Убрать ИИ проповедника

21. Я не готов спасать мир

В аудитории, где они обычно занимались, довольно просторном зале без окон, стояли четыре новых кожаных или, может, сделанных из чего-то очень похожего на кожу, белых кресла, невероятно удобных и многофункциональных. Кресла не только сгибались, поднимались и вертелись во все стороны — они каким-то образом нарушали общепринятые человечеством законы гравитации, отделялись от основания и парили в воздухе. На правом подлокотнике находился небольшой кнопочный пульт управления. Можно было отплыть от всех в дальний угол и затихориться, обдумывая задание или получая информацию. Богдан часто так делал. Иногда задания были очень сложными и всегда ограничивались по времени для их решения. Удалившись в дальний угол, он мог максимально сконцентрироваться.

В новых шлемах, которые всем четверым выдали после омоложения, получать информацию стало намного удобнее, но Муслим как-то обмолвился, что шлемы просто косметика, так как им, похоже, опять переформатировали мозги, и это они сами, без шлемов, уже могли быстрее считывать и воспринимать материал. Они настолько много уже всего знали и помнили, мгновенно сопоставляли и анализировали новые данные, что сравнивать себя с собою прошлыми становилось смешно.

— Что ты будешь делать, когда выйдешь отсюда? — спросил Муслим.

— В смысле? — переспросил Богдан.

— Ну, как ты планируешь зарабатывать себе на жизнь? Ты же понимаешь, что можешь устроиться на любую работу, связанную с наукой, технологиями или медициной, на худой конец. Ты что-нибудь себе подобрал?

— Почему ты спрашиваешь? — тормозил Богдан, — я ещё не думал об этом.

— А ты подумай. Мы можем остаться в команде, придумать программу.

— Ты хочешь мне что-то предложить? — догадался Богдан. Ему и правда, это пока не приходило в голову, он ждал задания от его новой знакомой, Жрицы, как школьник выпускного экзамена, а будущее просто связывал с Марго, с путешествиями, с мифической свободой, с новой мастерской, с обычной городской жизнью или не обязательно городской, но с чем-то простым и приносящим нехитрые человеческие радости, которых был лишён в той, старой жизни.

— Наступит момент, нам надо будет собраться и обсудить нашу будущую жизнь. Вместе мы сила, — задумчиво и серьёзно произнёс Муслим.

— Я не готов спасать мир, если ты на это намекаешь.

— Частица «не» ничего не значит. Она не считывается, — ухмыльнулся Муслим.

— Мир разделён на территории — протянул Богдан.

— Поднимайся выше, миров много, — Муслим не отпускал.

— Предлагаешь сесть на интуитивный корабль и выбрать себе пристанище?

— Видишь, как новые технологии расширяют мозги.

— Не учи учёного, — ухмыльнулся Богдан, — я всё вижу. Я понял. Но я ничего ещё не решил. Плыви отсюда по добру по здорову, — Богдан демонстративно повернул кресло и уставился в стену.

Муслим послушно отплыл в другой угол к девчонкам, вильнув кокетливо задом, то есть спинкой кресла.

В воздухе появилась голограмма с Кувшинкой, а на стене стали видны их четыре портрета — Марго, Муслима, Стеши и Богдана. Так всегда происходило на занятиях — им ещё ставили оценки, точнее, выделяли лидера.

— Данные говорят о том, что наша Солнечная система пребывает в конце очень важного цикла. Мы можем проследить этот цикл не только по окаменелостям, но и в реальных орбитах планет Солнечной системы. Энергия втекает в планеты, вынуждая их становиться ярче, горячее и более намагниченными, — сказал механический женский голос из голограммы.

— Наташа, если я правильно понимаю, эта энергия разумна, так? — спросил Муслим.

— Богдан, что скажете? — обратился к нему женский голос.

— Мне трудно судить, — Богдан никогда не спешил с выводами. Он всегда сомневался и обычно отмалчивался, слушая остальных. Но Муслим явно его дразнил. Последнее время Муслим не только его дразнил, он всё время вытаскивал его на разговор, на спор, на конфликт по любому поводу. Муслим изменился после омоложения, или стал похож на себя молодого — дерзкого, смелого, рискового. Богдан никак не мог привыкнуть к нему новому, — по наблюдениям с Земли на всех планетах, кроме Меркурия, происходят изменения климата, продолжил Богдан, — Венера, например, даёт на 2500 % увеличение яркости на полюсах и изменения атмосферы. На Марсе исчезли ледяные шапки на полюсах. На Земле меняется геофизика, мы не можем оставаться прежними.

— Да, я, собственно, хотел сказать, что если это разумная энергия, то ДНК каждого человека подвергается энергетической загрузке, и запускается эволюция, — Муслим умничал не на шутку.

— Стеша? — спросила голограмма.

— Нас так долго и упорно пытались приучить к тому, что эволюция держится на соперничестве и убийствах слабых, что сейчас люди потеряли почву под ногами. Все чувствуют перемены, но не могут их объяснить ни идеологией, ни религией. Растёт напряжение. «Скрытый» материал сам выпрыгивает на свет истины. Приходят новые дети, — Стеша развернула кресло и смотрела на Богдана.

Богдан так и сидел в углу в одиночестве, не подплывал к остальным. Ему опять показалось, что они все заодно, а он отдельно от всех. Даже Марго играла с ними и не могла не видеть, что Стеша стреляет глазами в его сторону. Он вдруг заметил, что у Стеши накрашены губы коралловой помадой, раньше она не пользовалась косметикой. Он перевёл взгляд на Марго — так и есть, её губы тоже поблескивали, а на верхних веках он заметил тонкие чёрные стрелки.

— Многие никогда не поверят нашим словам, — вставила Марго.

— Неверующих не наказывают. Их просто убирают на другую планету, туда, где они снова будут пытаться выучить уроки любви, мира и гармонии, — пояснила Кувшинка.

Настоящая партийная ячейка — подумал Богдан. Дискуссия о классовой борьбе. Только раньше это было экономическое неравенство, а сейчас биологическое. И там и там лозунги всегда прекрасные, а цели высокие и спасительные.

— Значит, мы всегда были планетой для неверующих? — усомнился Богдан.

— Люди всех планет должны жить в любви, мире и гармонии, — на этом женский голос закончил разговор.

Вот это Богдан ненавидел. Эту гнусную манеру обрывать на середине. Как-будто били по рукам за ещё один кусочек. Никого не интересовало, что ты голодный. Он знал, что Муслим тут же попробует продолжить, начнёт спрашивать наводящие вопросы о той самой гармонии, которую все ищут, как когда-то искали коммунистическое будущее в тумане идеологической макулатуры институтской библиотеки. Богдан молча подплыл к основанию кресла, поставил его на место, отключил, снял шлем, поднялся и быстро вышел.