Удар акинака

Страсти по Проливам. Берлин

Сегодня в кабинете кайзера было на удивление много народу. Сам хозяин кабинета, сидел не на своем любимом кресле в виде лошадиного седла у конторки, а сбоку от большого письменного стола. У стола, на котором лежала придавленная по бокам свинцовыми грузиками карта Европы, стоял начальник Большого Генерального Штаба Гельмут фон Мольтке. Сбоку пристроились в стульях — полукреслах статс-секретарь имперского военно-морского министерства гросс-адмирал фон Тирпиц и канцлер фон Бюлов. Все сидящие слушали доклад Мольтке о состоянии армии Рейха.

— … в том числе в четырнадцати пехотных полках созданы третьи батальоны, сформирован и новый пехотный полк в Двенадцатом Саксонском корпусе, всего дополнительно армия получила семнадцать батальонов. На все эти новые формирования потребовалось увеличение численности армии на двадцать девять тысяч человек. Таким образом, выполнив положения закона от второго июля, мы получаем два регулярных корпуса — Двадцатый Армейский на французской границе и Двадцать Первый на русской, сформированные из третьих дивизий Первого и Четырнадцатого корпусов и дополнительно изъятых бригад некоторых других корпусов. Это не считая новых формирований, о которых я докладывал вашему величеству ранее.

— Сколько времени потребуется на завершение формирования? — уточнил кайзер.

— Не менее двух месяцев, с учетом необходимого обучения взаимодействию в новых частях и соединениях, — мгновенно ответил Мольке. — Наилучшим решением было бы дать им шесть месяцев на сколачивание и переподготовку…

— Но этих месяцев у нас нет, — отрезал кайзер. — Не так ли, Бернгард? — обратился он к Бюлову.

— Увы, ваше величество, вынужден констатировать, что текущий кризис может обостриться в любую минуту, — подтвердил канцлер. — Болгары успешно продвигаются к Константинополю. Сербы, вместе с черногорцами, заняли порт Аллессио, а позавчера — и порт Дураццо на берегу Адриатического моря. Отчего австрийцы, не желающие присоединения Албании и выхода сербов к морю, начали мобилизацию…

— Говорите прямо, Бернгард, — перебил его Вильгельм. — Может начаться война. А мы не готовы…

— Никак нет, ваше величество, — возразил Мольтке. — Армия готова всегда. Лично я считаю войну неизбежной и чем скорее она начнется, тем лучше. Поскольку это не даст возможности усилиться ни русским, ни французам… Однако следует через прессу подготовить публику. Позаботиться о том, чтобы сделать популярной саму идею войны. Указать, что она начинеатся не из-за принадлежности каких-то неизвестных публике городов и районов…

— Полагаю, майнен херрен, времени у нас не осталось, — кайзер встал, отчего вскочили и все остальные. Наклонившись над картой, Вильгельм продолжил, рассматривая нанесенные на нее обозначения. — Болгары, используя наши, германские, разработки по прорыву крепостной обороны и австрийскую тяжелую артиллерию, прорвали оборону турок. Дойти до Константинополя им мешает не столько сопротивление турецких войск, сколько забитые беженцами дороги и беспорядок в их собственных рядах. А заодно недостаток кавалерии… Но завтра, в крайнем случае на сутки — другие позже, их передовые части войдут в Сан-Стефано и тогда… Что мы будем делать тогда, Бернгард? — неожиданно спросил он у канцлера. Фон Бюлов не торопился с ответом, вслед за кайзером наклонившись над картой.

— Осмелюсь напомнить вам, ваше величество, что русские тоже некогда стояли в Сан-Стефано. Но войти в Константинополь так и не смогли. А потом, ваше величество, был Берлинский конгресс…, -наконец высказался он.

— Предполагаете, что англичане введут корабли в Проливы? А потом будет международный конгресс? — задумался Вильгельм. — Это видится неплохим выходом из положения, раз уж мы не совсем готовы отстаивать наши интересы в войне. Но если англичане окажутся в османской столице в одиночку, им может прийти в голову соблазн обойтись без всяких конгрессов и оставить Константинополь своим протекторатом… или совместным англо-французским, что отнюдь не в наших интересах. Столица турок должна быть турецкой или в крайнем случае, болгарской. Удовлетворять греческие, или российские притязания на Проливы — отнюдь ни в наших интересах. А что скажете вы, Альфред?

— Ваше величество, по имеющимся сведениям, англичане сосредоточили основные силы своего Средиземного флота в Эгейском море неподалеку от проливов. Это, напоминаю, четыре новых броненосца, линейный крейсер и четыре броненосных крейсера при поддержке легкого крейсера и шести миноносцев. Кроме англичан в том же районе появилась французская эскадра, имеющая в своем составе семь броненосных крейсеров и итальянцы, приславшие три броненосных крейсера.

— Как же наша средиземноморская эскадра? Где линейный крейсер «Мольтке»? — заинтересовался кайзер, внимательно разглядывая карту. — Нашел. На карте она обозначена, как стоящая в Салониках? Правильно?

— Виноват, ваше величество, — ответил Тирпиц, — но пока она там и находится. Без вашего приказа…

— Приказываю, — Вильгельм принял героическую позу. — Послать эскадру в Дарданеллы. Близится возможность раздела Турции, и потому корабль на месте абсолютно необходим.

— Разрешите, ваше величество? — Тирпиц, испросив разрешения, вышел из кабинета, чтобы передать приказ кайзера дежурному офицеру.

— Пока твой тезка идет к Константинополю, — обратился Вильгельм к Мольтке, — необходимо показать всему миру, что мы готовы отстаивать свои интересы на суше тоже. Объяви учения Первого и Двадцатого корпусов. Пусть русские задумаются. А заодно пусть подумают и их союзники.

— Ваше величество, если опасность начала войны столь велика, может быть лучше объявить «положение угрожающее войной»? — попытался уточнить Мольтке.

— Не стоит, Гельмут. Вызовите из отпусков офицеров и подготовьте все необходимые приказы для быстрой рассылки, но «положение» я вводить запрещаю. Не стоить провоцировать наших противников на ответные действия, — отказал ему кайзер. — У меня есть предчувствие, что войны может и не быть. Особенно если у нас получится договориться с англичанами о совместных действиях в Константинополе. Тогда в Европе даже мышь не посмеет дернуться без нашего разрешения…

— Извините, ваше величество, — вошедший Тирпиц рискнул перебить кайзера, явно нацелившегося на очередную «историческую речь». Другому такая вольность могла стоить положения при дворе, но стас-секретарю морского ведомства. Фактическому «отцу военно-морского флота» Германии, прощалось многое. — Имею[67] основания предполагать, что известная и влиятельная часть английского политического мира желала с прошлого года воспользоваться надвигавшимся балканским кризисом, чтобы вызвать путем столкновения России с Австрией войну между двумя среднеевропейскими державами и державами Тройственного согласия, имея при этом главной и конечной целью истребление германского флота и разорение Германии.

— Вы как всегда, в своем репертуаре…, — не выдержал Бюлов. — Извините, ваше величество, — тут же попросил извинения у кайзера он.

— Ничего, мой доблестный Бернгард. Я тебя понимаю, тебе хочется поспорить, — улыбнулся Вильгельм. — В споре, как известно, рождается истина.

— Только не в данном случае, — грубовато пошутил гросс-адмирал. — В некоторых спорах истина рождается настолько недоношенной, что сразу и умирает.

Кайзер, любивший незамысловатые шутки, заржал. Бюлов явно обиделся, но промолчал.

— Ваше величество, — отвернувшись от канцлера, продолжил Тирпиц. — В связи с угрозой войны предлагаю послать предупредительные распоряжения контр-адмиралу Хипперу. Я еще раз повторю, что настаивал бы на возвращении большей части Тихоокеанского флота на родину. В нынешних условиях, когда Кильский канал еще не готов, они могли бы усилить наши силы на Балтике.

— Нет, Альфред. Возвращать Мы никого не будем. Я уже говорил не раз и повторю снова. Эти корабли не настолько изменят соотношение сил в Северном море, как ты полагаешь. А вот в колониях они отвлекают силы англичан, французов и русских от европейских морей, — кайзер прошелся вдоль карты и остановившись у висящего на стене портрета жены, продолжил. — На этом нашу беседу закончим. Ты, Альфред, займись флотскими делами. Передашь моему морскому кабинету, чтобы послали телеграммы Инегнолю, Хипперу и командирам крейсеров в прочих колониях. Пусть будут наготове. Тебе, Бернгард, поручаю еще раз связаться с австрийцами и заверить их, что мы готовы поддержать их при любых угрозах со стороны любой из держав. Даже если они первыми объявят войну России, я готов рассматривать такой случай, как полноценный «казус федерис[68]». Тебе, Гельмут Мои указания уже даны. Передашь их военным министрам. И готовьте, готовьте армию и флот к любому событию.

Присутствующие начали прощаться. Но не успели выйти из кабинета, когда в дверь, постучав, вошел дежурный офицер Отто фон Стрелиц[69].

— Ваше величество. Три срочные телеграммы.

— Читайте, Отто, — приказал Вильгельм.

— Первая пришла из Салоник: «Корабль его величества „Мольтке“. Англичане выходят море, следую за ними. Сушон». Вторую прислал командующий Пятой армейской инспекции фон Эйхгорн: «Сообщениями разведки подтверждено начало мобилизации французских приграничных корпусов[70]». Из Лондона: «Имел беседу с Греем, в ходе которой статс-секретарь заявил, что его страна не останется равнодушной перед лицом австрийского вторжения в Сербию. Лихновский».

— Вот видите, ваше величество! — воскликнул Мольтке. — Я же предупреждал!

— Действительно, ты был прав, Гельмут, — неожиданно согласился Вильгельм. — Разрешаю передать соответствующие приказы о введении «положения, угрожающего войной», — приказал он. — Гетцендорфу приказ отправит Отто, — закончил он, имея ввиду военного министра Пруссии фон Гетцендорфа. Когда же все присутствующие вышли из кабинета, но не успели закрыть дверь, Вильгельм добавил. — А тебя, Альфред, я попрошу остаться. Передай распоряжения и возвращайся.

— Слушаюсь, ваше величество, — ответил из приемной Тирпиц.

Примерно через четверть часа он вернулся в кабинет, в котором, словно зверь в клетке, ходил из угла в угол кайзер.

— Альфред, как ты полагаешь, Лихновский точно передал слова английского министра? Я помню впечатления от разговоров с ним, рассказанные Маршаллем. Этот хитрый бритт так формулирует свои речи, что их можно интерпретировать по-разному…

— Ваше величество, — ответил Тирпиц. — Некоторые ваши советники, — он мудро не стал упоминать, что чаще всего эти высказывания принадлежат самому кайзеру, — полагают[71], что в наше время Германия имеет возможность установить прямо-таки дружественные отношения с Англией и что только промахи германского государственного искусства, особенно строительство флота, мешают реализации этой возможности. Англичане отрицают, что хотят войны с нами. Но это не более чем обычная хитрость коварных островитян. Они опасаются дружбы с нами и не желают делиться не каплей своего господства, ни торгового, ни промышленного.

Кайзер, выслушав гросс-адмирала, остановился у письменного стола и заявил со злостью, одновременно рассматривая карту.

— Похоже, ты прав, Альфред. Из-за[72] того, что Англия слишком труслива, чтобы бросить Францию и Россию на произвол судьбы, из-за того, что она так нам завидует и так нас ненавидит, из-за этого, оказывается, ни одна прочая держава уже не имеет права взять в руки меч для защиты своих интересов, а сами они, несмотря на все заверения, данные Маршаллю фон Биберштейну и Лихновскому, собираются выступить против нас! О, эта нация лавочников! И это они называют политикой мира! Баланс сил! В решающий битве между немцами и славянами англосаксы — на стороне славян и галлов!

Тирпиц, привыкший к речам своего императора, выслуашл это импровизированное выступление со спокойным видом. Потом, дождавшись, пока Вильгельм выдохнется и замолчит, сказал.

— Ваше величество, мы не можем приобрести дружбу и покровительство Англии иначе, как превратившись вновь в бедную земледельческую страну.

— Да, Альфред, скорее всего ты прав, — быстро успокоившись, продолжил Вильгельм. — Англичане завистливы, их снедает страх перед величием рейха. Речь идет о жизни и смерти для Германии. Но пока, Альфред, мы должны делать вид, что готовы сотрудничать с ними. Например, в вопросе Константинополя. Для того, чтобы он не достался русским…

— Полагаю, ваше величество, есть вариант сотрудничества, который поможет оторвать Россию от англо-французского союза… или, как минимум, надолго их рассорить.

— Интересно, что ты придумал, Альфред? — оживился кайзер. — Рассказывай.

— Если Константинополь буде занят болгарами или даже всеми балканскими союзниками, я уверен, что в городе высадятся десанты европейских держав. В таком случае почти неизбежным представляется предложение, которое будет выдвинуто скорее всего англичанами, о создании в Константинополе свободного порта под международным контролем. Это не совсем то, что нас устраивает, но вполне приемлемо. Но… русские, уверяю вас, ваше величество, будут эти не удовлетворены. Поэтому надо будет каким-то образом подать идею о возможности выделить русским анклавы на берегах Верхнего Босфора. Пусть они создадут там свои укрепления и считают свои черноморские берега прикрытыми от нападения.

— Альфред, я тебя не понимаю, — удивился Вильгельм. — Ты хочешь позволить русским контролировать Босфор?

— Всего лишь выход из него, ваше величество. Причем, смотрите, ваше величество — он указал на карте примерный район, передаваемый русским, — район будет изолированным и при необходимости может быть блокирован, осажден и взят армиями любого нашего возможного союзника, будь то юолгары или даже турки.

— А с моря? — спросил Вильгельм.

— Что мешает нам продать туркам или болгарам, или, еще лучше — и тем, и другим подводные лодки. Действовать они будут практически у своих берегов и вполне смогут блокировать Проливы ос стороны Черного моря. А о том, чтобы не пустить русских из Черного в Средиземное море, англичане позаботятся и без наших усилий еще в мирное время.

— Задумка просто великолепна, — восхитился кайзер. — Англичане придут в неистовство, русские в Проливах для них ничуть не менее страшны, чем наш флот.

— В таком случае, ваше величество, предлагаю вызвать сюда Ягова[73]. Вы дадите ему указания действовать в соответствии с этим планом и неофициально передать эти предложения русским.

— Полагаешь, Бернгарда не стоит посвящать в эти предложения? — задумчиво спросил кайзер.

— Ваше величество, канцлер с его идеями любым путем договориться с англичанами может просто саботировать даже ваши прямые указания, — честно ответил Трипиц.

В это же время Бюлов думал о возможности начала войны и строил планы, как оставить Англию нейтральной. Именно при ее нейтралитете война становилась не только возможной, но даже и желательной. Шанс, по его мнению, еще оставался, особенно с учетом возможных совместных действий в Балканском кризисе. Не надо только глупо провоцировать англичан и просто остановить строительство новых кораблей. Самой трудной задачей в этом плане была необходимость уговорить Вильгельм II от строительства его самых любимых игрушек — линкоров.

В это же время звучали дудки на кораблях германского флота в бухте Яде. Флот открытого моря готовился к мобилизации. А линейный крейсер Кайзерлихмарине «Мольтке» и сопровождающие его легкие крейсера «Дрезден» и «Карлсруэ», с полуротой третьего морского батальона на борту линейного крейсера и взводами из той же роты на остальных крейсерах, шли рядом с колонной английских броненосцев к Дарданеллам…