Убрать ИИ проповедника

25. Пен-чан

Про Куклу в компании знала только тайка Пен-чан, ни слова не говорившая по-русски. Во всяком случае, без переводчика она ничего не смогла бы объяснить любопытным девушкам из офиса, что она делает в кабинете шефа. Да её и никто не осмеливался допрашивать — Орлова побаивались, особенно секретарши на ресепшене, три лучезарные дивы. Они сидели за мраморной доской с логотипом, как три сестры: одного роста, одного возраста, с одинаковыми причёсками — прямыми мелированными светлыми волосами до середины шеи, с голубыми глазами и почти одинаковыми пухлыми губами. Шеф явно развлекался, подбирая их на работу. Думали они, наверное, тоже одинаково, если думали вообще.

Как их звали, Пен-чан никогда не интересовалась, просто кивала в знак приветствия строгим лицом и шла дальше в приёмную Орлова. Там сидела ещё одна, постарше, Марина, но у той явно с мозгами было всё в порядке. Но она тоже никаких вопросов не задавала, видимо, была предупреждена, что ни русского ни английского тайка не знает, чему она, конечно, не верила. Почему-то эта Марина ей не нравилась, смотрела всегда на сумку, стараясь хоть что-то разглядеть, но Пен-чан была сама аккуратность и надёжность — молнию закрывала до самого конца и застёгивалась на все пуговицы, как говорится.

Каждый раз, когда она проходила мимо ресепшена, то вздыхала и завидовала, глядя на белокурую троицу: «Мне бы такую внешность, — думала тайка, — я бы прибавила наработанную годами хитрость и весь свой огромный опыт общения с сильными и богатыми, но мир ведь устроен по-другому». Ей вот достались короткие крепкие кривые ноги, тело без талии и шеи, маленькая грудь, никогда не знавшая, как до неё дотрагивается нежный ротик младенца. На своём веку, чего только ей не пришлось пережить — и побои, и унижения, и шантажи. Приходилось даже выслушивать обвинения в краже драгоценностей или сексуально обсуживать пьяных хозяев. Она знала цену каждому доллару. «Хорошо, что жива и здорова — успокаивала себя Пен-чан, — да ещё и счёт имеется в американском банке».

За Куклой она умела ухаживать, как никто другой — мыла её специальным мылом для искусственной кожи и волос, делала ей макияж, заказывала и привозила одежду — самую дорогую. А уж бельё выбирала как себе, если бы была любовницей такого господина в таком офисе. Он любил французские кружева ручной работы, в основном, пастельных цветов, бельё просил белое, иногда цвета слоновой кости, иногда вдруг тёмно фиолетовое. Любил странные платья, похожие на сценические костюмы из старых пьес, а ещё любил кимоно. Если она надевала на куклу кимоно, то делала и японскую причёску. Этому их научили ещё дома в колледже.

Включать искусственную красавицу она не могла, пароль работал только, если слова произносил сам шеф своим голосом, так что Пен-чан спокойно управлялась с нешевелившейся молчавшей рабыней и делала всё, как хотела и умела. Шеф никогда не оставлял никаких замечаний, и она решила, что справляется.

Обычно она приходила по сигналу в телефоне. Сначала убирала комнату, меняла постельное бельё, а потом принималась за выключенную к тому времени тайную любовницу. Раздвигала ей ноги, вытаскивала промежность, покрытую тонкими коричневыми волосками, промывала её отдельно в проточной воде со специальным шампунем, высушивала и протирала остальное тело. Делать надо было всё очень осторожно — красавица не переносила воду, точнее, вода не должна была попасть внутрь. Пен-чан нравилось сжимать в руках искусственную упругую грудь, которую ну, никак нельзя было отличить от настоящей. Хотя особенно она этим не увлекалась — присутствие видео камер даже в таком скрытом от посторонних глаз месте исключать было нельзя. Иногда ей казалось, что Кукла её слышит, просто она была обездвижена, но доказательств этому у неё не было. Да и потом, понимала ли она по-тайски? Вряд ли.

В Азии куклами давно увлекались, и не только женскими. В Гон-Конге, где её и нанял сегодняшний шеф, у неё была хозяйка, у которой было даже две мужские куклы. Одна была похожа на азиата, а другая на европейца. Мороки с ними намного больше, чем с девочками — насосы разные, дополнительные батарейки. Хозяйка была пожилой и ворчливой англичанкой, точнее, страшной пучеглазой мымрой без подбородка, его как будто отрубили секирой.

Таких жадных людей Пен-чан никогда не встречала. Угощала её недоеденной едой из ресторана, когда там уже плесень начинала расцветать. Пен-чан ещё с детства знала, что плесень — это самое страшное, что может попасть в организм, от неё заводятся грибки на ногах, а с грибками её никто на роботу в богатый дом не наймёт, разве что двор мести, да и то мало шансов.

Старая извращенка купила кукол сразу, как издох её огромный лохматый пёс. Пен-чан проработала у неё после этого всего два месяца и подала документы на биржу. С её дипломом прислугу брали охотно. Но вдруг позвонила Сурипхон, с которой она училась в колледже, да ещё и была родом из соседней деревни, и сказала, что у её хозяина есть русский партнёр по бизнесу, и ему надо тайскую женщину с собой забрать. Пен-чан сразу почувствовала, что поедет с ним. Во-первых, хозяин Сурипхон слыл уважаемым бизнесменом, судовладельцем, и вряд ли у него в партнёрах был непорядочный человек или голодранец, а во-вторых, у неё было две подруги, которые уехали в Россию, и обе довольны.

Очень скоро, как приехала в Москву, Пен-чан поняла, что не прогадала. Платил шеф щедро, а жильё дал такое, о котором и мечтать не могла. Пен-чан работала уборщицей не только в кабинете шефа, она ещё и убирала огромный Подмосковный особняк, в котором жила Виктория, и который считался его официальным домом. Красивый дом и такой тёплый, что никакая русская зима в нём не страшна, хоть и стеклянный наполовину. Внешне Виктория, конечно, уступала искусственной красавице, но она же живая, а не резиновая. Пен-чан она нравилась — вежливая, спокойная, аккуратная, задумчивая и всегда почти грустная. Единственное, что Пен-чан не нравилось — хозяйка любила выпить, ну, да ладно, она же тихая. Так хотелось с ней поговорить, но перед тем, как её нанять, хозяин предупредил, чтобы она ни с кем не общалась, а лучше, если даже никто не знал бы, что она знает английский, не говоря уже о русском, который Пен-чан кинулась учить. Но Виктория видела, что новая домработница не дура и, приехав из Гон-Конга, не могла не знать английский. Видела и молчала. Это показалось Пен-чан очень странным. Правда, иногда Виктория давала ей задания на английском языке или просила что-нибудь помыть в студии, быстро погладить, надеясь на то, что та всё поймёт и сделает. Это была их маленькая тайна.

Спали хозяева в разных комнатах, и секса у них, скорее всего, не было. Уж она то, всю свою сознательную жизнь проработавшую в прислугах, знает, на что похожа кровать, когда там занимались сексом. А тут хозяин мог и вовсе не приезжать ночевать, и никаких скандалов или разбирательств не существовало. Рядом с кроватью хозяйки стояли фото детей, мальчика и девочки примерно одного возраста. Но это могли быть племянники, конечно, а не их дети. У хозяина никаких фото детей никогда не стояло. Да и вещей детских в доме совсем не было, разве что попадалось несколько детских книг с картинками, когда она вытирала пыль.

Виктория любила рисовать. Слева от главного входа находилась целая студия с мольбертами, полками для красок, подбитыми холстами, кисточками и всем остальным — настоящее королевство для художника. К ней и учитель приезжал, симпатичный пожилой мужчина. Они много разговаривали, пили чай, обедали. Пен-чан тоже любила рисовать, когда была маленькой, и всегда мечтала, что в старости займётся именно рисованием в домике на берегу. Накопит денег и не будет больше работать.

Время от времени шеф делал приёмы в большом доме, звал гостей, артистов. Чаще всего это были небольшие концерты классической музыки. В зале стоял огромный белый рояль, на котором и Виктория могла играть, но она редко садилась за инструмент и играла всего три-четыре пьесы, всегда одно и то же.

Виктория обладала тонким вкусом, в этом Пен-чан разбиралась. Она видела всю её одежду, бельё, все домашние подробности. А какая у них была посуда! Вот удовольствие. Внешне хозяин с хозяйкой очень друг другу подходили, но только внешне. Пен-чан почти никогда не видела, чтобы они просто спокойно разговаривали, как положено нормальным супругам. Жили же в одном доме, странные эти русские. Что за отношения? Всякое бывает, даже если у них формальный брак, почему они не разговаривали, трудно понять.

Тайка исправно, почти поминутно, докладывала обстановку шефу, стоило только попросить. Работа есть работа. Всё надо было замечать, слушать, запоминать и отслеживать. А уж чистоту и порядок она наводила самые настоящие, не придерёшься, как учили в колледже в городе Изумрудного Будды, то есть в Бангкоке.