Чарли
Деревянные полы скрипят под моими сапогами, когда я меряю шагами коридор, моя ярость кипит. Снаружи гремит гром, и я бросаю взгляд на открытую дверь своей спальни. Руби лежит на кровати и вполголоса разговаривает с Куртом, штатным медиком, который работает на ранчо. Словно почувствовав мой взгляд, она поворачивает голову, чтобы встретиться с моим взглядом. Полуприкрытые глаза смотрят на меня, ее золотисто-розовые волосы разметались по подушкам, и она одаривает меня небольшой улыбкой.
Что-то защитное и первобытное вспыхивает во мне.
Война. Это чертова война.
Инстинктивно моя рука сжимается в кулак, и я поднимаю его, готовый нанести удар. Я хочу снова и снова впечатывать свой кулак в чье-то лицо.
― Если хочешь во что-нибудь врезать, подожди Вулфингтонов, ― говорит Форд, когда они с Дэвисом поднимаются по лестнице.
Я перевожу дыхание и разжимаю кулак.
― Я собираюсь их убить.
― Полегче, чувак. ― Форд хлопает меня по плечу. ― Не теряй голову.
― Это уже, блядь, произошло, ― бурчу я, запустив руку в волосы.
Вулфингтоны не понимают, что они натворили. Никто не смеет прикасаться к Руби.
Образ того, как я нахожу ее распростертой на полу, запечатлелся в моем мозгу. Когда я держал ее обмякшее тело в объятиях, не зная, жива она или мертва, меня разрывало на части. Неоспоримое напоминание о том, что я могу ее потерять. Облегчение, которое я испытал, когда нащупал пульс. Ярость, которую я почувствовал, узнав, что кто-то причинил ей боль.
Она нуждалась во мне, а меня не было рядом.
Снова я опоздал на минуту и оказался на расстоянии удара сердца от моей девочки.
Уайетт, прихрамывая, идет по коридору.
― Когда мы отправляемся?
― Заткнись и отдохни, ― рявкаю я, с беспокойством осматривая его. У него небольшое сотрясение мозга, но, черт возьми, вряд ли это может остановить парня.
Уайетт с мутными глазами прислоняется к стене.
― Черт. Меня избили, но я все равно не заслужил хоть немного заботы.
― Давай, ― говорит Форд с широкой ухмылкой. Он отводит нашего младшего брата в сторону. ― Я расскажу тебе сказку на ночь о том, какая ты заноза в заднице.
Дэвис смотрит, как они удаляются по коридору, потом поворачивается ко мне.
― Мы подождем, ― говорит он низким голосом, и на его лице появляется расчетливое выражение.
Несмотря на то, что он спокойный и ответственный, Дэвис ― тот, о ком стоит беспокоиться, когда неприятности касаются нашей семьи. Я вижу жажду крови в его глазах.
― Мы подождем несколько дней. Пусть Уайетт поправится. Мы нападем, когда они будут меньше всего ждать. Сначала разберемся с Вулфингтонами. Если это не они, то DVL.
Я киваю.
― Чарли, ― говорит он с напряжением в голосе, которое заставляет меня нахмуриться. ― Я проверил записи с камер наблюдения. ― Он вздыхает. ― Коттедж Руби не попадает в зону наблюдения новых камер.
Я закрываю глаза и стараюсь, чтобы меня не стошнило.
― Ты, блядь, издеваешься надо мной.
― Я знаю. ― Его голос звучит виновато. ― Я все исправлю.
Я уже собираюсь сказать ему, что слишком поздно что-то исправлять, на Руби напали, мое сердце в гребаном огне, когда из спальни выходит Курт.
― Как она? ― спрашиваю я.
― Она в порядке, ― говорит Курт, и его слова сразу же приносят облегчение моему беспокойному разуму. ― Сердцебиение неровное, но все, что ей нужно, ― это отдых. Проследи, чтобы она что-нибудь съела и не напрягалась пару дней.
Я запускаю руки в волосы и оставляю их там.
Дэвис смотрит на меня с оттенком веселья и сочувствия.
― Пусть она отдохнет, Чарли. С ней все будет в порядке. Не волнуйся.
― Она останется здесь, ― говорю я ему, уже направляясь к Руби. Мысль о том, что я не смогу быть рядом с ней, выводит меня из равновесия. Я не смогу расслабиться, если не буду рядом.
В спальне горит приглушенный свет, дверь на балкон слегка приоткрыта, чтобы впустить прохладный воздух. Руби полулежит на подушках, глаза закрыты, она выглядит маленькой и хрупкой в одной из моих футболок.
У меня внутри все холодеет. Старое знакомое чувство, с которым я жил последние десять лет, пронзает меня насквозь, как лезвие.
Страх. Беспомощность.
Она вся в синяках и кровоподтеках. Ее напугали до смерти. На нее напали. Угрожали. Когда я должен был присматривать за ней.
И это все моя вина.
Почему меня не было рядом? Почему я не защитил ее?
На звук моих шагов Руби открывает глаза.
― Чарли? ― Ее голос едва громче шепота.
― Я здесь, дорогая. ― Я подхожу к кровати и сажусь рядом с ней. ― Как ты?
― Лучше. — Ее длинные темные ресницы трепещут на фоне бледных щек. ― Теперь, когда мой ковбой рядом.
Мягкое поддразнивание в ее тоне успокаивает меня, и я быстро оглядываю ее. Ее голубые глаза сосредоточены, но она выглядит измученной, и все, что я хочу сделать, ― это уложить ее спать.
Я беру ее руку и провожу пальцем по шелковистой гладкости внутренней стороны запястья. На костяшках пальцев у нее синяки, которые знакомы мне со времен драк в баре.
― Ты врезала парню, да?
― Да. ― Она слабо улыбается. ― Опробовала свой апперкот.
Я целую ее ушибленные костяшки.
― Хорошая девочка.
Гордость захлестывает меня с головой.
Может, она и принцесса, но она сильная. Стойкая. Боец.
От напоминания о том, что кто-то пытался причинить ей боль, хотел сделать с ней Бог знает что, у меня внутри все превращается в лед. Я не смог бы жить в мире с собой, если бы с ней что-то случилось.
Судорожный вздох вырывается из моей груди.
― Руби.
― Все в порядке, ковбой, ― говорит она, но ее голос дрожит.
― Руби.
Тихонько всхлипнув, она закрывает глаза, и наши груди соприкасаются, когда я крепко сжимаю ее в объятиях. Мне нужно прикоснуться к ней. Мне нужно обнять ее и убедиться, что она в безопасности. Ощущение того, как ее сердце бьется рядом с моим, способно свести меня в могилу. Эта чертова яркая сила невероятной женщины, которую кто-то пытался у меня отнять.
Если бы Руби причинили боль, это меня прикончило бы. Я абсолютно уверен в этом.
― Я закричала, ― шепчет она, обняв меня за шею. Она дрожит у меня на груди. ― Я закричала, и ты пришел за мной.
― Я всегда буду приходить за тобой. Никогда не сомневайся в этом. — Я целую ее висок, вдыхаю аромат клубники, и наконец мой разум возвращается на землю, а ярость утихает, когда я понимаю, что с ней все в порядке.
― Спасибо. ― Ее искренняя благодарность разрывает меня изнутри.
― Не благодари меня. ― Я отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза. ― Не за это.
Она качает головой.
― Чарли…
― Что? ― хрипло спрашиваю я, заправляя прядь волос ей за ухо. ― Что не так?
Слезы текут по ее щекам, и их вид разбивает мое сердце во второй раз за сегодняшний вечер.
― Я не заперла дверь. ― Ее нижняя губа дрожит. ― Вот как он вошел.
Ярость разливается по моим венам.
― Это не твоя вина. Ты не можешь быть виновата в том, что кто-то причинил тебе боль. ― Я поднимаю ее подбородок. ― Ты слышишь меня? ― строго говорю я, желая ее убедить.
Она смаргивает слезы и быстро кивает, впитывая мои слова.
Мне не хочется отпускать ее, но понимая, чтобы ей нужно отдохнуть, я укладываю ее обратно на подушки.
― Ты помнишь еще что-нибудь о том, что произошло?
― Не думаю. Пока нет. Моя голова… ― Она морщится. ― Все пока в тумане.
Я хотел бы еще ее расспросить, но ее растерянное выражение лица останавливает меня. Сегодня ей и так досталось. Вопросы могут подождать. Все, что ей нужно знать, ― это то, что я все исправлю. Что ей больше никогда не будет больно.
Руби вздыхает и вытягивается на большой кровати, выглядя милой и маленькой.
― С Уайеттом все в порядке? ― спрашивает она.
На нее только что напали, а она волнуется за Уайетта.
Проклятье.
Эта девушка разбивает мне сердце самым лучшим образом.
― С Уайеттом все хорошо. ― Я накрываю ее одеялом и беру за руку. ― Я хочу, чтобы ты осталась здесь, Руби.
Ее глаза превращаются в два огромных блюдца.
― Чарли, я не думаю…
― Малышка, это не просьба, ― рычу я, и она замолкает. ― Ты остаешься. Конец истории. Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Я хочу, чтобы ты была со мной. Пока мы не выясним, кто за этим стоит, ты не отойдешь от меня ни на шаг. Никаких споров, ― говорю я, протягивая руку и касаясь ладонью ее щеки. Она вздыхает ― я воспринимаю это как верный признак того, что она сдается, ― и утыкается губами в мою ладонь. ― Только не об этом. Не когда ты пострадала.
― Хорошо, ― вздыхает она.
Медленно она опускается обратно на подушки. С облегчением я замечаю, что моя рука все еще в ее. Это разрушает стены, за которыми я скрывался все эти годы.
Доверие, которое она мне оказывает. Для меня это честь. Я польщен.
― Я хочу, чтобы ты отдохнула, ― говорю я, сжимая ее пальцы. ― Но сначала я хочу тебе кое-что сказать. На прошлой неделе ты спросила, делал ли я когда-нибудь что-то плохое. Плохой поступок, о котором я не жалею.
Я вздыхаю. Почему я чувствую себя обязанным рассказать ей об этом, я не знаю. Может, потому что хочу, чтобы она знала, что сегодняшний вечер стал для меня чертовым криптонитом. Может, потому что мне нужно куда-то деть свой гнев и чувство вины. Может быть, потому что я осознал, как сильно меня ранит то, что случилось с Руби.
Осознание, что я могу ее потерять…
Это превращает меня в чертовски отчаянного человека.
Только вместо того, чтобы убежать от этого, я хочу прижаться к ней покрепче.
― Был один парень, ― начинаю я тихим хриплым голосом. ― В моем родном городе. Он был близким другом семьи. Мы росли вместе. Играли в футбол. Прошлым летом, когда я вернулся домой, я узнал, что он обидел мою сестру.
Воспоминания захлестывают меня.
Эмми Лу и синяки на ее запястье.
Красная земля в свете фар.
Слейтон стоит на коленях, закрыв лицо руками.
Пистолет в моей руке.
Руби молчит, застыв с широко раскрытыми глазами.
― Я причинил ему боль.
Я провожу рукой по щетине, позволяя тому же беспокойному, яростному чувству, что и прошлым летом, захватить меня.
― Я не знал об этом чертовски долгое время.
Меня до сих пор гложет стыд за то, что мои младшие сестра и брат сами справлялись с этим. Я был старшим братом. Я должен был оберегать их. Я знаю, что Форд и Дэвис разделяют это мучительное чувство.
― Была полночь. Я вывез его на безлюдную грунтовую дорогу в глуши. Я выбил из него все дерьмо. Я заставил его рассказать мне, что он сделал с моей сестрой. Я разбил о него костяшки пальцев. Я сломал ему ребра, лицо. Я сделал все, чтобы заставить этот кусок дерьма почувствовать боль.
Я сжимаю кулак, прочищаю горло.
― А потом я вытащил пистолет.
Я осмеливаюсь взглянуть на Руби. Не могу сказать, пугаю ли я ее. Она сидит неподвижно, ее лицо бледное, но спокойное.
― Я держал его там. В грязи, в свете фар, и он выглядел таким чертовски жалким, плакал своими дерьмовыми слезами. ― Мышцы на моей челюсти дергаются. ― Я ничего не чувствовал. Я так хотел убить его. Я приставил дуло к его лбу. Положил палец на спусковой крючок.
Ее нижняя губа дрожит, и она спрашивает:
― Ты убил его?
― Нет. Я подумал о своих братьях. О сестре. Если бы я убил его, никто бы не выиграл. ― Я прижимаю руку Руби к своему сердцу. Оно колотится о ребра. ― Я отвез Слейтона в дом его родителей и заставил его рассказать им, что он сделал с моей сестрой. И я пообещал этому ублюдку, что если он еще раз вернется домой, то ему конец.
Наступает долгое молчание.
А потом Руби наклоняет голову и спрашивает:
― Зачем ты мне это рассказываешь, Чарли?
Я смотрю ей в глаза.
― Я рассказываю тебе это, потому что я всегда буду оберегать тебя. Я всегда буду защищать тебя.
Она грустно улыбается.
― Ты не можешь защитить меня от всего.
― Могу. И сделаю это.
Я верю в нее, в себя.
Я наклоняюсь к ней и прижимаю руку к ее щеке.
― Никто больше не поднимет на тебя руку, Руби. Ты меня слышишь? Никто не тронет мою девочку.
На ее губах появляется легкая улыбка.
― Я твоя девочка, ковбой? ― Ее голос сонный, усталый.
― Да. ― Слова вырываются из моей груди. ― Ты моя девочка. ― Я ласково убираю волосы с ее лица. ― И я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
― Никогда?
― Никогда.
Руби сонно хмыкает в знак согласия, длинные ресницы трепещут, закрываясь. Я держу ее маленькую руку в своей. Ее пульс бьется в моей ладони. Я прижимаю ее к себе, и само это биение драгоценно.
Я больше не могу это отрицать.
Мозг, тело, сердце, душа ― эта женщина заарканила меня.