В боях рожденное Знамя

ВЗЯТИЕ РЕЙХСТАГА

Рейхстаг оборонялся многочисленным гарнизоном, в который входили солдаты и офицеры отборных гитлеровских частей, курсанты морской школы, трехтысячный эсэсовский полк, артиллеристы, летчики, отряды фольксштурма. Всего было около шести тысяч солдат и офицеров. В глубоком подвальном помещении находился командный пункт.

Рейхстаг для гитлеровцев не просто здание и не просто крепость. Сдать его — значит потерять все надежды. Фашисты вели массированный огонь по нашим огневым точкам.

— Товарищ генерал, танки не могут выйти на исходные позиции, — докладывает подполковник Морозов.

— Почему?

— Огонь просто шквальный. Движение затруднено. Четыре танка подбито.

Принимаю решение — на месте оценить обстановку.

— Разрешите, и я с вами? — предлагает Морозов.

— Нет, вы здесь нужнее.

Взял капитана Барышева из оперативного отделения, адъютанта Курбатова и двух разведчиков и вышел на улицу. Густой, тяжелый гром, волнами прокатывающийся над городом, здесь слышался отчетливее и явственнее. Воздух порой содрогался от близких разрывов. Мы пробирались через груды битого кирпича, мимо остовов искореженных машин.

Вот и мост. Теперь надо проскочить, огонь здесь с трех сторон. Рывок, спрятавшись за баррикады, отдышались, бегом мимо подбитого танка Т-34, проскочили на ту сторону Шпрее и спустились вниз, на правую сторону дамбы, под мост.

Передо мной возник солдат, здоровый, в ватнике, небритый, грязный. Стоя у вскрытого ящика, он протянул мне белый полотняный мешочек.

— Товарищ генерал! Прошу вас взять часы.

— Что? Бой идет, а вы…

— Да я-то что? Старшина Игнатов первой минометной роты 756-го полка приказал всем, кто идет к рейхстагу, вручать часы, хоть генералу.

— Старшина приказал?

— Так точно, старшина приказал!

— А где же взяли часы?

— А тут, в «доме Гиммлера», много ящиков. Стали обкладывать миномет, и один ящик упал из рук, они и покатились. Пленные говорят, что фюрер собирался награждать этими часами тех, кто первым войдет в Москву. Но Москвы им не видать, а часы вот старшина приказал давать тем, кто идет на штурм рейхстага.

…Сейчас эти часы хранятся в Ленинграде, в музее Великой Октябрьской социалистической революции. Под часами надпись:

Около танков не было ни пехотинцев, ни артиллеристов. Сами же танкисты были в машинах.

Стрельба продолжалась из всех видов оружия, с обеих сторон. Кругом рвались снаряды и мины. Стрелки и пулеметчики в одиночку и группами перебегали к каналу, залитому водой, и там укрывались за насыпью.

Капитан Курбатов постучал по броне. Показались танкисты. Увидев нас, быстро выскочили и обступили.

— Что будем дальше делать? — спросил я.

— Надо выходить к пехоте, — произнес командир танка.

— А как? Мы попробовали и три танка потеряли. Зенитки насквозь броню пробивают, — сказал стрелок.

— Как зовут? — спросил я.

— Алексей Титков.

— Правильно говоришь, Титков. Прежде чем выходить, надо уничтожить зенитки. Сам в прошлом танкист, разбираюсь кое в чем…

Все заулыбались, подумали — пошутил.

— Ну-ка давайте дойдем до угла и посмотрим.

Мы вышли за угол дома. Впереди виднелись вражеские пушки.

Тут же дал команду нашей артиллерии уничтожить зенитки. Вскоре артиллерия накрыла огнем батареи противника. Танкисты вышли на исходные позиции.

Боевая задача была доведена до всего личного состава. Каждый командир знал, где ему наступать, какой этаж брать, кто обеспечивает фланги, какие орудия идут вместе с пехотой. В подразделениях царил необычайный подъем, как будто и не было за плечами многих бессонных ночей.

В траншее на Королевской площади идет партсобрание. Заместитель по политчасти командира батальона лейтенант Алексей Берест знакомит коммунистов с задачами подразделения.

— Товарищи коммунисты! — говорит он, заканчивая. — Нам выпала высокая честь нанести последний удар по врагу и водрузить Знамя Победы над рейхстагом. Этот удар должен быть смертельным для фашистов… Коммунисты, как всегда, пойдут в первой цепи боевых порядков рот.

Выступает командир 1-й роты коммунист Илья Сьянов. Он говорит, обращаясь к замполиту:

— Коммунисты и весь личный состав моей роты выполнят с честью поставленную задачу.

На таком же коротком собрании комсомольцев в батальоне Давыдова у какой-то разрушенной будки перед рвом, залитым водой, комсорг Хакимджан Мамедов говорит:

— Товарищи комсомольцы! Будем же, как всегда, впереди. Лично я обещаю в этом бою первым ворваться в рейхстаг.

Все ожидали условного сигнала. Этим сигналом был залп «катюши». Заговорили гвардейские минометы. Началась артиллерийская подготовка. По рейхстагу стреляла артиллерия, остававшаяся на северном берегу реки. Наши солдаты пустили в ход трофейные фаустпатроны. В течение тридцати минут, словно гигантский молот, непрерывно гремела канонада. Но вот, пробиваясь сквозь орудийный гул, всколыхнулось могучее:

— Ура! За Родину!

Подразделения двинулись на штурм рейхстага. Каждый метр пространства пронизывали пули, осколки мин и снарядов. Воины падали, поднимались и неудержимо продвигались вперед.

Еще двадцать шестого апреля я вручил командиру полка полковнику Зинченко Знамя, которое должны были установить на куполе рейхстага, и сказал:

— Доверяю вам это Знамя. Ставлю задачу — с честью пронести его в боях через Берлин и водрузить на рейхстаге как символ нашей Победы над фашистской Германией.

Глаза Зинченко радостно сияли.

— Слушаюсь, товарищ генерал! Приказ будет выполнен!

Почему Знамя вручено 756-му стрелковому полку, а не другому? В течение всех предшествовавших боев в Берлине этот полк шел в первом эшелоне. Поэтому, посоветовавшись с начальником политотдела М. В. Артюховым, решили его доверить этому полку.

Противник вел интенсивный огонь. Черные фонтаны земли вздымались вверх, визжали осколки, летели камни. Гарь, пыль заволокли все вокруг. С НП плохо просматривались наступающие.

Поднял трубку телефонного аппарата:

— Где Знамя, не вижу?

— Знамя у меня на НП. Послал капитана Кондрашова за разведчиками, — ответил мне Зинченко.

Признаюсь, я остался недоволен медлительностью полковника. Знамя должно быть в боевых порядках. Вновь прильнул к стереотрубе. По Королевской площади пробегали солдаты. Они стягивались, словно к двум полюсам магнита, к главному входу и к юго-западному углу здания, за которым находился скрытый от глаз депутатский вход.

— Вас к телефону. — Курбатов передал трубку.

— Докладываю, — послышался голос Зинченко. — Знамя вручено сержанту Егорову и младшему сержанту Кантария. Они продвигаются к рейхстагу.

Сержант Егоров… Мне был известен этот разведчик.

Когда началась война, Мише Егорову едва исполнилось 16 лет. Через год он стал бойцом партизанского отряда на Смоленщине. Участвовал в боевых операциях. Вскоре Миша становится опытным разведчиком. Ему знакомы были партизанские тропы не только Смоленщины, но и Белоруссии, Литвы, Латвии. Отделение разведчиков, которым было взято 140 «языков», пустило под откос пять эшелонов противника, сожгло и подорвало несколько мостов, много автомашин. Орденами Красной Звезды, Отечественной войны I степени, Славы III степени, медалью «Партизану Отечественной войны» был отмечен Михаил Егоров за партизанские подвиги.

А потом он прибыл в нашу 150-ю стрелковую дивизию. Тогда мы стояли под Варшавой.

Михаил Алексеевич Егоров в полковом разведвзводе стал командиром отделения. Всегда труднее тем, кто идет впереди. А разведчики — солдаты первого эшелона. В Кунесдорфе во второй полосе обороны противника после прорыва на Одере он возглавил атаку. За проявленный героизм сержанту прямо на поле боя был вручен орден Красного Знамени.

Фамилию младшего сержанта Кантария я слыхал, но близко его не знал.

Тем временем рота Сьянова быстро продвигалась к главному входу рейхстага под прикрытием артиллерийского и минометного огня. Перебегая от воронки к воронке, прячась за срубленные и поваленные деревья, они бежали по огненному морю.

В первой траншее залегли бойцы 2-й роты, чье наступление было дважды отбито фашистами. Они присоединились к роте Сьянова. Вот уже преодолели канал.

Прошли вторую траншею. Осталось метров семьдесят до лестницы главного входа рейхстага.

Егоров и Кантария со Знаменем в чехле выскочили из окна «дома Гиммлера». Пробежали метров сто, залегли в воронку. Побежали дальше. Егоров перебрался через канал по рельсам, за ним Кантария. Вот догнали роту Сьянова. Их встретил заместитель командира батальона по политчасти лейтенант Алексей Берест.

К рейхстагу были устремлены все. Каждому хотелось первым ворваться в массивное здание с мраморными колоннами. Накануне штурма участникам был объявлен приказ командарма 3-й ударной армии В. И. Кузнецова, в котором были строки:

Как командир дивизии я предложил начальнику политотдела подполковнику М. В. Артюхову сделать красные флаги и выдать по одному в каждое подразделение. Один из таких флагов капитан Неустроев вручил младшему сержанту Петру Пятницкому.

Дело в том, что этот боец был освобожден из плена и, попав в подразделение Неустроева, со стороны сослуживцев чувствовал к себе некоторое недоверие. И когда командир решал, кому доверить флаг, Пятницкий первым шагнул из строя.

Взбежав на первую ступеньку рейхстага, Петр Пятницкий взмахнул флажком и тут же, сраженный пулей, зашатался и упал. Его флаг, флаг воина-героя, был подхвачен младшим сержантом П. Щербиной и установлен на одной из колонн главного входа. Здесь почти одновременно взвились флаги, водруженные многими советскими воинами.

В рейхстаге кипел жестокий бой. Укрываясь от огня противника за статуями и колоннами, бойцы дрались буквально за каждый метр площади. Действуя автоматами и гранатами, наши воины сначала захватили смежные с вестибюлем помещения. Гитлеровцы вели огонь со второго этажа, из подвала и подземных ходов, соединявших рейхстаг с другими правительственными зданиями. Но что мог поделать враг с людьми, которые несли освобождение от фашизма всей Европе! Что он мог поделать с советскими воинами-богатырями! Вот ранило солдата Ваганова, но он не отступил, не прекратил схватки. Прижавшись простреленным плечом к мраморной статуе Вильгельма, чтобы хоть немного остановить хлещущую из раны кровь, он бросал здоровой рукой гранату за гранатой в наседавших на него гитлеровцев. Кончился бой, Ваганов, скрюченный от боли, обмяк телом и опустился на пол. Боль была долгой и нестерпимой. Усилием воли он заставил себя стоять, не ушел и не пропустил врага. Раненые не покидали рейхстаг. Все стремились добить врага в его собственной берлоге.

Когда в рейхстаг перебрались комбаты Неустроев и Давыдов, была восстановлена связь со сражающимися подразделениями. Метр за метром, комнату за комнатой очищали от фашистов батальоны Неустроева и Давыдова. Образовался своеобразный «комнатный фронт», где противники сталкивались друг с другом в упор, грудь с грудью. Оказывая яростное сопротивление, фашистский гарнизон стремился выиграть время. Казалось, не было еще боя более жестокого, чем тот, который завязался в рейхстаге в тот день.

Наступающие, продвигаясь вперед на ощупь и обнаруживая фашистов по вспышкам выстрелов, все глубже проникали в коридоры рейхстага. Солдаты обоих батальонов уверенно очищали от гитлеровцев нижний этаж здания. Захватив первый этаж, они перенесли бой на второй. Среди них были Егоров и Кантария. Оберегая Знамя, прокладывая путь гранатами, поддерживаемые товарищами, они по ступенькам полуразрушенной лестницы поднимались все выше и выше. И вновь неожиданное препятствие — проход на второй этаж был взорван. Тогда младший сержант Кантария бросился вниз, разыскал лестницу и вернулся с ней. Солдаты устремились вверх. Достигнув второго этажа, Егоров и Кантария заметили окно, выходящее на Королевскую площадь. Развернув Знамя, они выставили его в распахнутое настежь окно. Красный стяг со звездой и изображением серпа и молота был хорошо виден не только бойцам 150-й дивизии, но и бойцам соседних частей и подразделений.

Как только очистили от противника второй этаж, Егоров и Кантария под прикрытием небольшой группы Береста начали подниматься вверх. Каждый шаг приходилось делать с осторожностью и оглядкой, несколько раз они натыкались на гитлеровцев. И тогда начинал стрелять пулемет Щербины, а автоматчики бросали гранаты. Одна из вражеских групп оказалась довольно большой. Когда Берест, Щербина и автоматчики почти в упор открыли огонь, немцы не обратились в бегство, а приняли бой. На помощь подоспели бойцы из роты Ярунова.

Теперь недалеко было уже и до Крыши рейхстага. Над крышей рвались снаряды, жужжали осколки, свистели пули.

Королевская площадь все еще находилась под обстрелом: по ней вели огонь и наши и немецкие батареи. Стоял вечер. В густых сумерках вспышки рвавшихся снарядов казались нестерпимо яркими. Егоров и Кантария двигались по крыше на четвереньках, ощупывая перед собой каждую пядь.

Прижимаясь к крыше, знаменосцы уверенно подбирались к куполу рейхстага.

Рвавшиеся снаряды заставляли знаменосцев то и дело ложиться. Впереди Егоров, а за ним Кантария, наконец, достигли основания купола. Они не обращали внимания на пули, на оглушительную трескотню гранат, поднимались по ребрам каркаса. Передвигаться было трудно. Карабкались медленно, друг за другом, цепляясь за железо, резали руки об осколки стекла. Наконец смогли встать — кругом зарево горящего города и молниевые вспышки рвущихся снарядов да поднимающиеся кверху пороховые тучи. Поползли дальше.

Главное — преодолеть оставшиеся метры. Прикрывая друга огнем, Кантария подталкивает сержанта вверх.

Вот он — купол рейхстага. Сержант Егоров, держась за решетку, встает. Кантария прилаживает древко к металлической перекладине. Знамя поднято! Оно заполыхало на ветру.

Спустившись вниз, бойцы кинулись докладывать полковнику Зинченко.

— Товарищ полковник, Знамя Победы водружено над рейхстагом! — отрапортовал сержант Егоров.

— Молодцы, — взволнованно похвалил их командир полка и вместе с бойцами вышел на Королевскую площадь. Неожиданно разорвался снаряд и вспышка осветила купол. На нем развевался красный флаг.

Через несколько минут Зинченко торжественно сообщил мне по телефону о свершившемся. А я в свою очередь решил доложить командиру корпуса генерал-майору С. Н. Переверткину. Но Семена Никифоровича Переверткина на месте не оказалось, я доложил начальнику штаба корпуса Александру Ивановичу Летунову — Знамя Победы водрузили разведчики сержант Михаил Егоров и младший сержант Мелитон Кантария.

Вот выдержка из книги Георгия Константиновича Жукова «Воспоминания и размышления», в которой рассказывается об этих памятных минутах:

Подбежала взволнованная телефонистка Вера Кузнецова:

— Товарищ генерал, разрешите мне посмотреть на Знамя?

Время было напряженное, непрерывно звонил телефон, и телефонистка нужна была. Но таким ликованием были полны ее глаза, что отказать ей я не мог.

— Разрешаю! А вы, — я обратился к майору Гуку, — проводите ее на НП.

В эти дни было много пленных. Но мне особенно запомнились два гитлеровских генерала. Оба длинные, сухопарые, в парадной форме, тщательно выбритые. Их привел на наблюдательный пункт старший сержант Иван Лысенко.

Установил фамилии: один был генерал-лейтенант Вильгельм Бранкенфельд, другой — генерал-майор Вальтер Шрайбер.

Спросили их о берлинском сражении.

— Берлин нами потерян, — тихо произнес Бранкенфельд.

Беседа проходила с трудом, так как немецкий я плохо знал, а переводчик находился на командном пункте. Тогда генерал Бранкенфельд предложил:

— Мы плохо понимаем друг друга. Может быть, нам перейти на английский язык?

— Можно и на английский, но я свободнее владею китайским. Продолжим разговор по-китайски…

— Как жаль, как жаль, — пробормотал генерал, прикладывая руку к сердцу, — что мы не умеем говорить по-китайски.

Я пригласил подойти генералов к узкому окошку и предложил взглянуть на город. Он был весь в огне. Сквозь дымовые тучи едва просматривались смутные очертания громадных зданий. Но рейхстаг с колоннообразной крышей был виден. Над ним развевалось Красное Знамя.

Генералы понуро опустили головы…

Когда генералов увели, я вспомнил, что ровно год назад принял 150-ю дивизию, которая стала Идрицкой и теперь уже наверняка будет еще Берлинской.

Огромных усилий стоило нашим воинам водрузить над рейхстагом Знамя Победы, но еще труднее было сохранить и удержать его. За рейхстаг еще продолжался жестокий бой. Ночью 30 апреля дважды предлагалось гитлеровцам, находящимся в подвальном помещении рейхстага, сложить оружие, но оба раза наши парламентеры были обстреляны. Методически, метр за метром бойцы продолжали очищать от противника лестницы, коридоры, залы. Гитлеровцы находились в отдельных угловых отсеках на втором этаже, в подвале, в подземных ходах сообщения. Однако все главные входы в здание и выходы из него были в наших руках. Их прочно удерживали батальоны Давыдова и Неустроева. Утром наблюдательный пункт ожил, раздавались телефонные звонки. Нас восторженно поздравляли с праздником 1 Мая и водружением Знамени Победы.

В 11 часов 1 мая с наблюдательного пункта заметили, как огромное облако черного дыма вырвалось через купол рейхстага. Вслед за облаком дыма — пламя огня. Полковник Зинченко и подполковник Плеходанов доложили:

— В рейхстаге пожар!

Огонь распространялся с невероятной быстротой. Гудящее пламя вырывалось из окон. Бойцы тушили огонь и отражали контратаки врага. Противник отбивался отчаянно. Немецкие батареи открыли интенсивный огонь по рейхстагу, усилили натиск своих атак. В рейхстаге находиться было небезопасно. Предлагалось покинуть здание.

— Как это? — удивился капитан Неустроев. — Занять рейхстаг и уйти… Нет, никогда…

Было решено бороться с пожаром. Бросали на пламя шинели, плащ-накидки. Солдатам, находившимся в здании, было трудно еще и потому, что они вели бой с теми, кто сидел в подземелье. Туда вновь полетели гранаты и снаряды. У выхода из подземелья были наизготове пулеметы роты лейтенанта Юрия Михайловича Герасимова.

Долго плыл черный дым. Потом рассеялся и показался обугленный рейхстаг. Но на куполе продолжало развеваться Знамя Победы.

В 1945 году 1 мая рейхстаг был подожжен фашистами для того, чтобы удержаться в нем, но это им не удалось.

— Рейхстаг пал! — доложили командиры полков Зинченко и Плеходанов.

— Рейхстаг взят! — доложил я командиру 79-го корпуса Переверткину.

— Рейхстаг взят! — доложил Переверткин командарму Кузнецову.

Хотя рейхстаг пал, но западнее и южнее его бои еще продолжались.

Все мы приветствовали и поздравляли бойцов батальонов Неустроева и Давыдова.

Плечом к плечу с солдатами и сержантами сражались офицеры. В самой гуще боя можно было видеть комбата капитана Неустроева, его начальника штаба старшего лейтенанта Гусева, командира батальона Давыдова, его командиров рот Батракова, старшего лейтенанта Корнеева, многих других командиров и политработников. Управляя боем в такой сложной обстановке, они проявляли не только личную храбрость, но и военную хитрость, смекалку. Так, чтобы зайти противнику в тыл с северной части главного зала, начальник штаба батальона Гусев приказал старшему сержанту Сьянову и его солдатам пробраться наверх через окно, выходящее на лестницу.

Воины выполнили этот дерзкий замысел и внезапно обрушились на врага. Гитлеровцы, не ожидавшие русских с этой стороны, попрятались, где могли, по комнатам, но в этот момент по ним ударили бойцы роты капитана Ярунова. Часть фашистов закрепилась на балконе и была уничтожена пулеметчиками лейтенанта Герасимова. Ни на минуту не прекращалась стрельба, советские солдаты сквозь огонь и дым бросились в южную часть здания и выбили врага из прохода. Но гитлеровцы успели и здесь вызвать пожар. Пришлось снова отойти в коридор. Враг воспользовался этим. И снова началась схватка.

Немцы не прекращали обстреливать рейхстаг из тяжелых орудий. Прислушиваясь к канонаде, полковник Сосновский определил:

— Опять откуда-то из района имперской канцелярии стреляют. Там у них огневые позиции.

Не отказались фашисты и от последних попыток атаковать по флангам дивизии. Фашисты сосредоточили до батальона с танками у Бранденбургских ворот. И на левом фланге — Карлштрассе, в районе моста через Шпрее, примерно такие же силы, при поддержке артиллерии.

Наши батальоны были готовы встретить врага.

На правом фланге усиленный батальон Я. И. Логвиненко. Логвиненко был опытным боевым командиром, участвовал в Померанских боях, отличался смелостью, твердостью, широким тактическим командирским кругозором.

На левом фланге дивизии — батальон И. В. Клеменкова взаимодействовал с артиллерийским дивизионом И. М. Тесленко. Оба командира батальона и дивизиона старались как можно лучше подготовиться к бою с сильным неприятелем, который будет драться — они это знали — до последнего патрона, отходить ему некуда: или погибнуть на Королевской площади, или сдаться в плен, но в плен сдаваться они боялись: считали, что Гитлер жив и руководит боем.

Мой наблюдательный пункт оставался на том же месте — на четвертом этаже. Отсюда хорошо видно Королевскую площадь, боевые порядки полков.

После короткого затишья внезапно открылась яростная стрельба на Королевской площади и в рейхстаге. Автоматы, фаусты, пулеметы ударили со всех сторон. Артиллерия с особой силой делала налеты по нашим боевым порядкам.

Так оно и было, как мы предполагали. Гитлеровцы одновременно перешли в атаку с трех сторон: от Бранденбургских ворот, от моста через Шпрее, по Карлштрассе. Учли они и то, что наши подразделения захватили не все комнаты и залы рейхстага. Угловые комнаты в восточном крыле занимали фашисты. Фашисты бросили все свои силы, чтобы освободить подземный гарнизон.

Но отважный комбат Степан Неустроев не растерялся, несмотря на сложившуюся тяжелую обстановку. Бросил роту Ярунова в восточное крыло рейхстага. Бойцы второй роты сначала забросали комнаты гранатами, а когда фашисты стали отходить через коридор, то их обстреляли из автоматов.

Бой принял очаговый характер, работали штыком, прикладом и гранатой. Сам Неустроев находился там же, наблюдая за боем и своевременно оказывая содействие подразделениям.

На Королевской площади немцы пустили в ход зенитную артиллерию и танки, поставили их на прямую наводку. Снаряды ложились около главного входа рейхстага, моста Мольтке и «дома Гиммлера».

Бой принял исключительно упорный характер на участке батальона Логвиненко. Противник начал теснить его подразделения. Был момент, когда танки и до роты пехоты врага прорывались к рейхстагу. Но рядом с комбатом находился командир артиллерийского дивизиона 328-го полка майор Лебедев, который направил свои орудия на противника. Командир роты старший лейтенант Гриднев использовал артиллерийский огонь, стремительно поднял бойцов роты, смело, броском контратаковал врага. Захватил два танка и три десятка фашистов в плен.

Немцы предприняли еще одну атаку от Бранденбургских ворот. Батальону Логвиненко пришлось туго, когда гитлеровцы вклинились в его боевые порядки. С обеих сторон полетели фаустпатроны и гранаты. Плеходанов ввел в бой 3-й батальон, находившийся в резерве. Его поддерживали огнем орудия 328-го артиллерийского полка майора Георгия Георгиевича Гладких и 23-й танковой бригады.

Сильным ударом по флангу эсэсовцы были остановлены и через несколько минут стали сдаваться в плен: отступать-то некуда.

Сильную атаку фашисты организовали против батальона Клеменкова и дивизиона Тесленко. Дивизион огнем двенадцати орудий отбивал натиск пехоты, поддерживаемой танками. Пулеметы из батальона Клеменкова помогали ему сдерживать наседавших фашистов. Атака со стороны Карлштрассе на этот раз была особенно опасной. Противник обладал значительным численным превосходством. К тому же, судя по всему, здесь действовали не фольксштурмисты, а хорошо обученные и решительно настроенные подразделения. Удар они наносили по всем правилам военной науки.

Уже в ход пошли гранаты. Казалось, наша способность к сопротивлению вот-вот будет сломлена, но тут, в самое отчаянное мгновение, враг дрогнул. В тылу у него, у моста через Шпрее, разгорелась перестрелка, послышались разрывы гранат и крики «ура».

Неожиданная подмога пришла к нам от 33-й дивизии, наступавшей с севера в сторону Карлштрассе.

Этот удар ошеломил гитлеровцев — таким неожиданным оказался для них. Наступавшая группа была зажата с двух сторон: с одной стороны батальон Клеменкова и дивизион Тесленко, а с другой стороны — батальон Суюмбаева. Танки врага горели, солдаты, видя безвыходное положение, сдались в плен.

Артиллерия противника прекратила стрельбу из района имперской канцелярии по нашим наступающим подразделениям. Оказывается, в это же время части 301-й стрелковой дивизии (5-я ударная армия Берзарина) под командованием Владимира Семеновича Антонова штурмовали имперскую канцелярию. Хотя я с Антоновым не договаривался, а получилось — мы взаимодействовали с ним.

Вот как вспоминает об этом генерал Антонов:

Воинам 301-й дивизии пришлось вести ожесточенные бои за каждый дом, за каждый камень, что на подступах к имперской канцелярии.

С балкона этой имперской канцелярии Гитлер выступил перед немецким народом с объявлением войны СССР, заверяя, что через полтора-два месяца покорит Россию, как покорил Европу.

То была очевидная авантюра, порожденная недооценкой Красной Армии, Советского Союза в целом. За этот просчет фашистская Германия заплатила поражением в войне. И вот мы уже в Берлине, в центре фашистской столицы добиваем врага.