В боях рожденное Знамя

ПОБЕДИТЕЛЕЙ НЕ СУДЯТ

Весь день 2 марта дивизия продолжала наступать. К концу следующих суток части продвинулись в глубь неприятельской обороны на добрых 50 километров. Путь нам преградило озеро Вотшвинзее. Было оно саблевидной формы, шириной в один-два километра, длиной — в десять и тянулось с юго-востока на северо-запад, почти совпадая с направлением нашего наступления. Нам ничего не оставалось, как обойти его вдоль обоих берегов. 469-й полк продвигался по левому берегу, 674-й — по правому. У северо-западной оконечности водоема они должны были встретиться. Там я рассчитывал 674-й полк вывести во второй эшелон, а вместо него пустить свежий 756-й полк. Вслед за танкистами он должен ворваться в город Регенвальде. Серьезного сопротивления мы не ожидали. По нашим сведениям, у немцев в том районе не было ни крупных резервов, ни мощных оборонительных сооружений.

Некоторые опасения у меня вызвал оказавшийся обнаженным левый фланг. К западу от южной оконечности Вотшвинзее, у города Фрайенвальде, сосредоточилась сильная вражеская группа. Она сдерживала нашего соседа — 12-й гвардейский стрелковый корпус — и могла нанести удар в нашу сторону. Но и 469-й полк, двигавшийся вдоль берега озера, в свою очередь нависал над неприятельским тылом.

Я приказал обоим полкам наступать ночью, чтобы к утру обойти Вотшвинзее.

На исходе дня, когда я был на НП в каком-то фольварке, пришло тревожное сообщение из 756-го полка. На пути его встретился спиртовой завод. Такие сообщения всегда очень волновали командиров. Чего греха таить, любители спиртного имелись во всех подразделениях, и когда они обнаруживали где-либо сосуды с хмельным зельем, то последствия обычно бывали неутешительные.

Потому-то я сразу же сел в «виллис» и поехал к Ф. М. Зинченко, командиру 756-го стрелкового полка. Когда машина подошла к заводу, у ворот его уже стояла охрана, а успевшие проникнуть во двор изгонялись оттуда.

Указав Зинченко на недостаточно энергичные меры в борьбе с нарушителями дисциплины и еще раз напомнив о порядке смены 674-го полка, я отправился к командиру 674-го стрелкового полка Плеходанову. Смеркалось. Машина въехала в рощу. Впереди, за черными с белой оторочкой деревьями, наперерез нам шла большая фрайенвальдская дорога. Оттуда вдруг донесся тяжелый, нарастающий лязг гусениц.

— Давай, Лопарев, сворачивай в кусты и глуши мотор, — приказал я водителю.

Из-за веток мне вскоре хорошо стали видны немецкие танки, шедшие со стороны Фрайенвальде на восток. Их было немало. Судя по тому, как они спокойно двигались, немцы, видно, и знать не знали, что находятся между нашими первым и вторым эшелонами.

Когда корма последней вражеской машины скрылась за поворотом, мы быстро поехали назад. От Зинченко я сообщил соседу справа и командиру 79-го стрелкового корпуса генералу С. Н. Переверткину о рейде гитлеровских танков по нашим тылам. Потом связался с 469-м полком и приказал Мочалову послать к фрайенвальдской дороге батальон Хачатурова, а основными силами продолжать наступление вдоль озера. Истребительный дивизион Тесленко тоже получил приказание выдвинуться к шоссе и перекрыть его. Я сделал это на случай, если противник вздумает вернуться или бросит в том же направлении новые силы. Теперь тыл и фланг 469-го полка были прикрыты.

В связи с изменившейся обстановкой Зинченко получил задачу срочно поднять полк и выдвинуть к деревне Тешендорф. Селение это находилось на правом берегу Вотшвинзее. Там располагались тылы 674-го полка.

Направляя Зинченко в этот район, мы снимали угрозу рассечения дивизии, подстраховывали тыл полка Плеходанова и вместе с тем в любое время могли усилить подразделения, перехватившие фрайенвальдскую трассу.

На ночь я решил расположиться в Тешендорфе. Туда и направился. Когда «виллис» миновал место, где расположилась наша засада, за спиной у нас в небо вдруг взмыли красные ракеты. Вслед за этим дружно ухнули орудия. Оказалось, что со стороны Фрайенвальде выползла новая группа танков. Бой с нею продолжался не более получаса. Артиллеристы подожгли передние и задние машины, потом навалились на середину колонны. К ним присоединился батальон Хачатурова. И вскоре вражеские танки были уничтожены.

Мы въехали в Тешендорф, когда уже было темно. Он оказался совершенно пустым. Тылы полка Плеходанова ушли вперед. А жители деревни попрятались в лесу. Мы с Лопаревым облюбовали дом на площади. Он показался нам вполне подходящим. Но чувство тревоги не покидало меня, все-таки один в пустом селении.

Послышался шум автомобильного мотора.

— Наши, — уверенно сказал Лопарев.

Машина развернулась на площади и остановилась. Из нее выскочил солдат.

— Иди-ка сюда, товарищ боец, — позвал я его. Разглядев меня, солдат подбежал и представился. Оказался он ординарцем Плеходанова.

— Командир полка послал чего-нибудь на ужин раздобыть, — объяснил он свое появление здесь.

— Вот что, — прервал я его, — иди-ка вон в тот конец улицы, на выход из поселка, замаскируйся и наблюдай. Как кто на дороге покажется — дашь знать. Ясно?

— Так точно, товарищ генерал!

Через полчаса, когда подъехала оперативная группа с комендантским взводом, ординарец был отпущен выполнять приказание своего командира.

Наступление обоих полков по берегам Вотшвинзее развивалось успешно. Особенно радовали меня доклады полковника Мочалова. Михаил Алексеевич проявил себя в этом бою хорошим организатором и тактиком. Он умело воспользовался беспечностью немцев, которые посчитали, что танковый рейд из Фрайенвальде вполне обезопасил их. Наш ночной удар для них был как снег среди лета на голову. В некоторых населенных пунктах в плен были захвачены целые подразделения. Один из фашистов потом рассказывал на допросе: «Мы легли спать, считая, что русские очень далеко и в ближайшие сутки появиться здесь не смогут. Все оружие поставили в углу. Проснулись от команды «хенде хох!». У входа стояли русские солдаты. Мы подняли руки вверх. Я посмотрел туда, где находился мой ручной пулемет. Его уже там не было. По-видимому, оружие забрали, когда мы еще спали».

Искусно маневрируя, Мочалов окружил неприятельский пехотный батальон и два зенитных дивизиона. Решительная атака ошеломила гитлеровцев. Они попытались уйти на северо-запад, но, попав под наш огонь, прекратили сопротивление. По радио Мочалов сообщил:

— Взяли много трофеев! Двадцать четыре зенитных орудия, около пятидесяти пулеметов, большое количество стрелкового оружия, машин и лошадей. Пленных более двухсот человек. Как поняли? Перехожу на прием…

Я попробовал связаться с корпусом, но тщетно. Сильные радиопомехи не дали возможности доложить о ходе боевых действий. Ни к чему не привели и неоднократные попытки генерала Переверткина переговорить со мной.

Посреди ночи к нам прибыл нарочный с пакетом от командира корпуса. Депеша была очень сердитой:

Послание было написано еще с вечера. Семен Никифорович нервничал, имея недостаточно точное представление об обстановке. Рейд танков из Фрайенвальде означал начало контрудара, который, как ему казалось, развивался успешно для противника. Это и заставило его направить мне записку. Переверткин очень опасался за свой левый фланг, а потому даже не помышлял о возможности действовать активно. Его можно было понять. Но как быть мне? В тексте было слово «приказываю». В армии оно не имеет двоякого толкования. И если наше ночное наступление закончится неудачей, командиру дивизии придется отвечать не только за свои просчеты, но и за прямое невыполнение приказания.

Потерпев еще одну неудачу в попытке связаться с Переверткиным по радио, решил поступать так, будто ничего от него не получал. Ведь сведения, на основе которых командир корпуса отдал распоряжение, устарели. Дела же наши сейчас шли хорошо.

Утром, когда озеро было обойдено и оба полка благополучно соединились, я поехал на новый НП. Он оказался километрах в трех к северо-востоку от озера. Здесь и остановились штабные автобусы. В одном из них повар Моисей Блинник принялся готовить завтрак для оперативной группы. Поодаль начали работать саперы.

Через некоторое время появилась машина командира корпуса. Переверткин вылез из нее спокойный и бодрый, приветливо поздоровался с нами и попросил меня доложить обстановку. Я пригласил его в автобус. Расстелил на столе карту. На ней было подробно отражено положение частей. Я доложил, что 674-й полк выходит во второй эшелон, а занявший его место 756-й продвигается в направлении Регенвальде; 469-й полк наступает западнее. Затем сообщил о количестве трофеев и захваченных пленных.

— Хорошо действовали, — заговорил Семен Никифорович, — молодцом. Проявили разумную инициативу. Противник, когда почувствовал угрозу с тыла, отказался от активных действий в районе Фрайенвальде. Это обеспечило успех не только нашего корпуса, но и двенадцатого гвардейского. Ну, а я ночью обстановку знал не полностью. Связь плохо работала. Да и трудно подробности знать, когда в двадцати пяти километрах от переднего края находишься. Тем более противник резервы то туда, то сюда бросает. Тебе, конечно, виднее было. Обиделся на записку-то?

— На начальство обижаться не положено.

Я пригласил Переверткина в соседний автобус. Там уже был приготовлен завтрак.

— С удовольствием, — оживился Семен Никифорович, — а то я и ночь почти не спал, и есть не ел. С рассветом выехал к вам.

За столом мы обсудили, как брать Регенвальде. Тут у нас не было расхождения во взглядах; город надо захватывать вместе с танками, с ходу.

Прощаясь, Переверткин поблагодарил нас за успехи, пообещал доложить о них командарму.

После беседы с командиром корпуса многое для меня прояснилось. Я понял и намерения противника, и то, как повлиял на них наш ночной бросок вдоль озера.

Немцы вопреки моим предположениям все же намеревались нанести контрудар во фланг нашей армии. С этой целью они произвели перегруппировку сил и выслали танковую разведку, с которой мы встретились на шоссе. Наши атаки оказались для немцев неожиданными. Узнав, что в тыл им выходят, как им показалось, крупные силы русских, они отказались от своего намерения.

Вот и получилось, что наши скромные тактические действия повлияли на ход всей операции. Что ж, это было приятно. Нас хвалили. Хвалили чересчур, как людей, все заранее предвидевших…

Все дни дивизия продолжала наступать во взаимодействии с танкистами. Густая сеть хороших дорог позволяла нам маневрировать частями и подразделениями, совершать обходы опорных пунктов. Используя ударную мощь идущих впереди танков, продвигались достаточно быстро, без серьезных задержек.

Восточно-Померанская операция завершилась в марте разгромом вражеской группировки. Правое крыло 1-го Белорусского фронта получило надежное обеспечение. Наша 3-я ударная действовала на главном направлении и свою задачу успешно выполнила. Дивизия за отличные боевые действия при прорыве обороны противника восточнее Штадгарта и выходе на побережье Балтийского моря в районе Колберга приказом Верховного главнокомандующего от 4 марта 1945 года получила благодарность.

В другом приказе от 6 марта того же года всему личному составу дивизии объявлялась благодарность за овладение городами Плате, Гюльцев, Каммин. А Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 апреля 1945 года 150-я дивизия за ночной бой у озера Вотшвинзее была награждена орденом Кутузова II степени.

12 марта наша дивизия сдала свой участок обороны частям Войска Польского и, соблюдая маскировку, совершила 160-километровый марш, сосредоточившись в районе Мантель — Шенберг с целью ведения боевых действий на главном — Берлинском направлении.

Война близилась к концу. Теперь уже не только наши войска, но и войска союзников вели боевые действия на территории фашистской Германии. В январе — марте Советские Вооруженные Силы находились в 60—70 километрах от Берлина и готовились нанести по нему последний массированный удар.