Моабит — центральная часть Берлина, опоясан с севера, запада и востока глубокими каналами. Берега обшиты железобетонными плитами. С юга протекает река Шпрее.
Бои внутри района Моабит, старинного и очень густо заселенного, становились все ожесточеннее. Разрушения от бомбардировки здесь были сравнительно небольшие. Узкие улицы напоминали огромные каменные траншеи. Дома с толстыми стенами и высокими кирпичными заборами, заводы и фабрики гитлеровцы приспособили для активной обороны. Поэтому бои приходилось вести в очень тяжелых условиях, штурмовать такие громадные и прочные здания, как, скажем, Моабитская тюрьма. Но кто в те дни думал о трудностях! Мы сражались в центре фашистского логова. Каждый наш удар приближал Победу, и непреодолимое становилось преодолимым, невозможное — возможным.
Танки и самоходно-артиллерийские установки упорно продвигались по улицам Моабита, прокладывая путь пехоте, подавляя и уничтожая огневые точки противника. Не оставались в долгу у своих друзей и стрелки. Они следовали за танками и самоходками, оберегая их от «фаустников», которые стреляли чуть ли не из каждого дома.
К одиннадцати часам дня 28 апреля части нашей дивизии овладели заводским кварталом южнее Малого Тиргартена. Перед нами была Моабитская тюрьма — огромное зловещее здание, встретившее нас ураганным огнем. Было известно, что обороной руководит сам Геббельс и что он находится где-то рядом. Конечно, каждый из нас думал о том, чтобы захватить этого палача живым.
Вызываю по телефону командира полка полковника Зинченко:
— Товарищ Зинченко! Вы наступайте на Моабитскую тюрьму севернее Малого Тиргартена во взаимодействии с полковником Мочаловым. Он будет наступать южнее. Задача: окружить и пленить вражескую группировку.
— Слушаюсь! Сейчас произведу маленькую перегруппировку: один батальон будет наступать прямо на тюрьму, а два пойдут севернее.
— Правильно. Действуйте!
Адъютант Курбатов докладывает, что у телефона полковник Мочалов. Беру трубку:
— Товарищ Мочалов! Оставьте батальон Блохина против тюрьмы в парке Малого Тиргартена, а двумя батальонами наступайте южнее. Задача: охватить район тюрьмы с юга и во взаимодействии с подразделениями полковника Зинченко окружить вражескую группировку, оборонявшую тюрьму.
— Есть! Приступаю к выполнению.
И вот после короткого, но мощного артналета полки пошли в атаку.
Наблюдаю в бинокль, как Степан Андреевич Неустроев и его ординарец П. Пятницкий, пригнувшись, перебежали улицу в сторону, где располагалась тюрьма. Осталось всего несколько десятков шагов, когда с левой стороны из трехэтажного дома противник открыл из пулеметов огонь. Но пулеметный огонь противника не остановил наступающих, бойцы, прижимаясь к стенам зданий, продолжали двигаться вперед. Появилась 76-мм пушка из батареи Кучерина. Несколько прицельных выстрелов, и пулеметы противника замолчали.
Капитан Неустроев флажками давал сигнал командирам рот идти вперед.
Пятницкий с колена из-за угла дома очередь за очередью стрелял из автомата по перебегающему врагу.
Стрельба на какое-то мгновение заглохла, используя затишье, роты не стали ждать, пока рассеется пыль и дым от гранатных разрывов, рванулись от зданий, за которыми укрывались, побежали через улицу к тюрьме. Противник, отступая, прикрывал свой отход огнем из пулеметов и фаустпатронов.
Проходит час-полтора. Докладывают, что захвачены первые пленные. Выхожу. Их около тысячи двухсот человек. Спрашиваю, нет ли среди них Геббельса. Отвечают, что нет. Подходит вторая группа, человек восемьсот. В ней его тоже не оказывается. Ясно — скрылся.
Как впоследствии сообщил пленный офицер из оперативной группы, примерно за час до окружения Геббельс был вызван Гитлером в имперскую канцелярию…
А бой уже завершался. Страшная Моабитская тюрьма в наших руках. Открыты двери камер, освобождены узники. Тогда, конечно, не было ни времени, ни возможности интересоваться каждым из них, но когда я думаю о тех временах, то вспоминаю стихи татарского поэта Мусы Джалиля — узника этой зловещей тюрьмы.
Положили тебя в мешок,
Рот заткнули под злой смешок.
Ставят в очередь твое тело,
Чтоб смолоть его в порошок.
Мелет мельница жизнь людей —
Громоздятся мешки костей.
Жернова ее из железа,
С каждым днем они все лютей.
Мельник злится, от крови пьян.
Не мука — кровь течет из ран.
Жадно пьет ее клоп проклятый —
Бесноватый, слепой тиран.
Чтоб на мельнице этой зла
Кровь священная не текла,
Чтоб не бил в ее крылья ветер,
Чтоб молоть она не могла,
Эту мельницу нужно сжечь!
И мешки — где ни стать, ни лечь!
Пусть пронзит поскорей тирана
Справедливости нашей меч!
До самой смерти мужественный патриот не прекращал борьбы с врагом, писал свои пламенные стихи, верил в свою Родину, в советский народ и Коммунистическую партию, в нашу Победу.
Среди освобожденных находились не только советские люди. Тут были чехи, поляки, французы. Были тут и немцы — верные сподвижники и ученики Тельмана. Но Тельмана среди них уже не было.
18 августа 1944 года в концентрационном лагере Бухенвальд его злодейски убили. Ученики продолжали его борьбу. Ничто не могло поколебать их мужества и воли даже в тюрьме, не иссякла их вера в то, что немецкий народ будет освобожден от гитлеризма. Никогда не забыть мне слов одного из спасенных нами немецких коммунистов.
— Как счастлив я, — воскликнул он, — что наконец-то дождался свободы. Теперь можно спокойно умереть.
И действительно, на следующий день его не стало. Слишком тяжелы были пытки и лишения, которые перенес этот человек в страшных казематах Моабитской тюрьмы.
…Южная часть района Моабита упирается в мост на Шпрее, от которого до рейхстага метров пятьсот. Уверенный в неприступности Моабита, полагаясь на его сильно укрепленные позиции и водные преграды, противник не опасался удара отсюда. К тому же советские войска, обходившие Берлин с севера, шли строго на запад и уже миновали то место, где, казалось, они должны были изменить направление для удара по рейхстагу.
Но вот наша дивизия, развивая наступление на юго-востоке, все упорнее начинает прорываться через Берлин по диагонали в сторону рейхстага. Обнаружив это, враг стал спешно подбрасывать сюда резервы и еще сильнее укреплять на этом направлении свои позиции. Он поставил под ружье всех, кого мог: курсантов военных училищ, фольксштурмовские отряды, ударные батальоны СС, тыловые подразделения. Допрошенные тогда пленные показали, что Гитлер лично в районе имперской канцелярии производил смотр частей, оборонявших район рейхстага, и приказал биться до последнего человека.
И фашисты сопротивлялись с фанатизмом обреченных, цеплялись за каждый переулок, за каждый дом, вводили в бой все новые подразделения. Многие опорные пункты в больших зданиях продолжали вести огонь даже после того, как наши подразделения уже обходили их. Штурмовые батальоны дивизии неудержимо пробивались вперед, не обращая внимания на оставшиеся сзади вражеские гарнизоны. Их ликвидировали подразделения второго эшелона.
Священная ненависть к фашистским захватчикам вела советских воинов на бессмертные подвиги. Под прикрытием танков они вплотную подбирались к домам, врывались в них, уничтожая «фаустников», вражеских снайперов гранатами и автоматным огнем. Там, где нельзя было взять противника пулей или гранатой, его выбивали бутылками с горючей смесью. Так, очищая дом за домом, квартал за кварталом, части дивизии уже 28 апреля полностью овладели районом Моабит. Расчет гитлеровцев отбросить нас назад провалился. Больше того, дивизия наступала только двумя полками — Зинченко и Мочалова, а третий полк — подполковника Плеходанова — находился во втором эшелоне и готовился к решающему удару по рейхстагу.