Чарли
― Я буду на тебя кричать, ― предупреждаю я Руби, когда мои братья выходят из конюшни.
Она игриво вздыхает и отступает назад.
― Ты давал мне обещание. ― Ее глаза блестят, как будто она знает, что будет дальше. Она очаровательна, но это не действует.
Мой взгляд темнеет.
― Это напоминание тебе не поможет, дорогая.
― Я не буду извиняться за то, что помогаю тебе, ― говорит она, упрямо вздернув подбородок.
Я приближаюсь к ней и подталкиваю в одно из стойл.
― Тебе не следовало пытаться поговорить с ним в одиночку. Ты должна была, черт возьми, дождаться меня. ― Я прижимаю ее к стене, хотя все, чего я хочу, ― это заключить ее в свои объятия и защитить.
Уберечь ее от всего мира.
Она тычет меня в грудь.
― Ты не сможешь напугать меня, ковбой.
― А ты меня ― да. ― Я беру ее руку и целую пульс на ее запястье. Его учащенное биение покоряет меня. ― Ты напугала меня, Руби. Что, если бы он причинил тебе боль? Что, если…
Я даже не могу закончить эту фразу.
Черт бы побрал эту женщину.
Прекрасный, крошечный хаос. Такой она была с тех пор, как появилась на ранчо. Я имел дело с быками, ломал кости, укрощал диких лошадей, и единственное, что пугает меня до смерти, ― эта сказочная девушка ростом пять футов три дюйма.
Я обхватываю ее за талию.
― Больше никаких расследований, Руби.
― Я просто хотела помочь.
― Помочь? Ты чуть не довела меня до чертова сердечного приступа.
Она бледнеет.
― Ты меня доконаешь, ты знаешь это? ― шепчу я, мои руки скользят вверх, чтобы обнять ее лицо.
Ее потрясающие голубые глаза закрываются.
― Прости меня, ковбой.
― Малышка, ты можешь быть серийным убийцей, и я тебя прощу. ― Я отстраняюсь и бросаю на нее самый свирепый взгляд, на который только способен. ― Никогда больше так не делай.
― Прости меня, Чарли. Мне жаль. ― Приподнявшись на цыпочки, она целует меня в уголок губ. Нежные, мягкие, теплые поцелуи, от которых мой член молит о том, чтобы оказаться внутри нее. ― Мне так жаль.
Она совершенно бесстрашная.
Из моей груди вырывается неровный вздох. Подойдя ближе, я прижимаю ее к стене. В воздухе между нами потрескивает электричество.
― Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь.
Ее лицо темнеет от желания.
― Покажи мне, Чарли.
Ее слова, как резкий удар хлыста, заставляют меня двигаться. Я притягиваю ее к своей груди и целую до тех пор, пока мы оба не задыхаемся. Руби стонет и запускает руки в мои волосы. От ее нежного стона мой член становится стальным. Жаждая большего, я целую пульс на ее шее и спускаюсь языком ниже.
Весь контроль покидает меня. Я одержим этой женщиной. Она чуть не свела меня с ума сегодня. Отняла годы моей жизни.
Адреналин, беспокойство, страх заставляют меня рвать на ней юбку. Она задыхается, когда я грубо поднимаю ее выше уровня бедер. Я разворачиваю ее и задираю подол ее сарафана до талии, обнажая попку. Спелейший персик, в который я хочу вонзить свои зубы.
Я опускаюсь на колени и нежно покусываю гладкую плоть, помечая ее.
Моя.
Она вскрикивает, а потом задыхается:
― О, мне это нравится. Мне это нравится, Чарли. ― Руби смотрит на меня через плечо, ее глаза полуприкрыты.
― Я на коленях перед тобой, малышка, ― говорю я. ― Тебе это нравится? Потому что именно так всегда и будет.
Она кивает, ее лицо сияет.
Я шлепаю ее по заднице, не настолько сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы заставить этот великолепный ротик простонать мое имя. А потом я поднимаюсь на ноги и прижимаю ее к своей груди.
Я прикусываю ее лопатку и тянусь рукой вниз, застонав, когда нахожу ее набухшей и влажной. Мои пальцы скользят внутрь нее. Она вздрагивает. Усиливая хватку, я притягиваю ее к себе, продолжая ласкать.
― Ты такая красивая, ― говорю я с благоговением, наблюдая за ее лицом, пока глажу пальцами ее клитор. ― Такая чертовски совершенная.
Она всхлипывает и прижимается щекой к стене. Ее красные губки мило поджимаются, а глаза закатываются, когда я двигаю большим пальцем по ее клитору.
― Держи эту сладкую киску на замке, слышишь меня? ― рычу я ей на ухо. ― Я, и только я, малышка. Я единственный, кто наслаждается ей. Ест ее. Трахает ее.
― Да, Чарли, ― говорит она с прерывистым всхлипом. Она выгибается, когда кончает, прижимаясь к моим обтянутым джинсами бедрам. ― Да. Да.
Я хочу ее всю. Я не могу насытиться ею. Я должен быть внутри нее.
Жестоко отрывать руку от всей этой сладости, но я делаю это. Я уже расстегиваю джинсы.
Ткань падает, сбиваясь в кучу вокруг моих бедер, и мой стальной член прижимается к теплой плоти, а пот стекает по моей груди. Мои руки поднимаются по ее бедрам, оставляя влажные следы. Я впитываю каждый сантиметр ее бархатной кожи. Я провожу ладонью по ее позвоночнику, и она выгибается навстречу моим прикосновениям. С рычанием я притягиваю ее спиной к себе. А потом Руби раздвигает для меня свои влажные бедра, и я погружаю в нее свой пульсирующий член. Мы двигаемся синхронно, когда ее тугие стенки сжимаются вокруг меня, и я делаю жесткий толчок.
С ее губ срывается тихий стон.
Ее спина выгибается ― медленное, нежное движение, от которого я стону, глядя в потолок. Голова Руби откидывается назад на мою грудь, открывая мне вид на ее великолепную грудь. Глаза закрыты, ее стройные руки тянутся ко мне, обвиваясь вокруг моей шеи.
― Медленнее, малышка, ― шепчу я ей на ухо. У меня такое чувство, что мое сердце вот-вот разорвется на части. ― Медленно и спокойно, как ты любишь.
Ее грудь поднимается и опускается. Вырез ее платья сполз вниз, и два розовых соска выглядывают наружу, сводя меня с ума.
― Чарли, ― умоляет она нежным, дрожащим голосом. ― А-а-а, Чарли!
― Тише, малышка, ― говорю я, вспомнив, что мы в конюшне, где любой может нас застукать. Я оглядываюсь по сторонам, мне ненавистна мысль о том, что кто-то войдет и увидит Руби обнаженной. Нежно обхватываю ее шею и провожу рукой по горлу. Ее пульс стучит на кончиках моих пальцев. ― Тише, подсолнух.
Она тяжело дышит. Ее дыхание согревает мою ладонь, ее тело движется вместе с моим, ее идеальная попка совершает ритмичные движения навстречу моему паху, пока я вхожу в нее снова и снова.
Медленно. Спокойно.
Она такая мокрая. Такая тугая.
Я просовываю большой палец ей в рот и почти кончаю, когда она резко и сильно прикусывает его зубами. Она улыбается, наслаждаясь контактом.
Блядь.
Сердце бешено колотится, я притягиваю ее к себе, сжимаю в объятиях и толкаюсь.
― Смотри мне в глаза, когда кончишь, малышка. Ты слышишь меня? Я хочу, чтобы ты смотрела на меня. Я хочу, чтобы ты видела, что я принадлежу тебе.
― Да, ― выдыхает она, ее стройное тело выгибается навстречу мне, в ложбинке между грудями выступают капельки пота. Ее глаза прикованы к моим, а вокруг нас колышется занавес ее волос. ― Да, ковбой.
Это не секс. Больше нет.
Теперь Руби ― весь мой мир.
Ее солнечная улыбка, сладкое тепло, исходящее от ее естества, ее великолепное лицо.
С хриплым рычанием я сжимаю ее бедра и толкаюсь в нее.
Сильно.
Глубоко.
Так глубоко, как никогда раньше.
На этот раз я не могу остановить крик Руби. Ее пронзительный стон эхом разносится по конюшне, и я теряю контроль. Дрожь проносится по моей спине, в то же время с моих губ срывается рычание, я кончаю. Ее оргазм следует за моим, ее киска сжимается вокруг меня, а я все еще продолжаю изливаться в нее. Неистовое желание никогда не расставаться с этой женщиной, никогда не отпускать ее становится всепоглощающим.
― Ты будешь слушаться меня, понятно? Веди себя хорошо, мать твою. Я не могу допустить, чтобы ты пострадала. Ты нужна мне здесь. ― Я выдавливаю слова прямо в изгиб ее влажной шеи, целуя ее и умоляя одновременно.
Руби вздрагивает рядом со мной, все еще приходя в себя от силы оргазма. Я прижимаю ее тело к своему, удерживая нас вместе. Ее руки скользят вниз, ее ладони касаются моей челюсти, после чего она обмякает на мне, и я подхватываю ее на руки.
Это небеса, рай.
Если я никогда не вернусь на землю, я буду счастливым человеком.
Конец гребаной истории.
Руби вздыхает, когда я прижимаю ее к своей груди. Мы лежим на свежем сене, расстелив одеяло, чтобы она не поцарапалась. Я окидываю взглядом ее тело. Великолепное. Сияющее. Облако ее золотисто-розовых волос окутало нас. Внутренняя поверхность ее бедер влажная и липкая. На внешней стороне ее бедра отпечаталась пряжка моего ремня.
Она помечена.
Гордое рычание раздается в моей груди и вырывается наружу. Моя.
Она моя.
― Итак, сколько девушек ты поимел в конюшне? ― спрашивает она с мелодичными, дразнящими нотками в голосе.
― Ни одной, ― резко отвечаю я.
Когда-то это было влажной мечтой подростка Чарли, но единственная женщина, с которой я был в конюшне, ― это Руби.
И я не хочу никого другого.
Она улыбается и еще крепче прижимается к моей груди, словно не может вынести, что между нами есть хоть какое-то пространство. Черт, это чувство взаимно. Когда я смотрю на ее милый профиль, беспокойство сжимает мое горло, как удавка.
Я чертовски хорошо понимаю, что эта упрямая девчонка в моих объятиях сегодня подвергла себя опасности. И все ради того, чтобы помочь нам. Чтобы защитить ранчо. Черт, да половина Воскрешения теперь будет знать, кого остерегаться, благодаря ей.
Я все еще злюсь из-за этого. Этот парень все это время был прямо у меня под носом. Мне и в голову не пришло изучить женщину, которая выложила видео, я просто решил, что она злая, мстительная Карен. Но Руби, моя девочка, догадалась, что это не так.
Теперь фитиль подожжен. Это уже не война, а Армагеддон. Происходящее на ранчо становится все опаснее, и Руби оказывается в самом центре событий. Это наполняет меня такой беспомощностью, что я чувствую, будто тону.
С ней ничего не случится. Я скорее пройду через адское пламя, чем позволю кому-либо причинить ей боль.
― Чего ты боишься, Чарли? ― Мягкий голос Руби отвлекает меня от мрачных мыслей.
Я крепко обнимаю ее.
― Почему ты спрашиваешь?
Она зарывается пальцами в волосы на моей груди, и ясные голубые глаза скользят по мне.
― Из-за того, что ты такой сильный, ворчливый и серьезный, я не могу понять.
Я боюсь каждого дня, когда ты здесь, на ранчо.
― Я боюсь потерять людей, которых люблю. ― Я провожу рукой по ее шелковистым золотисто-розовым локонам. ― А ты?
― Не жить по-настоящему. ― Она зевает, ее голос сонный. ― Но мне кажется, что на ранчо я прожила тысячу жизней. ― Приподнявшись на локте, она смотрит на меня затуманенными глазами. ― Вот почему я пошла к Колтону. Ради тебя. Я обещала тебе помочь.
― Это было слишком рискованно, ― ворчу я.
Если бы Колтон причинил ей вред, в мире не нашлось бы столько денег на залог, чтобы вытащить меня из тюрьмы.
― Я не против рискнуть. ― Она лучезарно улыбается, и еще один зазубренный осколок моего сердца возвращается на место. ― Самый большой риск, на который я когда-либо шла, ― это провести лето здесь, с тобой.
Ее искренность поражает меня. Я сажусь рядом с ней и прижимаю руку к груди, чувствуя ее сердцебиение своей ладонью.
― Я никогда не встречал никого, похожего на тебя, ― говорю я ей. ― Ты так полна жизни и света. В твоей груди стучит настоящее сердце, Руби.
От моих слов ее глаза распахиваются.
― Тебе нравится биение моего сердца? ― спрашивает она с надеждой в голосе.
Взяв ее руку в свою, я подношу ее запястье к губам и целую то место, где бьется пульс. Он быстрый. Почти трепетный.
― Я люблю этот прекрасный ритм. Это лучшее, что я когда-либо слышал.
Я словно подарил ей луну с неба.
Слезы появляются в ее прекрасных голубых глазах.
― О, Чарли, ― говорит она, задыхаясь, и ее припухшие красные губы приоткрываются навстречу моим. Я чувствую это. Мою капитуляцию. И мне, блядь, все равно. Я теряюсь в ее сладком солнечном поцелуе. Потом ее руки обвиваются вокруг моей шеи, и я снова притягиваю ее к себе, накрывая одеялом.
Проходят минуты, мы лежим рядом, наши сердцебиения приходят в норму.
― Я могла бы умереть, ― яростно шепчет Руби, и в ее голосе звучит странное удовлетворение. ― Я могла бы умереть вот так.
― Эй. ― Нахмурившись, я наклоняюсь, чтобы посмотреть на нее. ― Не смей так говорить.
У меня чувство, будто меня сейчас выпотрошат.
То, как она это говорит…
Я не могу этого вынести.
Прежде чем я успеваю что-то сказать, она вытягивает руки вверх и в стороны, обнажая грудь. Я бросаю взгляд на дверь, не желая, чтобы мои братья вошли и увидели лучшее зрелище во всем штате Монтана.
― Почему бы и нет? Это правда. ― Она прижимается ко мне, целуя мою шею и отвлекая от мрачных мыслей. ― Ты замечательный, Чарли.
Ее нежность, ее уязвимость заставляют меня стиснуть зубы. Я крепко обнимаю ее, прижимая ее голову к своему подбородку.
Боль в груди усиливается.
И я сдаюсь. Сдаюсь всему, что отрицал все это лето, и смотрю в лицо гребаным фактам.
Руби моя.
Это неизбежно.
И она значит все для меня.