В эпицентре бури

Глава 10. Четверг 17 — четверг 31 января 1991 года

Сразу после половины третьего ночи 17-го, ко мне в палатку вбежал один из дежурных связистов.

— Сэр, проснитесь, сэр, проснитесь, — закричал он, светя фонариком мне в лицо.

— Что случилось?

— Сэр, дежурный велел мне передать вам, что американцы только что запустили сто крылатых ракет по Ираку.

Я на минуту задумался. Чем я мог бы помочь им в пути?

— Большое вам спасибо. Не будите никого, кроме майора Лаудона, — сказал я и, хотите верьте, хотите нет, снова заснул.

Это продолжалось недолго. В половине пятого прибежал другой связист

— Сэр, извините, что разбудил вас, сэр.

— Все в порядке. Что теперь?

— Дежурный велел мне передать вам, что по Багдаду будут нанесены воздушные удары, и мы должны объявить готовность РХБЗ номер один.

Всем нам недавно выдали новые костюмы РХБЗ, некоторые даже в пустынном камуфляже. Сшитый из хлопковой ткани с толстым внутренним слоем химически обработанного древесного угля, вплетенного в сетчатую ткань, костюм был одновременно жарким и громоздким. Но в предрассветный холод было приятно согреться. Я надел брюки, прежде чем надеть куртку. Я убедился, что мой противогаз всегда под рукой.

Затем я обдумал, что делать дальше, и быстро пришел к выводу, что от меня, в сущности, ничего не требуется. Наша миссия осталась неизменной. Мы уже приняли меры предосторожности, удвоив охрану и выставив наблюдателей за воздухом и угроз РХБЗ. Я лег на свою раскладушку и попытался задремать. Через несколько минут я вернулся в реальный мир. Я услышал сигнал тревоги, которого мы боялись больше всего: "Газ, газ, газ".

Это произошло слишком быстро, чтобы испугать. Упражнение, отработанное сотни раз, взяло верх. Не задумываясь, я закрыл глаза, перестал дышать и схватил свой противогаз. Я открыл сумку, нашел внутри противогаз и быстро засунул лицо в маску, одним быстрым движением защелкнул ремешки на затылке, сильно выдохнул и закричал: “Газ, газ, газ’. Только когда маска была надета и я убедился, что она надежно закреплена, я открыл глаза и начал соображать. Газовая атака сейчас была маловероятна, но мы не могли рисковать. Я был в палатке, так что на меня не могли попасть капли химикатов, но вокруг могли быть испарения, так что мне лучше было полностью защититься.

Я натянул капюшон костюма на голову и затянул застежку, чтобы костюм и маска хорошо прилегали друг к другу. Затем я надел большие резиновые сапоги, которые защитили бы ваши ноги. Если бы на землю попали брызги химикатов, они быстро впитались бы в обычные ботинки. Наконец я нашел свои перчатки. Сначала я надел легкие хлопчатобумажные перчатки, а затем толстые черные резиновые перчатки, похожие на перчатки для мытья посуды. Когда я убедился, что полностью закрепил маску и защищен, я взял свою РПС, застегнул ремень с висящим на нем пистолетом и отправился на командный пункт.

Там царила атмосфера полного спокойствия. Несмотря на то, что мы только что вступили в войну, на самом деле почти ничего не происходило. Я подошел к машине дежурного, чтобы послушать радио, но передач не было. Я взял журнал и прочитал последнюю запись, сделанную красными чернилами: "02:00. Объявлена война. Многонациональные силы, действовавшие против Ирака, нанесли авиаудар самолетами и ракетами с воздуха. В 02:01 17 января 1991 года был объявлена война и введен режим службы в военное время. Правила ведения боевых действий изменены. Теперь разрешено атаковать точно идентифицированные иракские формирования."

После этого по "Птармигану" было отправлено несколько обычных административных сообщений, но в остальном ничего. Я не был уверен, чего я ожидал, но, что бы это ни было, этого не произошло.

Все были одеты в костюмы РХБЗ по полной программе, поэтому разговаривать было в три раза труднее, чем обычно, несмотря на то, что у противогаза был специальный клапан, который, как предполагалось, эти действия облегчал. Операторы были заняты: нужно было приспособить наушники к капюшону костюма, прикрепить специальные микрофоны к противогазу и затем подключить их к разъему. Ведение журнала в толстых нечувствительных перчатках требовало больших усилий. Я нашел Юэна в машине планировщиков.

— Доброе утро, Юэн, — крикнул я. — В чем дело? Почему мы в клоунских костюмах[8]?

— Доброе утро, бригадир, — донесся его приглушенный ответ. Это прозвучало так, как будто он говорил через подушку. — Тревога РХБЗ из дивизии. Я понятия не имею, почему и где была совершена атака. Вероятно, ложная тревога.

— Какие новости о воздушных ударах?

— Официально ничего, но Всемирная служба новостей только об этом и говорит. Послушайте.

Несмотря на то, что война началась всего несколько часов назад, Би-би-си уже распространяла информацию. Большая часть информации казалась спекулятивной. По-видимому, по центру Багдада был нанесен массированный удар крылатыми ракетами. Казалось, что были атакованы самые разные цели, включая дворец Саддама Хусейна, мосты и командные центры. Также поступали сообщения о том, что Республиканская гвардия подвергалась бомбардировкам и понесла очень тяжелые потери. Поскольку у нас не было возможности проверить эти сообщения, мы приняли их за правду. А "эксперты" уже начали разглагольствовать. Я был удивлен, услышав, как один из них сказал, что иракская армия будет уничтожена в пустыне, потому что ей негде спрятаться. Он, похоже, упустил из виду, что в пустыне вас чрезвычайно трудно поразить, потому что вы очень рассредоточены. Я послушал еще несколько минут, прежде чем вернуть Юэну его радиоприемник.

— Похоже, нам нечем заняться. Есть какие-нибудь сообщения от службы РХБЗ из полков?

— Нет. Все датчики в норме.

— Хорошо, я думаю, мы отменим обязательное ношение противогазов.

Я стремился как можно скорее избавить всех от противогазов. Страх перед отправкой на войну усугублялся из-за масок, которые заставляли чувствовать себя изолированными и одинокими. К началу дежурства мы были без противогазов, но в костюмах. Это был хороший способ закрепить новую реальность.

Оповещения о "Скадах", сопровождаемые быстрым переодеванием, стали образом жизни. Но первый такой запуск вызвал у каждого из нас настоящую тревогу. Около трех часов ночи в пятницу, 18-го, снова прозвучал сигнал тревоги, и мы натянули противогазы. И снова другой связист прибежал в мою палатку, чтобы предупредить меня, но на этот раз у него были другие новости.

— Сэр, майор Лаудон в машине планировщиков и говорит, что это важно.

Я с некоторым трудом добрался в темноте до штабного комплекса.

— Извините, что поднимаю вас с постели, — сказал Юэн, когда я забирался в кормовой отсек машины, — но я подумал, что вам следует взглянуть на это.

Он протянул мне журнал регистрации сообщений. В нем говорилось, что семь ракет "Скад" были запущены из западного Ирака по Израилю.

— Черт возьми, — сказал я, — это нехорошие новости. Интересно, что, черт возьми, произойдет дальше.

Возвращаясь в свою палатку, я размышлял о значении этого нападения. Саддам Хусейн угрожал уничтожить половину Израиля с помощью химического оружия. Неужели он только что это сделал? Даже если бы он этого не сделал, было бы немыслимо, чтобы израильтяне просто сидели сложа руки и позволяли ему обстреливать их. Они бы захотели атаковать, но если бы они это сделали, это раскололо бы Коалицию. Арабские вооруженные силы ни за что не смогли бы сражаться на одной стороне с израильтянами против своих братьев-арабов.

Я был рад, что я всего лишь полевой командир. В тылу, в Эр-Рияде, и особенно в Вашингтоне, мучились над тем, как удержать израильтян от участия в войне.

Мы прибыли в Кейс с опозданием на два дня, 19-го. Мы отправились в путь рано утром. Мои штабные машины были погружены на транспортеры, и я проделал двухсотмильное путешествие с капралом Маком на "лендровере" — и это было замечательное путешествие. Те, кто проехал по маршруту "Додж" и выжил, а некоторые, к сожалению, нет, никогда этого не забудут. Временами движение было едва ли более одной полосы шириной, и военные оказывались вплотную друг к другу. Казалось, что им пользовались почти все страны Коалиции, а также каждый грузовик в Саудовском королевстве. Было, казалось, бесконечное количество американских транспортеров тяжелой техники, каждый из которых кряхтел под тяжестью танка "Абрамс" или "Брэдли". Затем были разномастные транспортеры, перевозившие египетские и сирийские танки, или французские машины материально-технического обеспечения. Не раз мы проезжали мимо остовов сгоревшего автомобиля, лежащих на обочине дороги.

То, что когда-то было прекрасной дорогой, теперь местами напоминало гусеницу танка. Непрерывное движение оставило глубокие колеи на растрескавшемся асфальте. А местность была просто ошеломляющей. Если бы мы и жаловались на Аль-Фадили и стрельбища полигона Драгун Дьявольских псов, они были бы ничем по сравнению с лунным пейзажем, который мы пересекали. Миля за милей простиралась пустота. Казалось, что кто-то просто стер ландшафт с лица земли. Насколько хватало глаз, не было видно ни очертаний, ни деревьев, ни дюн, ничего, кроме пустого песка, и, конечно же, уходящего в эту пустоту маршрута "Додж" во всей его ужасающей опасности.

После бесконечной поездки мы с некоторым облегчением съехали с "Доджа" и направились по маршруту, ведущему к запасному командному пункту дивизии, где меня должны были проинформировать о дислокации других войск в этом районе и любых изменениях в наших будущих намерениях. Запасной дивизионный командный пункт был точной копией КП дивизии. Каждое формирование, от штаба армейского уровня до боевой группы, имело возможность разделяться на несколько частей. Подразделения материально-технического обеспечения формировали так называемый "тыл". Командный состав обычно разделялся на две части, одинаково оснащенные одинаковыми возможностями и одинаковой информацией, единственное различие между ними заключалось в их составе. В какой бы части ни находился командир, она была "основной", а другая автоматически становилась "запасной". Это позволяло командному пункту перемещаться без присутствия командира. Обычно сменяющие друг друга лица переезжали, а затем тратили некоторое время на установку, тестирование коммуникаций и рытье укреплений. Когда все было готово, командир и другие ключевые сотрудники штаба отправлялись на новый командный пункт на машине или вертолете. Как только они прибудут, он станет основным, и теперь уже запасной сможет собраться и переехать.

В бою штабу, вероятно, приходится перемещаться по нескольку раз в день. Поскольку каждый штаб вещает по многочисленным радиостанциям, их нетрудно обнаружить. Как только один из них обнаружен, он становится приоритетной целью для любого противника.

Запасной командный пункт, как было хорошо видно, находился посреди огромной пустынной равнины. Песок уступил место чему-то, больше похожему на гравий. С востока только что пришли дожди. Было холодно, туманно и очень сыро. Хотя пустыня вокруг Аль-Джубая была не слишком привлекательной, по сравнению с этим местом она казалась родным домом. А с возможностью провести одну-две ночи в лагере № 4 для солдат было покончено, как и с телефонными звонками домой раз в две недели, над чем посмеялись бы ветераны Второй мировой войны, но наши солдаты к этому привыкли.

Дивизионный КП, в основном состав второй команды из 4-й бригады, был хорошо скоординирован и смог точно проинформировать меня о том, куда должна была направляться бригада. Однако они были не настолько хорошо осведомлены о том, кто находился рядом с нами. Они повторили, что нашей первоочередной задачей после того, как мы разместим всех наших людей и технику на месте, было проведение рекогносцировки для осуществления плана противодействия внезапному нападению.

В ту ночь прибыли мои штабные машины, которые были установлены со ставшей уже привычной аккуратностью. Также прибыл мой танк под командованием Ричарда Кемпа — офицера Королевского английского полка, чья очередь была исполнять обязанности моего личного штабного офицера, Водитель тоже сменился, и им оказался капрал Стивли из гвардейских шотландских драгун. В течение ночи и нескольких последующих дней остальные части бригады собирались вместе. Но в ту первую ночь мы чувствовали себя очень одинокими. Мы находились всего в сорока милях от иракской границы, вне досягаемости артиллерии, но в пределах досягаемости ракет. В моем распоряжении было немного войск, и нас защищала очень тонкая линия американских войск прямо на границе. В час ночи мой сон был нарушен раскатом грома, который я сначала почувствовал сквозь землю. Я выглянул наружу и увидел на горизонте безошибочно узнаваемые взрывы бомб, падающих на иракские позиции. На самом деле мне было их жаль. Несмотря на то, что мы находились в нескольких милях от взрывов, это было страшно. Оказаться под ними было бы ужасно.

24 января была освобождена первая территория Кувейта. Был захвачен небольшой остров Карух, расположенный в двадцати двух милях от побережья Кувейта. Считалось, что он использовался Ираком в качестве наблюдательного пункта.

Как только бригада была полностью приведена в боевую готовность, в ожидании прибытия остальной части дивизии мы с командирами потратили некоторое время на решение сложного вопроса о том, как разгромить иракскую бригаду на хорошо укрепленной позиции. Общепринятая точка зрения гласит, что против окопавшихся войск необходимо превосходство как минимум три к одному, поэтому теоретически требуется дивизия, состоящая из трех бригад, чтобы уничтожить бригаду численностью, возможно, в пять тысяч человек и сотню танков.

— Как выглядит окопавшаяся иракская бригада? — спросил Чарльз Роджерс во время одной из многочисленных наших дискуссий. — Мы все видели снимки с воздуха и знаем, как выглядят его танки, но как они на самом деле это делают? Что нам нужно знать, так это то, какую опасность представляют окопавшиеся Т-55 или БМП. Сможем ли мы поразить их, как мы планируем, с расстояния в три тысячи метров?

— У меня есть идея, — сказал Юэн, который, как обычно, делал подробные заметки о наших дискуссиях.

— Вот куда мы направляемся, — сказал он, указывая на область на карте примерно в десяти милях к востоку от нас, — к египтянам.

Нашими соседями на востоке, прибывшими за последние несколько дней, была египетская пехотная дивизия. Они окопали все свои танки и, без сомнения, были хорошо знакомы с тактикой Ирака, поскольку их также обучали русские.

Мы послали офицера связи, который позже сказал нам, что ближайшая египетская бригада будет рада показать нам окрестности на следующий день. Итак, мы приземлились в указанном месте и были встречены командиром бригады. Мы подошли к тому, что, очевидно, было командным центром, который был в основном оборудован грузовиками, но с огромными палатками, похожими на палатки бедуинов, расставленными вокруг. Люди казались удивительно расслабленными.

Командир, серьезный человек, который явно гордился своей бригадой, провел нас в свою палатку. Это было чудесное место, стены которого были занавешены яркими занавесками, а пол устлан чудесными коврами. На маленьком столике даже стояла ваза с фруктами.

— Садитесь, пожалуйста. Хотите чаю? — спросил он низким голосом с сильным акцентом.

Он громко крикнул, и появился солдат в чистой оливково-зеленой форме с огромным, словно самовар, чайником и начал разливать по чашкам ароматный чай. Мы проговорили около часа. Бригадир сказал, что у него нет намерения вступать в бой с окопавшимися бронетанковыми войсками. И никто не мог его за это винить. Однако он был хорошо знаком с иракской тактикой и мог дать нам много советов.

— У вас много противотанковых ракет, да? — спросил он.

— У нас есть "Миланы".

— Ах да, "Милан". Будьте осторожны. Обычная уловка заключается в установке противоракетных экранов перед каждой машиной. Очень тонкая проволока. Вы их не увидите, но они остановят ваши ракеты. А иракцы очень хорошо умеют маскироваться, знаете ли, обманывать. Мы слушали по радио сообщения об успешных американских бомбардировках. Конечно, у них все хорошо, но не так хорошо, как они думают. Большая часть того, на что они нападают, это приманки и макеты.

— Но я слышал, что пилоты сообщают об попаданиях, — сказал Джон Шарплз.

— Мы делали то же самое против израильтян. Они ждут попаданий, дайте им попаданий. Несколько бочек бензина внутри вашей приманки — и получается очень красивый взрыв.

Выпив еще чаю, мы отправились на ожидавших нас джипах осматривать вкопанные танки. Как и у иракцев, у египтян были противоракетные экраны, и они соорудили несколько ложных позиций, что нам еще предстояло сделать. После тщательного осмотра танкового капонира и его общей компоновки мы отъехали примерно на три тысячи ярдов и оглянулись назад. Башня все еще была хорошо видна. Испытав облегчение, мы вернулись к нашим войскам. Поездка того стоила.

Интересно было прочитать первую сводку разведки от 28 января. В ней говорилось, что 16-я, 20-я, 21-я и 25-я иракские пехотные дивизии были обнаружены недалеко от границы, к северу от нас, и что за ними находилась первая линия резервов. Эти резервы состояли из 26-й и 36-й пехотных дивизий, 12-й и 17-й бронетанковых дивизий и пехотной дивизии "Тавалкана" Республиканской гвардии. Очевидно, что большинство пехотных дивизий, находившихся на передовой, не имели укреплений или прикрытия с воздуха и поэтому были очень уязвимы для воздушных атак.

Далее говорилось, что мин для этих подразделений не хватало, и в результате некоторые из них были выведены с юго-востока Кувейта и переброшены на запад.

Что касается воздушной войны, то был сбит тридцать один иракский самолет и, как сообщалось, более двадцати улетели в Иран; значение этого шага не было известно.

Но, пожалуй, наибольший интерес для нас вызвал последний абзац:

"Моральный дух противника: очень низкий. Генерал, командующий 18-й дивизией, снят со своего поста и предположительно казнен. По оценкам, Ирак получает менее десяти процентов основных боевых припасов для войск на передовой".

Каждый день мы получали по две такие сводки разведывательных данных; их ждали с нетерпением.

29 января, которое началось холодным, почти морозным утром, нам был представлен окончательный план наступления VII корпуса в Ираке. Штаб дивизии переехал 24-го. Они окопались примерно в сорока минутах езды отсюда, и мы вчетвером — Рори Клейтон, Юэн, Робби и я — отправились в путь на наших "лендроверах".

Их штаб был организована по типичной схеме, командирские машины были расположены группами, называемыми "ромбами", их брезентовые "пентхаусы" — похожие на туннели палатки, прикрепленные к задней части каждой машины, соединялись, образуя замкнутое пространство, в котором занимались своим делом многочисленные штабные офицеры. Это было почти то же самое, что и мой собственный штаб, просто больше по размеру и с гораздо большим количеством людей.

Для проведения брифинга была отведена открытая площадка, удаленная от командирских машин. Для всех были установлены стулья или скамейки. "Все" состояли из командиров полков и батальонов и старших офицеров штаба дивизии и бригады; это было довольно многочисленное собрание. Перед нами было что-то вроде трибуны для оратора, а за ней на досках были прикреплены различные карты, накладки и рисунки. На доске, прикрепленной к трибуне, было написано красным слово "СЕКРЕТ". Вскоре солнце начало немного припекать, и когда мы сели, я почувствовал его тепло у себя на затылке.

Руперт Смит, одетый в зеленый пуловер поверх пустынной униформы, сидел лицом к нам на маленьком парусиновом стуле в передней части зала, изучая свои записи. Он оставался там, пока мы все входили, а затем, без предисловий, начал отдавать самые важные приказы в своей жизни.

— Наземная фаза операции "Буря в пустыне", которая будет известна как "Сабля пустыни", будет проходить в два этапа. В день "Д" экспедиционный корпус морской пехоты и Объединенное командование арабских сил вторгнутся в Кувейт через наиболее хорошо защищенный участок иракской обороны, расположенный здесь.

Он указал на несколько пунктов вдоль саудовско-кувейтской границы.

Затем он рассказал нам, что в то же время на западе французская дивизия и американский XVIII воздушно-десантный корпус начнут наступление на территорию Ирака, чтобы обеспечить фланговую защиту всей операции.

На второй день "Д+1", VII корпус должен был прорваться на север Ирака через брешь в иракской оборонительной полосе, а затем повернуть на восток, в сторону Кувейта. Задачей корпуса было уничтожить Республиканскую гвардию.

Итак, как и ожидалось, морским пехотинцам и Восточному командованию объединенных сил предстоит очень тяжелая битва. Они собирались прорваться через наиболее хорошо защищенный и подготовленный участок иракской обороны. Французам и XVIII корпусу предстояло преодолеть огромное расстояние, несколько сотен миль, на огромной скорости. VII корпус направлялся прямо в сердце Республиканской гвардии.

План наземной операции

Затем Руперт Смит более подробно рассказал о нашей конкретной задаче. 1-я пехотная дивизия США должна была прорвать полосу препятствий и вторгнуться в Ирак, чтобы захватить плацдарм глубиной в двадцать пять миль. Британская дивизия должна была пройти через эту брешь первой и почти сразу же после оставления плацдарма повернуть на восток, пробиваясь с боями к ирако-кувейтской границе и действуя в качестве прикрытия правого фланга корпуса; достигнув границы, мы должны были занять блокирующую позицию, обращенную на северо-восток. Нашей задачей было "атаковать силами 1-й пехотной дивизии США, чтобы разгромить тактические резервы противника и защитить правый фланг VII корпуса США". Оставшаяся часть корпуса должна была двигаться к северу от нас, а затем повернуть на восток и атаковать позиции Республиканской гвардии на западной границе Кувейта.

Дивизия должна была вести боевые действия в два этапа: артиллерийская подготовка и затем само наступление. За неделю до дня "Д" британская артиллерия должна была выдвинуться вперед вместе с американской артиллерией, в общей сложности около шестидесяти батарей по восемь орудий в каждой, и атаковать известные иракские позиции, чтобы ослабить их перед штурмом. Заградительный огонь, которому подвергнется противник в районе плацдарма и вдоль нашего фронта, будет эквивалентен семидесяти пяти тысячам ракет "Скад". В этот момент Рори Клейтон подтолкнул меня локтем с выражением гордости на лице.

Вопрос о том, какая бригада поведет британскую дивизию через брешь, зависел от противника. Если бы было место для развертывания, то впереди была бы 7-я бригада. Если бы противник окопался прямо у места прорыва, то пошла бы первой 4-я бригада. Эта неопределенность была вызвана разной структурой двух бригад. 7-я бригада, состоявшая из двух танковых полков и одного пехотного батальона, была пригодна для проведения быстрых открытых операций. Но если бы иракцы были близки к месту прорыва, нам потребовалась бы пехота, чтобы расчистить этот район, и 4-я бригада, состоящая из двух пехотных батальонов и одного танкового полка, лучше подошла бы для выполнения этой опасной задачи.

— Я намерен вводить в бой по одному ударному кулаку дивизии, — продолжил Руперт Смит. — Это не обязательно означает, что одна бригада будет задействована постоянно, но если какая-то часть дивизии застрянет в прорыве, важно убедиться, что остальная часть дивизии в состоянии оказать какую-то помощь. Мы должны постоянно обходить противника с фланга, отрезать его и атаковать по ряду четко определенных и ограниченных целей, которые будут являться целями противника, так как в условиях пустыни местность не имеет тактического значения. Каждая цель должна быть изолирована, атакована с максимальной силой, взята, а затем мы должны быстро переходить к следующей, обходя все вражеские силы без исключения.

Он сказал нам, что артиллерия, 16/5-й уланский полк, наш разведывательный полк и вертолеты армейской авиации будут объединены в то, что он назвал разведывательно-ударным комплексом. Эта группа размером с бригаду могла бы атаковать цели в глубину до того, как прибудем мы, две бронетанковые бригады. Хотя они и не смогли бы уничтожить противника, они могли бы нанести потери и помешать ему двигаться на запад, чтобы помочь тем, с кем мы сражались.

В заключение он напомнил нам о необходимости помнить, что мы атакуем крупные силы, дислоцированные на большой территории, и что сражение, вероятно, продлится еще некоторое время.

— Мы должны быть готовы к применению химического и биологического оружия с вытекающими отсюда моральными и логистическими проблемами. Вы все понимаете важность того, что вам предстоит сделать. Когда вы будете уходить, сотрудники штаба передадут вам копию предварительного приказа. Пока не обсуждайте детали того, что вы услышали сегодня, со средствами массовой информации.

Время для этого брифинга было выбрано идеально. До этого момента мы чувствовали себя немного оторванными от остальной части войны. Мы знали, что воздушная кампания по нанесению ударов по иракцам продолжается, потому что весь день мы видели над собой инверсионные следы самолетов, а ночью мы видели и слышали непрекращающиеся взрывы. Но на самом деле мы не чувствовали себя частью этого. Это было похоже на чью-то чужую войну — почти антисептическое дело, ведущееся в другом месте. Но теперь мы могли приступить к нашему собственному детальному планированию, несмотря на то, что не знали, какая бригада будет во главе и что именно мы будем атаковать. Однако, когда мы ехали обратно в штаб-квартиру, я отбросил эти мысли, потому что хотел обсудить с Юэном приказ Руперта Смита о средствах массовой информации. Это было не так просто, как могло бы быть.

Незадолго до этого к нам присоединилась команда журналистов. Она состояла из журналистов, о которых мы договорились заботиться во всех отношениях до окончания войны. Они носили военную форму, рыли окопы, ели и спали вместе с нами. В свою очередь, они позволяли нам ознакомиться с их материалами перед их передачей. Они назвали это цензурой; мы просто хотели исправить фактические ошибки и пресечь нарушения безопасности. Нам как никогда повезло с теми, кого нам поручили. Филип Джейкобсон из "Таймс" освещал многие войны, как и Мартин Белл из Би-би-си — на самом деле они видели больше боевых действий, чем любой из нас. Джон Фуллертон из "Рейтерс", который впоследствии написал, что благодаря этому он стал богаче опытом, был экспертом по Ближнему Востоку. Колин Уиллс из "Сандэй миррор" хотел, чтобы это была человеческая история, а не сложные планы. Джо Пейли, энергичный радиорепортер Би-би-си, и Найджел Бейтсон, оператор Мартина Белла, составили команду. Но, несмотря на то, что они работали в непосредственной близости от нас, и несмотря на существовавшее доверие, все еще оставалась проблема с тем, когда предоставлять им информацию, необходимую для написания статей или сообщения значимых новостей. Предоставив им секретную информацию слишком рано, вы помешали им сообщать информацию; слишком долгая задержка может вызвать раздражение.

— Юэн, мы должны дать им возможность прослушать брифинг, чтобы они могли понять, что происходит.

— Да, бригадир, — сказал он твердым голосом, явно понимая мою дилемму.

Тренировки с VII корпусом начались 30 января, и вместе с ними у нас появилось первое реальное представление о задаче, за которую мы собирались взяться. 1-я пехотная дивизия США, получившая прозвище "Большая красная единица" из-за отличительной эмблемы на рукаве, соорудила точную копию прорыва в минном поле и пересечения полос обороны во всех деталях. Там, где у иракцев была проволока, она была у них, там, где у иракцев были танковые рвы, они были у них. Командиры каждой машины в бригаде, от танков и "Уорриоров" до грузовиков, были погружены в восьмитонные грузовики с открытым верхом, чтобы увидеть зрелище и пройти инструктаж у американцев.

Здесь, перед нами, в безлюдной пустыне, был макет операции для целого корпуса. Куда бы вы ни посмотрели, везде были солдаты. Через минное поле было проложено восемнадцать подготовленных полос, каждая из которых была отмечена огромным восьмифутовым красным щитом с буквами. У каждого из них с разинутыми ртами стояли военные полицейские на "хаммерах", направляя и контролируя движение, на крышах которых были прикреплены ярко-оранжевые щиты с надписью "Следуйте за мной". Саперы на множестве машин были готовы ремонтировать маршруты, убирать с дороги вышедшие из строя машины или обезвреживать неразорвавшиеся мины. Там окопалась пехота, защищая этот район. Вдалеке я мог видеть M1, спрятанные в танковых капонирах, их башни медленно осматривали горизонт. И в центре всего этого находился генерал-майор Томас Рейм, командир Первой пехотной дивизии США, не выпускавший изо рта сигару.

Затем мы отрепетировали план, согласно которому бригада должна была перебазироваться на четыре плацдарма, по одной боевой группе на каждый, плюс один для штаба бригады. На каждом плацдарме было четыре полосы движения, ведущие через брешь: две для гусеничных машин и две для колесных. Американцы настояли на том, чтобы сопровождать каждую машину при прохождении бреши, и учения, которые должны были занять несколько часов, растянулись на вторую половину дня и вечер. Я проехал во главе своей колонны, как и в обычный день, а затем вернулся в штаб. Юэн встретил меня, когда я подъезжал. Я сразу понял, что не все в порядке.

— Бригадир, у нас проблема. Иракцы что-то замышляют. Ситуация запутанная, но дивизия подозревает, что они, возможно, планируют организовать какую-то атаку, возможно, силами бригады или даже дивизии, вниз по Вади Аль-Батин в направлении тыловой базы "Альфа".

Я прошел через брезентовый занавес в тускло освещенный комплекс штаб-квартиры. Все вокруг гудело. Мы по-прежнему соблюдали режим радиомолчания, но я слышал, как треск помех в динамиках стал громче. Группы офицеров сгрудились вокруг детализированных карт в кормовых отсеках командирских машин, пытаясь предугадать действия иракцев.

В рамках плана противодействия внезапности мы вырыли целую бригадную оборонительную позицию с пехотными траншеями и танковыми укрытиями. Я думал, мы были готовы к любым неожиданностям. То есть ко всем возможным, кроме одной.

Все командиры и водители машин бригады в этот самый момент сидели в кузове какого-то грузовика, который ехал по песчаной дороге через учебное минное поле в нескольких милях от нас. У меня не было войск, с которыми я мог бы сражаться.

Перед нами была одна американская бригада, блокировавшая выход к Вади Аль-Батин, а неподалеку находилась египетская пехота. Если иракцам удавалось встать между американцами и египтянами, то у нас возникали проблемы. Тыловая база "Альфа" стояла в конце вади, и решительные и сильный отряд противника мог бы ее уничтожить.

Я слышал, как дежурный разговаривал со штабом дивизии по "Птармигану".

— Сэр, — крикнул он мне, — американцы не видят никакой активности в секторе к северу от нас, но на всякий случай у них есть самолеты А-10 наготове.

Одинокие и никем не охраняемые, мы сидели и ждали.