В небе великой империи

Воздушное пространство в районе г. Анжеро-Судженск, московское время 16:40

В мире воцарилась ночь. Уходящее на Запад солнце и скорость истребителя, влекущая его почти строго на Восток, сделали свое дело. Последние отблески заката стали неразличимы даже за спиной и лишь Луна придавала темно-фиолетовой тьме слегка голубоватый оттенок. Хорев отодвинул подальше гермошлем, в котором спать отчего-то хотелось ещё сильнее и старался поэкономнее расходовать таблетки против сна, входящие в обязательное полетное снаряжение. Специально разработанная для военных пилотов сложная смесь концентрированного кофеина и прочих веществ была скорее всего не особенно полезна для здоровья, зато побочно подавляла чувство голода. Запас воды также был минимальным, но здесь определенная сдержанность шла только на пользу, поскольку возможность отправления естественных потребностей в истребителе не предусмотрена вне зависимости от длительности его полета. Главным связующим звеном Хорева с окружающим миром был сейчас радар кругового обзора, четко отмечавший всё происходящее вокруг. Сопровождающие его перехватчики летели, как и сам майор, без бортовых огней, дабы скрыть свою миссию от иногда попадающегося встречного воздушного движения. Радар СУ-27 с легкостью охватывает радиус до пятидесяти километров и на его экране нередко появлялись точки, которые можно было идентифицировать как гражданские машины, летевшие на той же высоте и с той же скоростью, что и „Боинг“. В эфире господствовало радиомолчание, что являлось для Хорева верным знаком того, что проблема решается на земле. Это вполне соответствовало плану и майор испытывал заслуженную гордость. С военной точки зрения его позиция считалась неприступной и беспомощно тащившиеся позади него четыре до зубов вооруженных перехватчика являлись тому вящим свидетельством. Контуры „Боинга“ загадочно переливались в зыбких отблесках лунного света и вспышках собственных сигнальных огней, а красный цвет электронного прицела казался сейчас особенно зловещим. За минувшие часы майор уже как-то свыкся со своей миссией и сама по себе она беспокоила его не больше, чем обычный тренировочный полет, вот только неутомимо бегущие часы на приборной панели ежесекундно напоминали, что времени остается всё меньше и меньше. Сигнал от Моргунова мог прийти в каждую минуту, Хорев был готов к нему. Если же нет… После четырех с лишним часов полета майор не исключал и такую возможность, более того, она не казалась теперь невероятной и ужасающей. Инстинкт военного летчика, который должен считаться со смертью постоянно, переработал эти чувства в холодный и трезвый расчет для спасения собственной жизни. И это не было решением, которое бы приняли на его месте большинство гражданских людей, а именно: сдаться на милость победителя и пытаться выгородить себя, сотрудничая с властями и заваливая своего сообщника, нет, это было решение военного человека, который пошел на такую операцию не только ради денег, но и из желания полностью порвать с прежней жизнью. И возвращаться к ней Хорев не собирался в любом случае. Поэтому, хорошо представляя себе маршрут оставшейся части полета, майор на подробной карте, отпечатавшейся в его мозгу уже отметил крестиком ту точку, в которой „Боинг“ получит как минимум одну ракету класса воздух-воздух. Ну конечно, если люди внизу сами изберут этот вариант, к которому Хорев на собственное удивление был довольно равнодушен. В конце-концов на путь к спасению это не влияет. Но таковы условия, а он привык держать слово. Не получить сигнал и оставить лайнер лететь своим маршрутом означало бы поражение и трусость, страх перед последствиями и уступку тем, кто считал, что их воля сильнее. А уж вот этого бы майор ни за что не допустил. Поэтому в двадцати пяти километрах юго-восточнее города Чита палец его правой руки аккуратно надавит на гашетку… Хорев планировал выпустить две ракеты с промежутком примерно полторы секунды, поскольку дожидаться исхода попадания времени не было, да и взрыв ракеты на таком близком от цели расстоянии мог оказаться опасным и для самого нападающего. Ну а главное заключалось в том, что „Боинг“ есть его единственная гарантия. С её исчезновением жизнь майора стоит очень немногого в окружении четырех противников, которые только и ждут возможности… А гибель лайнера чисто по-человечески вызовет в них такую ярость! Хорев прекрасно понимал это. На месте своих преследователей он бы отреагировал точно также. Но весь трюк заключался в том, что он был на своем месте, а не на их. И поменяться с кем-либо местами майор ни за что бы сейчас не согласился. Даже с министром обороны. Майор был военный летчик, который знал свою работу и хорошо умел её делать. И как всякий мастер, он не любил за своим занятием отвлекаться на посторонние мысли.

Система наведения ракеты АА-10 могла оснащаться различными комбинациями датчиков, которые предусматривали либо тепловую, либо локационную ориентацию на цель, в зависимости от условий пуска и прочих факторов. Если дистанция до цели была значительной, то сначала в дело вступал миниатюрный локатор в головной части ракеты, а с приближением к цели включался тепловой датчик, улавливающий температуру факела и потока оставляемых им отработанных газов. Схема эта не являлась новой и сама ракета тоже не была последним словом техники, новейшие модели располагали лазерным наведением, однако при плохих погодных условиях лазер зарекомендовал себя не с лучшей стороны. Поэтому в российской военной авиации ракета АА-10 оставалась основным средством воздушного боя. На вооружении ВВС состояли и более мощные устройства, рассчитанные на борьбу с тяжелыми бомбардировщиками и крылатыми ракетами, вплоть до ракет АА-16 с миниатюрным ядерным боезарядом, но сейчас майору приходилось обходиться тем, что есть. С учетом того, что расстояние до „Боинга“ составляло примерно полкилометра, Хорев не мог с уверенностью сказать, тепловой или локационный датчик выведет ракеты на цель. Но то что хотя бы одна из двух цели достигнет, сомнений не вызывало. Если это будет тепловой датчик, то смертоносный снаряд попадет в один из четырех двигателей лайнера, что повлечет за собой, вероятно, взрыв турбины, обрыв крыла и мгновенную катастрофу. Огромный лайнер, кувыркаясь, свалится в неконтролируемое отвесное падение, рассыпаясь в воздухе на куски. Если локационный датчик приведет ракету в хвостовую часть, то „Боинг“ может продержаться в воздухе ещё какое-то время, но вероятность того, что его экипаж сможет посадить почти неуправляемую в горизонтальной плоскости машину, фактически равна нулю.

Дистанция в полкилометра до „Боинга“ тоже не была случайной или выбранной на глазок. Меньшей она не могла быть из-за угрозы пострадать от осколков собственной ракеты или обломков самолета, а большее расстояние увеличивало риск того, что один из числа преследующих его пилотов может вклиниться между машиной Хорева и „Боингом“, лишив тем самым майора возможности прицельно выпустить ракеты, отвлеченные новой целью перед собой.

Хорев не нуждался в том, чтобы прокручивать в голове все эти мысли, он был достаточно опытным пилотом и просто досконально знал то, как поступать и что последует за пуском ракет. Вкладывать в чисто профессиональный анализ соображения абстрактной гуманности ему и в голову не приходило. Всё происходящее имело своей задачей в корне изменить его жизнь и три сотни человеческих судеб не были за это слишком дорогой ценой.