Бой продолжался 1 мая вечером и ночью. Батальоны Неустроева и Давыдова вели бои за каждую комнату рейхстага, где засели отдельные гитлеровские группы.
К вечеру сопротивление фашистов заметно ослабело. Вскоре на лестнице, ведущей в подвал, мелькнул белый флаг. Старший лейтенант Гусев доложил об этом капитану Неустроеву. Прекратили огонь. Для переговоров в подземелье послали рядового Прыгунова, знавшего немецкий язык. Через двадцать минут солдат вернулся и доложил, что гитлеровское командование готово вести переговоры, но лишь со старшим офицером.
«Кого же послать?» — подумал Неустроев и тут же вспомнил лейтенанта Береста, заместителя по политчасти. Вызвали лейтенанта. Комбат Неустроев был человек мужественный, но внешне неказистый, может быть, поэтому его выбор пал на представительного с виду замполита.
— Ты никогда не мечтал быть дипломатом? — спросил его Неустроев.
— И в голову не приходило.
— А зря, ты ведь рожден для дипломатии.
Берест удивленно посмотрел на командира.
— Тут нам предложили провести переговоры, — начал Неустроев. — Давай умывайся, брейся, переодевайся и к немцам. Они желают разговаривать с человеком представительным.
Берест улыбнулся:
— А что, попробуем…
Составили группу для ведения переговоров. Во главе — Берест. Его «адъютант» — Неустроев, переводчиком — Прыгунов. Неофициальным представителем на переговорах — лейтенант Герасимов с пулеметами у выхода.
Спустились в подземелье. Навстречу вышли два офицера и переводчик. Начал Берест:
— Ваше сопротивление бессмысленно. Предлагаем сдаться в плен. Гарантируем всему гарнизону жизнь.
Гитлеровцы ответили, что они согласны сдаться при условии: выведения наших войск из рейхстага.
— Тогда мы выйдем из подземелья и сдадимся, — закончил офицер.
Хитрое условие, их около двух тысяч, а наших — около трехсот человек… Пойти на такой шаг — значит отдать врагу все, что было завоевано. Берест решительно отверг условие гитлеровцев. Они обещали дать ответ через двадцать минут.
Прошло два часа. Ответа от противника не поступило. За это время подразделения пополнились боеприпасами, впервые за последние два дня была доставлена горячая пища.
В пятом часу утра предпринята атака подземелья. Забросали проход гранатами, а затем мелкими группами проникли в подвал. Вскоре в коридорах показались фашисты с белыми флагами. Огонь прекратился. Появился офицер и вручил Бересту приказ коменданта рейхстага своим войскам о сдаче в плен. Ровно в пять часов утра колонна пленных потянулась из подземелья. Их было 1640 человек.
150-я дивизия овладела полностью рейхстагом.
В бункере в это время начался переполох. Там готовились к бегству.
В рейхсканцелярии, как потом стало известно, создали две группы: одну возглавил Борман с генералом Монке, вторую — Артур Аксман. Геббельс не собирался бежать, а решил последовать примеру фюрера и покончить жизнь самоубийством. Первым застрелился генерал Кребс. Следом Бургдорф. Затем раздались выстрелы в верхнем бункере — стрелялись генералы, офицеры, чиновники, адъютанты.
Вечером покончили с собой Геббельс и его жена. Аксман договорился с генералом Монке, что обе группы должны будут двигаться на север и встретиться у Вейдендамского моста.
В ночь на второе мая они вышли из бункера и двинулись со своими группами, как договорились, по намеченному пути. Все переоделись в штатскую одежду, под видом фольксштурмовцев, крадучись, прижимаясь к стенам зданий, шли на север к Унтер-ден-Линден, надеясь пробиться к войскам гроссадмирала Деница.
Вот как вспоминает об этом бывший руководитель гитлерюгенда Артур Аксман:
«…Борман шел первым. У вокзала Фридрихштрассе прошли по железнодорожной насыпи и направились вдоль путей на запад. Дошли до набережной. Неожиданно раздались выстрелы. Борман остановился… По всей видимости, в Лертерском вокзале русские. Надо идти на север. Неожиданно появился русский патруль. Никто из солдат к нам не проявил никакого интереса. Более того, они даже угостили сигаретами. Борман и Штунфергер взяли сигареты и пошли дальше…»
На вопрос советского журналиста М. И. Мержанова, встретившегося с Аксманом после войны, действительно ли жив Борман, как сейчас утверждают западные журналисты, Аксман ответил:
«Да, я слышал о Бормане много различных, в том числе и нелепых историй. Думаю, что их сочиняют в полицейских управлениях и за хорошие деньги продают владельцам наиболее богатых, ищущих сенсаций журналов… Я сам видел убитого Бормана…»
Не знаю, насколько все это достоверно. Однако помню: в ночь на 2 мая 1945 года прибыл старший лейтенант (фамилии его я не запомнил) и доложил:
— Найден труп Бормана недалеко от Лертерского вокзала.
Не придав особого внимания этому сообщению, я сказал, чтобы его похоронили там, где он был убит.
По истечении тридцати лет в газете «Красная звезда» была помещена статья «Загадка Бормана»:
«…Жив ли Мартин Борман, один из главных военных преступников, правая рука Гитлера, его доверенное лицо и заместитель по нацистской партии? Долгое время это было загадкой. Бормана искали в Бразилии, Парагвае, Чили, Колумбии, Аргентине. Его имя не раз появлялось на страницах газет и журналов. Слухи о том, что Борман жив, продолжали упорно распространяться.
Однако в апреле 1973 года генеральная прокуратура Франкфурта-на-Майне объявила Бормана мертвым и сообщила о прекращении его поисков. Решение прокуратуры основывалось на показаниях свидетелей, утверждающих, что Борман покончил жизнь самоубийством в ночь на 2 мая 1945 года в Берлине на Инвалиденштрассе.
Многочисленные раскопки, проводившиеся в 1965 году на месте, указанном свидетелями, сначала не дали результатов. В декабре 1972 года они возобновились, и в 14 метрах от места, где, по показаниям свидетелей, лежал труп Бормана, удалось найти два скелета. По данным экспертизы, исследовавшей черепа, удалось установить, что один из них Борман. Кроме того, зубной техник, который в свое время делал Борману мост на зубах, опознал свою работу».
На этом был закончен поиск Бормана.
…Мне пришлось быть свидетелем многих бессмертных подвигов солдат, сержантов и офицеров, совершенных в те памятные часы и дни при наступлении на Берлин.
Памятен подвиг командира батальона 674-го полка майора Алексея Семеновича Твердохлебова. Алексей Семенович скромный человек, чуть даже застенчивый, а в бою был отважен и смел. Последняя его схватка с врагом произошла 28 апреля на южной окраине Моабита. До победы оставалось всего три дня. Фашисты озверели, набросились на штаб батальона. Твердохлебов вместе с начальником штаба Чепелевым не растерялись, вступили в неравный бой. Алексей Семенович уничтожил из автомата девятнадцать фашистов, но сам пал смертью храбрых.
Запомнился подвиг воинов 150-й дивизии, переправляющихся через реку Шпрее под сильным огнем сотен орудий и минометов. С чувством особой признательности вспоминаю фамилии командиров, которые с честью выполняли свои обязанности. Это лейтенант Клочков Иван Фролович, капитан Фоменко Николай Максимович, старшие сержанты Сьянов Илья Яковлевич и Лысенко Иван Никифорович. Все они стали Героями Советского Союза.
Слаженно действовали наши славные артиллеристы. Особенно отличился дивизион реактивных снарядов 50-й гвардейской минометной бригады. Командиром ее был Андрей Егорович Жариков.
За последние две недели апреля дивизия прошла с боями восемьдесят километров. Ее личный состав уничтожил
3 тысячи вражеских солдат и офицеров, взял в плен 3785 человек, подбил и уничтожил 426 танков и самоходок, 312 орудий, 39 минометов, 500 автомашин. Были захвачены богатые военные трофеи.
Победа досталась нелегко. Много известных и неизвестных героев заплатили за нее своей жизнью. Там, где проходили ожесточенные сражения, в Берлине, в районе Рейниксдорф, в парке находится дивизионное кладбище. Здесь покоятся останки тех, кто отдал свою жизнь во имя Победы, — майора Лазаренко, капитана Белова, майора Твердохлебова, солдат Грачева, Коробова, Попова и других. Память о них всегда будет жить в народе.
Сражаясь в Берлине, штурмуя рейхстаг, наши воины совершили такие подвиги, которые человечество будет помнить века. Советская Родина высоко оценила героизм своих верных сынов. Пятнадцати солдатам, сержантам и офицерам нашей дивизии было присвоено звание Героя Советского Союза. Среди них Зинченко, Неустроев, Давыдов, Греченков, Сьянов, Клочков, Егоров, Кантария, Лысенко и другие. Пять тысяч воинов были награждены орденами и медалями, а дивизии присвоено наименование «Берлинская».
Когда думаю о минувшем, то перед моим взором каждый раз встают образы тех, кто ковал в те огненные дни Победу над врагом. Многие остались под Старой Руссой и в других местах, где дралась с врагом наша 150-я стрелковая дивизия, не дошли до рейхстага, но без них не было бы большой победы, из маленьких побед складывалась огромная Победа над фашистской Германией.
В те дни была выпущена памятная листовка:
«Мы в Берлине! Величественное событие совершилось. Пройдут годы, зарубцуются раны войны, сотрутся следы боевых походов, но народы никогда не забудут людей, водрузивших над столицей фашистской Германии Знамя Победы. Потомки наши откроют торжественную книгу побед и увидят в ней выведенные золотыми буквами имена героев, принесших человечеству свободу и счастье, спокойствие и мир. И среди этих имен богатырей будет стоять простое имя — Степан Неустроев. Благороден его подвиг. Славен его путь. Позади тяжелые походы и сражения. Семь раз был ранен капитан Неустроев. В битвах рожден опыт, мужал характер, вырабатывалась и закалялась офицерская воля. Таким с пятью высокими наградами на груди пришел капитан Неустроев со своим батальоном в рейхстаг…»
Пусть подвиги этих героев и их товарищей по оружию всегда являются примером для наших молодых воинов.
Пусть, неустанно совершенствуя боевое мастерство сейчас, в дни мирной учебы, они воспитывают в себе мужество, стойкость, пусть зорко и надежно охраняют государственные интересы и безопасность нашей любимой Родины.
Мне часто вспоминается Берлин апрельских дней: полузаваленные траншеи, баррикады, разрушенные мосты и здания, унылые колонны пленных гитлеровцев и надписи на стенах:
«Мы не капитулируем, в Берлине русским не бывать».
Эти надежды и расчеты гитлеровцев не оправдались. Радостно прозвучало в те дни стихотворение Лебедева-Кумача:
Мы победили! В этих двух словах
Награда нам за пот, и кровь, и муки,
За тяжесть лет, за детский стон и страх,
За горечь ран и за печаль разлуки.
Давайте вспомним в этот светлый час
О тех, кто душу положил за нас!
В ушах еще не смолкнул гул войны,
И жжет глаза последний дым сражений,
Но нынче все сердца освещены
Победной, ясной радостью весенней,
И кажется, вздохнула вся земля —
Дома и люди, рощи и поля.
Столица нашей Родины Москва салютовала победителям двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами.
У рейхстага ликовали солдаты. Встречались друзья, обнимались и поздравляли друг друга с Победой. Все больше и больше надписей на стенах и колоннах рейхстага. Расписываются карандашами, углем, штыками и кинжалами.
Вместе с Курбатовым мы шли по разбитой снарядами и минами улице, то и дело останавливались. Курбатов показывал на доты, окопы, где стояли пулеметы, брошенные врагом. Перешли мост.
— Товарищ генерал! А вот здесь, — Курбатов улыбнулся, — рядовой Кобелев вручил вам часы.
Приблизились к рейхстагу.
В это время навстречу нам вышел заместитель командира батальона по политической части Алексей Берест. Чисто выбритый, аккуратно подстриженный. Во время штурма рейхстага он находился в первой роте Сьянова у главного входа в здание. С помощью бойцов этой роты Егоров и Кантария водрузили Знамя Победы.
Дошли до рейхстага. Вблизи он оказался совсем не таким, как с моего наблюдательного пункта — грозным и злобным. Саперы взвода Белова щупами искали мины в рейхстаге и на Королевской площади.
Поднимаясь по разбитым ступенькам главного входа, встретили дежурного офицера. Он провел нас подземельем в небольшую комнату, где расположился полковник Зинченко. Федор Матвеевич подписывал наградные листы на бойцов, отличившихся в бою.