В эпицентре бури

Глава 5. Среда, 7 ноября — пятница 16 ноября 1990 года

— Огонь!

В саудовском утре прогремел взрыв. На мгновение шар белого пламени вспыхнул ярче, чем и без того яркое солнце. Из того места, где только что вспыхнуло пламя, вырвалось облако черного дыма.

Секундой позже раздался еще один взрыв, еще один огненный шар, а затем и третий. Ранее сонные стервятники отчаянно забили своими огромными крыльями и в панике взлетели.

— Зеро, это Дельта Два-Ноль, цели уничтожены, прием.

— Зеро, вас понял, Дельта-Один-Ноль, идем дальше, конец связи.

Еще до того, как эти слова слетели с губ Артура Денаро, четырнадцать танков эскадрона "А" ирландских гусар майора Хью Пирсона, как один, двинулись в путь. Двигатели взревели, и шестидесятидвухтонные "Челленджеры" развернулись, съезжая со склона, который они занимали всего несколько минут назад. Резко увеличив скорость, они задним ходом оказались в облаке дыма и песка. Через несколько секунд, все еще двигаясь задним ходом, они прорвались сквозь него. Внезапно сначала один танк, затем другой, затем третий, а затем все они резко повернули влево и вправо, резко тормозя при этом. Они на мгновение остановились, когда водители переключили передачу с заднего хода на передний. Затем "Челленджеры" с ревущими двигателями помчались по низине. Когда их корпуса вращались, сровняв с землей насыпи песка под гусеницами, башни оставались неподвижными, а орудия были направлены на уже исчезающие из виду горящие остовы машин, уничтоженные эскадроном "B" майора Дэвида Суонна примерно в тысяче ярдов впереди.

Мчась изо всех сил, два передовых взвода эскадрона "А", по три машины в каждом, сомкнулись в клещи, вынырнув на противоположных концах оврага, прежде чем развернуться и с ревом устремиться к следующему склону. Когда они миновали эскадрон "В", сеть снова ожила.

— Зеро, Дельта-Один-Ноль, контакт, танк, ожидайте, конец связи.

Слева, выезжая из-за небольшой дюны, один из ведущих танков Пирсона увидел цель. Движение немного замедлилось… Еще один взрыв. Танк покачнулся, и перед ним поднялось облако пыли и дыма, когда снаряд, выпущенный из орудия, разорвался и мгновение спустя пробил фанерный экран, подняв высоко в воздух град обугленных деревянных щепок.

— Отличное попадание, — раздался по радио голос Артура. — Уничтожен. Дельта Два-Ноль приготовиться к движению.

Танки эскадрона "А" замедлили ход, приближаясь к следующей линии хребта, и проползли последние несколько ярдов до огневых позиций. Как только они оказались там, они открыли огонь. В двух тысячах ярдов впереди, прямо по фронту, была "иракская позиция" из фанеры и остовов автомобилей. Грохот 120-миллиметровых снарядов, каждый из которых с убийственной точностью следовал по проложенной лазером и вычисленной компьютером траектории, перемежался отрывистым лаем пулеметной очереди. Оранжевый трассер прочертил дугу в воздухе; земля, казалось, взметнулась песком в том месте, где он приземлился.

Вдалеке раздался еще один раскат грома, более громкий и угрожающий. Несколько мгновений спустя над головой с пронзительным свистом пронеслись артиллерийские снаряды. Прямо в центре позиции прогремел мощный взрыв, а затем еще и еще, каждый из которых поднимал в воздух высокие столбы песка и дыма, оставляя зияющие дымящиеся воронки. Это отработали 155-мм орудия артиллерийского полка Рори Клейтона.

— Снаряды попали в цель, задание выполнено, прием, — затрещало в сети.

— Снаряды попали в цель, задание выполнено, отбой — последовал ответ.

Но пока эскадрон "А" продолжал обстреливать позицию, с флангов появились первые танки эскадрона "В". Последний выстрел пришелся прямо над башней мчащегося "Челленджера", и бой эскадрона "А" был приостановлен.

Командиры танков, находившиеся в своих башнях, поспешно схватили карты, чтобы проверить свое местоположение, в то время как заряжающие в душном отсеке снова готовили снаряды и заряды к ним. На большее не было времени. По радио раздался приказ командира эскадрона: "Приготовиться к движению". Опытные водители уже завели свои танки, приготовились, сильно нажимая обеими ногами на центральную педаль тормоза, и просто ждали команды. Их командиры тем временем проверяли, где находятся другие танки; в пыли было легко столкнуться. Стараясь заглянуть через плечо в перископы размером с почтовый ящик в задней части башенки, каждый из них планировал свой разворот, слишком хорошо обученный, чтобы забыть о главном. Всегда поворачивайте задним ходом, занимая огневую позицию, никогда не двигайтесь прямо вперед, спустившись с обратной стороны склона, направляйтесь в низину, используйте землю для маскировки своего движения. Когда вы выскакиваете из укрытия, делайте это на максимальной скорости, направив оружие на противника. Стреляйте на ходу, если потребуется, и быстро выбирайте следующую огневую позицию на обратном склоне. Мчитесь к ней, но при приближении сбавляйте скорость. Не поднимайте огромное облако пыли, возвещающее о вашем прибытии. Последние несколько ярдов ползите, не забывая прикрывать корпус. Но сейчас не было времени на пересмотр.

- Пошел, пошел, пошел, — последовал приказ.

Эскадрон "А" снова двинулся вперед. Когда они тронулись, я тоже двинулся вперед на своем "Челленджере", держась подальше от них, но наблюдая, как текут первые минуты нашего первого боевого заезда. После шести миль этой изнурительной работы мы подошли к концу боевого заезда.

— Всем позывным, — передал я по радио, — стоп, разрядить оружие. Молодцы, это было великолепно. По возвращении на исходную, командиры ко мне.

Я добрался туда первым и спрыгнул на землю перед своим танком, потирая затекшую спину, которая все еще болела после аварии с "рэнжровером". Я наблюдал, как два эскадрона ирландских гусар с ревом промчались мимо по низине, а затем построились, эскадрон "А" — влево, эскадрон "Б" — вправо, в стройный квадрат, похожий на каре времен Ватерлоо, их пушки были направлены во все стороны.

Люки в танках распахнулись, впуская в свежий воздух сернистые испарения пороха. Артур повел двадцать восемь взволнованных командиров танков вверх по небольшому склону ко мне.

— Вы видели эту цель?

— Клянусь, снаряды пролетали над моей башней.

— Я слышал, как осколки отскакивают от моего корпуса.

Какофония чистого адреналина.

Они знали, что справились хорошо. Это был наименее подготовленный полк в бригаде, и они показали выдающиеся результаты. Я с большим удовольствием сообщил им об этом. Рев над головой и белый дымный след в чистом голубом небе — два американских истребителя F18, летевшие высоко на север, в сторону границы, подсказали нам, что на утро стрельбы закончились.

Пока мы разговаривали, танкисты приступили к выполнению хорошо отработанных действий. Были натянуты маскировочные сетки и выставлены часовые. Заряжающие и наводчики на танках чистили стволы длинными банниками с деревянными ручками. Хотя всего лишь в середине утра температура уже поднималась до 38 °C (100°F). Нам пришлось ждать несколько часов, прежде чем можно было возобновить стрельбы. Это было очень неприятно.

К половине третьего Артур собрал оставшиеся эскадроны под командованием Найджела Бира и Тоби Мэддисона.

Пятнадцать минут спустя я быстро позвонил в наш импровизированный центр управления полигоном, который поддерживал связь с нашими наблюдателями.

— Есть какие-нибудь признаки самолетов? — спросил я.

— Патрули докладывают, что все чисто.

— Вас понял. Мы начинаем снова.

На импровизированном флагштоке диспетчерской был вывешен красный флаг. Даже если козы и местные погонщики верблюдов не имели ни малейшего представления о том, что это значит, остальная бригада имела. Полигон ожил.

Второй боевой заезд была немного разочаровывающей. Все началось с того, что на полигон вышло стадо верблюдов. Стрельба прекратилась, когда один из кувейтских вертолетов, пилоты которого были рады помочь нам, отогнал их. К тому же было намного жарче, и страсти начали накаляться. А потом Артур вышел на передовую и сразу же запутался в тонкостях управления одним танком, а не двадцатью восемью. Эскадроны рассинхронизировались. Результат был далеко не таким блестящим, как утреннее выступление. Для меня это тоже стало важным уроком, поскольку я принял решение командовать бригадой из танка.

В целом, это был самый удовлетворительный день, мы работали хорошо. На следующий день стрельбы должны быть еще лучше. Для усиления давления приехал не только генерал де ла Бильер, но и Майк Майетт, а также генерал-майор Джереми Блэкер, помощник начальника штаба обороны по оперативным требованиям, человек, отвечающий за разработку снаряжения британской армии, ну и пресса.

Шотландские гвардейские драгуны имели, пожалуй, самую прекрасную репутацию в танковой стрельбе в армии. Они нас не подвели. В присутствии зрителей все было строго по часам и первый снаряд пролетел ровно в восемь пятнадцать. После этого мой собственный танк стал чем-то вроде зрительской площадки. Я уступил свое командирское кресло генералу де ла Бильеру, а на башне сидели Мартин Белл из "Би-би-си" и Пол Дэвис из "ITN". Утро выдалось еще более удачным. Танки с грохотом мчались по горному хребту, вырываясь из облаков дыма и пыли. Артиллерийские снаряды просвистели над головой и разорвались всего в нескольких ярдах от танков. Трассирующие снаряды прочертили дугу в пылающем небе. По выражению лиц репортеров я понял, что они были впечатлены. Это были отличные кадры и именно та картина, которую мы хотели показать дома.

Когда танки, наконец, закончили, после неизбежного телевизионного интервью я отправился обратно на полигон, чтобы обсудить это с генералом де ла Бильером и Блэкером.

Через два часа я вышел оттуда очень обеспокоенный. Прямо в разгар стрельб боевыми я мог бы обойтись без раздражающего сочетания новостей.

Сначала это был генерал де ла Бильер.

— Патрик, вы должны знать, что все не за горами. Спасибо вам за ваши замечания по усилению бригады, я принимаю к сведению ваши комментарии. Вы должны знать, что сейчас мы планируем не только оборону Саудовской Аравии, но и наступление с целью освобождения Кувейта. Президент Буш собирается объявить о массированном усилении группировки. Из Германии перебрасывается еще один корпус, VII корпус. Я подчеркиваю, что решение еще не принято, но весьма вероятно, что нас усилят.

— Кем? — спросил я.

— Ну, как я уже сказал, официальное решение еще не принято. Но это будет еще одна бригада, 4-я бригада под командованием Кристофера Хаммербека, плюс средний разведывательный полк, 16/5-й уланский полк, вертолеты, гораздо больше артиллерии и штаб дивизии, вероятно, под командованием генерал-майора Руперта Смита.

Как и просили, я уже сказал генералу, что, по моему мнению, формирование независимой дивизии было бы ошибкой. Я полагал, что это было политическое решение, а не военное. Моя бригада обладала достаточной огневой мощью для выполнения этой задачи, и мы идеально подходили для морской пехоты США. Еще одна бригада внесла бы лишь незначительный вклад. Кроме того, я утверждал, что нам нужна вся американская огневая мощь, которую мы могли бы получить для поддержки. Если бы мы были независимы, мы могли бы лишиться этого преимущества.

Мы поспорили по этому поводу. Он выслушал, но это не произвело особого впечатления. Наконец я сказал:

— Я не думаю, что морским пехотинцам нужна еще одна дивизия.

— Вам не обязательно воевать вместе с морскими пехотинцами.

— Что?

— Нет. Я буду настаивать на том, чтобы мы были с VII корпусом, когда они прибудут.

— Почему?

— По двум причинам: во-первых, это силы НАТО, и у нас будет общая доктрина. Вы знаете, что в этом отношении работать с морской пехотой довольно сложно. А во-вторых, они станут главным шоу, или, как говорят американцы, точкой приложения основных усилий. Патрик, я знаю, тебе это не понравится, но в политическом и военном отношении мы должны быть там, где происходят действия. Если VII корпус находится там, мы хотим участвовать в них.

— Что тогда с ротацией? — спросил я, поскольку было ясно, что в этом направлении у меня ничего не получается. — Предполагается, что через шесть месяцев нас сменит 4-я бригада. Если они придут сейчас, кто сменит нас и когда?

Если когда-либо и была тема, дорогая сердцам солдат, так это когда они отправятся домой: либо туда, либо сюда — или, в данном случае, либо идти на войну, либо возвращаться домой.

Генерал выглядел смущенным.

— Ну, как вы знаете, — медленно произнес он (и к этому времени я уже достаточно хорошо его узнал, чтобы понять, что это означало, что он не собирался давать мне тот ответ, который я хотел услышать), — политика в отношении сотрудничества еще не определена, но я бы не думал, что вы пробудете здесь больше полугода.

— Но с какого момента отсчитывать шесть месяцев? — спросил я. — С момента первого развертывания, завершения работы на театре военных действий или объявления боеготовности?

Между первой и последней из этих дат прошло больше месяца.

Он не смог дать мне ответа, но я знал, что с этой темой нужно будет обращаться осторожно, как только новости о пополнении дойдут до бригады. Солдаты были сообразительными. Они поймут, что бронетанковая дивизия — это вся современная британская армия. Танков "Челленджер Мк-3" и "Уорриров" больше не было. Солдаты, обученные сражаться с ними, тоже могли оказаться в пустыне. Контракт мог быть бессрочным. Это не должно было иметь значения, но за двадцать пять лет мы привыкли к полугодовым командировкам в Северную Ирландию. У нас был шестимесячный контракт. Но больше всего меня беспокоили морские пехотинцы, которые были так добры к нам и которые действительно нуждались в наших способностях. А вот VII корпус, со всей очевидностью — нет.

Вторая новость создала еще одну неловкую ситуацию. Джереми Блэкер, который пришел, чтобы проинформировать меня по ряду вопросов, связанных с снаряжением, рассказал мне о проблеме с боеприпасами к танку. Проще говоря, при определенных обстоятельствах они могут взорваться. Британские танковые боеприпасы уникальны тем, что они разделяются на части, гильза отделяется от заряда, который называется "пакетированный заряд". Пакетированные заряды хранятся в корпусе либо в охлаждаемых водой, либо в бронированных контейнерах, чтобы свести к минимуму угрозу возгорания боеприпасов в случае попадания в танк. По крайней мере, мы на это надеялись. В других танках, таких как иракский Т-72, при проектировании боеприпасам и их размещению было уделено гораздо меньше внимания. Существует большая вероятность того, что при пробитии корпуса или башни Т-72 боеприпасы могут самовоспламениться. Танк с экипажем внутри взорвется, или, по солдатской терминологии, "сварится".

Но на войне сидеть в любой машине, начиненной боеприпасами, как бы тщательно она ни была защищена, несомненно, опасно, и все наши танкисты хорошо это понимали. Джереми Блэкер сказал, что мы могли бы уменьшить эту опасность, если бы изменили схему размещения на случай, если танк будет подбит во время наших практических тренировок. Он убедил меня сделать это немедленно.

Я колебался, как лучше поступить. Поскольку мы выполняли самую опасную программу боевых стрельб, за исключением настоящей войны, конечно, была вероятность, что один танк по ошибке выстрелит в другой. Потеря экипажа танка была бы трагичной, и если бы у нас произошел самопроизвольный подрыв "Челленджера", это было бы видно всем, что имело бы ужасные моральные последствия для оставшихся экипажей. С другой стороны, если бы мы прекратили тренировки для проведения предлагаемого переразмещения, солдаты захотели бы знать почему, и это могло бы вызвать ненужное беспокойство. Поразмыслив, я решил, что лучше всего продолжать и ничего не говорить. Позже, с помощью командиров, я заставил экипажи, вопреки многолетним тренировкам, разместить боеприпасы по-другому.

Дневной боевой проход был не так хорош, как утренний. Несколько раз мне приходилось кричать на людей, чтобы они не лихачили. Я был поглощен докладом Джереми Блэкера; мысль о том, что танк "сваривается" на глазах у наших солдат и камер "Би-би-си", была не из приятных. Из этого получился бы интересный сюжет в девятичасовых новостях. Должно быть, было очевидно, что я почувствовал облегчение, когда день закончился.

— Я внимательно наблюдал за вами, — сказал капитан Абу Абдулла Халид, один из наших кувейтских пилотов. — Я думаю, вам они нужны больше, чем мне; они принадлежали моему отцу.

Он вручил мне самые красивые четки из черных бусин.

Пятница, 9 ноября, была особенным днем. Все началось с того, что "Стаффорды" отрабатывали свои первые атаки на технике на "оборонительные позиции иракцев". Рота огромных боевых машин пехоты "Уорриор" с грохотом двинулась к ближайшей позиции.

Над головой раздался уже знакомый свист артиллерийских снарядов, которые разорвались менее чем в сотне ярдов впереди. "Рарден", 30-миллиметровые пушки "Уорриоров" и "Хьюз", 7,62-миллиметровые пулеметы с внешним приводом, грохотали, наполняя воздух трассирующими пулями.

Затем по радиосети пошел обратный отсчет.

— Триста метров… двести метров… сто метров… спешиваемся, спешиваемся, спешиваемся.

Каждый из четырнадцати "Уорриров" роты резко затормозил, их носовые части почти врезались в песок. Я наблюдал, как в одной машине распахнулась кормовая дверь с гидравлическим приводом, и оттуда хорошо отрепетированным и плавным движением высыпало отделение из восьми человек. Четверо человек бросились от машины с каждой стороны, ложась на землю и взводя курки своих SA80. Все это время "Уорриор" продолжал стрелять по мишеням. Внезапно все закричали. Две команды из четырех человек разделились на пары. Одна пара вскочила и побежала, в то время как другая обстреливала местность впереди. Зигзагообразный бросок на расстояние десяти ярдов, и первая пара бросилась на землю. Затем они открыли огонь, когда первая пара зигзагами пронеслась мимо них и устремилась дальше.

Снова и снова поднималась каждая пара. Через несколько мгновений первые бойцы достигли края "иракских" траншей. Один из них встал на колени.

- Граната! — крикнул он, бросаясь на землю.

Раздался приглушенный взрыв, и из траншеи вырвались клубы белого дыма и искр от гранаты с белым фосфором. Секунду спустя он последовал за ней, сверкнув штыком на солнце. Теперь у них была опора на позиции.

Это было самое настоящее сражение. Лазерный дальномер и баллистический вычислитель танка не для них. Учения — это контролируемое применение грубой силы. Сначала в траншею бросают ручную гранату. Дождитесь взрыва, а затем прыгайте в траншею. Все, кто остался в траншее после взрыва, будут слишком ошеломлены, чтобы сражаться. На таком расстоянии нет места для стрельбы из оружия, поэтому в ход идет штык. Как только траншея захвачена, ее используют как базу для подавления огня при атаке на следующую траншею.

И так продолжалось, траншея за траншеей. Когда я наблюдал, казалось, что все закончилось за считанные минуты, но при температуре 38 °C (100°F), отягощенным РПС, шлемом, винтовкой и сотнями патронов, им, должно быть, казалось, что прошли часы. Когда, наконец, все закончилось, солдаты были мокрыми от пота.

Мне было жаль расставаться с ними, но у меня была назначена встреча раньше. Перекинувшись парой слов с Чарльзом Роджерсом, просто чтобы поздравить его, я направился обратно в управление полигона, где меня забрал кувейтский вертолет, чтобы отвезти на празднование самого важного дня в истории Корпуса морской пехоты США — дня рождения Корпуса морской пехоты. Каждый год, как можно ближе к 10 ноября, независимо от того, где они находятся, каждый батальон морской пехоты празднует это событие церемонией разрезания торта. Традиция гласит, что первые три куска съедают "почетный гость", а также самый старший и самый молодой морские пехотинцы на параде. То, что они находились посреди саудовской пустыни на пороге войны, не помешало бы морским пехотинцам отпраздновать это событие.

Я прибыл в первый батальон 7-го полка морской пехоты примерно на три минуты раньше. Весь батальон численностью в тысячу сто человек был выстроен, как, естественно, и представители прессы. Каждый год церемония проходит одинаково. Адъютант зачитывает сообщение от бывшего коменданта, генерала Лежена, а затем письмо от нынешнего коменданта. Затем следует разрезание торта. Когда я присоединился к знаменитостям морской пехоты, шедшим впереди парада, я услышал, как заиграл оркестр 1-го гвардейского драгунского полка Королевы, блистающий в форме цвета песка и хаки.

За несколько недель до этого, вернувшись в Аль-Джубайль, я прибыл на одно из многочисленных совещаний командования и застал генерала Бумера и его командиров за серьезным спором о праздновании.

— Можно нам испечь торты? — спросил генерал.

— Конечно, без проблем, — ответил Ройал Мур, командир авиакрыла, — но с музыкой будет сложнее.

— Да, — согласился другой. — Однажды во Вьетнаме нам пришлось пользоваться магнитофоном и динамиками — это не одно и то же. Но здесь всего один оркестр…

При упоминании о оркестрах я подключился.

— Вы сказали, оркестр?

— Да, Пэт, — сказал генерал Бумер. — Мы говорили о дне рождения Корпуса. Нам нужен оркестр на этот день.

На войне музыканты оркестра выполняют функции санитаров. Когда мы были развернуты в Персидском заливе, мы взяли с собой большое количество оркестрантов на перевязочные пункты и пункты снабжения медикаментами. Большинство из них, хотя и не все, также взяли с собой свои инструменты. Морские пехотинцы были в восторге. Доставляя наши оркестры на вертолетах в течение двух дней, мы смогли обеспечить музыкальное сопровождение каждого парада в честь дня рождения. Оркестр гвардейского драгунского полка Королевы пользовался успехом у 1 батальона 7-го полка морской пехоты.

Как только с формальностями было покончено, торжественно вынесли торт. Это был восхитительный, идеальный бисквитный торт. Я понятия не имею, как они это сделали. Затем я произнес свою речь. Но никто не сказал мне, что морские пехотинцы проявляют особую признательность. Они не хлопают в ладоши, они хрюкают. Как только меня представили, раздался хор хрюканья. Это продолжалось с минуту. Это было похоже на огромное скопление тюленей. Моя речь заняла больше времени, чем планировалось, и прерывалась ворчанием, но, думаю, она им понравилась. В кои-то веки мне, конечно, понравилось произносить ее.

Два дня спустя пришло время для наших собственных мучительных размышлений. 11 ноября мы отмечали День памяти. Во время короткой службы, проведенной в штабе бригады под руководством Алуна Прайса, мы спели несколько гимнов и возложили венок к наспех сооруженному кресту, поддерживаемому камнями. Когда трубач заиграл "Последний пост", я задумался о том, сколько из двенадцати тысяч человек в соединении не отправятся домой, но, по словам службы, "не состарятся так, как стареем мы, оставшиеся".

Именно в это время, в преддверии объявления о начале операции, я получил из Эр-Рияда запечатанный конверт с грифом "СЕКРЕТНО — ТОЛЬКО ДЛЯ БРИТАНСКИХ ГЛАЗ — ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ДЛЯ КОМАНДУЮЩЕГО". В нем содержалась официальная директива о передаче сил в мое подчинение и подробное описание того, что ожидается от меня и от них.

"Стратегическая цель: Обеспечить эффективное выполнение резолюций Совета Безопасности Организации Объединенных Наций, включая сохранение статус-кво в Кувейте, как можно более экономичным способом.

Военная цель Великобритании: Приоритетной задачей совместно с союзниками является сдерживание и, при необходимости, отражение дальнейшей иракской агрессии в районе Аравийского полуострова… при наличии соответствующих указаний для оказания помощи союзникам в обеспечении вывода иракских войск из Кувейта.

Задачи: Командир 7-й бронетанковой бригады должен подготовить 7-ю бронетанковую бригадную группу к совместным операциям по сдерживанию или отражению иракского вторжения в Саудовскую Аравию или добиться вывода иракских войск из Кувейта.

Будьте готовы к проведению операций под тактическим командованием генерала 1-го экспедиционного корпуса морской пехоты. Вам будет оказана поддержка в первоначальном развертывании на шесть месяцев. Вы получите запасы вооружения на тридцать дней в соответствии с плановыми расценками НАТО и еще на двенадцать дней в качестве резерва на театре военных действий. В общей сложности сорок два дня при нормальном темпе планирования или четырнадцать дней при интенсивном.

Вы несете ответственность передо мной за: проведение операций 7-й бронетанковой бригадной группы; за мероприятия по обороне и безопасности; за административные, материально-технические, медицинские и вспомогательные мероприятия; за информирование меня о планах США по развертыванию бригадной группы; во время боевых действий информируете меня об оперативной ситуации в тактической зоне ответственности 1-го ЭКМП и в той мере, в какой это затрагивает 7-ю бронетанковую бригадную группу, будущие намерения командующего 1-м ЭКМП.

Командование и управление: Оперативное управление. Я буду руководить операциями всех сухопутных войск Великобритании на театре военных действий. Если впоследствии я передам тактический контроль сухопутными войсками какому-либо другому национальному командующему, вы должны консультироваться со мной по всем политическим вопросам. В частности, это будет касаться любых военных действий или операций, не связанных с осуществлением права на самооборону; передислокации или планирования наступательных операций; запросов о правилах ведения боевых действий; предложений по внесению изменений в настоящую директиву; и политически чувствительных вопросов, касающихся координации наземных операций с другими силами союзников. Тактический контроль: Если я передам ТАКОН назначенных вам сил, то он, скорее всего, будет передан командующему 1-го ЭКМП, который, в свою очередь, может передать ТАКОН комдиву-1 МП. Вы также должны быть готовы принять оперативное или тактическое управление такими силами, которые будут выделены вам мной или любым другим командующим.

Административный контроль: Я буду осуществлять общий административный контроль над всеми сухопутными, воздушными и морскими силами Великобритании.

Генерал-лейтенант П. де ла Бильер, командующий британскими войсками на Ближнем Востоке.

Копия:

Начальнику штаба обороны;

Командующему объединенными силами;

Командующему британской рейнской армии;

Командующему британскими сухопутными силами."

Учения "Крысы Джубайла" были нашими последними учениями перед вступлением в строй, когда мы перейдем под командование морской пехоты. Они должны были начаться в то же утро, что и визит государственного секретаря по обороне.

За день до учений мы с командирами прошли и обсудили начальную фазу, прорыв макета иракской пограничной обороны. Этот макет был настолько близок к реальному, насколько мы могли это сделать. На строительство ушло пять дней у команды королевских инженеров под руководством Криса Годдарда. Впервые приехав на объект вместе с Юэном, я был поражен как размерами защитного пояса, так и его сложностью. Между первой тройной концертиной из колючей проволоки и последним противотанковым рвом и песчаными насыпями было более четырех миль препятствий.

Пройдя через колючую проволоку, вы попадали на противотанковое минное поле глубиной в четыреста ярдов. За ним начинался противотанковый ров глубиной около десяти футов и шириной двенадцать ярдов. Через несколько сотен ярдов начинался еще один пояс из толстой колючей проволоки и мин-ловушек. Затем последовало особенно неприятное сочетание: песчаная стена, за которой был еще один противотанковый ров, а между ними нефтепровод — на первый взгляд не такое уж большое препятствие, пока вы не вспомните о нефтяных пожарах. Наконец-то вы добрались до противника, обороняемой позиции пехоты численностью в роту, хорошо окопавшейся в бункерах и траншеях, защищенной танками и минными полями. Она казалась непроходимой.

Вместо того, чтобы просто обсудить проблему, мы привлекли весь наш инженерный состав, чтобы посмотреть, есть ли у нас оборудование для этой задачи. Была собрана разношерстная коллекция бронетехники. Ее окрестили антикварной автовыставкой, поскольку некоторым из них было более тридцати лет. У нас были бронированные мостоукладчики, которые могли перекинуть мост-ножницы через брешь в двадцать пять ярдов, и система разминирования под названием "Гигантская гадюка" — шланг с пластиковой взрывчаткой длиной в сто пятьдесят ярдов, прикрепленный к связке ракет. Ракеты выпускались над минным полем, увлекая за собой шланг. Как только шланг касался земли, он взрывался, обезвредив все мины на пути длиной в сто пятьдесят ярдов и шириной в восемь ярдов. У нас были торпеды "Бангалор", пехотный аналог "Гигантской гадюки", но в данном случае для того, чтобы пробивать дыры в проволочных заграждениях. У нас были бронированные бульдозеры. Но было ли их достаточно?

Препятствия построены таким образом, что любой, кто попытается их преодолеть, может быть атакован либо непосредственно, окопавшейся пехотой или контратакой танков, либо косвенно, артиллерийским огнем. Таким образом, преодоление препятствия — это нечто большее, чем просто инженерная задача, для поддержки инженеров в тщательно контролируемой и спланированной операции может потребоваться целая боевая группа или даже больше.

Сначала необходимо убедиться, что на предполагаемом участке прорыва нет противника, способного его обстрелять. После того, как инженерные войска будут в безопасности, можно приступать к прорыву. Однако им потребуется защита пехотой и танками. Как только откроется первая брешь в заграждении, вам понадобятся солдаты на земле и танки, чтобы обезопасить ее от контратаки. После того как брешь будет пройдена, танки пройдут до края следующего слоя заграждений, после чего вся трудоемкая, требующая много времени и чрезвычайно опасная процедура должна быть повторена снова. И снова для каждого из препятствий, будь то минное поле, противотанковый ров или нефтепровод. И все это время вы, скорее всего, будете находиться под артиллерийским обстрелом и, возможно, под химической атакой. Неудивительно, что королевские инженеры завоевали непропорционально большое количество Крестов Виктории в прошлых войнах.

После нашего испытания мы обнаружили, что ограничивающим фактором было не инженерное оборудование, как ожидалось, а скорее нехватка пехоты. Для обеспечения прорыва нужна как минимум рота, а при наличии в бригаде только одного батальона он будет быстро задействован. Нам пришлось бы обратиться за поддержкой к морской пехоте.

Утром 14 ноября я наблюдал за началом учений, а затем вылетел в аэропорт Аль-Джубайль, чтобы встретиться с государственным секретарем. С ним было несколько журналистов, в том числе его старый друг, Джон Киган, редактор отдела по связи с министерством обороны "Дейли телеграф" и бывший преподаватель Королевской военной академии в Сандхерсте. Трудно было бы найти более обаятельного и информированного человека.

После шумного полета на "Пуме" мы прибыли в мой тактический штаб и сразу же приступили к докладу. Госсекретарь был хорошо подготовлен и задал несколько неожиданных вопросов. Был немного неприятный момент, когда он спросил о надежности "Челленджера".

— Мы очень довольны танком и технической поддержкой, которую мы получаем, особенно от компании "Виккерс". Но двигатель танка не без проблем, — сказал я.

— Например?

— В среднем у нас выходит из строя один танк, когда бригада проезжает четыре мили.

— Что? Каждые четыре мили?

— Да, сэр, примерно так.

Он выглядел потрясенным и сделал поспешную пометку. Только позже я узнал, что он подумал, будто я имел в виду, что каждый танк выходит из строя каждые четыре мили, и был поражен, что я считаю это приемлемым показателем. Что я хотел объяснить, но, очевидно, неправильно подобрал слова, так это то, что когда весь наш парк из ста семнадцати танков "Челленджер" проехал четыре мили, один из них сломался. Это была приемлемая, но не обнадеживающая статистика. Проще говоря, это означало, что нам нужен был хороший запас запасных двигателей.

Затем мы прогрохотали по пустыне, чтобы осмотреть полосу препятствий, как раз в тот момент, когда рота "Стаффордов" высыпала из своих "Уорриоров", чтобы обеспечить прорыв минного поля. По радио поступал непрерывный поток донесений и приказов. Внезапно раздался мощный взрыв, и примерно в двухстах ярдах перед нами взметнулось огромное облако пыли и дыма, имитируя артиллерийский обстрел. За этим быстро последовало еще с полдюжины взрывов, когда саперная команда взорвала небольшие заряды пластиковой взрывчатки.

Мы наблюдали, как бригада пыталась преодолеть препятствия, отражая контратаку эскадрона Найджела Бира, выступавшего в роли противника, запуская имитацию "Гигантских гадюк" и зачищая блиндажи противника. Наши посетители были поражены происходящим; сложность прорыва через массивную полосу препятствий была предельно ясна.

После обеда мы вылетели обратно в порт, чтобы посетить Мартина Уайта и тыловой район корпуса. Нашей первой остановкой была портовая башня, смотровая площадка, которая должна была дать мистеру Кингу хорошее представление о масштабах проводимой там операции.

Я договорился, что начальник порта, "Его Превосходительство", как он любил себя называть, встретит нас наверху. Итак, в крошечный лифт втиснулись Мартин Уайт, Том Кинг, сэр Алан Манро и я. Это был один из тех лифтов, где для удобства приходится стоять слишком близко друг к другу. И мы поехали вверх. Мы добрались до двенадцатого этажа. Лифт остановился. Мы подождали. Ничего не произошло.

— Что случилось с дверями? — спросил сэр Алан.

Я нашел панель управления.

— Все в порядке, — сказал я, — я нашел управление.

Я нажал кнопку. Ничего не произошло. Я нажал другую. Ничего. Я нажал на каждую из них. Ничего. Двери оставались закрытыми. Лифт не двигался.

— Похоже, мы застряли, — сказал я, смеясь, но немного обеспокоенно.

— Как вы думаете, кто-нибудь знает, что мы здесь застряли? — спросил мистер Кинг.

Через четыре минуты я уже начал беспокоиться. В лифте было жарко и немного душно. Я не был уверен, как мне выкрутиться из этой ситуации.

Через пять минут шутка окончательно стала не смешной. Нужно было успеть на самолет и уложиться в расписание, и становилось очень жарко.

Через шесть минут я снова перепробовал все кнопки. По-прежнему ничего.

Через восемь минут мы услышали скрежет, а затем грохот. Внезапно раздался толчок, и лифт задребезжал, а затем очень медленно начал подниматься. Еще один толчок, и он остановился. Еще один толчок, и мы снова начали спускаться. Когда двери на первом этаже открылись, мы вчетвером вывалились наружу. Мы так и не встретились с "Его Превосходительством", начальником порта.

На следующее утро, 15-го, генерал де ла Бильер и я встретились с генералом Бумером в его кабинете для официальной передачи командования бригадой. Он сказал нам, что морские пехотинцы вот-вот отправятся на крупные десантные учения, примерно в ста милях к югу от кувейтской границы. Он, однако, был в прекрасном настроении. Но встреча не обещала быть радостной. Генерал де ла Бильер играл роль основы грядущих перемен, рассказывая о вариантах действий британцев и намекая на то, что не было предрешено, что британская бригада или даже дивизия останутся с морской пехотой.

Генерал Бумер выглядел обеспокоенным. Он явно понятия не имел о планируемых изменениях, и, поскольку мы были переданы под его командование, он, естественно, предполагал, что мы останемся там. Я чувствовал себя крайне неуютно и жалел, что не нахожусь где-нибудь в другом месте.

Когда я вернулся в лагерь № 4, меня ждало сообщение. Оно было от сэра Пэдди Хайна:

"Я восхищен энергией и решимостью, которые вы и ваш личный состав проявили для обеспечения своевременного переброски вашей бригады из Германии в Саудовскую Аравию. С тех пор вы прошли интенсивную программу обучения на театре военных действий, и я сердечно поздравляю вас с тем, что вы уложились в первоначальную дату начала операции — 16 ноября. Теперь, когда 7-я бронетанковая бригада находится под тактическим управлением 1-го экспедиционного корпуса морской пехоты, вы вступаете в новую, испытательную фазу выполнения своей задачи. Я не сомневаюсь, что вы справитесь с этой задачей с тем же профессионализмом, который вы и ваши офицеры демонстрировали с самого начала."

Итак, формальности по передаче командования бригадой морским пехотинцам были завершены, и мы, в свою очередь, были переданы Майку Майетту и его соединению. Это должно было произойти в двенадцать часов дня в пятницу, 16 ноября.

В пятницу мы с Майком Майеттом сидели возле его палатки, обсуждая будущие учения и ожидая встречи с генералом Шварцкопфом, как вдруг он посмотрел на часы и встал.

— Патрик, уже полдень. Добро пожаловать на борт, — сказал он, пожимая мне руку.