Укротить сердце

Глава 11

Руби

Мы с Чарли отправляемся в путь на рассвете. Мы завтракаем в лодже ― вкусный ковбойский пир из яиц, картофеля на сковороде и блинчиков с подливкой. Я так наелась, что едва могу ходить. Следующие три часа Чарли посвящает тому, чтобы познакомить меня со своими сотрудниками. Я знакомлюсь с Тиной, менеджером по обслуживанию гостей, Сайласом, шеф-поваром, и другими работниками ранчо. Со всеми я планирую побеседовать один на один и узнать их историю позже этим летом.

Я следую за Чарли, стараясь не заваливать его вопросами и держась на почтительном расстоянии. Когда я все же задаю вопросы, он терпеливо отвечает на них, словно пытаясь искупить вину за вчерашний провал.

Я делаю заметки и записываю все, что узнаю, на будущее. План действий в моем воображении прост…

Перевернуть историю.

Принять плохие отзывы.

Приезжайте, чтобы на вас накричали ковбои.

Очень, очень, очень сексуальные ковбои.

Солнце уже высоко в небе, когда мы с Чарли начинаем подниматься на Луговую гору. Он пообещал мне, что оттуда открывается лучший вид в округе, который позволяет понять суть ранчо «Беглец».

― Две мили вверх, две мили вниз. ― Он окидывает меня взглядом. ― Справишься?

Справлюсь.

Без перегрузок и с приемом лекарств, я могу заниматься спортом. Вчерашний срыв был вызван адреналином и стрессом. Спокойный подъем на красивую гору ― со мной все будет в порядке.

Он смотрит на меня, все еще ожидая ответа, но на его лице нет того типичного выражения раздражения, которое было у него с тех пор, как мы познакомились. Его сменило терпение.

Я улыбаюсь Чарли.

― Давай не будем спешить?

Голубые глаза не отрываются от моего лица, и он отрывисто кивает.

― Хорошо.

В молчании мы идем бок о бок, и вот уже невысокая возвышенность ранчо уступает место зубчатым горам и высоким соснам, которые, кажется, тянутся до самого голубого неба. Я поправляю солнцезащитные очки, любезно подаренные мне на заправке в Уинслоу, и глубоко вдыхаю свежий воздух, любуясь потрясающим видом Монтаны.

Но вскоре мой взгляд останавливается на мужчине рядом мной.

Он погружен в раздумья, но идет вперед уверенно. Камни хрустят под его сапогами, словно он готов покорить гору.

Белая футболка обтягивает его бицепсы и широкую грудь, а мышцы спины напрягаются при ходьбе. Под ковбойской шляпой, сквозь коротко подстриженную бороду, видны его полные губы. Несмотря на яркое солнце, палящее над головой, по моим рукам бегут мурашки. Его привлекательность перегружает мои чувства. Он пахнет потом, сеном, черным кофе и мужчиной.

Я проехала полстраны и нашла лучший вид в мире.

И это ― ковбой по имени Чарли Монтгомери.

Опасаясь, что меня застукают, я опускаю глаза к земле и тут же останавливаюсь и ахаю.

Чарли вздрагивает от этого звука и протягивает руку, когда я опускаюсь на землю.

― Руби?

― Смотри, ― выдыхаю я, указывая на россыпь фиолетовых цветов на тропинке. ― Это дикие фиалки.

Он смотрит на меня.

― Ты странная девушка. ― Его взгляд скользит по мне ― по моим губам, ногам ― и выражение его лица меняется. ― Оставайся такой, ― говорит он, затем переступает через россыпь цветов и продолжает наш путь.

Я улыбаюсь и выпрямляюсь. Из уст Чарли — это лучший комплимент, который я когда-либо получала.

Мы продолжаем идти, погрузившись в приятную тишину на время долгого подъема. Через пятнадцать минут я понимаю, что Чарли поменялся со мной местами. Он сдвинул меня ближе к горе, а сам идет по краю обрыва.

В моем сердце расцветает тепло. Это одновременно и защита, и забота, и это возвращает меня мыслями ко вчерашнему дню.

Мне нравится та часть Чарли Монтгомери, которая заставила его извиниться, но меня привлекает и грубый ковбой, который накричал на меня. Кто-то может назвать это чрезмерной реакцией, но я так не думаю. Скорее, это говорит о том, что ему не все равно, что он беспокоится, возможно, даже больше, чем пытается показать.

Вчера, когда он обнял меня и усадил на диван, я почувствовала это. Мое сердце. Учащенное сердцебиение. Но не из-за моей аритмии. Из-за Чарли. Он был добрым и милым, спрашивал о цветах, чтобы отвлечь меня от того, что у меня почти случился приступ трепетания. Даже если он не знал об этом.

Мерзкое чувство вины ползет по моей коже. Ненавижу то, что мне приходится лгать ему о своем состоянии, но я не хочу, чтобы Чарли считал меня хрупкой, как все остальные в моей жизни. Это не вариант.

Я хочу быть нормальной, даже если это временно.

Я не могу впустить Чарли. Я не могу рассказать ему правду.

Это небезопасно.

Для нас обоих.

― Давай остановимся здесь. ― Чарли, высокий и широкоплечий, идет к смотровой площадке, двигаясь с уверенностью, которая говорит мне о том, что он знает и любит эту землю.

Секунду я прислушиваюсь к своему сердцебиению, дышу медленно и ровно.

Чарли показывает пальцем на водопад, расположенный по диагонали от нас.

― Это Плачущий водопад.

― Почему он так называется?

Он выглядит мрачно.

― Как гласит история, сюда пришел обоз. Они разбили лагерь у водопада. Через два дня их настигла сильная буря. Горный хребет затопило, и вода смыла одну повозку через край водопада. Она была полна детей.

Я задыхаюсь, ошеломленная его величием, бушующей водой, каскадом низвергающейся с отвесных скал.

Он смотрит на меня.

― Люди утверждают, что по ночам можно услышать детский плач.

― Это так в духе Дикого Запада, ― вздыхаю я с ужасом. Шагнув вперед, я делаю снимок водопада, а затем проверяю его.

― Ты думаешь, это спасет ранчо? ― В его глубоком голосе слышится не только сомнение, но и отчаяние.

― Думаю.

― Надеюсь, ты права. Сегодня у нас было еще две отмены.

― Правда? ― Я хмурюсь и качаю головой. ― Ну, не волнуйся. Сейчас тебя знают не те люди, которые нам нужны. ― Я улыбаюсь. ― Кроме того, жизнь была бы чертовски скучной без ненавистников и сомневающихся. Мы должны вывести их к свету.

Он усмехается.

― Как тебе удается всегда быть такой позитивной?

― Я всегда вижу светлую сторону. Мне приходится. В моей семье я должна быть позитивной.

― Это причина, по которой ты здесь? Семья? ― Его вопрос задан беспристрастно, как будто ему все равно, но под поверхностью я чувствую затаенное любопытство.

Я пожимаю плечами.

― Думаю, это просто кризис среднего возраста.

Чарли смеется, и мой пульс становится чаще. Его смех преображает все его тело, широкие плечи расправляются, в уголках глаз появляются морщинки. Он все такой же суровый, только более умиротворенный.

― Если ты ― среднего возраста, дорогая, то я чертов дедушка.

Дорогая. Ласковое обращение поглощает меня, как лесной пожар.

Я колеблюсь, а потом, поскольку мы вроде как приоткрыли свои души, спрашиваю:

― Почему ранчо называется «Беглец»?

Чарли качает головой, его красивое лицо темнеет.

― Мы говорим о тебе.

Я хмурюсь. Он уже второй раз уклоняется от ответа на этот вопрос.

― Почему ты здесь? ― спрашивает он, поворачиваясь ко мне.

Теперь моя очередь уклоняться от ответа. Рассказать о том, почему я путешествую через всю страну, ― все равно что впустить все плохое обратно. А я не хочу нести это бремя в этом чудесном городке.

― Я здесь, чтобы повеселиться. Чтобы посеять…

― Дикий овес? ― Его голос хриплый, раздраженный, но от него меня бросает в дрожь. Пристальный взгляд его голубых глаз прожигает во мне дыру. ― Но почему? Люди не бегут, если они не… ― Он замолкает, не успев договорить до конца. Но я могу заполнить пробелы.

Бегут.

― Как насчет сделки? ― объявляю я. ― Я скажу тебе, почему я здесь, когда ты скажешь мне, почему твое ранчо называется «Беглец».

Он хмурится, а я усмехаюсь. Блеф раскрыт. Я чувствую себя лучше, потому что теперь я не лгу, а только скрываю. Так же, как и он. Это справедливо.

Мы поднимаемся по склону горы, и Чарли продолжает идти ближе к краю. Я пинаю камешек и наблюдаю за ястребом, парящим в чистом голубом небе. Широкая ладонь касается моей руки, и я оглядываюсь, с благодарностью принимая бутылку ледяной воды, которую протягивает мне Чарли.

― Впереди, ― раздается его низкий голос. ― Последняя смотровая площадка.

Здесь душно, жарко, но мы продолжаем подниматься. Широкая тропа вскоре выводит нас на узкую тропинку, идущую прямо вдоль обрыва. Она слишком узкая, чтобы вместить нас обоих, поэтому Чарли медленно идет за мной.

― Это твой план, ковбой? Затащить меня на гору и столкнуть с нее? ― игриво спрашиваю я, осмеливаясь бросить взгляд через плечо.

Он усмехается, но молчит, не сводя с меня пристального взгляда, словно следит за каждым моим шагом.

Наконец мы добираемся до части горы, возвышающейся над ранчо.

― Боже мой, Чарли. ― Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, а потом снова на потрясающий вид.

― Красиво, правда?

― Да. ― Я не могу отвести взгляд от панорамного вида на ранчо «Беглец», сверкающего водопада, города Воскрешение. Я отхожу от высокого, широкоплечего Чарли и подхожу ближе к краю.

Ранчо «Беглец» ― самое захватывающее место, где я когда-либо была.

Самое реальное из всего, что я когда-либо видела.

Затаив дыхание, я наклоняюсь вперед, чтобы лучше видеть. Сердце колотится в знак солидарности с моим безрассудством.

Я хочу увидеть больше.

Я хочу увидеть все.

Я подаюсь вперед и ахаю, когда перед моим лицом пролетает краснохвостый ястреб. Мое тело оказывается в воздухе, когда меня поднимают, а затем опускают обратно на землю.

― Господи. ― Чарли прижимает меня к своей мускулистой груди, его красивое лицо темнеет, как грозовая туча.

Я извиваюсь в его объятиях и, подняв солнечные очки, моргаю, глядя на него. Он все еще прижимает меня к себе, а его рука вцепилась в пояс моих джинсов.

― Что случилось?

С раздраженным выражением лица он проводит свободной рукой по бороде.

― Ты должна прекратить это делать, Руби.

― Что?

― Ахать. ― Между его бровями образуется складка. Он крепче притягивает меня к себе. Я опускаю взгляд и вижу, что костяшки его пальцев, сжимающих изгиб моего бедра, побелели. ― Я подумал, что ты, блядь, падаешь.

Я хочу сказать ему, что падение ― это наименьшая из моих забот, чтобы он привык к моим вздохам благоговения, но страх в его горящем взгляде заставляет меня отказаться от борьбы.

― Хорошо, ― соглашаюсь я. Когда я устраиваюсь рядом с ним, я слышу его ровное дыхание. ― Я посмотрю отсюда. ― Я поднимаю на него глаза. ― Теперь ты можешь отпустить меня, ковбой.

Он сглатывает, и атмосфера между нами накаляется. Мой пульс бьется быстрее при виде сурового гнева и невольного беспокойства на его лице.

Наконец он убирает свою большую руку с моей талии и скрещивает руки. Напряжение немного спадает с его лица.

После этого между нами воцаряется комфортная тишина, и мы с Чарли стоим, любуясь пейзажем, единственными свидетелями которого мы являемся.

― Это ранчо «Беглец», ― говорит Чарли с гордостью в голосе. ― То, ради чего все и затевалось.

Я вижу, что он пытается мне показать. Люди. Красота. Дикая природа.

Все, что его волнует, находится на этой земле под нами.

― Скажи мне, почему, ― говорю я серьезно и кладу ладонь на его плечо. ― Скажи мне, почему ты любишь это, Чарли.

Он смотрит на меня, на его челюсти пульсирует мускул, и наши взгляды встречаются. В его васильково-синих глазах вспыхивает пламя.

Сначала я думаю, что опять задела его за живое, что меня ждет очередное ворчание и холодный отказ, но глубокий голос Чарли звучит так, словно надо мной разворачивается рулон бархата.

― Это не для всех, ― начинает он. ― Любить землю. Но когда что-то создано для тебя, ты это знаешь. Ты это чувствуешь. ― Он глубоко вздыхает и смотрит вдаль. Его лицо смягчается. ― Я люблю эту землю не потому, что она моя, невозможно обладать этой дикой красотой. Я люблю ее, потому что она живая. Потому что ее нельзя приручить. Это чувствуется в воздухе. В лучах солнца, поднимающегося над лугом. Когда я встаю утром, я просыпаюсь вместе с ней. А когда мой рабочий день заканчивается, я ложусь спать. Земля говорит с тобой, придает смысл твоему существованию. Она поддерживает тебя, даже когда ты готов сдаться. Верить в землю ― значит верить в себя. Это значит, что ты делаешь что-то стоящее то время, которое отведено тебе в этом мире.

На секунду у меня перехватывает дыхание.

Этот человек, его слова притягивают.

Он дает тебе цель в жизни.

― Мне это нравится, Чарли, ― говорю я ему, прижимая руки к своему бешено колотящемуся сердцу. ― Мне нравится твое ранчо. И мы его спасем.

Когда я поворачиваюсь обратно, наши руки касаются друг друга, и меня затапливает теплом.

Чарли смотрит вниз, словно тоже это почувствовал. В воздухе что-то изменилось. Электричество между нами.

Он сглатывает несколько раз, так ничего и не ответив.

Я смотрю на него. Он стоит против солнца, его красивое лицо скрыто тенью, но я все равно вижу его. В его глазах ― гордость. Но есть и что-то еще. Страх. Какая-то грусть.

Грусть, которая была у меня до того, как я приняла решение.

Печаль, которая ассоциируется у меня с потерей.

Я видела ее на лице отца.

Его хрипловатый голос нарушает тишину.

― Ты сгоришь, ― говорит он и надевает свою ковбойскую шляпу мне на голову.

В этот момент я чувствую себя присвоенной.

Сердце замирает в груди.

Может ли сердце перегреться?

Может ли сердце биться для одного человека?

Думаю, мне стоит узнать ответы на эти вопросы как можно скорее.

― Как поживает подсолнух? ― спрашивает Макс. Его кошка, Пеппер, мяукает в трубку.

― Я сегодня ходила в поход.

Босиком я ступаю по прохладному твердому дереву. После прогулки Чарли подбросил меня до коттеджа. Теперь пора приниматься за работу. Мне нужно составить календарь мероприятий в социальных сетях и позвонить Молли, моей знакомой в агентстве туризма класса «люкс». Используя своих инфлюенсеров¹⁸, она может привлечь внимание к ранчо. Возможно, она отправит кого-нибудь сюда на экскурсию, что было бы просто замечательно.

Когда я поняла, почему Чарли любит ранчо, увидела его красоту, то захотела бороться за него еще сильнее. Я чувствую личную заинтересованность в том, чтобы помочь Чарли Монтгомери и его братьям сохранить эту землю, которая так много для них значит.

― Рубс. Прогулка в горы?

От очевидного упрека в голосе Макса я закатываю глаза.

― Я могу ходить в походы, идиот. Я шла медленно и спокойно, только чуть не свалилась с горы.

Он не смеется.

― Есть трепетание?

― Нет, ― вру я, отказываясь чувствовать себя виноватой. Вчерашний эпизод едва ли считается. Потери сознания не было, пульс не превышал 180. Даже после сегодняшней прогулки я лишь слегка запыхалась.

Я в порядке. В полном порядке.

― Ты хорошо себя чувствуешь?

Я вздыхаю и выхожу из дома, чтобы постоять на крыльце. Солнечные лучи преломляются, окрашивая поле в розовые и фиолетовые тона. Группа смеющихся гостей бредет по гравийной дороге с удочками в руках.

― Я в порядке, Макс. Давай не будем говорить обо мне. Давай поговорим о горах, которые я видела. О лошадях, которых я гладила. Они на ощупь как бархат, знаешь ли.

― Похоже, ты счастлива, ― нехотя признает он.

― Я счастлива.

Действительно счастлива, думаю я, когда наблюдаю за Чарли через большое окно его дома.

― Пока ты в безопасности, я не буду волноваться.

― Хорошо. Как папа?

― Если бы ты ответила на его звонок, ты бы знала.

― Ты прав, ― шепчу я, чувствуя, как меня переполняет чувство вины. Как бы я ни скучала по отцу, по нашему вечернему распорядку, состоявшему из салата с маслом, домашнего куриного супа с лапшой и реалити-шоу, как бы ни скучала по своему саду, полному наперстянки и лаванды, я совершенно не могу с ним разговаривать. Печаль в его голосе заставит меня вернуться домой. Смс ― это все, на что я сейчас способна.

И даже это причиняет боль.

― Мы скучаем по тебе, Рубс. ― Голос Макса звучит сквозь треск на линии. ― Избавься от того, что тебя гложет, а потом возвращайся домой.

Мой взгляд возвращается к Чарли.

Что-то подсказывает мне, что избавиться от этого ковбоя будет не так-то просто.