«ДОМ ГИММЛЕРА»

К рассвету 29 апреля Шпрее осталась позади полка, но бой не прекращался ни на минуту. 674-й полк продолжал наступать. Очистил от противника невысокие дома, расположенные на набережной Шпрее, и вышел к громадному шестиэтажному зданию. Это было министерство внутренних дел, или, как мы его назвали, «дом Гиммлера».

Батальон майора Василия Иннокентьевича Давыдова переправился по мосту Мольтке благополучно, без потерь. На исходные позиции вышел полк Зинченко.

Командир 674-го полка подполковник Плеходанов со своей группой расположился в доме швейцарского посольства, ведя наблюдение. Плеходанов принял решение не ждать батальон Логвиненко, а вместе с батальоном Неустроева начать штурм «дома Гиммлера».

— Приготовиться к атаке! — передал он по телефону и по рации. — Идем на штурм!

Командиры подразделения передали команду взводам и отделениям.

И тут точно по сигналу командующего артиллерией дивизии полковника Григория Николаевича Сосновского со стороны северного берега Шпрее над высокоэтажными домами стремительно понеслись огненные хвосты реактивных снарядов. Тут же дружно заговорила артиллерия дивизии. Где-то за рекой, на некотором удалении от передовых цепей, басовито ухали приданные нам тяжелые гаубицы 124-й гаубичной бригады.

Комбат Давыдов время от времени поглядывал на часы. Он выжидал время, когда следовало поднять в атаку батальон.

Слева был готов ринуться в бой батальон Неустроева.

Артналет, как было установлено, должен длиться пятнадцать минут. На четырнадцатой минуте передовые цепи батальонов должны броситься в атаку.

И вот эта минута приближалась. Нервы напряжены до предела. Мы видели, как неторопливо капитан Барышев, помощник начальника оперативного отделения, поднял над головой ракетницу. В небо взвились зеленые ракеты — сигнал к атаке.

Прозвучала команда:

— Вперед! За Родину!

Роты двух батальонов продвигались к «дому Гиммлера», на ходу ведя огонь.

Вместе с ротами в боевых порядках — орудия сопровождения. Они с коротких остановок вели огонь прямой наводкой по пулеметам противника, тем самым обеспечивая успешное продвижение вперед. Взвод младшего лейтенанта Михаила Шмонина непосредственно поддерживал роту старшего лейтенанта Батракова. Все устремились к «дому Гиммлера».

Из мрачного каменного здания неприятель вел обстрел. Из окон, подвалов, с чердаков били крупнокалиберные пулеметы, стреляли «фаустники». Несмотря на это, солдаты роты Батракова и артиллеристы Шмонина ворвались в «дом Гиммлера». А за ними остальные роты батальонов Давыдова и Неустроева.

Гитлеровцы сопротивлялись отчаянно. Началась штыковая схватка и в упор — автоматная стрельба. Командир артиллерийского взвода Шмонин увидел, как упал тащивший пушку наводчик. Он не раздумывая становится за наводчика орудия и продолжает метким огнем поражать цели.

За первым эшелоном двинулся батальон майора Логвиненко. Противник стрелял из окон здания по нашим бойцам, бегущим через улицу Мольтке. Свист пуль, разрывы снарядов и мин, и все это давило к земле. Из комнаты в комнату перекатывает пушки Шмонин, развернув орудие, делает один-два выстрела, и огневая точка противника подавлена. На помощь Шмонину подоспела пулеметная рота капитана Лебедева.

Вот уже очищен первый этаж. Поднялись на второй. Взвод Шмонина не отставал от стрелков. С их помощью втащили пушку на второй этаж. Дуло — в окно. Орудие нацелено на рейхстаг…

— Огонь по вражескому осиннику! — отчаянно рубанул рукой Шмонин. Эта была его последняя команда…

Много часов продолжался еще тяжелый бой внутри здания. Действовать приходилось мелкими группами. Борьба шла за каждую комнату, за каждый этаж. Здание поминутно сотрясалось от взрывов, часто возникали пожары, рвались боеприпасы.

Неожиданно грохот огромной силы потряс воздух, заглушил все остальные звуки. Это взорвались подожженные нашими бойцами два вражеских вездехода с фаустпатронами.

Вот как об этом вспоминает капитан Неустроев:

«Дым, дым, дым… Он душил, ослеплял. Меня беспокоило лишь одно: не потерять бы здесь много людей… И я удивлялся, когда санитары докладывали: «Тяжелораненых нет». Как же так? В таком аду и нет тяжелораненых? Они, конечно, были, но почти никто из них не покидал поле боя. Когда в одном из коридорных лабиринтов я встретился с сержантом Иваном Зазулей, его голову и руки покрывали бинты.

— Почему не в медсанбате?

— Пустячное ранение, товарищ капитан, царапины.

На самом же деле сержант Зазуля был серьезно ранен, но в критический момент боя он не захотел оставить товарищей и остался в строю».

Так было в батальоне Неустроева. Так было в батальоне Давыдова. Так было во всех подразделениях нашей дивизии, сражавшейся на подступах к рейхстагу.

Бой не затихал, когда в «доме Гиммлера» появился передовой медпункт 195-го медсанбата, возглавляемый доктором Раисой Калмыковой. Раиса Федоровна, веселая в любой тяжелой обстановке, подвижная и легкая на ходу, везде и всегда успевала. Молодая, прямо со студенческой скамьи в бой, на фронт.

С приходом девчат стало светлее, радостнее, раненые оживились, постепенно даже стоны затихли, как будто солнце приклонилось ниже ясными лучами. Медсестры разошлись по комнатам к раненым, перевязывали их, говорили ласковые слова, утешая:

— Потерпите, дорогие…

В бой вступили свежие силы дивизии. Через мост прошла 23-я танковая бригада под командованием подполковника Михаила Васильевича Морозова. За ней продвигался 351-й полк самоходных артиллерийских установок полковника Виктора Федоровича Герцева. На левом фланге шел второй батальон под командованием капитана Ивана Викторовича Клеменкова.

Немецкое командование между тем ввело в бой новые подразделения. Против нас оказались курсанты — шестнадцатилетние мальчишки морской школы из города Росток. Их перебросили на транспортных самолетах и приказали любой ценой задержать продвижение наших войск к правительственным зданиям. Тогда было неизвестно, что гитлеровское руководство возлагало надежду на переговоры с союзниками. Поэтому не жалел Гитлер самых преданных ему солдат, бросил в бой даже юнцов. Ему казалось, что война еще не проиграна…

Командир полка Плеходанов сообщил по телефону:

— К вам на НП отправлен пленный моряк.

Моряк?! Откуда он появился? Рядом со мной сидел начальник разведки дивизии майор Гук.

— Разрешите? — послышался голос часового.

— Входите!

В комнату ввели задержанного. Это был рослый, статный морской офицер лет тридцати — тридцати пяти, в черном морском костюме. Мне припомнилась атака немецких моряков на Латашинских холмах…

— Кто вы? — спросил я.

— Майор Гофман, командир морского отряда, — ответил он с гордостью.

— Откуда прибыли?

— Из Востока.

— Из какой части сформирован отряд?

— Это была школа моряков. Из курсантов формировали отряд особого назначения СС.

На вопросы моряк отвечал обстоятельно.

— По приказу гроссадмирала Деница нас в составе трех рот — 500 человек — посадили на транспортные самолеты и перебросили в Берлин, на аэродром Темпельгоф южнее 5 километров от рейхстага. После высадки строем пришли мы в район рейхсканцелярии. Там нас построили около бункера. Вышел Гитлер со свитой. Вид фюрера нас удивил, он выглядел глубоким и дряхлым стариком, руки и голова дрожали. Сначала Гитлер вручил Железный крест подростку, подбившему фаустпатроном русский танк. Потом обратился с короткой речью к нам. Он назвал нас героями и надеждой нации, призванными спасти Германию в трудный для нее час. «Ваша задача, — сказал он, — отбросить небольшую группу русских, которая прорвалась на этот берег Шпрее, и не допустить ее к рейхстагу. Продержаться нужно совсем немного. Скоро вы получите новое оружие огромной силы и новые самолеты. С юга подходит армия Венка. Русские будут не только выбиты из Берлина, но и отброшены до Москвы».

Гитлер ушел. Его место перед строем занял Геббельс. Он говорил долго, развивая мысли фюрера о чудодейственном оружии, о слабости большевистских позиций и о скорой победе… Гитлер еще покажет свою силу всему миру! — так говорил Геббельс.

Геббельс отдал приказ немедленно наступать. Я повел отряд к рейхстагу и занял траншеи. Там мы сидели недолго. Потом получили сигнал к контратаке. Задача отряда — пробиться к мосту Мольтке и взорвать его.

— Вы надеялись выполнить задание?

— Надеялся. Нас не мог обмануть фюрер.

— Все кончено для вас…

Пленный зло переводил взгляд с Гука на Артюхова.

— Раз вы верите в победу, тогда мы отправим вас обратно и вы будете командовать своим отрядом.

Он этого не ожидал, вздрогнул, вытянулся в струнку, торопливо выдавил:

— Лучше расстреляйте меня, чем обратно, — и он схватился руками за голову, зарыдал.

— Успокойтесь, господин офицер! Вы сдались в плен?

— Нет, я случайно попал. Ваши подразделения окружили мой отряд. Мы не ожидали атаки со стороны здания министерства внутренних дел.

— Жаль этих мальчишек, которые погибли зря под вашим командованием. Счастливцы те, которые оказались в плену.

Он посмотрел на меня.

— Разве расстреливать вы их не будете?

— Нет, мы пленных не расстреливаем и вас расстреливать не будем. Отправим всех вас в глубокий тыл.

Поверил он или нет, но на лице появилась улыбка.

Его увели разведчики.

Грустно было смотреть на этого офицера. Думалось, как же крепко засели в головах немцев бредни Геббельса. Говорят заученными фразами, повторяют их механически, не вдумываясь в смысл, — таков плод воспитания, начавшегося еще в гитлерюгенде. А сейчас самый раз стоило бы задуматься.

Все моряки, которые попали к нам в плен, говорили о новом «чудо-оружии», о новых самолетах. Гитлер заставит русских содрогнуться от нового оружия, а потом немцы перейдут в решительное наступление, Гитлер еще покажет силу Германии, и враг будет отброшен от Берлина.

Загрузка...