Полицейский купе ехал по склону в квартале от арки в поместье Тауна, когда впереди со стороны Таунова дома вспыхнул свет фар, припаркованной там машины. Шейн прибавил скорость и услышал шум мотора. Фары резко повернули в сторону дороги, и машина двинулась навстречу. Они встретились где-то на середине квартала. Шейн ехал с выключенной подвижной фарой, но направил ее на переднее сиденье двигающейся навстречу машине. Когда они поравнялись, он включил ее и успел разглядеть, что, кроме водителя, в машине никого не было. Выключив свет, он поехал дальше. Проехав через арку не сбавляя скорости, он увидел в зеркало задние огни удаляющейся вниз по холму машины. Водителем, которого Шейн успел разглядеть под светом подвижной фары полицейского купе, был Ланс Бейлис; он сидел нагнувшись за рулем и смотрел не отрываясь вперед, и лицо его было искажено гневом. Уверенный, что Ланс не узнал его, Шейн тем не менее для большей надежности объехал квартал, прежде чем свернуть на дорожку, ведущую к дому Тауна.
В окнах на первом этаже было темно, но на втором горел свет. Выключая мотор, Шейн глянул на часы. Было чуть больше двенадцати. Выйдя из машины, он поднялся к парадной двери и нажал кнопку электрического звонка. Трели звонка звучали в ночной тишине как-то таинственно и разносились далеко вокруг. Минуты две дом не подавал никаких признаков жизни. Шейн не отнимал пальца от кнопки, и наконец над его головой вспыхнул фонарь. Шейн отнял палец и услышал, как изнутри заскрежетала щеколда. Одна из половинок двустворчатой двери открылась внутрь на несколько дюймов, и хрипловатый голос Кармелы спросил:
— Кто там?
— Майк Шейн.
Он надавил на дверь, но цепочка не пускала. Кармела воскликнула:
— Микаэль! — словно причитая и, как всегда, произнося его имя в три слога.
Цепочка звякнула. Шейн вошел в огромную прихожую, тускло освещенную одной лампочкой в настенном бра. Не успел он даже толком рассмотреть Кармелу, как ее руки обхватили его шею. Она всем своим долгим телом прижалась к нему, приблизив к нему вплотную свое лицо. Тело ее дрожало, губы были сухи и холодны, и от нее сильно несло виски. На ней был стеганый халат, а волосы были зачесаны назад. Когда она прижалась к нему губами, ее губы стали мягкими и теплыми. Он обнял ее, и его руки нащупали сквозь толстый халат все ее позвонки и ребра.
Кармела отняла наконец руки и проговорила:
— Я ждала тебя, Микаэль. — Закрыв дверь и задвинув щеколду, она взяла Шейна за руку и повела через прихожую к широкой лестнице. — Я совсем одна и ждала тебя, — повторила она. — Прислугу я отпустила, узнав, что папы не будет дома. — Она стала подниматься наверх. Она больше не смотрела на него, но торопливо поднималась, словно у нее было мало времени.
Шейн торопливо поднимался вслед за ней, держа ее руку в своей. Видя ее здесь, в ее доме, в этом халате, он с особой остротой почувствовал, как изменилась она за эти десять лет. Она выглядела старше своих лет, и Шейн пытался понять, что делала она с тех пор, как покинула единственного человека, которого любила.
Они добрались до верха, и Кармела через стеклянные двери прошла в гостиную, застланную от стены до стены ковром. Высокий торшер, стоящий рядом с обитым шелком шезлонгом, освещал комнату. Стены были выдержаны в пастельных тонах — кремовом и розовом, что совершенно не шло к темпераменту нынешней Кармелы, а соответствовало той девочке, которую Шейн знал десять лет назад, еще до того, как отец отправил ее в Европу, — последнее напоминание о былой Кармеле. Он понимал, как она изо всех сил цеплялась за эту нежную красоту своих комнат на втором этаже безобразного каменного домины, как изо всех сил цеплялась она за любовь, которой ее лишили. Шейн почувствовал какой-то металлический привкус во рту, когда, оглядевшись, перевел взгляд на низенький лакированный столик подле шезлонга, поблескивающий в круге света, падающего на него от торшера. На столике рядом с серебряным ведерком для льда лежали кованые серебряные щипцы. Тут же стояла начатая бутылка шотландского виски и серебряный сифон, а в высоком стакане темнела янтарная жидкость, в которой плавали три кубика льда. Пепельница была доверху завалена окурками, а около ведерка стоял еще один пустой стакан. Кармела, не выпуская руку Шейна, остановилась в дверях и с вызывающим видом произнесла:
— Мне надо выпить, и тебе тоже, Микаэль.
Она отпустила его руку и шагнула к низкому столику.
Шейн не сдвинулся с места и наблюдал, как она кладет кубики льда в пустой стакан, и наливает виски, и добавляет соду из сифона. Глядя на Кармелу Таун, он вдруг почувствовал, как у него заныло сердце.
Она отослала прислугу, чтобы утешаться в одиночестве виски и сигаретами — и ждать. Едва ли его, Шейна. Но теперь с ожиданием, видать, было покончено. Все ее поведение, интонация свидетельствовали о ее решимости больше не ждать Ланса Бейлиса. И тем не менее он только что видел, как Ланс отъезжал от ее дома. Шейн вспомнил, как Ланс взглянул на нее в его номере в тот день, и сердце заныло еще сильнее.
Кармела плеснула еще виски в свой стакан и протянула ему только что наполненный. Шейн прошел по комнате и взял протянутое виски. Кармела отбросила свои длинные волосы назад и проговорила:
— Я, должно быть, ужасно выгляжу.
— Ты выглядишь ужасно привлекательно, — серьезно сказал он.
Она едва заметно дрогнула и положила ладонь на его локоть.
— Я очень рада. Я бы хотела быть привлекательной для тебя, Микаэль. Я надеюсь… что ты будешь… добр со мной, — договорила она запинающимся голосом. Она подняла голову и улыбнулась, но в глазах ее стояли слезы.
Шейн нагнулся и нежно поцеловал ее в губы.
— У нас вся ночь впереди. Ты еще не много выпила.
— Не много, — кивнула она и засмеялась. — Хотя выпивка очень помогает, правда?
Шейн сделал большой глоток, поставил стакан на столик, придвинул оттоманку и присел. На столике стоял открытый серебряный ларчик с сигаретами. Он взял пару сигарет и вставил одну ей в рот. Кармела откинулась на спинку шезлонга и из-под опущенных ресниц следила за тем, как он зажигает спичку. Прикурив, она заговорила:
— Мне было чертовски одиноко, Микаэль. Чертовски одиноко.
— Как твой отец воспринял сегодняшние новости? — прервал он ее.
— Меня здесь не было, когда ты приходил. — Она резко оттолкнулась обеими руками от подлокотников. — Только не говори мне, — вырвалось у нее, — что ты приехал сюда, чтобы говорить об отце и о деле, Микаэль.
— А Ланс только об этом говорил?
Кармела вздрогнула и широко расширенными глазами уставилась на Шейна.
— Что ты несешь?
— Тебе лучше знать, Кармела.
— Я не видела Ланса, — с болью заговорила она, — с того раза в твоем номере. Ты же видел, как он посмотрел на меня. Он меня ненавидит. Он решил, что у нас любовное свидание.
— Я встретил Ланса по дороге сюда. Он ехал от вашего дома.
Кармела опустила глаза и прикрыла их своими длинными черными ресницами.
— Ты, должно быть, ошибся, — сказала она. — Ланса здесь не было. Здесь никого не было. Я ждала… — Она потянулась за стаканом, выпила все одним глотком, так и не поднимая глаз, затем поставила стакан на стол и безвольно уронила руки на колени.
— Что ты думаешь о показаниях Джошуа Райли?
Кармела криво усмехнулась:
— Так мы будем говорить об этом?
— У меня это из головы не выходит, — признался Шейн. — Я ни о чем не могу думать, пока не услышу от тебя ответы на пару вопросов, а мне не хотелось бы, чтобы в голове у меня было что-нибудь постороннее, когда снова поцелую тебя.
— А ты хочешь поцеловать меня?
— Давай сперва покончим с Джошуа Райли. Ты его знаешь?
Кармела беспокойно заерзала.
— Как же — знавала. Налей-ка мне еще, Микаэль.
Он положил ей льда, налил побольше виски и поменьше содовой и протянул ей стакан.
— Когда он работал у твоего отца?
— Да. Незадолго до того, как я уехала в Европу. Я помню, как он доложил папе, что жила истощена, и как папа огорчился. И как он потом взбесился, когда лично обследовал рудник и понял, что Джо Райли ошибается. — Она отпила сразу полстакана и откинулась на подушки.
— Ты считаешь, что это было чистосердечное заблуждение?
— Я — да. Папа так не думал. Он был уверен, что Джо рассчитывает, что отец бросит этот рудник, а он потом купит его по дешевке и заявит, что открыл новую жилу.
— В общем так оно и вышло, — поддакнул Шейн.
— Но только Джо тут ни при чем. — Она широко открыла глаза, но голос ее звучал вяло и безжизненно. — Я думаю, он не кривил душой, когда писал свой отчет.
— Тем больше у него оснований ненавидеть твоего отца за то, что тот выгнал его из серебряной отрасли.
— Еще как ненавидит. Он этого никогда не скрывал.
— Ну а как насчет его сегодняшнего заявления, — гнул свое Шейн. — Как ты сама на это смотришь?
— Даже не знаю, — пробормотала Кармела. — Да и какое значение имеет мое мнение? — Она подняла голову, допила остатки виски, аккуратно поставила стакан на столик и бессильно откинулась на подушки. — Кажется, я набралась. Я уже хороша, Микаэль. С мужчинами я еще ни разу так не набиралась. Я всегда боялась, что натворю что-нибудь ужасное. Но ты-то не против? Ты не боишься, что я напьюсь и выкину что-нибудь ужасное?
— Нет, не боюсь.
— Как же это здорово… положить на все. — Она снова уставилась прямо перед собой широко открытыми глазами, и в них стояли слезы. — Я так долго сдерживалась. Я все время думала…
— Что Ланс вернется? — подсказал Шейн.
Она кивнула и закрыла глаза; две слезинки сбежали по ее впалым щекам.
— Я такая дура, Микаэль.
— Ты была дурой десять лет назад.
— Такой и осталась. — Она с усилием приподнялась и горько зарыдала. — Я берегла себя для него! Ты знаешь, что это такое? Ты знаешь, что значит быть женщиной тридцати лет? Я старею. Я сохну изнутри, — договорила она, и тишину комнаты заполнил ее громкий злой смех.
— У тебя все впереди, Кармела, — спокойно отозвался Шейн.
В ее смехе появились истерические нотки. Глаза были сухие, и в них горел лихорадочный огонь.
— Все? — переспросила она. — Мужчинам не нужны стареющие женщины. Да посмотри ты на себя. Что ты здесь делаешь? Сидишь и разглагольствуешь. Будь я шикарной восемнадцатилетней блондинкой, ты бы целовал меня. И не отрицай. Ты сам знаешь, что это так.
— Мы еще не закончили с делами, Кармела, — сухо заметил Шейн. — Я же говорил тебе, что сначала дела. Взгляни сюда. — Он достал из кармана снимок Маркиты Моралес и показал его ей. — Ты когда-нибудь видела эту девушку?
Она с безразличным видом посмотрела на снимок и вдруг впилась в него глазами.
— Это та самая девушка, что была в такси с Лансом в тот день. — Она начала низким, хрипловатым голосом, но постепенно он поднимался все выше и выше, переходя в визг. — Вот об этом я и говорила! Она юная и прелестная! Если б это она была с тобой сейчас, смею тебя уверить, ты б так не сидел в своем кресле. Ведь так? Ну, говори. Ведь так? — Она сидела прямо чуть покачиваясь и тыча в него пальцем.
Шейн вздохнул и сунул снимок в карман.
— Ты, кажется, хотела выпить?
Он налил и протянул ей стакан. Кармела выпила и безвольно откинулась на полушки.
— Я же предупреждала, что могу быть ужасной, не помнишь?
— Помню.
Бутылка была почти пустая. Он закрыл бутылку, подошел к шезлонгу и, склонясь над ней, заглянул ей в глаза:
— У тебя все впереди, Кармела. Или ты не знаешь, что тридцать — это лучшая пора для женщины? Я хочу поцеловать тебя, и ты увидишь, что жизнь прекрасна. Ты чертовски красива, Кармела, и не вздумай отрицать это.
Она пристально смотрела на него. Губы у нее сжались. Шейн нагнулся пониже и поцеловал ее. По всему ее худому телу пробежала дрожь, она вся словно обмякла, и губы слабо прошептали:
— Теперь видишь, что я имела в виду? — Она коснулась пальцами его грубоватой щеки и слегка оттолкнула его. Аккуратно поставив недопитый стакан на столик, она пристально поглядела ему в глаза. — Помоги мне… я так устала.
— Сейчас, Кармела, — мягко успокоил ее Шейн. Он обошел шезлонг и присел на краешек около нее. Голова у Кармелы запрокинулась, и она закрыла глаза. Из влажных красных губ исторглось что-то вроде стона. Она глубоко вздохнула и затихла.
Шейн поднялся и внимательно посмотрел на нее. Он крепко сжал зубы и сквозь них вырвался тяжелый вздох. Кармела Таун не пошевелилась под его пристальным взглядом. Шейн взял ее стакан и допил остатки, затем прошел через гостиную к закрытой двери. Открыв дверь, он нащупал выключатель на стене. Лампа осветила спальню Кармелы. Вернувшись в гостиную, он подхватил Кармелу и отнес ее в спальню. Она была совсем невесомой, и один отороченный мехом тапок соскользнул с ноги и упал на ковер. Положив ее на одну половину двуспальной кровати, он откинул покрывала на другой половине и переложил ее на простыню. Чуть помешкав, он развязал пояс на ее стеганом халате и осторожно снял его. Кармела лежала, не шевелясь, и ровно дышала. Шейн накрыл ее и вышел, прикрыв за собой дверь. Не выключая торшер в гостиной, он спустился по лестнице. На входной двери была внутренняя щеколда с цепочкой и большой врезной замок со специальной собачкой на ночь. Шейн спустил собачку, вышел и захлопнул дверь, убедившись, что щеколда сработала.
Внизу простирался Эль-Пасо. Лунная дорожка сверкала на Рио-Гранде. На мексиканской стороне горело желтое зарево. Это были огни Хуареса. Шейн вздохнул и спустился по мраморным ступеням к своей машине. Заведя мотор, он не оглядываясь покатил по дорожке, размышляя о том, что могло бы случиться, не вырубись Кармела. Воспользуйся она своим шансом на счастье, она могла оказаться чертовски привлекательной женщиной. Шейн вспомнил свои легкомысленные слова, которые он бросил в Новом Орлеане Люси Гамильтон перед отъездом в Эль-Пасо, и грустно улыбнулся. Ни за одну женщину ему не было так горько, как за Кармелу, и ни на одного мужчину он не был зол так, как на Ланса Бейлиса. Он ломал голову, пытаясь ответить себе, был все-таки Ланс в доме перед его появлением или он просто скрытно сидел в машине, не обнаруживая себя. При чем тут Ланс, укорял себя Шейн. Он был крайне зол на себя и готов был уехать назад в свой родной Новый Орлеан, когда подъехал к отелю. Поставив машину в гараж, он поднялся к себе в номер.