В боях рожденное Знамя

ВОЛНУЮЩАЯ ВСТРЕЧА

Этот новый день мира стоял безветренный, теплый, небо чистое и высокое.

На берегу озера оживленно, как на воскресном базаре. Солдаты собирались на обед, становились в строй и поротно уходили в расположение палаток.

В это время пришел Борис Горбатов, раньше, чем всегда. Обедали вместе.

— Хорошо бы, товарищ генерал, собрать их, — показывая рукой на уходящие подразделения, предложил писатель. — Пока еще свежи в их памяти события, связанные со штурмом рейхстага.

— Можно завтра во второй половине дня.

На следующий день воины собрались в зал клуба, негде было сидеть, многие стояли.

Солдаты и офицеры пришли в простреленных гимнастерках, многие были забинтованные. Но все чисто и опрятно одетые, побритые, подстриженные, с белоснежными подворотничками, в начищенных сапогах.

Первому предоставили слово старшему сержанту Сьянову.

— Бросок моей роты оказался стремительным и удачным. Мы достигли рва, заполненного водой, и с ходу стали преодолевать его кто как, кто по трубам, кто по рельсам. До рейхстага осталось каких-то 120 метров! Но преодолеть это расстояние одним рывком было невозможно. В траншеях и окопах засел вооруженный противник… И тут нашими войсками был проведен сильный артиллерийский налет на фланги рейхстага и его тыл. Сквозь вихрь огня батальоны устремились к так называемому депутатскому входу в рейхстаг. Ворвались в здание. Драться пришлось за каждую комнату, за каждую лестничную ступеньку.

— Атака была настолько стремительной, что я даже не запомнил, как вбежал по ступеням, — говорил об этих мгновениях боя Леонид Литвак. — Видно, что-то такое было у каждого на душе, что объяснить трудно. Ворвались в рейхстаг — и в первые секунды все как-то перемешалось, я даже в этой лавине чуть было не потерял взвод, но тут же заметил рядом своих бойцов.

А вот что рассказал старший лейтенант Кузьма Гусев:

— Выбивали гитлеровцев из каждой комнаты. В темноте было не разобрать, где противник, где наши. Около большого зала мы столкнулись с бойцами роты Греченкова из 674-го полка. Быстро опознали своих, без жертв обошлось…

Борис Горбатов ловил каждое слово, каждую фразу, произнесенные участниками штурма рейхстага, и быстро записывал.

Медсестра Мария Пяточкова на трибуну вышла смело, но рассказ свой начала с волнением:

— Я шла с первым эшелоном наступающих подразделений… Вдруг из горящего дома услышала детский крик. Я прыгнула в окно. Вижу, ребенок в кроватке лежит и плачет. Огонь уже в комнате. Я схватила ребенка и выскочила через горящее окно. А на улице снаряды рвутся. Забежала я в первый дом. Ребенок плакать перестал, только повторяет: «Мутер, мутер». У меня в сумке печенье было. Покормила его, и он замолчал.

Когда прекратилась стрельба, я вышла с ним на улицу. Куда девать ребенка? Вдруг вижу, у горящего дома какая-то немка ходит. Я ей крикнула: «Фрау, ком!» Она испугалась, но подошла. Я на ребенка показываю. «Твой?» Она обрадовалась, заплакала, руки протягивает и по-русски говорит: «Спасибо, спасибо». И я отдала ей ребенка.

Писателя Горбатова растрогало выступление медсестры Пяточковой, а также командиров рот, батальонов, полков, которые рассказывали о храбрости солдат и офицеров, штурмовавших рейхстаг.

Капитан Неустроев рассказал о подвиге солдата Петра Пятницкого: с красным флагом бежал он в цепи роты Сьянова и только развернул его на первой ступени главного входа рейхстага, как был сражен вражеской пулей.

Во время перерыва в коридоре и около клуба бойцы продолжали горячо обсуждать события последних дней битвы за Берлин.

Я и Горбатов стояли в их окружении и старались выслушать каждого.

На другой день рано утром я, начальник политотдела дивизии подполковник М. В. Артюхов и мой адъютант капитан А. Г. Курбатов поехали в расположение частей. Они находились в разных местах на противоположной стороне озера. К этому времени все воины привели оружие в порядок и приступили к занятиям по расписанию. В подразделениях мы беседовали с солдатами и офицерами. Почти каждый из них говорил о доме, о семье, о полевых работах… Воины тосковали по Родине. Нам с Артюховым задавали вопросы: «Когда же мы поедем домой?» Всем хотелось домой.

Вернулись мы с Артюховым в свой домик, где нас ожидали прилетевшие из Москвы скульптор Иван Гаврилович Першудчев и живописец-портретист Борис Федорович Федоров.

Разместились художники в доме под камышовой крышей. Внизу в большом зале, где окно было во всю стену, организовали студию. Они много работали, увековечивая героев штурма рейхстага. Создали колоритные портреты Михаила Егорова, Мелитона Кантария, Степана Неустроева, Василия Давыдова, Федора Зинченко, Ильи Сьянова, командира 79-го стрелкового корпуса генерала Семена Никифоровича Переверткина и мой.

29 мая в два часа ночи меня поднял с постели телефонный звонок. В трубке я услышал голос боевого товарища:

— Василий Митрофанович, поздравляю от души!

— С чем?

— С высоким званием Героя Советского Союза!

Признаться, такое поздравление было неожиданным, и я не сразу нашелся что ответить. Хотя и знал, что многие воины, которые штурмовали рейхстаг, были представлены к званию Героя Советского Союза, но мне не было известно, что в их числе буду и я.

— Спасибо, Федор Яковлевич, спасибо, большое спасибо, — ответил я начальнику политотдела армии Лисицыну, не находя от волнения других слов.

Особенно взволновало меня поздравление, полученное из Москвы от Михаила Ивановича Калинина.