В эпицентре бури

Глава 8. Суббота, 15 декабря 1990 года — вторник, 1 января 1991 года

Через три дня после прибытия Руперта Смита мы вдвоем рассказали генералу Бумеру о наших планах на будущее. Это была удручающая встреча, наполненная ощущением предательства.

Возникшие между нами узы дружбы, основанные на взаимопонимании и доверии, были очень крепкими. Мы общались практически на всех уровнях. В нашем штабе работали офицеры связи морской пехоты, а в штабе Майка Майетта — британские офицеры. В каждой из трех боевых групп была группа морской пехоты США по наведению огня военно-морской авиации, так что мы могли использовать их впечатляющую авиационную мощь. Мы разработали общие процедуры, в частности, в отношении прорыва минных полей и последующего этапа развития прорыва.

Встреча проходила в новом здании штаба морской пехоты. Они переехали из порта на позицию, расположенную дальше от Аль-Джубайля. Вместе с ними переехали антитеррористические заграждения, а также те же элегантно одетые и всегда вежливые охранники — морские пехотинцы. Кабинет генерала Бумера был почти таким же, как и раньше. Пустая, спартанская комната, в которой не было ничего, кроме письменного стола, нескольких стульев и его походной кровати и личных вещей, аккуратно сложенных в углу.

Генерал Бумер и Руперт Смит уже были знакомы, так что мы не стали тратить время на обмен любезностями.

— Прежде чем мы что-нибудь скажем, — начал Бумер, наклоняясь вперед на своем столе, чтобы посмотреть на нас обоих, — генерал Шварцкопф сказал мне, что британское правительство не хочет, чтобы вы сражались бок о бок с нами, и я не могу сказать, что это меня очень радует. Я знаю, что в январе вы собираетесь переехать на запад, если до этого не начнется война.’

— Да, это так, — сказал Руперт.

— О чем ты, Руперт, возможно, не знаешь, но я уверен, что Пэт объяснит, так это о проблемах, которые нас беспокоят. Но это моя проблема, а не твоя. Однако, по крайней мере, кто-то, по крайней мере, принял решение, и теперь мы можем приступить к работе и составить план.

Генерал Бумер явно переживал из-за этого решения. Я надеялся, что он знал, какую борьбу мы затеяли, чтобы заблокировать этот шаг. Он продолжил:

— Хотя я бы предпочел "Пустынных крыс", генерал Шварцкопф пообещал мне заменить вас одной из своих бригад, когда вы нас покинете. Итак, джентльмены, хотя, возможно, вы недолго пробудете с нами, давайте перейдем к делу и обсудим планы. Что у тебя есть для меня?

В течение следующих восьми часов мы вместе с группой планирования Корпуса морской пехоты обсуждали вариант атаки для их двух дивизий. Они подготовили несколько сценариев и ответных мер. Мы, со своей стороны, не сидели сложа руки. Несколькими неделями ранее я поручил Юэну и Джону Мур-Бику написать исследование (мы назвали его "оценка") о атаке дивизий морской пехоты США с приданной британской бронетанковой бригадой через Кувейт. Мы предпочли достаточно узкий участок прорыва к границе Кувейта, главным образом из соображений устойчивости, а затем 2-я дивизия морской пехоты преодолела бы минное поле с помощью наших инженеров-танкистов. После этого 1-я дивизия морской пехоты должна была прорваться на открытую местность позади заграждений и продвинуться к Эль-Кувейту, уничтожая по пути иракские резервные силы. Многое из этого генералу Бумеру понравилось, но были подробно обсуждены и другие варианты. Присутствовавших британцев беспокоила озабоченность по поводу наземного штурма, а также ощущение, что каждой дивизии было бы лучше прорвать минные поля своими силами. К тому времени, как мы закончили, довольно безрезультатно, солнце начало клониться к закату, и огни Аль-Джубайля медленно разгорались.

Повседневная жизнь бригады мало изменилась с прибытием остальной части 1-й бронетанковой дивизии. 19 декабря мы провели совместные учения с 1-й дивизией морской пехоты, чтобы проверить, как их саперы преодолевают препятствия, и наша бригада была готова к прорыву, как только путь будет свободен.

Мы с Юэном спустились к месту прорыва. Там я нашел Майка Майетта, который тоже хотел полюбоваться видом с трибуны, а с ним еще одного генерала морской пехоты, которого я не узнал.

— Патрик, — сказал Майк, — это генерал Крулак. Он командир службы тыла 2-й дивизии.

— Здравствуйте — сказал я, пожимая протянутую руку.

Меня поразили его необычные солнечные очки. Они были похожи на очки из "Звездных войн", серебристо-зеленые и закрывали его лицо. Я не мог не спросить, не были ли они какими-то особенными.

— Это, Пэт, защитные очки от лазерного излучения, — ответил он, снимая их с лица, чтобы показать мне. — Они не только защитят вас от солнца, но и защитят ваши глаза от лазерного луча.

— У вас, случайно, ведь нет запасной пары? Солдаты, не говоря уже о моих дочерях, сочли бы меня невероятно модным, если бы я в таких появился.

— Не знаю, — задумчиво произнес он. — На что ты можешь их обменять? Они стоят две тысячи долларов каждые.

Я был несколько обескуражен.

— Я не уверен, что у меня есть что-нибудь столько стоящее. Что ты хочешь?

— Ну, с тех пор как я здесь, я заметил, какие отличные ботинки у вас, британцев. Я бы хотел себе такие же, восьмого с половиной размера.

— Договорились. — рассмеялся я. — Я пришлю их тебе.

Позже в тот же день, когда мы возвращались в мой штаб, Юэн повернулся ко мне.

— Вам не кажется, бригадир, что было немного опрометчиво предлагать ему пустынные ботинки? Я имею в виду, если бы он попросил запасной "Челленджер", что ж, это, вероятно, не было бы такой уж большой проблемой, но пустынные ботинки! Их просто нет.

— Та же мысль приходила мне в голову. Но я подумал, что стоит попробовать спросить Рода Треваскуса. Королевские ВВС всегда хорошо снабжаются. В любом случае, я просто пошутил.

Несмотря на это, я спросил Рода, связного офицера КВВС нашей бригады. Обычно в его обязанности, как члена штаба бригады, входило поддерживать связь с Королевскими ВВС для координации непосредственной поддержки с воздуха или чего-либо еще, что нам было от них нужно. Распространялось ли это на лишнее полевое обмундирование, я не знал. Я застал его за напряженной работой в его командирской машине. Я объяснил ему, что мне нужно. Он принялся цыкать зубом.

— Ну, — задумчиво сказал он, — на что Вы можете их поменять?

— И ты туда же? Чего ты хочешь?

— Я Вам точно скажу, чего я хочу, бригадир. Вы добудете мне один из тех красивых новых "Тойота Лэндкруйзер", а я добуду вам ботинки.

Недавно японцы предложили нам около дюжины "Тойот" в качестве дополнительного и столь необходимого транспорта. Чего Род не знал, так это того, что я уже выделил одну для него. Я подогнал ему его "Лэндкруйзер", он подогнал мне ботинки, я подогнал их генералу морской пехоты, а он подогнал мне, наверное, самые дорогие солнцезащитные очки в мире. Я не был уверен, что подал хороший пример.

По мере приближения Рождества штаб и командиры упорно трудились, чтобы сделать это время года как можно более радостным для солдат. Нам оказали огромную помощь два визита. Первым был визит сэра Гарри Сикома[5] 17 декабря. За день до этого, разговаривая со штабом дивизии, я выяснил, что его никто не должен был сопровождать, поэтому я вызвался добровольцем. Это дало бы мне идеальный способ посетить все подразделения бригады за один день, не требуя от кого-либо дополнительных усилий. Кроме того, я был поклонником Гарри Сикома, так что провести целый день в его компании было бы настоящим удовольствием.

Нашим первым решением было открыть новую радиостанцию британских вооруженных сил в лагере № 4. До этого у нас был выбор между незаменимой, хотя и немного суховатой Всемирной службой Би-би-си, сетью американских вооруженных сил и "Голосом Багдада", замечательной попыткой иракской пропаганды. Подобно немцам во время Второй мировой войны, иракцы пытались запугать солдат или манипулировать ими с помощью различных возмутительных заявлений и самой откровенной пропаганды. Солдаты находили эту службу порой почти до истерики забавной, а поскольку им нравилась музыка, они стали ярыми поклонниками этой радиостанции.

Однако РСБВС была связующим звеном с домом. Через радиостанции в Германии можно было прослушивать запросы и читать сообщения; все мы были рады этому.

Но кульминационный момент бесконечной программы визитов, краткий визит принца Уэльского за три дня до Рождества — едва так и не состоялся.

За день до того, как он должен был прибыть, я был в лагере № 4, разбирался с административными делами, когда, выходя из своего кабинета, встретил Питера Макгигана, который довольно оживленно разговаривал по телефону. Проходя мимо, я услышал, как он сказал:

— Так ты хочешь сказать, что если это произойдет, он вообще не придет?

Последовала пауза в ожидании ответа, а затем Питер ответил:

— Ну, я не думаю, что бригадиру это понравится.

Я подождал, пока он закончит.

— Что не понравится бригадиру? — спросил я.

— Это была дивизия, бригадир. Они говорили, что, если ветер поднимет песок, принц к нам не поедет.

— Что вы имеете в виду? — потребовал я уточнить.

— Ну, если начнется песчаная буря или погода немного испортится, принц останется в порту на все время визита.

Я был в ярости и предположил, что принц был бы в таком же бешенстве, если бы солдатам в песках, некоторые из которых провели там почти три месяца, было отказано в его посещении. Я дал понять о своих чувствах самым решительным образом. По сей день я все еще удивляюсь, что некоторые офицеры штаба дивизии сочли мои действия неразумными.

На следующий день погода не стала проблемой; был солнечный, но прохладный день, когда вертолет принца приземлился. Когда он выбрался из вертолета, а винты все еще медленно вращались над головой, я увидел, что он одет в тропическую форму шефа 5-го королевского гвардейского полка драгун Иннискиллинга. Я был тронут.

Этот визит здорово поднял боевой дух. Он встретился со столькими солдатами, с которыми мы смогли его познакомить, его сотни раз фотографировали, и он выступал перед прессой с легкостью эксперта.

Приближалось Рождество, и мы почувствовали огромную благодарность британской общественности. В течение нескольких недель мы были завалены открытками и подарками. Мы даже получили один от братьев Крэй. Повсюду люди раскрывали свои открытки и пытались создать маленький уголок, похожий на дом, даже если он находился всего лишь позади орудия М109.

Однако иногда мне казалось, что мы боремся с Министерством иностранных дел. Примерно за неделю до Рождества был получен политический документ с грифом "секретно". Он начинался с проницательного замечания: "1. Рождество — это радостное событие, в котором захотят принять участие люди всех рангов”. Весь вопрос о религиозных торжествах в Саудовской Аравии был связан с определенными трудностями. Официальная позиция заключалась в том, что у нас были не капелланы, а офицеры по вопросам морали, и официально они должны были снять свои кресты со своих боевых курток. Однако немногие это делали. Также было принято, чтобы мы не проводили богослужения в присутствии прессы, но я точно помню, что видел нескольких журналистов в собраниях. Так что мы кое-как справились.

Серьезным аспектом всего этого было то, что мы не хотели обидеть саудовцев, поскольку в их стране находятся два самых священных места в исламе. Но в то же время мы подвергались большой опасности расстроить наших солдат, которые, возможно, и не были самыми набожными людьми, но, как сказал один капеллан американской армии во время Второй мировой войны, "в окопах нет атеистов".

Эр-Рияд, действуя, надо сказать, по совету Министерства иностранных дел, запретил публичную демонстрацию рождественских открыток. Мы могли их получить, но их нужно было спрятать так, чтобы граждане Саудовской Аравии не могли их увидеть. О чем, похоже, никто не сказал Министерству иностранных дел, так это о том, что в магазинах Аль-Джубейля можно было купить любое количество рождественских открыток.

Что также вызывало некоторое раздражение, так это то, что на других союзников не было наложено никаких аналогичных ограничений. Например, рождественские елки, которых у американцев были буквально сотни, согласно инструкции Эр-Рияда, должны были быть расставлены так, чтобы их было невозможно узнать. Они должны быть установлены "в укромных местах, куда нет доступа местным жителям". При их украшении нам сказали, что "желательно использовать минимум елочных украшений и устанавливать их в том же порядке, что и [деревья]". В пустыне это не было проблемой, но для тех, кто находился в лагере № 4, это было немного сложнее. Офис бригады, как я полагал, находился на территории, контролируемой Великобританией, поэтому мы наклеили все рождественские открытки, какие только могли. К сожалению, кухонные помещения нельзя было украсить. На самом деле, инструкция специально исключала их, и обойти это было бы сложно.

Мы провели все традиционные предрождественские мероприятия. Были и показательные выступления, особенно запомнилось смешное шоу, подготовленное 33-м полевым госпиталем, на котором я побывал дважды, несмотря на то, что трижды промок до нитки, был поцелован неприятного вида мужчиной и побрит квартетом парикмахеров. На второй вечер я пригласил Майка Майетта, не в последнюю очередь для того, чтобы отвлечь внимание. Был проведен конкурс рождественских тортов, в котором тот, который я выбрал победителем, занял лишь второе место, и были рождественские службы. Одной из самых трогательных была специальная хвалебная песня, транслировавшаяся одновременно из Бахрейна, Фаллингбостеля и Олдершота. Около двухсот восьмидесяти наших солдат отправились в Бахрейн. Би-би-си установила огромный телевизионный экран, чтобы они могли видеть своих жен и семьи в маленькой гарнизонной церкви в Фаллингбостеле, Германия. Для некоторых это было слишком трогательно.

В канун Рождества и после наступления темноты мы провели в штаб-квартире собственную рождественскую службу. Мы пели знакомые мелодии и рождественские гимны под прекрасным ясным небом. Звезды мерцали, и мы купались в прозрачном лунном свете. Мы были не так уж далеко от Вифлеема, и уж точно ближе, чем я когда-либо надеялся побывать. Невольно вспоминаешь обо всем, что было и что еще предстояло. Было ясно, что мы отправимся на войну, и до Нового года оставалось не так уж много времени. Правдой было и то, что в окопах нет атеистов.

После службы мы собрались в палатке-камбузе, где у нас были установлены телевизор и видеомагнитофон. Мы сели и посмотрели видеозапись рождественского представления начальной школы Зольтау.

— О, смотрите, это Джейми.

— А вот и Сара.

— Это наша Анна.

Хор гордых отцов, раздавшийся со всех концов палатки, вызвал бурю эмоций. К счастью, качество фильма было ужасающим. Если бы все было хоть немного лучше, я не думаю, что многие из нас смогли бы это пережить.

В полночь я совершил небольшую экскурсию по штабу, чтобы поздравить дежурных с Рождеством. Кормовая часть каждой машины была увешана открытками и мишурой. Я подписал сообщение для отправки в штаб дивизии: "7-я бронетанковая бригада хотела бы воспользоваться этой возможностью, чтобы пожелать всем военнослужащим 1-й бронетанковой дивизии счастливого и безопасного Рождества. Приятно, что вы рядом".

Рождество началось рано. Офицеры, прапорщики и сержанты собрались в столовой на завтрак, а затем разбудили солдат традиционным "салютом" — обычно это был чай с ромом. В этом году, поскольку мы были в Саудовской Аравии, где не было алкоголя, это был салют, к сожалению, без рома. После отбоя офицеры бригады в течение следующих двадцати четырех часов несли караульную службу, настраивали рации и выжигали уборные, чтобы дать солдатам заслуженный отдых.

У меня был час свободного времени, прежде чем я должен был отбросить свои личные мысли и предстать перед обществом. За два дня до этого умер мой отчим, и я глубоко сочувствовал своей матери, оставшейся в одиночестве после долгих лет счастливого брака. Открывая подарки из дома, я подумал о семье в Зольтау, да и вообще обо всех семьях в Германии, оставшихся без мужей. Несколькими днями ранее я получил письмо от Мелиссы, в котором она рассказывала мне, как они справляются:

"Кажется, важно иметь цели, и Рождество стало одной из них. В преддверии праздника было организовано несколько потрясающих вечеринок. На удивление большое количество жен остаются здесь, во многом благодаря любезности Министерства обороны. Они предоставили каждой жене по два бесплатных авиабилета в Англию и обратно, чтобы они могли воспользоваться ими по своему усмотрению; многие воспользовались ими, чтобы привезти своих родителей в Германию.

Отрадно видеть так много мам и пап в лагере, где обычно так тихо. Девочки и их родители замечательные, и я знаю, что они сделают Рождество настолько счастливым, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах.

Однако втайне я беспокоюсь по поводу января, который и в лучшие времена может обернуться разочарованием, не говоря уже о неминуемом начале войны."

Все это заставило меня пожалеть, что я не в другом месте. Однако пресса снимала прибытие Деда Мороза в мою штаб-квартиру. Конечно, я должен был встретить его в праздничном настроении, подобающем для камер.

Были моменты, особенно после истории с потерями, когда я действительно мог обойтись без прессы, и это был один из них. Рождество — самое личное событие, тем более, если ты находишься вдали от своей семьи. Я не хотел делиться этим моментом с прессой, но у меня не было выбора. Вытирая с губ остатки марципанового мишки в сахарной глазури, я вышел из своей палатки как раз в тот момент, когда они появились.

— Привет, ребята, с Рождеством. Очень рад вас видеть, — солгал я.

Дед Мороз пришел и ушел. Пресса получила свои фотографии, а я посылку. Дед Мороз раздавал посылки, собранные Британским легионом и "Дэйли Телеграф". В моей было много полезных вещей, в том числе фонарик, немного талька и ваучер, который я мог обменять на пинту пива, когда вернусь в Англию. Каждому бойцу бригады было по посылке.

Остаток дня я провел с солдатами. Я пытался побывать в каждом подразделении, но это было невозможно. Я обедал с гвардейскими шотландскими драгунами. Меня поразило, как Корпус питания армии умудрился раздобыть такую еду, но они приготовили традиционный рождественский обед с индейкой, рождественским пудингом и всем прочим. Я не слишком внимательно изучал состав крема с бренди, но шеф-повар заверил меня, что оно приготовлено из безалкогольного бренди, что бы это ни было. Полк был в прекрасной форме. Если бы мне пришлось жить отдельно от своей семьи, вряд ли можно было бы найти лучшее место, чтобы провести это время, чем в полку гвардейских шотландских драгун. Дух товарищества был заразителен.

Я вернулся в штаб-квартиру на дневную церковную службу и представление. В течение нескольких недель в разное время собирались небольшие группы, и я слышал, как они репетировали или лихорадочно пытались придумать новые шутки. Это было замечательное шоу.

Тренировки возобновились 26 декабря. Руперт Смит организовал серию из шести штабных учений на картах, чтобы отработать процедуры и доктрину, чтобы помочь всем нам понять, как, по его мнению, мы должны вести войну. Это был первый раз, когда у нас была возможность поработать бок о бок с 4-й бригадой. После завершения первых учений они были готовы провести учения на уровне бригады. Мы не были в этом уверены. Учения действительно имеют свое место, и наши боевые группы отточили их до совершенства. Это дало им возможность очень быстро приступить к действиям, будучи уверенными в том, что все остальные будут действовать таким же образом, с минимальным вмешательством со стороны штаба бригады. Но мы не решались проводить учения на уровне бригады. Там требовалась не последовательность заранее определенных действий, а гибкость и уверенность, чтобы иметь возможность быстро адаптироваться к любым обстоятельствам.

Я воспользовался перерывом в этих учениях, чтобы навестить Хэмиша Макдональда и эскадрон "А" гвардейских драгун полка Королевы, нашего разведывательного подразделения. С момента нашего прибытия, они тренировались вместе с разведбатальоном морской пехоты в районе, расположенном далеко на севере, под названием Манифа-Бей. С прибытием дивизии мы вскоре должны были их потерять, так как они должны были перейти под командование 16/5-го уланского полка.

Хэмиш рассказал мне замечательную историю о Кейт Ади и ее попытке снять фильм о его солдатах как раз перед Рождеством. Она слышала, что, будучи валлийцами, его эскадрон славился как певцы, и, очевидно, подумала, что это могло бы стать хорошим материалом для рождественской службы. Она хотела, чтобы они сидели у костра и пели "Тихую ночь". Мое разрешение было получено, и была назначена дата съемок.

Хэмиш замолчал.

— Вы помните, что приказали мне дать эскадрону двухдневный перерыв?

— Да, вы слишком усердно работали с ними, хотя, я признаю, результаты, которых вы добивались, были превосходными.

— Это верно, бригадир, но именно вы чуть не стали причиной катастрофы, — продолжил он. — Во время перерыва мы решили устроить барбекю.

Я был заинтригован тем, как разворачивалась история. За несколько дней до барбекю Хэмиш проводил обычную проверку со своим сержант-майором, когда заметил кучу каких-то банок и трубок. Ему сказали, что их уберут.

Он больше не обращал на это внимания. Наступил день вечеринки, и примерно к трем часам дня все шло на редкость хорошо. Полчаса спустя улыбка исчезла с лица Хэмиша, когда к нему подошел сержант-майор и признался, что возникла проблема. Эти банки использовались в качестве самогонного аппарата для вечеринки.

— Сержант-майор, я готов закрыть на это глаза сейчас, но никогда больше.

— На самом деле проблема не в этом, сэр. Сегодня вечером Кейт Эди приедет снимать, как мальчики поют ‘Тихую ночь", и я не думаю, что они смогут это сделать.

Подали черный кофе, но еще через полчаса стало ясно, что он не даст желаемого эффекта. Тогда был разработан план. В палатку Хэмиша был вызван самый молодой и недавно поступивший на службу младший лейтенант. Ему было приказано встретить мисс Эди и ее команду и проводить их обратно. Ему дали координаты места встречи.

В пустыне молодой офицер сидел в пункте с координатами 864952[6] и ждал. Он все ждал и ждал. Через два часа после назначенного времени встречи он сдался.

Все это время Кейт Ади и ее команда сидели в пункте с координатами 846952. Два "Лендровера" находились на расстоянии мили друг от друга, но никогда не встретились. Би-би-си действительно получила запись, но несколькими днями позже.

Новый год мы встретили с чувством дурного предчувствия. Было почти очевидно, что всего через две недели у нас начнется война с Ираком. Но мы молились, чтобы кто-нибудь каким-то образом нашел формулу мира.

В это время также произошел первый несчастный случай со смертельным исходом в 7-й танковой бригаде. Капрал Болам из 7-го танково-транспортерного полка был раздавлен насмерть при погрузке БМП "Уорриор" на транспортер. Это было очень печальное событие в Новом году, которое оказало глубокое влияние на всю бригаду. Его смерть сформировала наши мысли о войне; никому не нравилась мысль о неизбежной гибели людей. Возможно, больше, чем что-либо другое, смерть капрала Болама продемонстрировала реальность сложившейся ситуации.

Работы над новым полигонным комплексом завершились только в Новом году. Это был огромный полигон, крупнейший полигон для боевых стрельб, который британская армия построила за пределами Саффилда в Канаде. Возник спор о том, как его назвать. Морские пехотинцы, которые помогали нам, хотели назвать это место полигоном Дьявольских псов, в честь своего неофициального прозвища. Мы выбрали менее воинственный полигон Драгун. Какой-то начинающий дипломат предложил назвать его и тем, и другим, и, таким образом, родился полигон Драгун Дьявольских псов (или D3[7], как его стали называть). На нем мы могли бы разместить целую бригаду. Сто танков могли вести огонь одновременно, а артиллерия вела огонь поверх их голов. Но самое главное, мы могли вести огонь и маневрировать ночью, что в мирное время практически невозможно из-за ограничений безопасности.

Это должно было стать заключительной тренировкой с боевой стрельбой. Бригаду охватила железная решимость, каждая минута должна была быть использована по полной. После проблем с Аль-Фадили мы построили этот полигон недалеко от побережья, чтобы опасная зона простиралась до моря. Кроме того, в пустыне не было кустарника, так что нам не пришлось тратить полдня на погоню за верблюдами, и она не находилась на чьих-либо маршрутах полетов, так что мы могли стрелять, когда захотим. Это было жизненно важно, поскольку мы планировали провести самую реалистичную и опасную тренировку, которую когда-либо проводила бригада. И как только все закончится, учений больше не будет. В следующий раз, когда раздастся выстрел, это будет на войне.