Укротить сердце

Глава 22

Чарли

Я просыпаюсь от того, что маленькое, теплое тело прижимается к моему боку.

Руби.

Я поворачиваюсь лицом к балкону, морщась от яркого утреннего света.

Из моей груди вырывается стон.

Я человек, который никогда не спит дольше семи. Но сегодня утром солнце стоит под таким углом, какого я не видел уже лет десять. По крайней мере, не в моей спальне. А это значит, что я проспал. Чего я никогда не делаю. За годы, прошедшие с тех пор, как погибла Мэгги, я ни разу не проспал всю ночь.

Этой ночью я спал без сновидений. Чертовски идеально.

Всему виной девушка в моей постели.

С простыней доносится тихий вздох, и Руби придвигается ближе, обхватывая мой торс. Я чувствую, как мягкие округлости ее грудей прижимаются к моей спине, и мгновенно становлюсь твердым как камень.

Осторожно я поворачиваюсь к ней лицом.

Она спит, прижав одну руку к груди, простыня спуталась вокруг ее обнаженного тела. Ее густые золотисто-розовые волосы разметались по подушке. Созвездие веснушек рассыпано по ее щекам и переносице.

Я лежу и смотрю на нее, ожидая, что меня захлестнет сожаление, когда в груди появится предательская боль, но ничего не происходит. Только Руби, мягкая и безопасная, рядом со мной.

Честно говоря, прошлая ночь была лучшей за долгое время.

Не в силах сдержаться, я глажу ее щеку, и она просыпается.

Ее длинные ресницы вздрагивают. Сонные голубые глаза смотрят на меня.

― Привет, ― говорит она.

― Доброе утро. — После секундного колебания я запечатлеваю поцелуй на ее лбу. ― Как ты себя чувствуешь?

После обморока Руби и ее нежелания оставаться у меня, я целый час пролежал рядом с ней без сна, проверяя, все ли с ней в порядке. Прошлой ночью она напугала меня до смерти. Тревога поселилась в моих венах, волна страха, который грозил задушить меня.

― Я чувствую себя прекрасно, ― говорит она, потягиваясь на простынях и издавая радостный писк. Затем она вздыхает и садится. Простыня спадает, открывая вид на ее прекрасное тело. ― Чарли, мы пропустили восход солнца.

― Полагаю, это означает, что нам придется попробовать еще раз.

Ее лицо озаряет сияние счастья, словно я пообещал ей луну с неба, и меня охватывает странное чувство, что я хочу, чтобы она всегда так выглядела.

Внизу хлопает дверь. Запах кофе.

― Черт. ― Я сажусь и натягиваю джинсы. Мне нужно последовать собственному совету и начать запирать дверь. Не то чтобы это имело значение для моих братьев. Дымоход, подземный туннель, парашют ― так или иначе, они найдут вход.

― Мне нужно разобраться с братьями, ― говорю я ей.

Руби садится, подтягивая голые ноги к груди. С растрепанными волосами и раскрасневшимися щеками она похожа на дикую лесную нимфу.

Мою грудь пронзает внезапное, резкое чувство.

Я хочу, чтобы она осталась со мной.

Прикусив пухлую нижнюю губу, она натягивает на себя простыню.

― Мне пора идти.

У меня на языке вертятся слова, чтобы попросить ее остаться, спросить, какие у нее планы на день, но я захлопываю рот.

Так будет лучше.

У нас есть границы, и мы их соблюдаем.

Даже если после прошлой ночи мне кажется, что мы уничтожили все границы между нами.

Я выдыхаю, отворачиваясь от нее, чтобы собраться с мыслями, пока я окончательно не потерял разум.

Секс, хороший секс.

Это все.

Я не могу двигаться в этом направлении.

Прошлой ночью было легко забыть об осторожности, но в ярком свете утра это пугает.

Я напрягаюсь, когда маленькая рука Руби проводит по моей спине, ее прикосновение обжигает.

― Чарли? ― зовет она с тревогой в голосе.

Я киваю и смотрю на нее. ― Не торопись. Воспользуйся душем, если хочешь. Чувствуй себя как дома.

― Хорошо. ― Она заправляет прядь волос за ухо и потягивается.

Я позволяю себе в последний раз полюбоваться ее упругой грудью, затем натягиваю футболку и спешу вниз. Дэвис на кухне наливает кофе, а Кина обходит комнату в поисках свежих запахов. На стойке лежит коричневый бумажный пакет из магазина «Zeke's Hardware», извещающий меня о том, что он был в городе.

― Доброе утро. ― Я тянусь за кружкой, держась поближе к кухонным шкафам и надеясь, что это скроет тот факт, что у меня все еще эрекция.

Дэвис поднимает свою кружку в знак приветствия. Собачьи жетоны на его шее отражают лучи солнечного света, проникающего через окно. ― Позаботился о лошадях за тебя.

Я наливаю себе чашку кофе, пытаясь побороть чувство вины в груди. ― Спасибо. ― Мои мысли должны быть заняты делами ранчо, которые я проигнорировал, но вместо этого они заняты девушкой в моей постели.

На губах Дэвиса растягивается улыбка.

― Слышал, ты вчера ходил на танцы.

― Ты не ослышался, ― сухо отвечаю я и делаю большой глоток кофе. Горячая линия сплетен Воскрешения сработала менее, чем за двадцать четыре часа.

Дэвис прочищает горло.

― Отлынивание от работы идет тебе на пользу, Чарли.

Я хмыкаю.

Бросив взгляд в сторону лестницы, мой брат спрашивает:

― Твоя девушка здесь?

Моя девушка.

― Да. Здесь. ― Я выдавливаю из себя эти слова, стараясь не обращать внимания на то, как от них теплеет в груди.

Хорошие вещи не длятся долго. Руби не исключение.

Решив оставить эту тему, слава богу, Дэвис опирается локтями на остров.

― Мне нужно с тобой поговорить. У нас проблемы.

― С ранчо? ― спрашиваю я, проводя рукой по бороде.

― Нет, с Уайеттом.

― Видел его вчера вечером в баре.

― С Шиной Вулфингтон?

― Да. А что? ― Я уже чувствую, как начинает болеть голова.

― Ты слышал, что он сделал? ― Когда я качаю головой, Дэвис продолжает. ― Я видел ее сегодня в городе. Волосы обрезаны по подбородок. По городу ходят слухи, что во всем виноват Уайетт. Шина говорит, что привезла его к себе домой, а когда проснулась, его уже не было, как и ее волос.

Кофе обжигает горло и опаляет легкие. Я закашливаюсь.

― Какого хрена?

В глазах Дэвиса вспыхивает гнев.

― Я бы хотел это знать.

― Это не Уайетт, ― яростно возражаю я.

Дэвис обдумывает мое заявление.

― Ты так думаешь?

― Я знаю.

Я бы поставил на это свою жизнь. Уайетт на редкость безрассуден, но, чтобы причинить вред женщине — такого не случалось.

― Уайетт не повел бы Шину в публичное место, где собралось полгорода, если бы планировал такое.

Дэвис сжимает челюсть.

― Он уже едет сюда. Мы разберемся с этим.

Я открываю рот, чтобы сказать ему быть помягче с Уайеттом, но тихий звук шагов останавливает меня.

― Привет, ― пищит Руби, быстро проходя мимо меня и Дэвиса. Ее щеки неестественно розовые. ― Извините. Я просто пойду…

Она быстрая, но я ― быстрее.

― Эй. ― Я догоняю ее у входной двери и хватаю за запястье, прежде чем она успевает ускользнуть. По какой-то причине я не хочу, чтобы она подумала что-то не то. Я прищуриваю глаза. ― Мне было весело прошлой ночью.

На ее губах появляется застенчивая улыбка.

― Я отлично провела время, Чарли. ― Она колеблется, бросая взгляд на Дэвиса, который стоит и ухмыляется, как самодовольный сукин сын, а затем встает на цыпочки и нежно целует меня в щеку. ― Увидимся позже, Ковбой.

Ничего не могу с собой поделать. Я притягиваю ее к себе.

― Сегодня вечером?

Я не хочу пропустить ни одного дня с ней.

Ее сияющие голубые глаза распахиваются, и она улыбается.

― Да. Хорошо. ― Ее кокетливой ухмылки достаточно, чтобы мне захотелось перекинуть ее через плечо и отнести обратно наверх.

Она машет рукой, когда уходит. Я смотрю, как она выбегает за дверь, сарафан обтягивает ее маленькую упругую попку, как целлофан.

― Она тебе подходит, ― говорит Дэвис, когда я возвращаюсь.

Я понимаю, что он имеет в виду. Она ― первая женщина, в которой я не ищу призрака.

Я бросаю Кине кость из банки «Folger».

― С ней будет весело провести лето.

Дэвис смотрит на меня с укором, потому что знает, что я чертов лжец.

Весело провести лето.

Эти слова камнем оседают у меня в животе. Мне кажется неправильным навешивать на Руби такой ярлык. Как будто она обычная девушка.

Дверь открывается, и в дом входит Уайетт, похожий на кота, съевшего канарейку. Как раз в тот момент, когда я готов спросить, не нужно ли ему, блядь, вправить шею из-за того, как он пялится вслед Руби, он поворачивается ко мне.

― Как прошло свидание?

― Это было не свидание, ― отвечаю я.

Уайетт ухмыляется.

― То есть, ты хочешь сказать, что принцесса собирается не встречаться с тобой, а трахаться?

― Заткнись, ― рычу я. Если Уайетт хочет, чтобы я прикрыл его задницу с Дэвисом, ему лучше заткнуться.

― Я думаю, Чарли хочет сказать, что это сложно. ― Дэвис скрещивает руки, его бицепсы вздуваются. ― И мы здесь не для того, чтобы говорить о Чарли и этой девушке, с которой у него якобы несерьезные отношения. Даже если он собирается отпустить ее в конце лета и в итоге жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. ― Я закатываю глаза, ненавидя своего старшего брата прямо сейчас. ― Мы здесь, чтобы поговорить о тебе.

― Блин. ― Уайетт вздыхает и опускается на табурет у острова. ― И что я теперь натворил?

Нахмурившись, я ищу на лице младшего брата признаки вины, но ничто не нахожу.

― Шина Вулфингтон, ― объявляет Дэвис, переходя в режим дознавателя.

― Что с Шиной Вулфингтон?

Дэвис засовывает руки в карманы, выражение лица бесстрастное.

― Сегодня утром она была в городе и рассказывала всем о том, что ты отрезал ее волосы.

На лице Уайетта появляется искреннее удивление, и я убеждаюсь, что он этого не делал.

― Что? ― Уайетт выпрямляется и смотрит на меня, его глаза расширяются от шока. ― Нет. Я бы не стал с ней трахаться и уж тем более стричь ее гребаные волосы.

― Тогда зачем ты с ней встречался? ― требует Дэвис.

Теперь Уайетт выглядит виноватым.

― Я не пытался залезть к ней под юбку, я пытался… ― На его лице появляется смущение. ― Я пытался выяснить, где Вулфингтоны спрятали лошадь. ― Последняя фраза слетает с его губ в виде невнятного бормотания.

Я издаю стон.

― Иисус, опять эта лошадь? ― На виске Дэвиса вздувается вена. Универсальный сигнал о том, что его терпение на исходе.

Раздувая ноздри, Уайетт с грохотом срывается с табурета, заставляя Кину разразиться яростным лаем. Я давлю большим пальцем в пульсирующую точку между бровями.

― Она была моей, ― огрызается он. ― Папа подарил мне эту чистокровную лошадь. Я, блядь, тренировал ее. Она была моей, а эти мудаки украли ее.

― Успокойся, ― рычу я.

Все еще сверля Дэвиса взглядом, Уайетт запускает руку в волосы и ерошит их.

― Я подумал, что это будет последний розыгрыш. Я найду лошадь и заберу ее обратно. Но она не сказала мне, где она, и я ушел.

Дэвис обдумывает сказанное.

― И это все, что было?

Уайетт прижимает основания ладоней к глазам. Его голос звучит расстроенно и приглушенно.

― Может хватит доставать меня, бро? Я же сказал, что не делал этого. ― Вздохнув, Уайетт поднимает голову. В его глазах светится усталость. ― Ты же знаешь, что это не я, Дэвис. Я никогда бы не связался с такой девушкой… никогда. Я не прикасался к Шине. Ни к ней, ни к ее чертовым волосам.

― Я ему верю, ― говорю я Дэвису.

Уайетт бросает на меня благодарный взгляд.

― Я тоже ему верю, ― наконец говорит Дэвис. ― Но город не верит. ― Он смотрит на меня, потом снова на нашего младшего брата. ― Это плохо. Это все еще плохо, Уай.

Дэвис прав. Все зашло слишком далеко. Даже если Уайетт этого не делал, Вулфингтоны думают, что это сделал он.

Уайетт огорченно сглатывает.

― Насколько плохо?

Дэвис мрачнеет.

― Настолько, что нам лучше быть начеку.

Беспокойство заставляет меня перевести взгляд на большое окно, выходящее на улицу. Я бросаю взгляд на Руби, которая возится с подсолнухами на крыльце своего коттеджа. Потребность пойти к ней, снова заключить в свои объятия, бушует во мне как зверь.

И пока над ранчо простирается чистое голубое небо Монтаны, я чертовски надеюсь, что мой брат не прав.