В небе великой империи

г. Вашингтон, Белый дом, Овальный кабинет, время 08:19

Система кодированной и высокосекретной трансатлантической связи между Вашингтоном и Москвой была установлена в те времена, когда цепь определенных, даже относительно незначительных конфликтов и инцидентов могла привести к началу всемирной ядерной катастрофы. Карибский кризис отчетливо продемонстрировал, что в конечном итоге решающей является позиция людей, отдающих последний приказ. И поскольку эти люди озабочены своей жизнью ничуть не меньше, чем граждане, чьи интересы они представляют, хотя и гораздо лучше последних защищены, есть надежда, что в самый последний момент им хватит разума и мужества сказать „нет“. Хрущев и Кеннеди это в полной мере продемонстрировали, но тот сложный и сбивчивый механизм, который они использовали в своих переговорах, доказал обеим сверхдержавам и всему миру, что слишком рисковано ставить судьбу человечества в зависимость от посланников наделенных особыми полномочиями, курьерской почты, телетайпов и прочего. Впрочем, телефонная и телеграфная связь между Москвой и Вашингтоном существовала и много раньше, однако она не была „специальной секретной правительственной связью“, что делало её практически бесполезной для непосредственного контакта высшего руководства СССР и США. Таковы уж правила, по которым в современном мире люди играют в политику — даже при угрозе всемирной катастрофы один президент никогда не позвонит другому и не скажет: „Хэлло, Леонид, мне кажется, мы зашли в наших противоречиях слишком далеко, поэтому давай от греха подальше отменим боевую тревогу на ракетных базах.“ Но так не делается, правила игры важнее. Поэтому одним из следствий Карибского кризиса было рождение совместной советско-американской комиссии по решению проблемы быстрой и надежной связи между руководством обеих стран. Когда насущные интересы того требовали, обоюдосторонняя бюрократия оказывалась в состоянии принимать быстрые решения, в данном случае, очевидно, из целей самосохранения, и очень скоро два важнейших кабинета Кремля и Белого дома оказались связанными высокочастотной телефонной связью, которой высшее лицо соответствующего государства могло воспользоваться из любой точки своей страны. Линия считалась абсолютно надежной, подключиться к ней могли только официально допущенные переводчики, ибо на изучение иностранных языков у политиков, как правило, времени нет. Постепенно процедура таких переговоров стала сравнительно регулярной, а не только прерогативой политических кризисов. В период холодной войны их интенсивность была невелика, ну а в последнее время наоборот, достаточно частой.

И сейчас Президент США, позволив своим помощникам провести определенные приготовления, очень скоро получил уведомление о том, что линия подготовлена. Российский коллега уже не первую неделю находился в больнице и его голос показался Президенту слабым и неуверенным. Зато переводчик был весьма бодр и даже самым негромким фразам своего шефа придавал очень напористый характер.

— Как ваше здоровье, Владимир? — поинтересовался американец после обмена обычными приветствиями. То, что Президенты обращались друг к другу по имени не было свидетельством их особого взаимопонимания или дружбы, как это всегда подчеркивали официальные источники, но именно того ожидала от своих руководителей общественность обеих стран и желаемое получала. На самом деле они недолюбливали друг друга и любое личное общение было в тягость и тому и другому. Американец считал своего русского коллегу рано состарившейся бездарностью, алкоголиком, не отдающим себе отчет в происходящих событиях и полностью манипулируемым своим окружением. Русский же, в свою очередь, оценивал американца как молодого и бездарного выскочку, пустозвонного политикана и бабника, как ничтожество, провозглашающее громкие речи. На самом деле ни тот, ни другой полностью не соответствовали своим портретам в сознании коллеги, но в общении каждый должен был преступить внутри себя определенный порог.

— Спасибо, лучше — последовал ответ и, предвосхищая следующий вопрос, дополнение — на следующей неделе собираюсь отсюда убраться.

— О, это было бы прекрасно! — с наигранной радостью отреагировал американец — мы все с нетерпением ждем вашего возвращения к активной работе!

— Работы и здесь хватает — проворчал Владимир.

— Это точно. Кстати, о работе. Не хотелось бы вас лишний раз обременять, но я надеюсь, вы проинформированны об инциденте со шведским лайнером?

— Да, мне докладывали. Делом занимаются ФСБ и Главный Штаб Авиации. Похоже, изменений пока нет.

В трубке было смутно слышно, как Президент к кому-то обращается по-русски. Переводчик молчал. Наконец вновь послышался негромкий, но, как обычно, грубоватый голос:

— Да, пока всё попрежнему. Убрать этого засранца пока не удалось. Если бы что изменилось, я бы знал!

„Он так и сказал „убрать засранца“ — отметил про себя американец. „А переводчик перевел.“

— Срок ультиматума, поставленного террористами, подходит к концу. Какие действия вы намериваетесь предпринять?

— Ну, я полагаю, что те, кто занимается этим проишествием, делают всё необходимое. А почему собственно это так интересует именно вас? Самолет-то шведский!

Президент США готов был поклясться, что его собеседник осклабился.

— Дело в том, что по нашим сведениям на борту самолета находятся американские граждане и это нас обязывает держать ситуацию на контроле.

О ком именно идет речь, Президент умолчал, хотя по словам Майкла русские и так должны это знать. Но то, что знают некоторые русские, совсем не обязательно должен знать их Президент… Во всяком случае стоило рискнуть!

Политика сенатора Робертса создала ему немало врагов и в Штатах, в России его должны просто ненавидеть. Эта страна сама ищет сближения с набирающим силу Китаем, так что помешать заключению полномасштабного военного договора о котором мечтал сенатор они постараются любой ценой. Может быть даже и такой… Сам Президент тоже ничего хорошего от сенатора не ожидал. Его политика была авантюрной, а шансы стать противостоящим кандидатом на следующих выборах велики. Но если русские позволят сбить „Боинг“, на их голову свалится громадный скандал и в своё оправдание они наверняка заявят на весь мир, что американское правительство было оповещено. И тогда его, Президента США, обвинят в том, что он руками русских убрал важного политического соперника. Пресса договорится до того, будто он сам предложил русским сбить лайнер. Кошмар! И что этого идиота сенатора погнало на шведский рейс? Наверняка опять какие-нибудь шашни с китайцами! В такой ситуации не делать ничего означало рисковать смертельным политическим скандалом. Делать что-то означало риск принять неправильное решение и рисковать тем же. А в конечном итоге всё-равно всё зависит от русских, которым ничего не прикажешь! Им, конечно, тоже достанется, но в их положении одним скандалом больше, одним меньше…

— Американские граждане? Я ничего об этом не знаю…

„Ну и кто кому врет?“ — мелькнуло в голове у президента — „Ты мне сейчас или твоё ФСБ тебе раньше?“

— Однако это так — отказать себе в удовольствии съязвить Президент не мог — и правительство США хочет получить от Вас гарантии, что для спасения самолета будет сделано всё возможное.

— Ну конечно будет сделано. Его ведут четыре истребителя и при первой же возможности…

— Такой возможности может не оказаться и тогда единственным способом обеспечить безопасность лайнера будет уступить требованиям террористов.

— Пойти им на уступки?! — в голосе русского Президента звучало нескрываемое возмущение.

— Но это ваш пилот и ваше воздушное пространство! — американец чувствовал, что сейчас сорвется, хотя ни в коем случае не должен себе такое позволить — хотя бы ради будущих отношений. — а если вы в крайнем случае, уступите террористам… временно… я обещаю вам полную поддержку нашей страны в их поимке и возвращении украденных ценностей.

— Удовлетворение требований террористов чрезвычайно обострит внутриполитическую ситуацию в нашей стране. Вы же понимаете…

Президент понимал. Выборы на носу и исчезновение картин шансы нынешнего хозяина Кремля отнюдь не повышает. Но ведь и у него выборы тоже не за горами!

— Я считаю, что российский народ и политические движения с пониманием отнесутся к гуманному поведению руководства вашей страны.

На той стороне линии послышалось нечто вроде смешка, замаскированного покашливанием.

— Господин Президент — от употребления этого титула американец ничего хорошего не ожидал — вы недооцениваете накал политической борьбы в нашей стране. Если вы рискуете одним самолетом, то мы стоим перед лицом возвращения коммунистической диктатуры. В конечном итоге это и вам принесет несравненно больше бед, чем… чем… горечь потери нескольких сограждан, скажем так — голос, произносящий незнакомые русские слова казался теперь много бодрее.

Президент США понял, что настало время выдвинуть главный аргумент:

— Я не могу себе представить, что отдаленные политические перспективы могут оказаться важнее дарованных свыше человечеких жизней. И если ваше правительство не проявит мудрость и гуманность, я гарантирую вам, что любая поддержка, которую США предоставляют России, оказывается под угрозой. Под очень большой угрозой. Для нас в США человеческая жизнь является наивысшей ценностью и не может ставиться на кон в политической игре — это была явная выспренная ложь, но очень эффектная и Президент мысленно похвалил себя. Нужно запомнить фразу, пригодится ещё куда-нибудь ввернуть.

Американец знал на какую кнопку нажать. Проект миллиардного кредита России встречал большие трудности в конгрессе, а в случае катастрофы „Боинга“ при таких обстоятельствах на нем можно было бы поставить крест навсегда. В то же время этот кредит был главной надеждой нынешних российских властей перед грядущими выборами. Придержать повышение цен на продукты… Выплатить месяцами задерживаемые зарплаты и пенсии… Кредит был главным условием победы на выборах нынешнего Президента и это вполне отвечало американским интересам. Но коли на кон ставились собственные выборы, можно и постращать…

— Мы уважаем позицию Соединенных Штатов и не хотим чтобы наши отношения осложнялись в связи с подобной проблемой…

— Решение остается за вами, господин Президент. Мы очень рассчитываем на ваше благоразумие.

— Я лично предприму все возможные меры для спасения самолета…

— Американский народ доверяет вам и рассчитывает на вас, господин Президент. Мы надеемся, что под „всевозможными мерами“ вы понимаете и уступку террористам в случае если все другие меры не окажутся эффективными. Мы задействуем свои лучшие силы, чтобы задержать и выдать вам террористов и полотна — Президент начал повторятся, но это было главным в его речи.

— Обещаю вам полную поддержку. Американский народ не будет разочарован. Ради спасения людей мы согласны пойти на определенные жертвы. — голос русского коллеги зазвучал в полную силу.

— Я не сомневался в вашем понимании, господин Президент. Уверен в том, что никто не понесет ущерба от подобного жеста доброй воли и гуманизма. Желаю вам скорейшего выздоровления и возобновления продуктивной работы.

— Благодарю вас, господин Президент. Желаю и вам всего наилучшего.

На какое-то мгновенье американцу показалось, что в голосе его собеседника прозвучала скрытая насмешка. Но это длилось только мгновенье. Он положил трубку и вдруг понял, что его беспокоило всю заключительную часть их разговора. Вопреки обычной практике, оба Президента незаметно перестали называть друг-друга по именам. Как к этому относиться и что это могло означать, было ему ещё не ясно.

В тысячах километров от Вашингтона, в подмосковной больничной палате правительственной больницы, пожилой седовласый человек положил телефонную трубку и, откинувшись на подушке, сказал несколько слов, от которых только что вошедшая с лекарствами медсестра густо покраснела, а телохранитель в дверях едва сдержался, чтобы громко не засмеяться. Через минуту появился секретарь. Запивая минеральной водой несколько таблеток, человек на кровати сказал:

— Передай ФСБ, пусть отдадут приказ на выдачу картин за полчаса до истечения ультиматума.

„Картины должны остаться в стране“ — твердо заявил он себе, когда секретарь ушел — „но и ссориться из-за них со всем миром я не собираюсь.“