось, что он не один в этой тьме. Хотя глаза уже переставали служить ему, и все вокруг было как в тумане, Джейк ощутил чье-то незримое присутствие. Он чувствовал Спасителя в душе и Бога на небесах, но кроме этого с ним рядом находился кто-то почти такой же как он сам — только сильнее. Невидимый глазу союзник пронзал взглядом кромешный мрак и протягивал к израненому бойцу свои руки.

Джейк вдруг услышал какой-то странный звук: как будто где-то вдали хлопнула дверь. За этим таинственным стуком послышался глубокий неземной голос, который звучал удивительно мяг-ко и успокаивающе.

В сознании Джейка замелькали воспоминания детства, как будто кто-то прокручивал перед ним кадры кинохроники. Пальцы, сжимающие повязку, стали слабеть, кровь хлынула с новой силой, но в последний миг перед тем, как потерять сознание, Джейк почувствовал, что чья-то могучая рука с силой передавила его рану.

Джейк открыл глаза и увидел, что он опять в больнице. Неужели он теперь каждые три месяца будет неожиданно для себя просыпаться на больничной койке? Он мысленно улыбнулся собственной шутке и попытался встать. Сил не хватило, но зато стало ясно, что в палате тепло и светло. На стене часы, показывают 14:30. У изголовья кнопка вызова, он потянулся было к ней, но нажимать не стал. Надо самому во всем разобраться. Как он здесь оказался?

В дверь заглянула дежурная медсестра. Она, видимо, просто пробегала мимо, но, увидев широко открытые глаза пациента, на секунду задержалась:

— Добрый день, мистер Вудс! Наконец-то вы пришли в себя. Кое-кто давно жаждет с вами побеседовать. Сейчас ему скажу...

Дверь закрылась только чтобы через пару мгновений с шумом распахнуться перед спешно доедающим бутерброд Чендлером. В другой руке у него был толстый блокнот, так что вряд ли лейтенант собирался ограничиться выражениями сочувствия и пожеланиями скорейшего выздоровления.

Ну что, Джейк, рад видеть тебя на койке, а не в ящике. Долго сюсюкаться не буду, перейдем к делу. Рассказывай с самого начала. Как ты спутался с этими чудесными ребятами и чех'о вы не поделили в темном лесу?

Олли не любил «белых пятен», поэтому сразу потребовал от Джейка объяснений.

Подожди, чего набросился на меня? Сначала сам расскажи, как я здесь очутился. Когда я лежал в луже крови посреди пустынного леса, то приготовился к встрече с прекрасными ангелами, а тут — опять твоя физиономия!

— Тебе просто завидно! В отличие от твоей, моя физиономия затмит любого ангела, что там твои Аполлон! — Олли приосанился и закатил глаза как у греческой статуи. — О том, как ты здесь очутился, поговорим позже. Сначала ты даешь показания, а потом я думаю, стоит ли просвещать тебя по поводу всего остального. Ты забыл, что имеешь дело с полицейским? Ты на мою шею еще одно убийство навесил, так что выкладывай все начистоту.

- Меня трогает твоя деликатность. У меня только один вопрос: где мой лечащий врач, который должен бы сейчас воити и напомнить тебе: «Больной нуждается в отдыхе. Ему сейчас вредно много разговаривать...»?

- Пробегал туг один зануда в белом халате, я ему показал удостоверение, вижу: парниша непонятливый, гундит свое... Что мне оставалось? Надавал ему пинков и запер в шкафу со швабрами. Может, хочешь присоединиться? Нет? Тогда кончай ломаться, рассказывай.

- У тебя талант убеждать людей! - Джейк проговорил эти слова с улыбкой, но в душе у него уже зародилось сомнение. У Чендлера никогда не понятно, где в шутку, где всерьез. Джейк перестал улыбаться и, глубоко вздохнув, произнес: — На самом деле, я должен перед тобой извиниться, Олли.

Опустив глаза на кнопку вызова, Джейк рассказал о внезапном субботнем визите Саттера и Мэйхыо и о подписанном соглашении. Олли прищурился и покачал головой.

- Ну, удостоверения агентов ФБР достать не так трудно. А вот насчет визита в федеральное здание, в главный офис! как-то не верится. Как они могли это устроить? - Лейтенант что-то записал в блокнот и несколько раз обвел кружком.

- Кто-то мог купиться на удостоверения... Может быть, тот сотрудник искренне думал, что помогает секретной операции? Не думаю, что у мафии есть свои люди в ФБР. Просто какой-то лох... — Джейк прикусил язык. Насчет лохов ему бы лучше помолчать.

- Благодарю вас за ценный анализ ситуации, господин следователь, но предоставьте нам самим в этом разобраться. Вы, похоже, так увлеклись, что готовы работу в газете бросить ради частного сыска? Не советую! — Олли говорил с иронией, но видно было, что он очень раздражен. — Что касается ФБР, то я тебе гаранти-

рую: это дело так не оставят. Кое-кому придется распрощаться с тепленьким местечком и наняться в «Макдональдс» полы мыть. И поделом. Они вечно друг от друга прячутся, каждый тихо сам с собою секретничает, проконтролировать толком невозможно, а в результате уровень безопасности снижается.

— Так кто же были Саттер и Мэйхью?

— Кто? Ах, твои лесные братья! Пай-мальчиками их не назовешь. Впрочем, ты уже и сам понял. Сначала ответь: от чьей руки погиб Майкл Фредерикс?

— Майкл Фре... Саттер, что ли? Его Мэйхью убил. А Мэйхью на самом деле зовут вовсе не Мэйхью, а Чарли, но фамилию я не знаю.

— Чарли Намбэг. Звучит, как «набег», правда? Вот набегами он и занимался, и еще кое-чем. Мы взяли у твоих приятелей отпечатки пальцев, проверили по компьютеру, так у Чарли список судимостей не влез в экран! Но каждый раз его выпускали досрочно за отличное поведение. Я бы его запер до конца жизни где-нибудь на Аляске. Впрочем, мне доводилось читать колонку одного известного обозревателя о том, что и в оступившемся члене общества надо видеть человека, достойного уважения, и относиться к нему гуманно. Что, стыдно теперь?

— Мне теперь за многое стыдно, Олли.

Чендлер молча записал что-то в блокнот и посмотрел на Джейка. Глядя ему прямо в глаза, он спросил:

— Чарли говорит, что Фредерикса убил ты.

-Что?!

— Загвоздка в том, что на месте преступления мы нашли тот старый «Вальтер», который ты мне показывал несколько лет назад, а также две гильзы 1943 года. Кстати, Джейк, ты не думал, что пора бы купить новую пушку?

— Ну, да, это мой пистолет, и пули мои. Чарли выкрал заряженный пистолет у меня из машины.

— Интересно, почему ты хранил в машине заряжённый пистолет?

Долго объяснять. Но я не убивал Саттера. Ты, что, не веришь мне?

— Экспертиза показала, что пули, убившие Фредерикса, были выпущены именно из этого пистолета. Пистолет твой, и пальчики на нем — твои. Только твои. Отпечатков Чарли Намбэга и Майкла Фредерикса на нем нет.

— Конечно! Они не брались за пистолет голыми руками, всегда брали через носовой платок, аккуратненько. Они нарочно так делали — не только, чтобы своих отпечатков не оставить, но и чтобы мои не затереть. Саттер мне сам про это рассказывал.

— Чтобы тебя подставить? Неплохой план: пришить кого-нибудь, а потом на тебя свалить, и тогда внезапное исчезновение Вудса полиция восприняла бы как бегство от правосудия. Поймали бы сразу двух зайцев.

Они могли убить Каролину... или Джанет... или маленького Криса... Какой ужас!

— Вот Чарли и подумал: «А чем мой дружище Майкл хуже?», и укокошил его твоим «Вальтером». Зачем засвечивать свой «Маг-нум»? — Олли продолжал уже намного доброжелательнее: — Я-то тебе верю, чего ты так перепугался? Уверяю тебя, что и большинство присяжных скорее поверит журналисту, чем профессиональному киллеру.

— Его будут судить! Как я рад! — встрепенулся Джейк.

— Раньше времени не радуйся. Не исключено, что у него было тяжелое детство, неблагополучная семья, родители-алкоголики, да и Саттер на него плохо влиял, а кроме того, может выясниться, что я недостаточно отчетливо зачитал ему его права во время ареста — и не успеешь оглянуться, как нашего красавчика отпустят на все четыре стороны, и еще и извинятся за грубое обращение при задержании. А если его и посадят, то он несколько лет будет в тепле и заботе смотреть по телевизору детективы, качаться в тюремном тренажерном зале и жрать оплаченные из твоих налогов сосиски* потом выйдет на свободу отдохнувшим и посвежевшим и примется за старое. Если повезет, сырая атмосфера колонии спровоцирует у него артрит на указательном пальце правой руки, и он не сможет заниматься любимым делом, как раньше. Да и ты, может статься, успе-

ешь выйти на пенсию и уедешь доживать век во Флориду — туда ему будет лень за тобой тащиться. Просто пришлет тебе бомбу по почте, да и все. В заключении он многому полезному научится.

— Спасибо, успокоил.

— Просто я — офицер полиции и реально смотрю на жизнь. Не так часто выдается в жизни случай поучить журналиста уму-разуму. А если честно, я очень рад, что не ты прикончил Фредерикса. Смертельное ранение в грудь зачлось бы как «самооборона», но два выстрела в голову с близкого расстояния — тут уж не открутишься, пришьют «преднамеренное» и попробуй, докажи, что ты не верблюд. Твои коллеги разорвали бы нас всех в клочки. Даже если бы удалось доказать, что убитый был младшим братом Сталина, только немножко более гадким — тебя не спасли бы лучшие адвокаты мира.

В голосе Чендлера слышалась горечь: видимо, старые обиды еще не были забыты. Джейк решил перевести разговор на более веселую тему:

— Олли, я тебе честно все рассказал, теперь твоя очередь. Как я очутился в больнице? Кто меня нашел? Я же валялся в лесу, вдали от трассы...

— В больницу тебя привезла «скорая». А нашел тебя я.

-Ты?!!! Как?!!!

— Я старался поддерживать в тебе признаки жизни до самого приезда врачей. Теперь ты должен мне рубашку. Мне пришлось порвать ее, чтобы сделать тебе перевязку. Твое счастье, она была чистая. Как раз на прошлой неделе я устраивал постирушку. А если по справедливости — ты должен мне обед «У Антонио» и полную морозилку шоколадного мороженого. Хотя, если уж совсем по справедливости — ты должен мне дом в пригороде с лужайкой и гаражом на две машины.

— Куплю тебе котлету в «Весельчаке Лу» — и мы в расчете.

— Котлету, луковые кольца и молочный коктейль.

— Идет.

— Тогда договорились.

— И раз ты категорически отказываешься отвечать на мой вопрос, ладно. Не надо. Просто спасибо, и все.

— Когда все остальные репортеришки разделывали меня в пух и прах, ты написал такую шикарную колонку в мою защиту, что они все заткнулись и поджали хвосты. Ты тогда спас меня от увольнения, а мою семью — от голодной смерти. Так что мне было приятно спасти тебе жизнь. Я сделал это от чистого сердца, так что не благодари. А нашел я тебя очень легко.

— Как это — легко?

— Короче... Ты только не обижайся... Дело в том, что я поставил на твою машину радиомаяк.

— Радиомаяк? Это что такое?

— Такая маленькая электронная игрушка, которая посылает бесшумные радиоимпульсы на заданной частоте. Приемник был у меня, и я отслеживал твои перемещения с достаточно высокой точностью благодаря тому, что сила импульса находилась в прямой зависимости от расстояния. Когда я заметил, что твой «Мустанг» мчится прочь из города прямо в дикие прерии, мне подумалось,,что сие неспроста. Почему-то я сразу решил, что ты не на рыбалку отправился. Я звякнул Ребекке, чтобы не ждала меня к ужину, и пустился вдогонку.

— Ты добровольно отказался от ужина! Олли! Ради меня!

— Видишь, как ты меня недооценивал. Теперь-то тебе ясно, что все это время имел дело с настоящим героем?

— Но как ты нашел меня в лесу?

— Радиомаяк вывел меня на твою машину, рядом стояла «Вольво» неизвестной принадлежности. Я сразу понял, что дело нечисто, вынул пушку и обследовал дом. Внутри никого не было, но кое-какие детали показались мне интересными. Например, разбитый фонарь над входом навел меня на мысль, что ты кокнул лампочку и дал деру. Я посветил фонариком — нашел гильзы от «Магнума». Не могу сказать, чтобы очень обрадовался. Следов было много, но только в одном направлении шло сразу три цепочки разных подошв. Я сделал вывод, радушные хозяева решили поиграть с гостем в «догоняшки».

— Так все и было. Олли, ты — гений!

— Ладно, сам знаю. В общем-то, идти по следу было трудно, особенно в зарослях, но вас было трое, и я справился. К счастью, птицы не склевали хлебные крошки, и маленький Чендлер вскоре вышел на Фредерикса. Бедняга был в таком состоянии, будто его метеоритом бабахнуло. У меня прямо живот заболел от такой картины. Спина, шея... Да-а, здорово ты его отделал. Ведь бил-то Фредерикса не Чарли, я правильно понимаю?

Джейк кивнул.

— Неплохо для журналисга-белоручки. Постараюсь тебя не сердить лишнии раз. Думаю, Фредерикс был только рад, когда Чарли пустил ему пулю в голову. Кажется, это сейчас называют «убийством из милосердия»? — Чендлер усмехнулся и покачал головой. — Короче, моей находке позавидовал бы любой следователь: четкие следы на мокрой земле, гильзы, контрольный выстрел в голову, карманный фонарик с отпечатками пальцев, изуродованный труп мужчины в деловом костюме с удостоверением агента ФБР в кармане! У меня в голове немедленно сформировалось несколько гипотез, но времени на их проверку не было. Я знал, что, даже если убитый успел с тобой рассчитаться, его подельник все еще где-то прячется, поскольку иначе перед домом не стояла бы его «Вольвочка».

Я выключил свой фонарик, чтобы не искушать вооруженного противника своей ярко освещенной фигурой, и прислушался. Где-то через полминуты я услышал странный голос. До сих пор мурашки по спине пробегают, когда вспоминаю! Знаешь, что-то типа громкого шепота, но при этом как будто кто-то в трубу говорит. Жуть! Мне все говорят, что это просто вы с Чарли стонали, но дело в том, что когда я вас обнаружил — всего двадцать секунд спустя, не больше! — вы оба были без сознания. А, кроме того, что я — не знаю, какие бывают стоны? Но что бы то ни было, оно спасло тебе жизнь. Чарли бы дожил до утра, ничего бы ему не сделалось, но вот тебе оставалось не больше пяти минут. По крайней мере, так сказали врачи. Знаешь, сколько в тебя влили чужой крови?

— Не знаю.

— И я не знаю, но только при мне они меняли капельницу четыре раза. Тебя ведь всего три часа назад перевели из реанимации в терапию. Врач из «скорой» сказал, что, потеряй ты еще хоть каплю крови, можно было бы и не стараться. Впрочем, мне кажется, что крови у тебя вообще не должно было остаться. Повязка, которую я наложил, промокла насквозь, через нее текло без остановки. Тот же врач сказал, что если бы рану вовремя не перевязали и не придавили, то никакая «скорая» тебе бы не помогла. Хотя я все равно бы обрадовался, услышав их сирену в ночной тишине. Не представляешь, какое это чувство: сидишь в темноте, в грязи и крови, а прямо на тебя на полной скорости мчится сияющая новогодняя елка с истошным приветственным криком! Между прочим, знаешь, как я вызвал «скорую»? По мобильнику. Я же две недели назад купил себе сотовый телефон — и надо же, так он мне хорошо пригодился! Теперь надеюсь, что скоро мне предложат кругленькую сумму за участие в рекламном ролике: «Не будь мобильной связи — лежать бы Джейку в грязи».

— Слушай, можно без твоих дурацких приколов? — Джейк с притворным раздражением махнул рукой на Чендлера, а тот откинул назад голову и захохотал.

Джейк силился вспомнить, что же тогда произошло, в темноте, но на память приходило лишь мучительное сожаление о неиспользованных возможностях, смешанное с восторженным ожиданием новой прекрасной жизни. Он смутно припоминал чье-то лицо, склонившееся над ним, и удивительное спокойствие, установившееся в его душе после этого — наверное, даже будучи без сознания, оц мог ощущать присутствие Чендлера, заботливо перевязывавшего ему раны... Голос Олли вернул Джейка к реальности:

— Вынужден признать, что у меня не было санкции прокурора на установление слежки за твоей машиной. Ты имеешь полное право подать на меня в суд, хотя вряд ли у тебя хватит совести засудить своего спасителя.

— Надо подумать. Если расскажешь, наконец, свою историю про шимпанзе, и если она мне понравится... Но как тебе вообще

пришло в голову нарушить священное право гражданина на личную жизнь и свободу передвижения?

— Интуиция опытного следователя. Или просто тебе повезло. Дело в том, что во время нашей романтической прогулки по парку у меня возникло подозрение, что ты мне нагло врешь. Я имею в виду твой внезапный вопрос про организованную преступность. На самом деле, один мой коллега высказывал такое предположение, но я с тобой его точно не обсуждал, частично потому, что считал причастность мафии к этому делу совершенно невероятной. А раз я с тобой этот вопрос не обсуждал, но ты вдруг меня об этом спрашиваешь, остается единственный разумный вывод: ты от меня что-то скрываешь. А зачем тебе что-то от меня скрывать, если я, фактически, ради тебя это расследование и веду? Я понял, что дело тут нечисто, и решил удостовериться.

— Неужели было настолько очевидно, что я говорю неправду?

— Скажем так: шпиона из тебя не выйдет. Провалишься в первый же день. Что особенно удивительно, если учесть, что ты журналист и по долгу службы должен быть самым отъявленным лгунишкой!

— Прости, что разочаровал тебя! — Джейка немного задело столь явное оскорбление в адрес своей профессии, но он решил не обижаться.

— Не извиняйся. Если бы ты умел лучше врать, мы бы тут с тобой не любезничали. Лежал бы ты посреди дремучего леса рядом с мертвецом в пиджачке и жалел бы о том, что некому навешать лапши на уши, потому что единственный живой собеседник уполз от тебя со связанными руками и ногами и где-то в чаще жует мох и мелких жучков. Так что, оказывается, есть польза от правды и вред от злостного вранья.

— Я это запомню.

Олли вдруг перестал иронично улыбаться и снова открыл блокнот.

— У меня еще не все. Сейчас я тебе такое расскажу, что ты упадешь со своей койки и не встанешь.

— Что? Бутерброды с колбасой подешевели? —■ Джейк еще не успел переключиться на серьезный лад.

— Я не шучу. Это стало известно сегодня, несколько часов назад. Нам удалось найти убийцу твоих друзей.

-Что?!!!

— Следствие не закончено, но он во всем признался.

— Олли, не тяни, кто это?

— Ты его не знаешь. Точно не твои агенты ФБР, впрочем, ты и сам это понял. Дело было так. Рано утром звонит нам один психиатр — с ним ты, кстати, знаком, это доктор Сканлон.

— Да. Знаком. Но почему Сканлон вдруг позвонил в полицию?

— Потому что по закону он обязан сообщать в полицию, если выявит участие кого-то из пациентов в уголовном преступлении. В данном случае он сказал, что на сто процентов ручаться не может, но подозрения очень сильные. Мы вызываем парня на допрос, он все отрицает, но при этом нервничает, странные вещи какие-то говорит. Я снимаю у него отпечатки пальцев и назначаю анализ крови. Пока ждем результатов, он сидит у меня в кабинете — я решил, что, если его отпустить, смоется, и вряд ли мы его опять найдем. Через три часа приходит из лаборатории Джина — моя ассистентка, лапочка такая, ты ее видел — приносит бумажку, и что ты думаешь? ДНК подозреваемого совпадает с ДНК фолликула того волоса, который мы нашли на днище джипа, с точностью до одной миллиардной!

— Да ты что! Олли! Здорово!

— Короче, накрыли голубчика. Но ведь пока он чистосердечно не признается, остается куча невыясненных деталей — а я страшно не люблю «белых пятен»! Пришлось проявить немного изобретательности.

— Изобретательности?

— Вот-вот, изобретательности. Я сказал ему, что все знаю, так что для него будет лучше признаться самому. Упомянул про синие штаны, про ножовку с новым лезвием. Описал, как он подлез под джип, как зацепился бородой за днище, пока ползал на спине от одной тяги к другой. Упомянул, что он нервничал и беспокоился из-за шума от ножовки, что выглядывал из-под машины и проверял, не смотрит ли кто. Я даже показал ему ножовку со смен-

ным резцом — двадцать четыре зубца, кобальтовая сталь — ту, которую купил специально, чтобы засечь время на перепилива-ние, помнишь? Она все еще валялась у меня в ящике, на всякий случай, вот случай и пришел. Надо было видеть лицо нашего подозреваемого! Его всего перекосило! Еще бы: он почему-то решил, что мы нашли свидетеля, который нам все эти подробности и пересказал, и что будто бы мы где-то откопали его ножовку. А я, обрати внимание, ни слова не сказал на этот счет, так что уж не знаю, как ему могло такое в голову прийти.

Джейк смотрел на Олли с деланным осуждением, тщетно пытаясь подавить в себе искреннее восхищение.

— Короче, судя по всему, парниша сделал такой совершенно ни на чем не основанный вывод, и тут его прорвало. Он начал взахлеб рассказывать о всех деталях своего преступления. По-моему, он делал это с радостью и облегчением, как у них принято в группах восстановительной терапии. Может быть, принял меня за психиатра.

Джейк попытался представить доктора Чендлера с золотыми очками в небрежно отставленной руке на фоне яркой приемной, где на столике обманчиво-невинно разложены журналы «Эсквайр». Ничего более нелепого придумать было невозможно. Чтобы отвлечься от странных образов, переполнивших его воображение, Джейк спросил:

— И что дальше? — хотя полагал, что сюрпризы закончились.

— А дальше — угадай, где работает наш саботажник!

— Сдаюсь! — покорно сказал Джейк, чтобы поскорей узнать правильный ответ.

— «Регенте».

— Шутишь?

— Работает в «Регентсе», покупает там всю свою одежду, ведь сотрудникам полагается скидка.

— Так что, в итоге, он тебе рассказал?

— Все. Целый час не умолкал. Вот, в двенадцать только расстались с ним. Если коротко, то дело обстоит так: его мать находилась в коме, лежала в «Линии жизни». Вышел доктор, не помню кто, сообщил, что мать умерла. А на самом деле она еще была жива, по крайней мере, большинство людей ее к мертвым бы не отнесли. Я сам расследую убийства и привык думать: «Смерть есть смерть», но после сегодняшнего разговора с врачом у меня кругозор в этой области весьма расширился. В общем, она была небезнадежна, но на истории болезни была отметка о том, что она — добровольный донор, и кому-то пришло в голову забрать ее сердце и почки для богатеньких пациентов, которым давно не терпелось поправить свое здоровье.

Этот парень был так потрясен известием о смерти матери, что долго и бесцельно бродил по коридорам, но потом увидел издали ее лечащего врача, захотел о чем-то спросить и бросился его догонять. И надо же такому случиться, что тот врач направился прямиком в кабинет доктора Лоуэлла, который находился, между прочим, в другом корпусе. Парню показалось подозрительным то, что врач отправился в столь дальнее путешествие и не стал его окликать. Дело было ночью, доктор хвоста за собой не заметил, а наш Пинкертон притаился под дверью и подслушал разговор этих двух эскулапов. Они, ничего не подозревая, обсуждали пересадку сердца миссис Далингер какому-то воротиле и говорили, что операция уже идет, что адвокат этого толстосума заплатит им ровно через три дня по двести тысяч долларов и что некоему посреднику достанется сто тысяч. Причем складывалось впечатление, что ни один из этой троицы не собирался указывать эти суммы в налоговых декларациях.

Джейк откинулся на подушку и уставился в потолок. Олли остановился.

Прости. Я понимаю, тебе неприятно это все слушать.

— Да ладно. Если собрать вместе все, что я знал от Саттера, Марсдона и из писем Криса, такой поворот событий можно было предвидеть. Просто я не переставал надеяться, что он этого не делал. Рассказывай дальше.

— Наш Джеймс Бонд дождался, пока оба врача вышли из кабинета, обогнал их и как бы невзначай обернулся назад. В ту же секунду он узнал в Лоуэлле человека, которого встречал много лет назад.

— Как это?

— Не буду рассказывать, все равно не поверишь.

— Не тяни! Что за манера у тебя издеваться над больными людьми?

— Шесть лет назад жена этого парня сделала аборт, а спустя два года покончила с собой, и он обвинил во всем гинеколога, который этот аборт проводил. И знаешь, кто был тот доктор? Твой друг. И знаешь кто был наш парень? Тот ненормальный, который напал на Дока четыре года назад в клинике. Помнишь, тот, с татуировкой, про которого мне Джеб рассказывал? Он про поджог ничего не упомянул, но ставлю сто к одному, что тот пожар — его рук дело. Показаний он пока не давал, но это вопрос времени. Если его взяли за убийство, один маленький поджог ничего не изменит. Я его пораскручиваю на эту тему, намекну, что свидетеля нашел, то-се. Признается.

Глаза Чендлера блестели в предвкушении удачной интеллектуальной игры, результатом которой будет саморазоблачение поджигателя и убийцы. Джейк почему-то не разделял его возбуждения. Он с удивлением понял, что не чувствует радости от поимки этого человека, и слушал рассказ Чендлера скорее обреченно, чем с восторгом.

— Когда наш парниша понял, что перед ним тот же самый врач, он потерял над собой контроль. Он просто не мог этого пережить. Ему казалось, что Док убил его дочку, разрушил его брак, довел его жену до самоубийства, а вот теперь вновь вторгся в его жизнь и убил его мать. Он вдруг подумал, что, если бы вовремя отомстил за смерть дочери и жены, врач-убийца хотя бы не смог бы отнять у него маму. Вместо того чтобы наброситься на врачей прямо в коридоре, он затаился и начал разрабатывать план возмездия.

Жажда справедливости переполняли его. Он следил за Доком повсюду, одновременно выбирая орудие убийства: пистолет? нож? яд? В какой-то момент ему вдруг пришла идея предоставить «случаю» назначить момент казни. Мне такая логика не вполне понятна, но суть в том, что он подпилил тяги и стал ждать, когда кара небесная настигнет злодея.

— И когда же он их подпилил?

— В день аварии. Джип был припаркован дальше всех от дома, вы были увлечены матчем, ваши дамы болтали на кухне. До этого ему удалось выяснить, что по воскресеньям этот квартал практически пуст. Он подстраховался на случай, если кто-то увидит его под джипом и спросит, что он там делает. Взял с собой «летающую тарелку» и собирался сказать, что играл в «тарелку», а она залетела под джип. Впрочем, эта хитрость не понадобилась. Он перепилил тяги за десять минут, как я и предполагал, и никто его не заметил.

Наш конспиратор предполагал, что тяги переломятся не раньше, чем через несколько дней. Если никто не пострадает, ладно — он решил, что примет это как знак свыше и перестанет преследовать Лоуэлла. Если вместо самого обидчика погибнет кто-то из членов его семьи, тоже ладно — значит, судьбе было угодно наказать Лоуэлла через потерю близкого человека. Все по справедливости:, ведь Док убил его дочку, жену и мать — пусть теперь узнает, каково жить после такого несчастья. Короче, не зря этот парниша у психиатра лечился, крыша у него съехала капитально. — Олли покрутил пальцем у виска и продолжил: — Но это все его теория. А на самом деле он искренне переживал из-за того, что кроме Дока погиб кто-то еще. Он совсем не ожидал, что вы все втроем залезете в джип.

Джейк с недоумением посмотрел на Чендлера и раскрыл рот, намереваясь уточнить, но тот опередил его:

— Да, да, он сидел в своей машине, припаркованной через два дома от вас. Когда вы отправились в пиццерию, он последовал за вами. Видел все, что случилось на обратном пути. Вместо радости испытал страшный шок. Между прочим, именно он и вызвал «скорую».

— Он?!

— Не теряя ни минуты. Знаешь, Джейк... Он, может быть, и псих, но мне его жалко. Он такое пережил — врагу не пожелаешь, вот и сбрендил. Я не из тех, кто бандитов выгораживает, уж меня душещипательными историями не проймешь. Но этот парень, — Олли тяжело вздохнул, — этот парень просто бедный.

— Как его зовут?

— Какая тебе разница?

— Может, я его знаю.

— Не знаешь. Он не из твоего круга.

— Но все-таки?

Чендлер нехотя открыл блокнот, как будто не помнил имени задержанного, и прочитал безразличным голосом:

— Клэй Далингер. И что это тебе дало?

— Высокий, темные волосы, бородка?

— Точно. Откуда ты...?

— Я его встречал у доктора Сканлона. Мы разговаривали. Он рассказывал про жену и дочку.

— Видишь, как повернулось! — задумчиво произнес Чендлер, глядя в окно. — Мир тесен.

— Да. Тесен.

Джейк опять откинулся на подушку. На него навалилась страшная усталость, он лежал, не в силах шевельнуть рукой или ногой и смотрел в потолок, а видел совсем не потолок, а высокого узколицего мужчину в старых джинсах и стоптанных кроссовках. Джейк представлял, как этот нескладный грустный, на этот раз в синих трико, но в тех же кроссовках подлезает под красный джип Дока. Удивительно, как можно было сидеть напротив человека, которого день и ночь ищешь, и даже не заподозрить его? Господи, да ведь он тогда даже упомянул, что работает в магазине! Джейк вспоминал измученный, медленный голос: «Вы помните число? Я никогда не забуду число», и представлял женщину в домашнем платье, глотающую таблетки одну за другой, пока в бутылочке ничего не осталось... «Я потерял ее, мою Джанет. Потерял из-за этого аборта».

Клэй потерял свою Джанет, потому что уговорил ее на аборт. Уже одного этого было достаточно для того, чтобы Джейк чувствовал странную близость к этому совершенно чужому человеку, который к тому же лишил жизни Дока и Криса. И что он тогда сказал? «Расскажи мужчинам, что нам все время врут. Сначала врут женам, потом нам, а правду узнаешь, когда уже слишком поздно». Джейк вдруг вспомнил ту странную фразу в конце разговора: «И потом про маму все врут».

— «И потом про маму все врут»! — Джейк произнес эту фразу вслух, впервые осознав ее смысл.

— Что? — спросил Олли, который терпеливо ждал, пока Джейк закончит размышлять над услышанным.

— Так. Ничего. Я очень рад, что ты нашел убийцу. Только мне очень жаль, что им оказался Клэй.

— Не говори. Совсем запутался бедняга. И ни один адвокат ему не поможет. Даже если он откажется от своих показаний, анализ ДНК доказывает его виновность на сто процентов. Так что «Ре-гентсу» придется искать нового сотрудника.

Всего месяц назад Джейк готов был своими руками удушить злодея, лишившего его двух лучших друзей, а сейчас в голове было совсем иное. Он вспоминал несчастного Хьюка, отправившегося в горы мстить за смерть близких. Оба они, Хьюк и Клэй, потеряли трех самых любимых человек — тех, кого должны были беречь, но не уберегли. Оба сосредоточили свою ненависть на одном обидчике. Оба поклялись расправиться с врагом любой ценой и поставили на карту все, что имели, ради справедливости. В каком-то смысле, Клэй достиг того, к чему стремился. Про Хьюка Джейк так и не узнал ничего, хотя в то время искренне желал ему успеха. Джейк не испытывал ненависти к Клэю. Разве можно ненавидеть того, кого понимаешь?

— И только одна пггука у меня никуда не укладывается, — нарушил тишину Олли.

— Какая?

— Желтая карточка, с которой все и началось.

— Так разве не Клэй ее послал?

— В том-то и дело, что нет. Пальчики не его, да и сам он ни слова не упомянул о письме в редакцию газеты «Трибьюн». Я сказал ему, что кто-то его подозревал, скорее всего, женщина. Он даже засмеялся, мол, бьггь не может. Я достал карточку, так он чуть со стула не упал. Явно видел ее в первый раз и воспринял как привет из загробного мира. Короче, нам еще будет о чем погово-

рить, а пока я прощаюсь, отдыхай. Пойду, выпущу твоего доктора из шкафа, а то он и стучать перестал. А потом, к тебе целая очередь, и я обещал долго не засиживаться.

— Если ко мне Чарли Намбег со своим адвокатом, то попроси их зайти попозже.

Олли добродушно рассмеялся и распахнул дверь в коридор. В ту же секунду в палату влетели Джанет и Каролина. Каролина первой оказалась у кровати, обхватила отца обеими руками и попыталась прижать к себе, путаясь в идущих от Джейка проводах и трубках.

- Папа, папочка, ты живой!!! - Каролина плакала и смеялась, а Джейк думал, что теперь, даже если умрет, то умрет счастливым, потому что дочка его любит и называет «папочка».

Джанет с улыбкой смотрела на них, а потом робко дотянулась до его правой руки и легонько пожала. Неужели она все еще любит его — после всего, что он сделал ей... и всего, чего не сделал?

Джейк вспомнил, как неловко они чувствовали себя в точно такой же ситуации три месяца назад. Для Джанет он был «человеком из прошлого», источником горьких воспоминаний. Для него Джанет была живым укором, от которого хотелось загородиться глупой бравадой. Им нечего было сказать друг другу, кроме неуверенного «привет» и облегченного «пока». А Каролина тогда вообще не пришла его проведать. Как все изменилось! По щекам всех троих текли слезы радости.

Олли снисходительно наблюдал за ними, не говоря ни слова. В палату вошла медсестра, увидела двух посетительниц у кровати больного и уже открыла рот, чтобы попросить всех покинуть помещение, но тут встретилась глазами с Джейком и осеклась. Взяв Олли за рукав, она вместе с полицейским тихонько вышла из палаты и притворила дверь. В этот момент потусторонний глас, неслышный никому в мрачном мире, но гремящий в небесах подобно раскатам грома, возвестил исполнение древнего пророчества: «Он обратит сердца отцов к детям, и сердца детей к отцам их».

Две недели спустя Джейку сняли фиксирующую повязку и разрешили больше не носить руку на косынке. Он с наслаждением залез под душ, радуясь забытой свободе движений. То, что раньше казалось естественным, теперь осознавалось как дар свыше, и он не уставал благодарить Бога за множество мелких радостей, облегчавших его жизнь.

Сью подарила ему календарь, где каждому дню соответствовало определенное место из Священного Писания, триста шестьдесят пять чтений были подобраны так, что человек за год мог повторить все основные постулаты христианской веры. По вечерам он располагался в своем любимом кресле и с упоением читал Библию. Это была все та же черная Библия Криса, с пометками и подчеркиваниями — Сью отказалась взять ее назад. По совету Сью Джейк всегда заканчивал чтение молитвой и каждый раз, поднимаясь с колен, ощущал незнакомое ранее чувство: его любят.

Кларенс читал Библию по тому же календарю, а потому предложил Джейку обсуждать прочитанное. Они улучали минутку в середине дня и вместе размышляли о великих истинах и маленьких откровениях, а также о том, как прочитанное может изменить их жизнь. Кларенс всегда настаивал, чтобы они обсуждали не только три-четыре стиха, отведенные на тот день, но и контекст, из которого они были взяты, и Джейк нередко удивлялся тому, насколько глубже оказывается этот подход. Кларенс теперь называл его «братом», и Джейку это было приятно. Однажды он признался Кларенсу, что никогда не подозревал, как интересно читать Библию, а тот с улыбкой заметил: «Любая книга кажется интересней, если автор — твой близкий друг».

Другие коллеги свыклись с новым Джейком Вудсом, некоторые даже говорили, что им больше нравится его новое амплуа. Те немногие, кто так и не мог простить ему «предательства», вынуждены были признать, что его колонки стали логичнее, острее и популярнее. Он с удивлением обнаружил, что среди журналистов было не так мало верующих, но до «странных перемен» в Джейке они боялись открыто говорить о своих убеждениях. Теперь они постепенно выходили из укрытий, заявляя о своей поддержке.

У него изменились вкусы. Сью давала ему послушать записи церковных песнопений, христианский рок и Негритянские евангельские гимны в стиле «соул». С тех пор в era доме зазвучали новые мелодии, он пел «Аллилуйя!», когда брился, и «Всевышнему слава», когда ложился спать. Один альбом ему особенно понравился, и по сохранившейся этикетке он вышел на христианский книжный магазин. Надо же, он раньше даже не слышал о его существовании! Придя туда поискать диски с музыкой, Джейк заинтересовался книгами, и провел два часа за чтением. Не решившись сразу сделать покупку, он обратился за советом к Сью, а она немедленно предложила ему сначала посмотреть книги Криса, ведь среди них могут оказаться те, которые привлекли его в магазине. Он с усмешкой вспоминал расхожие стереотипы: «Образованный человек смотрит «Новости», чтобы быть в курсе политических событий»; «Образованный человек следит за прессой»; «Образованный человек смотрит новые фильмы в день премьеры» и так далее. Окунувшись в мир «иной» литературы, Джейк наконец понял, что телевидение, кино, газеты, журналы, бульварное чтиво нисколько не способствовали его духовному развитию, скорее — наоборот. В голове у него накопилось немало мусора вперемешку с популярными клише и избитыми выражениями, его разум застоялся и отвык думать. Газеты повторяли одно и то же изо дня в день, менялись лишь имена и место событий. В Библии, в христианской литературе он ежедневно открывал для себя что-то новое, непостижимое, неожиданное, глубокое, настоящее. Впервые за много лет его «серое вещество» вдруг заработало. Приятное ощущение, что и говорить!

В своем дневнике Джейк писал: «Я чувствую себя капитаном корабля, научившимся определять курс по звездам. До сих пор я ориентировался по облакам, судно мое сбилось с пути и кружило без всякой цели... Ах, как это хорошо - иметь четкую цель и исправный компас!». Он словно стоял одной ногой в ином мире, от этого было немного трудно ходить, но эта неловкость компенсировалась невыразимым душевным покоем и блаженством. Реальность двух царств осознавалась им с полной силой, существование добра и зла казалось очевидным, грохот духовных сражении отчетливо проступал сквозь шум мирской суеты. В лицах одних людей он различал сияние небес, в лицах других — отблески адского пламени. Он надеялся, что острота ощущений не притупится, и торопился записать в дневник каждую мелочь. Стиль его письма тоже изменился: раньше это были записки для себя, дневник был способом самопознания; теперь он словно писал ежедневные послания Кому-то, Кто любит его и готов подсказать выход из трудных ситуаций. «Я столько раз возвращался мыслями к чудесным дням, которые мы с Крисом провели вместе. Теперь мои Мыслиустрелыены в грядущее, к тем куда более чудесным дням, которые нам суждены в вечности». Джейк мечтал, как вдвоем со старым другом будет лазить по небесным горам, блуждать по небесному лесу и перепрыгивать через небесные ручьи — совсем как в далеком детстве... Джейк заговорщицки улыбнулся незримому Собеседнику. На небесах должно быть весело, интересно — а те, кто распространяет сказки о скучном рае, просто глупцы или злодеи!

Крис... Он знал, как жить, и знал, как умирать. Джейк не знал ни того, ни другого, но надеялся, что скоро всему научится. По крайней мере, он уже определил верную дорогу, и сделал первый неуверенный шажок в нужном направлении. Джейк вспоминал, как они встретились в Бангкоке, как Крис, прибыв на место встречи первым, озирался по сторонам, а Джейк незаметно подкрался сзади и обхватил друга с криком: «Привет, братан!». Братан. У этого слова появился новый смысл, намного более глубокий, чем даже у воевавших в «горячей точке» солдат. Джейк закрыл глаза и вслух произнес:

— Мы обязательно увидимся, братан! Вот ты обрадуешься!

— Я уже радуюсь, братан! — неслышно откликнулся голос из иного мира.

— И я радуюсь вместе с вами! — эхом отозвался некто, высокий и могучий, незримо стоящий на страже рядом с Джейком.

— И Я... - нежно добавил Тот, Кто возлюбил мир и жаждал спасения каждого из его обитателей.

Джейк неподвижно сидел за столом. Сэнди тайком следила за ним из-за монитора и видела, как его взгляд 1то и дело останавливается на фотографии Каролины. Снимок был совсем недавний, дочь сидит рядом с отцом, оба смеются. Лицо Джейка светлело в те мгновения, когда он смотрел на портрет дочери, а потом, когда он возвращался к вороху читательских писем, вновь тускнело и гасло. Сэнди привыкла наблюдать за любимым обозревателем и научилась улавливать малейшие изменения в его состоянии. Впрочем, теперь даже Неспециалисту было видно, что Вудс стал со-всем другим человеком. Каждый раз, когда при ней начинали злословить о Джейке и иронизировать над его «новым имиджем», она отчаянно защищала коллегу. Сэнди была уверена, что это у Джейка временно, что смерть близких многих делает религиозными. Постепенно он оправится, придет в себя, и все будет, как прежде. Поживем — увидим.

Последняя из скандальных колонок вышла всего четыре дня назад и называлась «Невыдуманная история о Клэе Далингере». Джейк писал о мужчинах, переживших смерть ребенка, в том числе, в результате аборта; и о том, что боль утраты порождает в них ненависть и жажду мести. В общем-то, колонка была ответом на «сенсацию», которую «Трибьюн» вынесла на первую полосу: «Противник абортов расправился с врачом и предпринимателем». Джейк писал о том, что броский заголовок вводит читателей в заблуждение. Если бы автор статьи потрудился навести справки, то выяснил бы, что Далингер никогда не принимал участия ни в одном пикете и не пожертвовал в фонд «Права на жизнь» ни одного цента. Он не был ни активистом, ни даже пассивным членом движения за тотальный запрет абортов в штате Орегон и по всей стране. Он даже не подписывал ни одного открытого письма сенатору или губернатору. Нет, он был просто отцом, лишившимся дочери. После этого Джейк приводил историю о Хьюке.

«Зачем он пишет все это? Зачем выгораживает человека, убившего двух его лучших друзей?» — недоумевали некоторые. Но в том-то и дело, что Джейк никого не выгораживал и не обвинял.

Он всего лишь хотел привлечь внимание к тому, что стремление мужчины защищать жену и детей определяется не разумом, а самыми основными инстинктами, и потому тот, кто не сумел уберечь родных от беды, пытается разными способами избавиться от чувства вины.

Вудс также напоминал читателям, что двадцать пять лет назад американские солдаты возвращались на Родину под улюлюканье толпы и истеричные крики: «Детоубийцы!». Газеты взахлеб превозносили идеалы пацифизма и ценность человеческой жизни, но те же самые журналисты с тем же усердием отстаивали право на убийство крошечных нерожденных младенцев. «Не пора ли нам, — спрашивал Джейк в конце колонки, — начать придерживаться тех нравственных норм, в верности которым мы с пеной у рта клялись, обманывая как себя, так и читателей?»

Короче говоря, колонка не прошла незамеченной.

Положительные отзывы были, но таких опять оказалось меньшинство. Большинство же с негодованием требовали прекратить вредные публикации в защиту уголовника, поскольку они могут вызвать рост преступности. Сторонники абортов и феминистки угрожали «Трибьюн» бойкотом, и настаивали на публикации официальных извинений от редакции и от Вудса лично. Некоторые коллеги и бывшие приятели написали письмо руководству газетной компании с просьбой уволить Вудса по статье «профнепригодность». Ну, а из мультикультурного комитета его выставили, не дожидаясь директивы сверху, против изгнания проголосовали только Кларенс, Джесс и Мисти.

Работать стало трудно, вокруг бушевала страшная буря человеческих эмоций, волны перехлестывали через тонкую стенку и окатывали Джейка с ног до головы ледяными брызгами. И в то же время, Джейку казалось, что он попал в самое сердце урагана: вокруг с ревом проносятся обломки домов и вырванные из земли деревья, а хрупкому человеку ничего не делается.

В ту пятницу Джейк уже собрался уходить, как вдруг раздался звонок по внутренней линии. Это была Элен из службы охраны.

— Джейк, к вам посетитель. Говорит, что он из полиции!!!

24 У последней черты

— Большой, толстый, с хриплым голосом и пятнами от кетчупа на рубашке?

— Наверное, это тот, о ком вы думаете... Он говорит, что его зовут Нэш Бриджес.

— Скажи, пусть подождет. Ходят тут всякие. Сейчас спущусь и проверю у него удостоверение.

Чендлеру попало от начальства за разглашение следственных данных «посторонним». Он сказал Джейку, что теперь выйдет на контакт только после завершения расследования, и исчез. Сам Джейк, конечно, не осмеливался звонить при таких обстоятельствах. Со времени их последней встречи в больнице минуло иб-чти три недели, и Джейк порядком соскучился по грубоватым шуткам и метким замечаниям своего друга. /

Поспешно сунув в папку несколько бумаг, Джейк сгреб со стола в ящик письма читателей, которые только что разделил на три неравные кучки: «Смерть предателю!», «Слава герою!» и «Что с вами, бедненький?». Какая разница, все равно Джанет и Каролина его любят и ждут к ужину. С несвойственной ему ранее улыбкой счастливого семьянина Джейк направился к лифту.

Пригнувшись, Джейк перебежками от колонны к колонне подкрался к вахте. Элен сидела у турникета за стеклом, а Олли стоял к ней спиной и смотрел на проезжавшие перед зданием машины. Джейк неожиданно выпрыгнул из-за будки охранницы и с победным криком ткнул полицейского в бок. Элен взвизгнула, а Олли закатил глаза и покачал головой.

— На будущее запомни: опасно так шутить с вооруженными людьми, — Чендлер говорил почти с жалостью. — Тебе повезло, г что у меня железные нервы.

— Запомню, господин лейтенант! — виновато сказал Джейк. — Чем обязан? Помнится, ты журналистов на дух не переносишь, а тут — идешь прямо в логово...

— Да вот, решил на экскурсию попроситься, пока ты еще работаешь.

Элен неловко отвела глаза. Она была как раз из тех, кто с восторгом принимал все новые колонки Джейка, и не стеснялась

открыто говорить о своей поддержке. Никогда не знаешь, где найдешь новых друзей!

— Меня так просто не выживешь! — беззаботно сказал Джейк, больше для Элен, чем для Чендлера.

Они вместе прошли к выходу. Олли, уже другим голосом, заговорил о причине визита:

— Неожиданный поворот в деле. Я решил, что тебе надо знать. Пройдемся.

Он распахнул дверь, пропуская Джейка вперед. Февральский холод ударил в лицо, колючие ледяные иголочки вонзились в щеки. Зима отказывалась сдаваться перед уже близкой весной.

•— Интересно. Что, у Клэя обнаружился сообщник? — спросил Джейк наугад и, поежившись, поднял капюшон куртки.

— Хуже. Ни за что не угадаешь.

Начинается. Олли в своем репертуаре.

— Да ладно тебе. Что случилось?

— Клэй не убивал Дока.

Джейк в недоумении остановился.

— То есть как?

— Он совершил попытку убийства, подпилив тяги, и в результате нанес тяжкие телесные повреждения. Однако прикончил Дока совсем другой человек.

— Олли, что ты говоришь?

— Помнишь, когда умерла мать Клэя, он пошел за ее лечащим врачом, чтобы что-то спросить, а в итоге подслушал их с Доком разговор?

— Конечно.

— Оказывается, это был доктор Симпсон.

— Симпсон?!

У Джейка закружилась голова. Краткая встреча в коридоре реанимации, у палаты Дока... Два месяца спустя — почти случайный разговор под больничной пальмой...

— Клэй долго не мог вспомнить его имя, но потом я догадался дать ему список всех врачей из «Линии жизни», и он выбрал фамилию «Симпсон». M^i предположили, что он и есть тот кол-

лега доктора Лоуэлла, о котором шла речь в компьютерных файлах, и установили наружное, наблюдение. Угадай, на кого он нас вывел? ^

Джейк вздохнул.

— Элвис Пресли? Джон Кеннеди?

— Не угадал. Мэри Энн, секретарша Дока. Он передавал ей деньги, важные документы, получал какие-то конверты. Мы проверили дамочку. Выяснилось, что она — чистой воды подстава; У Дока работала секретарша, старательная, исполнительная, все было спокойно, вдруг на нее как снег на голову сваливается фан-тастическое предложение — правда, в другом городе, но зато зарплата вдвое выше. Конечно, это все было подстроено на деньги мафии. Девушка тут же увольняется, уезжает, больница начинает срочно искать замену, а тут — Мэри Энн. Ее сразу же приняли. А на самом деле ее задачей было взять под контроль Лоуэлла, Симпсона и, вообще, всю эту катавасию с пересадками органов, чтобы без неожиданностей было. Между прочим, она оказалась лучшей подругой твоих приятелей из ФБР. Наверное, в одной разведшколе учились...

Олли хохотнул. Видимо, он уже перестал сердиться на Джейка за прокол с «ФБР» и начал видеть в этом происшествии забавные стороны.

— Так значит, Мэри Энн и Симпсон...

— Примерно через месяц после смерти миссис Далингер Симпсон получил солидную сумму зато, что продвинул вверх по списку одного пациента. Они с Мэри Энн провернули это дело уже без Лоуэлла. Все сошло с рук: Симпсон выступил на заседании комитета, навесил ребятам лапшу на уши, ни у кого вопросов не возникло.

Джейк остановился и провел рукой по лбу.

— Мэри Энн! И Симпсон! Невероятно.

— Невероятное еще впереди. Дело в том, что Симпсон не просто продвинул клиента вверх по списку. Он нашел ему донорское сердце. Отличненькое, свеженькое, здоровенькое, и группа крови совпала. Угадай, чье?

Джейк уже все понял, но не хотел себе в этом признаться.

—Чье? — спросил он слабым голосом, словно надеялся, что Олли не расслышит вопроса.

— Твоего друга. Доктора Лоуэлла.

Джейк обхватил голову руками, закрыл глаза.

— Когда мы заинтересовались Симпсоном, мне показалось уме

стным допросить медсестер из реанимации. Ну, я к женщинам подход знаю! — Олли состроил взгляд, достойный самого Дон Жуана. — И вот, после трех-четырех приятных, но совершенно бесполезных бесед, входит ко мне некая Роберта Бендер. Имя тебе ни о чем не говорит? -

— Фамилия — нет, но я встречал медсестру, которую звали Роберта. Два раза с ней сталкивался в больнице. Нервная такая...

— Еще бы не нервная. Она так ждала этого разговора! Так ждала, что кто-нибудь когда-нибудь наконец-то догадается задать ей все эти вопросы! И можешь себе представить, я-то собирался повыспросить ее про мать Клэя, а в ответ мисс Роберта выкладывает мне совершенно другую, но еще более интересную историю! Видишь ли, она как раз дежурила в то утро, когда скончался Лоуэлл. Она лично проверила его состояние. Клянется, что все трубки были на месте и надежно закреплены, а сам больной спал глубоким сном под воздействием огромной дозы лекарств. Всего пару минут спустя, — Олли сделал торжественную паузу... — всего пару минут спустя в палату срочно мчится реанимационная бригада, два врача и три медсестры проводят кучу мероприятий по оживлению пациента, но вскоре выносят диагноз «смерть мозга» и объявляют Лоуэлла ДТСС — «донорским трупом с сохранившимся сердцебиением». Роберта входит в палату и видит, что в руке у Лоуэлла зажата интубационная трубка, а все вокруг кричат: «Больной сам себя экстубировал! Какой нелепый несчастный случай!». Она не могла поверить своим ушам. Этого просто не могло быть. Но единственным человеком, успевшим побывать в палате за те несколько минут между посещением медсестры и прибытием бригады, был... Угадай, кто.

— Симпсон?! — выдохнул Джейк.

— Он! — с удовлетворением подтвердил Олли. — С учетом все-го, что мы уже знали о Симпсоне, было нетрудно уговорить про-нурора выдать ордер на арест нашего доброго доктора. Но и это еще не все. Ты не все знаешь о мисс Роберте.

— Что, что еще?

— Подумай. Мне кажется, намного полезнее, когда человек сам приходит к верному выводу. Это развивает интеллект и повышает чувство собственного достоинства...

— Прекрати!!!

— Ну, ты что-то совсем стал дерганый. Ладно. Помнишь ту желтую карточку? Это Роберта ее послала.

— Роберта?!

— Она. Помнишь, там были частички красного лака? Все совпало.

— Но откуда она узнала про подпиленные тяги?

— А она не знала про тяги.

— Как, не знала про тяги?

— Так. Не знала про тяги, и все.

— Тогда почему она написала, что авария произошла не случайно?

— А она ни слова не писала про аварию, мой дорогой друг Ватсон. Она написала: «Это не был несчастный случай», имея в виду несчастный случай с доктором Лоуэллом, якобы экстубировавшем самого себя.

Почему она написала об этом мне? И почему так неконкретно? Почему не пошла в полицию?

— Боялась. Сомневалась. Не хотела показаться доносчицей. Она надеялась, что в больницу придет заинтересованный человек, начнет сам задавать вопросы, все и выяснится. Видишь, она же не видела, как Симпсон выдергивал трубку, она просто подозревала, что это его рук дело. С коллегами ей было страшно на эту тему заговорить, а про тебя знала, что вы с Доком были друзья. Решила послать тебе письмо, предполагая, что ты заявишь в полицию, начнется расследование, в реанимацию придет следователь и начнет беседовать с персоналом... А в результате

никто не приходил целых три месяца, она вся извелась. Так что скажу без ложной скромности, Роберта была безумно рада моему появлению.

— Олли, я тебе не говорил, но я видел ее перед Рождеством.

Я тогда заходил в больницу в надежде найти какую-нибудь зацепку... Наткнулся на Роберту, она, между прочим, сразу... Какой же я идиот! Она сразу предложила поговорить! Оца нервничала и хотела мне все рассказать, а я подумал, что она просто так, и тут как раз отвлекся на... Олли, я идиот. На Симпсона. Джейк готов был провалиться сквозь землю. Он вспомнил, как побледнел Симпсон, услышав слова: «Это не был несчастный случай». — Олли, получается, если бы я сразу понял истинный смысл записки...

—То мы бы никогда не выяснили, что Клэй пытался убить Дока. Мы бы узнали, что медсестра подозревает доктора Симпсона в преднамеренном убийстве, но доказательств у нас бы не было, он . бы все отрицал, и дело бы закрыли за отсутствием состава преступления. Мы бы никогда не поймали убийц - ни того, ни другого. Иногда полезно быть идиотом! — Олли подмигнул Джейку.

Ирония судьбы?

Они шли по тротуару, и Джейк размышлял о том, что мог бы никогда не узнать истину. Как хорошо, что Роберта написала такую непонятную записку! Удивительно, как часто мы ошибаемся, принимая кажущееся за действительное. В последние недели Джейк все чаще убеждался в этом, а также в том, что даже самые трагические ошибки порой оборачиваются в нашу пользу. Слава Богу.

—Я еще про Симпсона недорассказал, — вновь заговорил Олли. — Я его привез в отделение, посадил прямо перед собой и начал рассказывать ему занятные истории. Упомянул о переводе крупных сумм на его счет, показал справочку из банка. Перечислил, сколько раз за последний месяц он встречался с Мэри Энн, где и когда эти встречи проходили. Потом я красочно описал, как он выдернул трубку из гортани своего коллеги и приятеля... Здесь он, по-моему, меня неправильно понял, и у него сложилось впе-

чатление, будто у полиции имеются свидетельские показания медсестры, которая все видела... Короче, он впал в глубокий шок, я ему не стал мешать, посмотрел пару минут, как он корчится, а потом предложил назвать пару имен и тем заработать снисхождение присяжных. Он открыл рот и давай сыпать на меня имена, явки, фамилии — начиная, кажется, с детского сада. Я несколько раз напоминал, что он имеет право хранить молчание до приезда адвоката, но тщетно. Что же мне было делать, рот ему заткнуть? Видишь, он так понадеялся на мои слова о возможном снисхождении, что завяз по самые уши. Признался во всем. Выложил нам такое, о чем мы даже и не подозревали. А уж про трубку — тем более.

Олли вдруг перестал улыбаться.

— Знаешь, что он мне сказал? Интересно, как ты к этому отнесешься. Вроде как трубку он выдернул ради блага больного. Вроде как дал шанс Доку умереть с достоинством, а то ведь бедняга не имел шансов на полное выздоровление, пришлось бы доживать остаток дней инвалидом, а это так мучительно. А, кроме того, как врач, Док только обрадовался бы, узнав что его сердце спасло жизнь и вернуло здоровье хорошему человеку. Не говоря уже о том, что коек в больнице не хватает, а Док занимал целую палату. Полежал немного, хватит, пора и честь знать. В общем, я сказал Симпсону, что глубоко тронут его вниманием к чувствам больных людей, и поместил его портрет на стене своего кабинета прямо между Матерью Терезой и Флоренс Найтингейл.

— И что теперь будет с Симпсоном?

— У строим ему очную ставку с Мэри Энн, потом дадим каждому из них возможность рассказать о другом как можно больше гадостей. Посмотрим, кто из них выведет нас на крупную рыбу. Думаю, Мэри Энн. У меня такое впечатление, что она даже твоего дружка Чарли за пояс заткнет.

Джейк шагал, глядя вниз на следы, оставленные на свежем снегу незнакомыми людьми. Там, где прозрачная белизна расступалась, проглядывали островки асфальта с до боли знакомыми трещинами. Только-только он сумел примириться с произошедшим, как вдруг все оказывается еще сложнее. Получается, к убий-ству Дока причастны двое. Один — несчастный мужчина, решивший отомстить за смерть дочери, жены и матери. Второй — хладнокровный палач, поступивший с Доком так же, как тот поступал со своими жертвами. Джейку вспомнились слова из Библии, которые читал накануне: «Что человек посеет, то он и пожнет».

Джейк думал и про Мэри Энн. Неудивительно, что она могла позволить себе такие дорогие вещи. Одно бриллиантовое ожерелье чего стоило! Его передернуло от мысли, что они могли стать любовниками. Зачем она пыталась соблазнить его? До сих пор он объяснял ее настойчивость своими мужскими чарами, но теперь стало ясно, что дело было совсем в другом. Она бы выведала у него все, что можно, полученную информацию использовала бы в интересах мафии, а горе-следователя направила бы по ложному следу. Это было бы хуже, чем прокол с ФБР.

Благодарю Тебя, Господи, уберег меня тогда... И тебе, Крис, спасибо. Не зря ты мне проповедовал...

— Ты думаешь, у меня все? Как бы не так. — хрипловатый голос Чендлера перебил растерянные мысли Джейка. — Помнишь волну убийств, из-за которой я не мог заниматься твоим делом? Тогда, помимо обычных уличных разборок и убийств с целью ограбления, мы зарегистрировали несколько загадочных смертей людей убивали без видимых причин. Вспомнил?

— Конечно. Неужели есть отношение к гибели моих друзей?

— Видимо, да.

— Но как?..

— Мы сразу подозревали, что те убийства неслучайны, тем более что некоторые жертвы были застрелены из одного и того же пистолета. Однако мы не могли найти связь между жертвами, а потому и на преступников выйти не получалось. Нам неожиданно помог разговорившийся Симпсон, который обмолвился о... Я навел кое-какие справки и... Угадай, что я выяснил.

— Сдаюсь.

— До чего ты скучный. За последние четыре месяца из стоявших в очереди на донорские органы в «Линии жизни» погибло

трое человек. У меня сложилось впечатление, что в то время как Лоуэлл и Симпсон корректировали списки изнутри, кто-то помогал им снаружи. Врачи об этом, видимо, не догадывались, но заказчик не сидел сложа руки: старался своими методами приблизить богатого пациента к заветному органу. Это все еще требуется доказать, но случайностью те три смерти не назовешь.

— Невероятно. — Джейк не замечал, что каждый раз повторяет одно и то же слово.

— А отсюда Мы прямиком переходим к заключительной и самой интересной части моего повествования. Ты не устал? Готов слушать дальше? Или отложим до завтра? Нет? Ну, ладно. Среди нераскрытых убийств оставалось еще три смерти. Молодые люди из приличных семей, обеспеченные, но в очереди на органы не стояли, совершенно здоровые парни. Друг с другом знакомы не были. Пока я проверял списки очередников, мне в голову пришла гениальная мысль. Я позвонил в пару мест, то-се, короче — достал еще один списочек. Оказывается, связь между этими ребятами все-таки имелась. Слышал, может быть, есть в городе такая организация, называется «Податели жизни». Это, в общем-то, большой холодильник, где хранятся донорские органы, и они ведут активную рекламную кампанию в газетах и на телевидении, вербуя добровольных доноров.

— Да, они и у нас в «Трибьюн» печатали свое объявление: «Допиши одну строчку в свое завещание! Спасешь чужую жизнь — и собственную душу!». — Итак, эти «яппи» никогда не встречались и ничего не знали друг о друге, однако их объединяло одно: альтруизм. Все трое решили, что, действительно, в мир иной старую печенку все равно не заберешь, так почему бы не завещать свои органы тем, кто в них нуждается, и в прошлом году зарегистрировались в организации «Податели жизни» как добровольные доноры. Маленькая деталь: все трое были убиты таким образом, что ни один из жизненно важных органов не пострадал, а на место происшествия во всех трех случаях кто-то немедленно вызывал «скорую». Кстати, звонивших так и не нашли.

— Ты хочешь сказать...

— Именно. Представь, что тебе нужен жизненно важный орган, и тебя ставят в очередь под номером 856. Как ускорить процесс ожидания? Есть, по меньшей мере, три способа. Во-первых, дать взятку доктору и подняться вверх по списку в обход менее предприимчивых пациентов. Во-вторых, уменьшить общее число очередников, стоящих впереди тебя. В-третьих, увеличить число доноров с нужной группой крови. Спрос определяет предложение. Доказательств пока нет, но если мне не составило особого труда достать список доноров с группами крови, телефонами и адресами, значит, то же могли сделать и другие.

Джейк беспомощно смотрел на Чендлера, надеясь, что это было его последнее откровение. Тот молча ковырял ботинком снег на краю тротуара, потом поднял глаза.

— Что, не ожидал такого? Прекрасная была идея: все равно каждый год тысячи здоровых мужчин и женщин гибнут от несчастных случаев, так почему бы не использовать ставшие ненужными органы для спасения реальных жизней? Жадность все испортила. Наверное, нет такого доброго дела, которое нельзя было бы запоганить.

Джейк что-то промычал в знак согласия, потом вдруг заговорил быстро, с горячностью:

— Знаешь, Олли, я все время думал, что Крис преувеличивает, что во всем только плохое видит, а теперь понимаю: он был прав, да, прав! Наша страна отказалась от нравственных норм, по которым жили многие поколения, и теперь каждый стал сам себе голова. Будто и не было никогда добра и зла. Нынче все сами для себя определяют, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Так нельзя, Олли, так нельзя!

Полицейский пожал плечами.

— Ты, что, меня агитируешь? Я это все и без тебя знаю. Забыл, где я работаю?

— Ты прав. Да. Знаешь, когда впервые зашел разговор о мафии, я их боялся. Думал, нет ничего страшнее, чем те, кому закон не писан. А сейчас я по-другому думаю. Страшнее всего те, кто закон все время меняет. Ведь когда закон изменили, все как

бы живут по правилам, как бы честно, а на самом деле — творят ужасные преступления. Новый закон принимается для самоуспокоения, но так нельзя. Если метр — это сто сантиметров, а ярд — это шестьдесят шесть дюймов, то с этим ничего не поделаешь. Хоть в лепешку разбейся, а метр — он метр и есть, правда?

— Ну-у, Сократ, ты что-то разошелся...

— Я много думал, Олли. Я понимаю, что люди состоят из стереотипов, и эти стереотипы определяют их поведение. Но важно, чтобы в основе стереотипов лежали неизменные принципы, истина. В этом я вижу свое призвание. Не знаю, сколько мне еще лет отведено, но свои оставшиеся годы я хочу посвятить истине. Мне плевать, что обо мне болтают. Пусть ругают, пусть угрожают, пусть обзывают. Пусть! Христос сказал: «Истина сделает вас свободными». Я хочу быть свободным, во что бы то ни стало. Мне все равно, какой ярлык на меня навесят: либерал, консерватор, мне все равно. Для меня главное — писать честно, и я для этого все сделаю. — Джейк на секунду замолчал, потом добавил: — Если мне никак не избежать участия в «заговоре общих ценностей», пусть это будут истинные ценности, а не ложные. Мы стоим у последней черты, Олли. Страшно будет, если не успеем...

Чендлер смотрел на друга с удивлением, стараясь понять: то ли Джейк всерьез, то ли у него начался бред на почве недавнего сотрясения мозга. Не решаясь заговорить, он шагал рядом с Джейком, стараясь не наступать на трещины в асфальте, и вздыхал. Наконец, он спросил:

— Джейк, ты сейчас не занят? Дело в том, что по долгу службы я обязан известить о последних результатах расследования вдову доктора Лоуэлла. Мне не хотелось бы делать это по телефону, а одному с ней разговаривать тоже как-то... Поедем вместе?

— Конечно, какой разговор!

Первым побуждением Джейка было сослаться на множество важных дел и отказаться. Три-четыре месяца назад он бы именно так и поступил, но сейчас все было по-другому. Он чувствовал ответственность перед Бетси, которой предстояло услышать шокирующие известия. Кто, как не он, должен поддержать ее в такую минуту? Плохо только, что Джанет с Каролиной ждут его к ужину, а он, как в старые времена, будет отговариваться «срочным делом»...

Джейк позвонил Джанет и объяснил ситуацию. Она не успела ничего сказать, как он поспешно предложил перенести «ужин втроем» на завтра. Даже лучше: завтра суббота, он придет пораньше и посидит у них подольше. Он принесет с собой ее любимый фильм с Хамфри Богартом, можно будет вместе посмотреть... Джанет так растерялась, что даже не успела разочароваться.

— Ну, хорошо, тогда до завтра. Мы с Каролиной будем очень ждать, — неуверенно сказала она, и в ответ услышала давно забытое:

— Целую!

Джейк пришел к Джанет и Каролине около полудня с букетом розовых гвоздик, мешком лимонов к чаю, коробкой дорогого печенья и видеокассетой с фотографией влюбленных Хамфри Богарда и Ингрид Бергман на обложке. Джанет, не веря своим глазам, схватила кассету. «Касабланка», новое издание. Даже не из проката! Купил новую, ей в подарок.

Все втроем они плюхнулись на диван и стали смотреть фильм, причем Джейк ни разу не пожаловался на медленное развитие сюжета и отсутствие цвета. После сеанса Каролина попросила папу послушать ее доклад о журналистике, и он был искренне удивлен способностями дочери: ее речь была правильной, четкой и несколько ироничной, как у отца, но манера изложения - мягкой и доброжелательной, как у матери. Слушая голос Каролины, Джейк мысленно благодарил Бога за то, что ВИЧ еще никак не проявил себя. Врачи уверяли, что ребенок родится здоровым, так что остается только ждать июня и надеяться на лучшее.

На днях Каролине звонила женщина из организации, связанной с усыновлением детей, и предлагала отдать ребенка на воспитание в полную семью. Каролина растерялась. Она еще не привыкла к тому, что ей надо принимать важные решения, думать не только о себе, брать ответственность за будущее маленького человечка, растущего внутри. Та женщина говорила с ней осторожно, но напомнила о ее неизлечимой болезни, о предстоящих затратах, о возрасте бабушки и дедушки. По словам Джанет, Каролина выслушала все очень внимательно, а потом сказала: «Да, неизвестно, сколько лет я проживу, но и вы не знаете, сколько вам еще осталось. Вдруг вы завтра под машину попадете. Почему бы вам своих детей не отдать кому-нибудь?», и трубку бросила. Сама еще ребенок - что там, девочка-подросток! — а разговаривает, как взрослая, и о глубоких вещах задумывается, и сильная такая, не каждая взрослая женщина так сможет.

Джанет испекла свои фирменные булочки с корицей. Теплый, сладкий аромат наполнял квартиру, и Джейк в нетерпении топтался у двери кухни в ожидании первого кусочка «на пробу». Он уже почти забыл, какое это лакомство, а тут набросился, как голодный волчонок, и не мог остановиться, пока блюдо не опустело. Допив остатки молока из стакана, Джейк откинулся на спинку дивана и застонал от удовольствия. Последний раз он объедался до боли в животе, кажется, в восьмилетием возрасте...

Джанет принесла настольную игру «Бейкер-стрит, 221-Б», и трое детективов расследовали страшные преступления до половины пятого, болтая и смеясь. Потом кто-то позвонил Каролине, и она ушла с телефоном к себе в комнату. Перед тем как закрыть дверь, она обернулась на папу с мамой, сидящих на диване совсем близко друг к другу, и улыбнулась счастливой улыбкой. Джанет стряхнула с Джейка прицепившуюся крошку от булочки. Ее рука прикоснулась к его плечу как раз в том месте, где два с половиной месяца назад скользили изящные пальчики Мэри Энн. Джейк вспомнил, как его тогда охватило страстное желание обладать той чужой и порочной женщиной. Он подумал, что прикосновение любящей жены доставляет намного больше радости, и еще раз поблагодарил Бога за Джанет.

Он рассказывал про Бетси, про то, как они с Чендлером ездили к ней. Джанет уже успела позвонить подруге до прихода Джей-ка, и все это знала, но все равно хотела послушать, что расскажет он. Джейк заметил, что по воскресеньям тот трагический день вспоминается особенно остро, и, хотя со времени аварии прошло уже пятнадцать недель, завтрашнее воскресенье могло оказаться для Бетси невыносимым. Он и сам удивлялся своему беспокойству о вдове друга. Раньше он перекладывал на Джанет все заботы о ближних, а сейчас думал, что надо бы написать Бетси письмо, сводить ее куда-нибудь. Он обрадовался, услышав, что насчет завтра Джанет успела договориться со Сью: три подруги соберутся у нее и вместе пообедают. В то же время Джейк не считал, что

можно на этом успокоиться, он строил планы пригласить к себе детей Дока и Бетси, особенно Молли. Можно взять Молли и Каролину, и втроем сходить на матч или в кино, в кафе посидеть...

— Знаешь, я все думаю про Мэйхью, — заговорил Джейк, глядя на Джанет. — Он убил Саттера из того трофейного «Вальтера», который отец привез из нацистской Германии. А ведь вся эта история напоминает ужасы фашистских концлагерей, эксперименты врачей-убийц. Одних людей отправляют на смерть, другим даруют жизнь. Расчленяют человеческое тело на запчасти. Во имя медицины и социальной эволюции издеваются над женщинами и детьми. Наживаются на всем этом. Док погиб так же, как его жертвы. И Саттер, смотри — его застрелили из фашистского пистолета, фашистской пулей. И кто? Современный фашист. Я на днях как раз читал: надо делать людям то, что хочешь, чтобы делали тебе. Вот и получается: Доку и Саттеру сделали то, что они делали другим.

Джанет кивнула. Под ее внимательным взглядом он расслабился и даже улыбнулся. Надо же, он забыл, как с ней приятно разговаривать.

— А ведь люди совсем не меняются, — задумчиво продолжил он. — И новое время не так-то сильно отличается от старого. Добро и зло как были добром и злом, так и остались.

Он опять поднял глаза на Джанет. Как с ней легко! Какая она родная, близкая! Он набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком в воду, и быстро заговорил:

— Я вот тут решил... Короче, завтра с утра... я собираюсь... Э-э-э... В общем, хочу сходить в ту церковь, куда ходили Сью и Крис.

— В ту церковь... куда ходили Сью и Крис? В церковь? Замечательно... — Джанет с трудом пыталась скрыть удивление, Джейк заметил это и немедленно начал оправдываться:

— Видишь ли, меня маленький Крис все время просит. Разве можно этому мальчику отказать? Я и так, хотя согласился, давно откладывал. И вот я подумал... Я подумал, не пойти ли нам вместе.

— Джейк, я же не была в церкви двадцать лет. Только разве что на...

— На свадьбах и на похоронах. Знаю. Я тоже. Но мне кажется, пора это дело менять. Только один я... боюсь, что ли. И вообще, у меня такое чувство, что нам это надо обоим. Пойдешь со мной? Если не хочешь, я не настаиваю. Ничего страшного.

— Да что ты, Джейк, я с радостью! Конечно.

— А я у мамы был сегодня. — После согласия Джанет Джейк опять расслабился и разулыбался, не замечая, что опять удивил ее. — И знаешь, там был один дед, его все звали «дядя Джим», хотя ему лет сто. Он работал в «Чикаго трибьюн». В сороковые годы был военным корреспондентом в оккупированной Европе. Представляешь, Лондон бомбят, а он по городу бегает и новости записывает! И представляешь, он брал интервью у самого Уинстона Черчилля! Потрясающий мужик. Я-то туда приехал лекцию читать о журналистике, но когда он все это мне рассказал... Я говорю: «Да неужели я должен перед такими людьми объяснять, кто такие репортеры? Дядя Джим должен лекцию читать, а мы все послушаем». Он, кстати, выпускает там свою газету! Рассказывает в ней о стариках, которые живут в доме престарелых, я читал — не мог оторваться. Один знаешь кем был? Военным летчиком в Первую мировую войну. В Первую! Летал на бомбардировщике. А одна бабуля — учительницей всю жизнь проработала в сельской школе, но школа была, представляешь, одна комната на все классы, это еще до Великой депрессии, а при этом половина ее выпускников поступили в колледжи и университеты. Мама меня потом с ней познакомила. И с летчиком тоже. А потом мы с мамой и дядей Джимом пили чай, и мне кажется, Джанет, он в нее по уши влюбился! — Джейк рассмеялся и добавил: — Можешь себе представить счастье мамы: за одним столом с ней сидел знаменитый сын, которым она безумно гордится, и галантный кавалер, который явно набивается в женихи!

Джейк сел к Джанет поближе. Она не отодвинулась, и тогда он обхватил ее рукой за плечи, потом наклонился к ее уху и прошептал:

— Она была в таком хорошем расположении духа, что я признался ей в страшной тайне. Я подтвердил, что мы с Доком и Крисом, действительно, курили в сарае. — Джейк опять расхохотался. — Видела бы ты ее лицо! Короче, я и ее пригласил в церковь. Завтра втроем поедем, ты не против?

Джанет раскрыла рот, но не сразу нашлась, что ответить. Наконец, она сказала:

— Конечно, не против! Можно вместе за ней заехать.

Джейк хлопнул себя по колену.

— Здорово! Я не знал, как ты отнесешься. Конечно, у нас получится как бы... не совсем уж романтическое свидание: идем в церковь, да еще с мамой...

Джанет рассмеялась. Она не слышала слово «свидание» уже двадцать лет. Джейк загадочно улыбался. Удивляешься мне? Подожди, скоро я тебя приглашу на свидание в консультации у доктора Сканлона. Тогда ты точно решишь, что я спятил. Джанет не умела читать мысли, но догадалась, что еще не все, и просто сказала:

— Я рада, Джейк. Мне тоже казалось, что пора изменить жизнь. Мне было так тяжело и... холодно. За Каролину постоянно беспокоилась. Мне очень хотелось найти поддержку, найти что-то лучшее. Церковь — это прекрасно.

— Так ты не против, правда? Знаешь, я на днях встречался с Аланом Вебером. Помнишь, пастор из церкви Криса? Мы посидели, поговорили. Отличный парень, отличный. Умный, понимающий. Я наконец понял, почему Крис так любил его.

Джанет попыталась вспомнить, когда Джейк раньше называл какого-нибудь пастора «умным», «понимающим» или «отличным парнем», и не смогла.

— Меня Алан пригласил на семинар для мужчин. Это через неделю. Я не совсем понял, о чем там будут говорить, но хочу съездить. Может быть, с Кларенсом вмест^. Называется, знаешь, как? «Верные слову». Интересно, да?

Джанет не знала, что сказать, и просто кивнула. Джейк с воодушевлением продолжил:

красивее, чем даже много лет назад, когда они были еще совсем юными. Он смотрел и смотрел на нее, словно пытаясь заглянуть ей в сердце.

— Ну что ж. Пойдем пешком. А по дороге ты расскажешь мне свои сны за неделю, — Джейк сказал последние слова без всякой иронии, с нежной искренней улыбкой.

— Потом не жалуйся! Твое счастье, я их не записываю, половину позабывала.

— Одевайся, а я быстренько скажу Каролине насчет завтрашнего дня.

Джейк приоткрыл дверь к дочке, она уже давно положила трубку и, затаив дыхание, слушала, как родители воркуют на диване. Рядом с ней лежала новая коричневая папка, в которой она собирала новые отцовские колонки. Ей казалось странным хранить их вместе со старыми. Джейк присел перед Каролиной, взял за обе руки, как в детстве. Джанет не расслышала его слов, но в открытую дверь увидела, как дочка бросилась отцу на шею с радостным криком: «Идите, идите!». У Джанет навернулись слезы. Бедная девочка, она так мечтала, что папа с мамой опять будут вместе. Джейк, видимо, теперь спрашивал дочку про воскресенье, а та кивала изо всех сил.

Через несколько минут Джейк и Джанет в шапках и варежках, в толстых куртках с поднятыми капюшонами вышли из дома и направились по дорожке через двор. Снег только что перестал идти, по нему еще никто не ходил. Каждый след казался первым шагом человечества по земле. Джейк обнял Джанет за плечи и прижал к себе — так они и шли, слившись в один темный силуэт на фоне белого покрывала, и воображали, что их никто не видит.

Но это было не так.

Далеко-далеко, в прекрасном мире ликовали ангелы и святые, и больше всех — тот, чей голос Джейк и Джанет узнали бы без труда, если бы они могли расслышать его через завесу.

И близко-близко, на втором этаже многоквартирного дома ликовала семнадцатилетняя девочка — та, кто давно мечтала увидеть их так близко друг к другу, и теперь плакала от нежданно

— И вот еще что. Как ты думаешь, а Каролина с нами согласится пойти? Это я опять про церковь.

— Конечно, согласится, — обрадовалась Джанет. — С папочкой она хоть на край света. Только ты сам ее попроси.

— Ладно, — с готовностью сказал Джейк. — А ты со мной не хотела бы поужинать? Я знаю отличное место, называется «Весельчак Лу». Но только ты и я, вдвоем. Как?

— Пойдем, конечно. Когда?

— Сегодня. Сейчас. Пока ты не передумала.

— А Каролина? Мы же собирались ужинать дома...

— Каролина будет только рада за нас.

Джанет вдруг хитро улыбнулась.

— А давай, как раньше, бросим монетку. Кто проиграл, тот платит.

Она вынула из кошелька гривенник и подбросила в воздух.

— Решка! — со смехом крикнул Джейк, й монетка приземлилась решкой вверх на гладкую поверхность журнального столика.

— Ты выиграл. Я плачуу.

— Нет, — вдруг очень серьезно сказал Джейк. — Я выиграл, мне и решать, кто платит. И я решил, что плачуу я. На самом деле, я должен тебе много, много ужинов. Мы так давно не были в ресторане, Джанет.

Джанет посмотрела ему прямо в глаза, и впервые в жизни он не отвел взгляд. Раньше ему мешали заносчивость — он не считал нужным долго смотреть на жену, и стыд — он был слишком виноват перед нею.

— Джейк...

— Что?

— Давай пойдем пешком. Не бери машину, — вдруг предложила Джанет.

— Но тут идти минут двадцать, а на улице холодно.

— Ничего. Оденемся потеплее.

От ее глаз лучиками разбегались мелкие морщинки, и на лбу пролегли глубокие складочки, но Джейку она казалась моложе и

свалившейся на нее счастья. В этот самый момент она впервые ощутила движение новой жизни внутри нее и провела рукой по животу, пытаясь поймать извне это нежное прикосновение.

Родители свернули за угол, но их дочь продолжала смотреть на двойную цепочку следов на белом снегу...

История, рассказанная мной в этой книге, вымышлена. В ней содержится много реальных фактов, все они — результат тщательных исследований, но эти факты переплетаются с вымышленными обстоятельствами и персонажами. Газета, изображенная в моей повести, — собирательный образ, созданный на основе изучения нескольких американских газетных компаний, она не является изображением какой-либо конкретной газеты. Хотя некоторые события, связанные с работой редакции, случались в действительности, в них участвовали совсем другие люди, и происходило все не там и не так. Отдельные детали были изменены, и сами события приспособлены к сюжету повести. Все персонажи; выведенные мной в этой книге, также являются вымышленными.

Что касается событий и диалогов, относящихся к жизни после смерти, то они все вымышлены мною от первого до последнего слова. Прямо и косвенно Священное Писание указывает на образы мира иного, и оттуда можно почерпнуть немало информации о рае и аде, это и помогло мне столь ярко вообразить происходящее там. Тем не менее, я не претендую на точность описаний и не утверждаю, что мы можем достоверно знать мельчайшие детали жизни после смерти. Я. верю, что Господь позволяет нам мечтать и фантазировать, несмотря на очевидные недостатки нашего ограниченного разума. Иисус Христос однозначно говорит, что вечная обитель Его последователей — на небесах, а не на земле. Этот настоящий дом ожидает нас, и мы, вспоминая о приготовленных для нас чертогах, чувствуем прилив духовных сил и начинаем по-иному смотреть на жизнь. В современном западном мире «сегодня» и «сейчас» обрели огромную власть над умами, а потому об-' раз небесного дома побледнел настолько, что даже верующие перестают задумываться об ожидающем их Царствии. Однако разве не естественно человеку стремиться туда, где его истинное жительство? Разве не полезно размышлять о ценностях и отношениях, которые он представляет? Как писал К. С. Льюис, «с тех пор как христиане перестали грезить о мире ином, они перестали приносить плод в мире этом».

Светские книжные магазины полны лженаучных книжонок, описывающих ощущения людей, «побывавших в загробном мире», их встречи с ангелами и тому подобные вещи. Многие из этих историй противоречат не только науке, но и Библии, они заводят наивных читателей в тупик, а некоторых направляют прямо к погибели. Те, кто читает и знает Священное Писание, должны использовать свое Богом данное воображение и стараться описать реальный загробный мир, как нам подсказывает 6о-годухновенная книга, так распространяя библейский взгляд на этот вопрос в доступной массовому читателю форме. В противном случае разговоры о жизни после смерти будут отданы на откуп шарлатанам.

Именно по этой причине я решил взять открытые в Библии истины, домыслить недосказанное (надеюсь, не противореча Писанию!) и изложить домысленное в жанре художественного произведения. Я тщательно изучал те места в Библии, где говорится о жизни после смерти, и старался включать в свою повесть лишь те концепции, которые совпадают или хотя бы не противоречат христианской вере. Многое из того, что я написал, может показаться неверным или спорным тем людям, чей взгляд на вопросы о судьбе человека и конце света отличается от принятого в моем кругу. Смею вас заверить, что я никоим образом не желал создать новую религию или исказить библейское учение.

То, что ждет нас впереди, опровергнет популярные сказки о загробном мире, выявив немало неточностей в деталях и неполноту описаний. Я старался подчинять свои фантазии самому строгому цензору — Библии. Если что-то у меня не получилось, прошу прощения у читателей и, что еще важнее, у Господа Бога.

Крайне важно, чтобы разум и воображение читателей также повиновались Слову Божию — единственному и высшему экзаме-

натору. Моя повесть не претендует на богодухновенность. Я не получал свыше «нового откровения», и если бы мне даже пришло в голову сказать, что получал, разумный читатель должен бы был с негодованием отклонить такие притязания в свете того, что сказано на этот счет в Священном Писании.

Я не только не претендую на непогрешимость моих измышлений, я заранее признаюсь во множестве погрешностей. Читателю, пожелавшему оспорить мои описания, я посоветую не тратить время и силы на разгром столь неопасного противника, а лучше посвятить себя изучению Священного Писания и самому найти истину (Деян 17:11).