В боях рожденное Знамя

В ЛАТВИИ

После прорыва обороны врага на рубеже севернее Пустошки начались бои за город Идрица. За успешное проведение Идрицкой операции 150-й стрелковой дивизии приказом Верховного главнокомандующего за № 207 от 23 июля 1944 года было присвоено наименование Идрицкой.

17 июля в 18 часов мы подошли к Прибалтике. Перед нашими частями — сплошные укрепления, траншеи и опорные пункты противника. Кругом леса, болота.

Дивизия обходила узлы сопротивления, не останавливаясь, не давала врагу закрепиться на выгодных рубежах. По дорогам, поднимая пыль, проходили грозно ревевшие танки, а за ними двигалась пехота и артиллерия. Противник, оставляя усиленные отряды прикрытия, уводил основные силы на запад. Несколько раз немецкая авиация пыталась бомбить наши части, но безуспешно — летчики у гитлеровцев были уже не те, что в сорок первом — сорок втором годах.

Освободив Резекне, войска 2-го Прибалтийского фронта взяли направление в сторону столицы Латвии. До нее было далеко, а пока прямо перед нами лежала Лубанская низменность. Командующий фронтом генерал армии А. И. Еременко поставил задачу пройти через болота в тыл к фашистам. Решить эту задачу поручили 150-й дивизии.

Большим испытанием для воинов нашей дивизии и особенно 674-го полка, которым командовал тогда М. М. Михайлов, стали бои на Лубанской низменности. Вокруг озера Лубанас много других озер и малых рек, непроходимых болот с глубокими топями, затянутыми жесткой плавучей травой, где не ступала нога человека. Немцы прикрывали лесные дороги и межозерные дефиле, рассчитывая, видно, что через топкую местность никому и нигде не пройти.

Не довольствуясь естественными преградами и мощью созданных укреплений, гитлеровское командование принимало меры к подъему морального духа своих солдат и офицеров. Новый командующий группы армий «Север» генерал-полковник Ф. Шернер обратился к ним со специальным приказом:

Однако ни болота, ни фанатичное сопротивление гитлеровцев не смогли задержать воинов 150-й.

В ночь на 30 июля разведчики вместе с саперами двинулись вперед, отыскивая для дивизии наиболее выгодный путь и прокладывая гати для главных сил.

Начальник разведывательного отделения дивизии майор Коротенко выслал вперед роту. Повел ее опытный командир капитан Тарасенко. Разведчики стали на лыжи, сплетенные из лозы, и, отталкиваясь палками с большими кругами, направились в глубь болота.

Вот как об этом потом рассказывал командир взвода Николай Вильчик:

— Взвод мой оторвался от роты. Шли спокойно, смело. В зарослях ивняка на болоте было свежо, несмотря на июль, холодновато, и я разрешил раскатать скатки и надеть шинели. Густая темнота, кругом дефиле — узкий проход между возвышенностями, водными пространствами. Мертвая враждебная тишина. Мы поминутно прислушивались, соблюдая величайшую осторожность и маскировку.

Миновав самый трудный участок Лубанских болот, очутились в лесу. И тут ни звука. Мы крались через лес, зная, что опасность может возникнуть внезапно. Все молчали. Курить было запрещено.

Я шел со взводом, всматриваясь в темноту. Вперед выслали отделение Колоницкого — самых смелых и решительных разведчиков.

Я поставил задачу: незаметно проникнуть в расположение командного пункта фашистского полка.

Мы приближались к предполагаемому месту расположения штаба. Деревья стали реже, впереди все ярче светились огоньки из амбразур блиндажей. На востоке между тем посветлело. Где-то недалеко в этом районе располагался штаб полка гитлеровцев. Самое удобное время для операции, когда ночь на исходе. В это время часовых одолевает сон, бдительность их притупляется, да и темно еще, почти ничего не видно. Гитлеровцы молчали, значит, разведчики себя не раскрыли.

Сержант Колоницкий обнаружил часового, который шагал к кустам. Он был уже возле кустов, когда появился второй. Они ходили вяло, взад-вперед, навстречу друг другу. Постоят одну-две минуты и исчезают. Отделение залегло, бойцы прижались плотно к земле и внимательно наблюдали за часовыми.

Я оставил взвод на месте, а сам направился к Колоницкому. Кругом тихо, слышны только шаги часовых.

Мы обсудили с Колоницким дальнейшие действия, затем он с двумя разведчиками ушел вперед и вскоре исчез во мраке. Я лег и сквозь туман пристально смотрел туда, где скрылись разведчики, хотя в кустах уже никого не было видно.

Вернулся Колоницкий.

— Пора, — шепотом доложил он мне.

Я подал команду:

— По отделениям, на блиндажи. Вперед!

Все отделения молча двинулись по расчету на каждый блиндаж. Вскоре послышались взрывы, гранат и свист пуль. Гитлеровцы подняли беспорядочную стрельбу. Пули густо пронизывали воздух над головой. Но огонь был бесприцельный, потерь не было, и прикрывающая группа вступила в бой с противником. Молниеносность и организованность внезапного нападения обеспечили успех. Никому не удалось скрыться…

В то время я находился на командном пункте, расположенном на бугре возле хутора Мистрини. Отсюда можно было бы наблюдать за действиями нашей разведки и движением колонны. Но было темно. Единственной нитью, связывающей меня с полком, был телефонный кабель, который тянули за собой бойцы, а с разведывательной ротой связи не было. Бойцы под командованием Николая Вильчика, прекрасного разведчика, которого солдаты любили за храбрость и находчивость, захватили шесть пленных, в том числе двух штабных офицеров с ценными документами и картами, где были отмечены места обороны Лубанских болот.

До командного пункта дивизии доносились россыпь пулеметных и автоматных очередей, уханье минометов. Внезапность позволила разведывательной роте во главе с капитаном Тарасенко разгромить вражеский штаб. Командир гитлеровского полка утерял управление своими подразделениями.

За дивизионной разведкой потянулась цепочка воинов головного батальона, возглавляемая Федором Ионкиным, рядом с которым шагал проводник-латыш.

Это был мучительный, изнуряющий марш. Люди продвигались вперед шаг за шагом, где по колено, где по пояс в грязи, в воде, в топях. Минометы и станковые пулеметы перетаскивали на руках.

К рассвету полк Алексеева преодолел болота. Развернулся в боевой порядок и перешел в наступление. Батальон Ионкина вырвался вперед и вышел на опушку леса. Залегли в оставленных противником траншеях. Вслед за коротким артналетом над железной дорогой взвились зеленые ракеты — сигнал атаки. В ротах раздались пронзительные свистки. Послышались команды:

— Вперед!

Одновременно выскочили из окопов солдаты трех рот — Ковригина, Горшкова, Зорина. Командиры рот шли рядом с солдатами в цепи.

Взрывы мин, длинные пулеметные очереди нахлестом обрушивались на противника. Бойцы падали, вставали, бежали снова, стреляя на ходу. Противник, опомнившись от неожиданности, начал готовить контратаку, прикрывая ее шквальным орудийным и минометным огнем по боевым порядкам батальона Ионкина.

Обстановка осложнилась еще и тем, что Ионкин не знал о положении соседей.

Начальник штаба батальона Усачев доложил мне, что в соседних батальонах положение тяжелое. Атака захлебнулась, части отходили к опушке леса, фланг наш оставался неприкрытым.

Связавшись по телефону с командиром полка подполковником Алексеевым, Ионкин доложил:

— Шоссе и высотой с кустами полностью овладеть не могу.

— Товарищ Ионкин, ваш батальон выполняет серьезную задачу, задачу дивизии, и от вашего батальона зависит успех корпуса. Ясно?

— Ясно, — ответил Ионкин.

Алексеев в свою очередь доложил мне по телефону о создавшейся обстановке.

— Держись во что бы то ни стало!

А командующему артиллерией дивизии Максимову я приказал ударить по артиллерии противника, сосредоточившейся в районе Лошки. Группа гвардейских минометов открыла огонь по скоплению пехоты, готовившейся к очередной атаке. Распорядился также, чтобы начальник штаба дивизии Дьячков немедленно организовал команду для доставки боеприпасов полку Алексеева.

После боя стало известно о героизме санитарки батальона Маши Атамановой, которая, зная, что на высоте раненые, потребовала наряд солдат.

— У меня нет ни одного солдата, все в бою, — ответил Ионкин. — Стихнет бой — вынесем, — и прильнул к окулярам бинокля.

Санитарка ушла.

Вскоре Усачев заметил, что на бруствере показалась санитарка. Ионкин вроде даже растерялся от такой дерзости, но тут же стал готовить батальон в атаку.

— Старший лейтенант Щербаков! Отсекай пулеметным огнем противника, — показал он рукой на фашистов.

Фонтанчики пыли возникли недалеко от окопа, где лежала в кустах Маша с раненым. Было видно, как она наклонилась над ним. В этот момент из кустов выскочили три фашиста с автоматами и бросились к ней. Ей они были не видны…

Под прикрытием артиллерийского огня батальон перешел в атаку на высоту. Первым вспрыгнул на бруствер Ионкин, побежал, крича что-то, и исчез в дыму. За ним последовали солдаты, на бегу стреляя из автоматов.

По земле перекатывались огненные смерчи… Дым, пыль… Люди бежали по скатам высоты. Несколько бойцов бросились к Маше.

Фашисты не ожидали такого сильного и внезапного удара. Гитлеровцы заметались между деревьями, спасаясь от пуль и осколков. Около восьмидесяти солдат сдались в плен…

На многих участках фашисты сражались с отчаянием обреченных, бросались в одну контратаку за другой. Подходил 756-й полк. Вступили в бой части 207-й дивизии. Это давало возможность нашей дивизии наступать в глубь обороны противника, окружая и уничтожая его подразделения. Шло полное освобождение Лубанской низменности от неприятеля. Фашисты пробивались на запад, отходя на новые оборонительные рубежи к реке Айвиексте…

Много подвигов совершила 150-я дивизия в Лубанских болотах. Исключительную выдержку, смелость проявил комбат Ионкин, его начальник штаба Усачев, командир роты Ковригин. Настоящим героем боя была и санинструктор Мария Атаманова. Я и сегодня ясно вижу парторга Колосова, человека большой храбрости, шедшего в цепи роты Горшкова, командира истребительного дивизиона майора Тесленко, раненного в начале боя, но оставшегося на командном пункте, и многих героев тех ожесточенных боев.

Переход через Лубанские болота и бой у реки Айвиексте явились свидетельством огромной выносливости, инициативы и самоотверженности воинов дивизии, их возросшего мастерства, морального духа.

После боев наша дивизия в составе 3-й ударной армии, сковывая и тесня немецкие части с юга, помогла нашим соседям 8 августа овладеть крупным населенным пунктом и узлом дорог городом Мадона. До конца августа дивизия вела трудные наступательные бои. Противник, потеряв хорошо подготовленную оборону, усиливал контратаки, бросая в бой танки и самоходные орудия.

13 октября войска 2-го Прибалтийского фронта в кровопролитных сражениях взломали мощные оборонительные обводы на подступах к Риге, освободили город и повели дальнейшее наступление.

Свыше 30 вражеских дивизий были прижаты к морю в Курляндии. Фашисты соорудили несколько сильных оборонительных полос. Гитлер требовал от своих солдат ценой жизни удержать позиции. Каждый солдат врага дал подписку не отступать.

150-я дивизия вела ожесточенные бои против мотодивизии «Нордлан» на рубеже Мешкали. В боях на этом рубеже было уничтожено два батальона и взято в плен около 200 гитлеровцев. Мы не успели расправиться с нордланцами, как показалась цепь немецких моряков. Сверху по склону покатилась непривычная для глаз трехцветная черно-бело-синяя лавина. Они бежали в расстегнутых бушлатах, под которыми пестрели тельняшки, в руках автоматы и гранаты.

Была передана Алексееву команда контратаковать противника в направлении деревни Чанкас, захватить высоту и не допустить фашистов на юго-восток. Командир полка поднял солдат по тревоге, и цепь быстрым шагом направилась в сторону моряков. Бойцы шли в рост с оружием на изготовку. Мы с Алексеевым и артиллеристами держались сзади метрах в пятидесяти. Рядом двигались радисты с рациями и телефонисты с катушками проводов.

Я заметил, как замедлили шаг наши солдаты. Кое-кто начал останавливаться. Со стороны врага посыпались автоматные очереди. Моряки издали протяжный крик, похожий на вопль. Нужно было немедленно сломить этот психический натиск. Не успел я принять решение, как кто-то прокричал:

— Братцы, били пехоту, побьем и моряков!

— Побьем! — покатилось по цепи…

Из минометов дали залп по склону. Удар «катюши» был сокрушительным. Моряки исчезли в огне и облаках дыма. Среди черных дымных полос, стлавшихся над полем боя, слышалось раскатистое «ура-а-а!». Немецкие матросы повернули назад…

Полк с ходу ворвался в деревню Чанкас, овладел высотой. Бой в полосе дивизии не утихал. Но главного мы все же добились: не допустили прорыва противника в тыл ни на левом фланге, ни на стыке двух дивизий. Такую оценку наших действий дал и штаб армии.

Еще целых два дня продолжались бои. Вечером 19 октября противник предпринял контратаку. Но и она, как и все предыдущие, была отбита. Убедившись в тщетности попыток изменить на этом участке положение в свою пользу, немцы отошли и заняли оборону.