В объятии Зверя. Том 2

14 Благословение

Дождь затих. На землю снова спускались сумерки. Опустошённый, вывернутый наизнанку, Рейван брёл к рисскому стану, ведя под руку старого хранителя. Горе истощило все силы отца Сетта, и он беспрестанно оступался, рискуя переломать себе ноги.

Рисские воины обступили их.

— Эйнар! Ты выбрался! — воскликнул Тирно. — Хвала богам!

Рудокоп хотел обнять своего вождя, но, увидев на нём запёкшуюся кровь, остановился.

— Ранен?

— В порядке, — отмахнулся он. — Лишь поцарапался.

Глядя в глаза Тирно, всегда с любовью встречавшего его, Рейван тепло улыбнулся.

— Идёмте к костру, — кивнул рудокоп, покосившись на старика, опиравшегося на руку вождя.

— Это Сетт — отец кзоргов Харон-Сидиса, — сказал Рейван. — Он всё знает о Причастии, он нужен мне.

Ульвар, омрачённый страшной картиной камнепада, сидел подле отца и глядел на огонь, сожалея, что нет при нём лиры. В голове у него уже сложилась песнь о триумфе и печали, которую он хотел поведать ветру, треплющему его волосы.

Увидев Верховного вана, молодой воин вскочил с места и приблизился к нему, чувствуя в этом свой долг. Рейван снял шлем и отдал его Ульвару, а затем принялся стягивать запылённую кольчугу.

— Почисти доспех, — приказал Рейван.

— Сделаю, Верховный ван, — улыбнулся Ульвар.

— Будь осторожен с кровью — она опасна.

Рейван поглядел на молодого воина, и ему сделалось весело. Когда-то он сам был таким же юнцом, стоявшим перед Циндером. Вождь положил руку на плечо Ульвара.

— Видишь этого старика с трясущимися руками, что сидит у костра? — сказал он, указав на Сетта. — Пригляди за ним. Приготовь ему тюфяк, напои мёдом и уложи спать.

— Сделаю, ван Эйнар, — ответил Ульвар.

Доверие вождя согрело сердце молодого воина, и он помчался выполнять приказание.

— Садись, расскажи, как ты выбрался? — сказал Стейнвульф, протягивая Верховному вану кубок.

Рейван оглядел соратников и выпил мёд, но рассказ не начал.

— Пока ещё не совсем стемнело, я поскачу в храм — возможно, там Ингрид, — сказал он.

— Я с тобой! — воскликнул Тирно, поднявшись с места.

Рейван кивнул и поглядел на вождя Лидинхейма.

— Стейнвульф, — сказал он. — Завтра с рассветом отведи воинов ниже по дороге. Туда, где начинается лес. Встаньте лагерем. Если набульское войско решит к нам подступиться, то удобнее будет дать бой там.

Ворота храмов Великой Матери никогда не запирали, потому как даже в самые страшные времена Богиня всегда готова была принять любого, кто искал у неё прибежища и утешения. Но теперь ворота храма оказались закрыты.

Перекинув ногу через шею коня, Рейван спрыгнул на землю и нетерпеливо постучал. Открывать никто не спешил.

— Там ведь одни женщины. Боятся? — спросил Тирно.

— Женщины и их дети. В основном, — ответил Рейван.

— То-то они не торопятся отпереть двум вооружённым риссам…

Рейван провёл пальцами по кованым петлям ворот и прижался лбом к двери.

— Что-то в тебе переменилось после камнепада, — сказал Тирно.

— Циндер простил мне предательство, — ответил Рейван. — Но я этого не заслужил.

Из-за ворот донеслось шуршание, но их по-прежнему не открывали. Рейван снова громко постучал.

— Отворите! — сказал он по-набульски. — Я ищу рисскую женщину, она беременна!

Тирно переглянулся с Рейваном.

— Ты знаешь? — проговорил рудокоп.

Рейван не ответил, вновь поднося руку к двери. Но запор на воротах лязгнул, и в небольшую щель выглянула жрица. Её длинные седые волосы свободно лежали по плечам. В сгустившихся сумерках она напомнила Рейвану его мать.

— Я ищу Ингрид, — сказал он с горящим взглядом. — Есть такая среди вас?

— Я знаю тебя, — произнесла жрица, оглядев его и остановив взор на золотой гривне на груди. — Ты Зверь и рисский вождь. Ты привёл в наши земли своё северное воинство.

— Прошу тебя, скажи, есть ли среди вас Ингрид? — умоляюще произнёс Рейван.

Жрица бросила взгляд на Тирно и, убедившись, что никого с ними больше нет, распахнула ворота.

— Меня зовут мать Эдна, — произнесла жрица, жестом указывая следовать за собой. — Я настоятельница храма.

— Моё имя ван Эйнар…

Назвав своё имя, Рейван осёкся. Ему в грудь словно вошло калёное железо: последние несколько месяцев он бежал от своего прошлого. Он не хотел быть кзоргом. Назвавшись человеческим именем, данным ему при рождении, он полагал, что изменится, забудет все совершённые грехи. Но забыть погибших по его вине друзей он не смог. Прощение, которое даровал ему Циндер, жгло сердце.

— Можно просто Рейван.

Они пересекли небольшой двор и поднялись на крыльцо.

— Ты вовремя пришёл, Рейван, — сказала жрица, отворяя дверь.

В передней комнате горели масляные лампы, тут же стояли две жрицы в шерстяных накидках и беспокойно перешёптывались. Рейвана встревожили их озабоченные лица в ночи, когда всем должно отдыхать.

Мать Эдна указала им пройти дальше, в главную комнату. Там Рейван увидел Ингрид, лежавшую на постели. Кожа её была бледна, а из-под покрывала выпирал большой живот. Поколебавшись мгновение, он бросился к её постели.

— Девочка моя, — проговорил он, прижав её к себе.

***

— Рейван, я знала, что ты придёшь, — ответила она, слёзы показались у неё на глазах. — Почему Дэрон не с тобой?

Рейван покачал головой, брови его дрогнули. Он сглотнул, чтобы избавиться от кома в горле.

— Дэрон погиб, спасая мне жизнь.

— Нет… Как же так⁈ Он так и не узнал… — произнесла Ингрид хриплым голосом.

И только теперь Рейван заметил, что она тяжело дышала и в груди её что-то бурлило.

— Он знал: я сказал ему. Он пошёл за тобой, но не сумел. Многие не сумели. Очень многие погибли, — произнёс Рейван, стискивая зубы от внутренней боли.

Ингрид вздохнула. Тонкая струйка крови стекла у неё по нижней губе, и одна из жриц приблизилась, чтобы её вытереть.

— Что с тобой? — заволновался Рейван. — Как ребёнок?

Он положил ладонь на живот Ингрид, покровительственно и осторожно нащупал пальцами бугорки ножек — они пнули его изнутри в ответ на прикосновение.

Ингрид закашлялась, не успев ответить. Ещё больше крови показалось на покрывале.

Мать Эдна присела рядом с Рейваном.

— У неё слабая кровь, — сказала она на набульском наречии. — Ингрид умирает.

— Я не понимаю, что они говорят, Рейван, — слабо улыбнулась Ингрид. Он сжал её руку и внимательно поглядел на Эдну.

— Кровь источает всё её тело, она не останавливается — что мы только не пробовали! У Ингрид в груди скопилось много крови, она не даёт ей дышать. Ребёнок пока жив, но скоро он погибнет в ней, не успев родиться.

— Что она говорит, Рейван? — прохрипела Ингрид.

Рейван перевёл взгляд на сестру, и она увидела, что у него по лицу текут слёзы. Ингрид всё поняла.

— Я могу кое-что предложить, — подала голос Эдна. — Но это только ей решать.

— Говори! — резко ответил Рейван.

— У нас есть средство, способное вызвать роды, — проговорила она. — Это спасёт ребёнка, если действовать сейчас, немедленно.

Рейван мрачно поглядел на мать Эдну, потом на Ингрид.

— Но от кровопотери в родах Ингрид погибнет быстрее, гораздо быстрее… — добавила настоятельница.

— Рейван, что она говорит? — произнесла Ингрид.

— Ты можешь родить сейчас, но это убьёт тебя.

— Я хочу родить, — без колебаний произнесла Ингрид. — Пожалуйста, если возможно спасти ребёнка…

Рейван кивнул, поглядев на Эдну, и жрица поднялась за снадобьем.

Все вокруг зашевелились, разожгли больше ламп — в комнате стало светло как днём. Тирно взялся помочь женщинам натаскать воды, объясняясь с ними жестами. Ингрид дали выпить отвар из кружки, а затем, подняв её на ноги, сменили простынь и покрывало.

— Стоя будет полегче, — сказала ей мать Эдна, погладив её по спине.

К Рейвану приблизилась молодая жрица, протянув чистую рубашку.

— Меня зовут Кендра, — назвалась она. — Ты будешь нужен здесь, чтобы переводить Ингрид наши просьбы. Это нелёгкое зрелище, не боишься?

Рейван покачал головой.

— Тогда смой грязь и переоденься.

Ингрид стояла, согнувшись под тяжестью живота и уперев руки в стол. Она водила глазами по снующим вокруг женщинам, временами останавливая свой взгляд на Рейване. Он переодевался, стараясь выглядеть спокойным, но она слишком хорошо знала его — и видела, что он волновался.

Живот прихватило жгучим спазмом, до того болючим, что глаза Ингрид широко распахнулись, и она застонала. На пол пролилась кровь, будто кто-то опорожнил бадью. Рейван подхватил Ингрид под локти.

— Я здесь, — сказал он. — Держу тебя.

Она вцепилась в его ладонь со всей силы, желая сбежать от боли.

— Кажется, мне лучше лечь, чтобы не упасть, — прошептала она, когда боль чуть отпустила.

Настоятельница Эдна уложила Ингрид, развела ей ноги и ощупала. Ингрид завыла от боли, запрокидывая голову.

— Терпи. Женская война — она такая, — произнесла Эдна. — Воды отошли. Подождём. Скоро всё решится.

— Что она сказала⁈ — со злостью воскликнула Ингрид.

— Это твоя главная битва — вот что она сказала, — ответил Рейван.

— Будь со мной, будь со мной до конца! — взмолилась Ингрид, терзая его руку.

— Я с тобой. Всегда. Ты знаешь.

Ингрид вновь закричала от схваток, давясь собственной кровью. Лицо её сделалось пунцовым и покрылось испариной, волосы облепили лоб и шею.

На крики в комнату заглянул взволнованный Тирно.

— Как Волчица? — спросил он.

— Уйди, уйди! Не гляди на меня такую, — простонала слабым голосом Ингрид.

Кендра бросила на старого рисса недобрый взгляд и заперла за ним дверь.

Время тянулось мучительно долго. Лампы бросали на стены грозные тени. Ингрид проваливалась в краткий сон, но боль вновь и вновь возвращала её назад, в реальность.

Рейван терзался бездействием. Он встал и подошёл к столу, над которым было окно с приоткрытыми ставнями. Вдохнув ночной воздух, он зажмурился.

— Боги! — произнёс он тихо. — Я никогда не обращался к вам, никогда ни о чём не просил. Но сейчас прошу. Дайте Ингрид сил!

Слабый ветерок пронёсся рядом с ним. Рейван открыл глаза. Настоятельница Эдна приблизилась и, увидев его расстроенный вид, обняла за плечи.

— Богиня здесь, с нами, — прошептала она. — Её любовь здесь. В тебе.

Раздался пронзительный крик Ингрид. Этот крик оцарапал Рейвану сердце.

— Не могу больше, — простонала она. — Как больно! Это хуже любой битвы, Рейван!

— Ри, — произнёс он, склонившись над ней. — Твой сын будет моим сыном. Он будет править Нордхеймом, как наш отец. Наберись сил и роди его.

— А если это девочка? — хмыкнула Ингрид.

Рейван пожал плечами, не находя, что ответить.

— Просто люби её, как любил меня… ах, Рейван! — Ингрид скорчилась от боли — Эдна вновь запустила в неё пальцы.

— Не сомневайся, Ри, — он погладил её по лицу, убрав со щеки налипнувшие волосы.

— Начнём рожать — скажи ей, — произнесла настоятельница. — Пусть потужится, когда придёт новая схватка.

— Потужься, Ри.

Ингрид недоставало сил справиться самой, и Эдна, понимая, что время дорого, кивнула Кендре занять её место возле ног Ингрид, а сама, обхватив рукой большой живот, принялась давить.

— Давай, девочка, я помогу тебе. Давай вместе, — ласково сказала она.

— Ингрид, потужься, милая, — просила Кендра.

У Рейвана неостановимо текли слёзы, и он не мог больше говорить. Но ничего говорить уже и не требовалось: просьбы жриц были понятны Ингрид без слов.

— Давай, немножечко осталось! Полдела сделала!

Вскоре на руках у Кендры появился окровавленный комок плоти. Она протянула его Рейвану, а сама, придерживая младенцу головку, очистила от слизи рот. Ребёнок закряхтел.

— Заверни его в простынь и прижми к себе. Нужно согреть, — сказала она.

— Умница, Ингрид! — сказали обе жрицы хором.

— Это мальчик, — произнёс Рейван, уставившись на ребёнка как на самую большую ценность, виденную им в жизни.

— Я хочу назвать его Эйнаром, как тебя, — прошептала синими губами Ингрид. — Эйнаром Младшим. Я всегда так хотела.

Грудь Ингрид застыла на последнем вдохе.

— Отмучилась, девочка, — мать Эдна положила ладонь на лицо Ингрид, прикрывая ей глаза, и Рейван увидел, как у жрицы потекли слёзы.

Кендра взяла из рук Рейвана ребёнка.

— Вот нож, режь пуповину, — кивнула она. — Поскорее.

Рейван сделал, что сказала жрица, а затем последний раз поглядел на Ингрид и понял, что ему нужно выйти и громко крикнуть в небеса, что так не должно было случиться.

Испачканный в крови, он вышел на крыльцо. Занимался рассвет, и стояла поразительная тишина. Ветер гнал чёрные тучи вдоль горизонта, обнажая золотую наготу неба на востоке.

— Ри, как же так⁈ — воскликнул он и в бессилии опустился на ступени.

К нему подошёл Тирно и поглядел умоляющим взглядом. Рейван покачал головой и закрыл лицо руками. Рудокоп молча обнял его.

— А ребёнок? — спросил он.

— Живой. У неё родился сын.

— Я не находил себе места, — простонал Тирно. — Я вспомнил всех наших богов и помолился Великой Матери в храме у алтаря. Но всё оказалось тщетно. Значит, боги решили, что с ними ей быть лучше, чем с нами.

Рейван отёр слёзы, дерущие ему глаза, и поглядел на дверь, из-за которой донеслись детские крики.

— Успокойся, Эйнар, — похлопал его по спине Тирно. — Теперь это твой ребёнок. Ты нужен ему.

Крики были отрывистыми, негромкими. Рейван слышал прежде крики детей, но никогда они не рождали в нём столько чувства. С каждым ударом сердца отчаяние перед смертью угасало в нём и разрасталась надежда на жизнь, в которую пришёл ребёнок.

«Так ли чувствует себя каждый отец? — задумался он. — Разве я могу лишить Маррей счастья быть матерью?»

Рейван помрачнел от своих мыслей.

— Иди к нему, иди, — подтолкнул его Тирно. — Ведь и ему тоже тяжело, он матери лишился.

Рейван увидел, как в передней комнате Кендра, открыв грудь, приложила к ней новорождённого.

— Ты его кормишь? — отвернулся Рейван.

— Да, моему ребёнку полгода, и у меня много молока. Я выкормлю и твоего.

— Благодарю тебя.

***

К вечеру в храм прибыл Ульвар и застал Верховного вана сидевшим возле колыбели, в которой спал завёрнутый в шкуры младенец. Рядом у стола сидели ещё дети, и молодая жрица раскладывала им кашу и лепёшки по мискам.

— Вождь, — тихо проговорил Ульвар, приблизившись к Рейвану. — К воинству наместников присоединились царские знамёна. Царь Крин пришёл!

— Сам явился ко мне! — гневно блеснули глаза Рейвана.

— Он хочет переговоров. Он ждёт тебя.

Рейван поднялся и поискал глазами пояс с ножнами. От усталости он не помнил, где его оставил. Ульвар увидел меч на скамье и подал ему.

— Переговоров на войне не существует, запомни, Ульвар, — сказал Рейван. — Все переговоры — это оттягивание времени для улучшения своего положения или ожидания подкрепления.

Молодой воин с пониманием кивнул.

Младенец в колыбели закряхтел, и Рейван, подойдя, взглянул на него. Дух покровительства и отцовства разрастался в нём при виде беззащитного и нуждающегося существа.

— Сейчас, Эйнар Младший, и тебе достанется, — проговорила Кендра, взяв младенца на руки.

Рейван поглядел на неё и нахмурился.

— Кендра, — сказал он. — Я оставлю сына Ингрид с тобой. Береги его, прошу. Я отблагодарю тебя. Я дам тебе столько золота, сколько будет веса в мальчишке, когда я за ним вернусь.

Рейван склонился и на прощание поцеловал ребёнка в лоб, а жрице — руку.

— Лучше не проливай больше крови, — сказала она ему вслед. — Или эта цена слишком высока для тебя?

Он не ответил. Вспомнив просьбу матери не идти против Крина, Рейван почувствовал, как всё в нём закипело. Он пришёл в эти земли с воинством, чтобы стать победителем. Гордость не позволяла ему отступиться.

Когда Рейван прибыл к рисскому стану, закат кровавой полосой полыхал на западе, пронзая редкий лес багровыми лучами.

— Завтра прольётся кровь, — сказал ван Стейнвульф, поравнявшись с вождём. — Такие закаты — всегда к кровопролитию.

Рейван молча шёл мимо шатров, осматривая лагерь. Воины чистили кольчуги и точили оружие. Завидев Верховного вана, они поднимались и кланялись в знак приветствия.

— Я приказал готовиться к битве, — произнёс Стейнвульф.

— Ты правильно сделал.

Они прошли ещё мимо нескольких пологов.

— Я слышал, Ингрид мертва… — нарушил молчание Стейнвульф.

Рейван остановился.

— Завтра, — сказал Верховный ван низким голосом. — Переломаем кости набулам и отомстим за всё.

— Битва принесёт смерть многим из нас. Ты и сам не бессмертен. Решил ли, кого сделаешь наследником?

— Стенвульф, — произнёс Рейван, немного помолчав. — Твой сын Ульвар — достойный сын.

Вождь Лидинхейма прищурился, заглянув Рейвану в глаза, и кивнул.

— Но я решил, что после меня будет наследовать сын Ингрид из клана волков Нордхейма, — сказал Рейван. — Его имя Эйнар Младший.

Ван Стейнвульф провёл рукой по бороде и, раздув щёки, дунул.

— Внук Ингвара! Что же, я рад.

— Клянись защитить его, если я умру прежде, чем сумею его воспитать.

— Клянусь, — кольца в бороде вана зазвенели.

Из ближайшего шатра показалась Тора. Увидев Рейвана, она сдвинула брови и попятилась от него.

— Что это она? — фыркнул Стейнвульф.

— Она ухаживала за мной, когда я был ранен, а теперь боится меня, потому что видит во мне чудовище, как и все остальные, — ответил Рейван. — Тора, подожди! — он двинулся за ней.

— Чего тебе, ван Эйнар?

Рейван склонил перед ней голову. Изнутри просились слова благодарности, но он не мог смирить гордость.

— Я не хотел напугать тебя тогда, — выдавил он.

Взгляд старой женщины остался холоден, как камень. Рейван понимал, почему. Завтра её муж и единственный сын пойдут в битву. И, возможно, эта битва станет повторением Лединга.

Ночью, когда все разошлись спать, Рейван остался один у костра.

— Я долго этого ждал, — прошептал он, подложив в огонь новую ветку и глядя на то, как пламя пожирает её. — Я долго служил богу по имени Причастие, я никогда не имел свободы. Завтра я смогу получить власть над Белым садом! Я смогу получить Маррей! — Рейван сжал челюсти. — Но мне придётся убить брата…

— Тогда выйдет, что Циндер зря тебя простил, — отозвался Тирно. — И зря многие за тебя сложили головы…

— Я думал, ты спишь.

— Ты разбудил меня своим ворчанием, — Тирно сел и поглядел сквозь языки пламени на Рейвана.

— Циндер защищал меня, подобно отцу, а я его предал, — Рейван запустил пальцы в волосы.

— Ты считал свой выбор правильным. Какой выбор ты посчитаешь правильным теперь?

Бледный рассвет застал Рейвана у потухшего костра. Он удивился тому, что не помнил, как уснул. Тело ныло от усталости и ушибов. Болела челюсть, и глаз по-прежнему был слеп. Рейван распахнул одеяла, и первое, что увидел, — свой меч.

«Крин…» — вспомнил он, коснувшись рукояти клинка. Волна гнева натянула жилы — и дрёма окончательно развеялась.

Ульвар принёс воды, чтобы умыться. Рейван поглядел на себя в отражении. Борода его была засалена и топорщилась во все стороны, пряди выбивались из косы. Он провёл языком по десне справа, там, где не было зубов, и поглядел себе в глаза — холодные и жестокие. Ему самому стало страшно встретиться с таким человеком, каким он являлся.

Натягивая кожаный поддоспешник, Рейван увидел на рубашке пятна крови Ингрид и вспомнил о ребёнке, что ждал его в храме. Тепло вошло ему в сердце, но отрадные мысли прервали рожки, протрубившие сбор.

***

Маррей вошла в покои, где ждал её Крин. Он стоял у высокого, обитого золотом ложа. Его камзол лежал на спинке кресла. Взгляд Крина был ласков и добр. Длинная шёлковая рубаха очерчивала его широкие плечи, а из ворота выглядывали волоски. Маррей перевела взгляд на меч, что висел в ножнах рядом с камзолом.

— Давно ты избрал путь воина? — спросила она. — Ты ведь никогда не хотел брать оружие в руки.

— Не я избрал этот путь, — ответил молодой царь. — Кзорги идут, чтобы покорить нас, я должен защитить людей, должен защитить тебя.

— Кровопролитием.

— Я всеми силами постараюсь не допустить этого. Но если меня вынудят, то придётся, — вздохнул Крин.

Он наполнил вином кубки и протянул один из них Маррей. Она горько улыбнулась от того, что человек, который должен был в эту ночь стать ей мужем, был так похож на Рейвана.

Крин обнял Владычицу, и на его рубашке остались мокрые следы от её слёз.

— Ты не желаешь исполнить предназначение? — произнёс он, поглядев ей в глаза.

— Желаю… — ответила Маррей, но в её голосе не было твёрдости.

Крин сел на постель, сжав кубок.

— Тогда почему ты так грустна?

— Внутри меня звучит голос истины, которую я давно знаю. Но я делаю вид, что ничего не слышу. — Владычица сделала глоток вина и горько усмехнулась. Вино разгорячило её кровь и сделало откровенной. — Я боюсь признаться, потому что Богиня не простит мне.

— Простит… — ответил Крин.

Маррей не ожидала подобного ответа и пристально поглядела на него.

— А ты простишь?

— И я прощу, — ласково улыбнулся молодой царь.

Владычица отставила кубок и подошла к нему, заключив колючее лицо в ладони.

— Так прощай же!

Крин медленно обвёл глазами фигуру Маррей, и его взгляд застыл на её лице.

— Прощаю, — сказал он. — Иди скорее, пока не передумал.

Стоя на вершине холма в одиночестве, молодой царь глядел на то, как Верховный ван, покинув ряды своих соратников, приближался к нему по молодой траве. Солнце заблистало на металле его кольчуги и эфесе меча. Крин отёр руки о полы своего белого камзола и поправил золотой обруч на голове. Никакого оружия он при себе не имел.

«Никто меня не спасёт, если он решит меня убить, даже если при мне будет десяток клинков», — сказал Крин своим военным вождям, вступая на этот холм.

И теперь Крину захотелось обернуться к ним, стоявшим в полусотне шагов за спиной, чтобы не чувствовать себя таким ничтожным перед лицом, возможно, главного события в своей жизни.

Наместники говорили ему: «Он — Зверь. Вести переговоры с ним бесполезно». Но Крин надеялся, что ему достанет силы сердца и разума договориться с риссами и избежать кровопролития.

— Приветствую тебя, Верховный ван Эйнар, — произнёс Крин на рисском языке.

Рейван переступил с ноги на ногу. Чёрный мех плаща переливался на его плечах, а глаза холодно блестели исподлобья.

— Ты убил царя Вигга — моего брата по отцу, — произнёс Крин и почувствовал, как щёки его запылали.

Рейван заткнул большие пальцы за пояс и облизнул губы. Насмешливое выражение его лица Крину не понравилось. «Если бы ты была со мной, я бы не боялся так сильно», — обратился он мыслями к Маррей.

Вздохнув полной грудью, Крин набрался уверенности.

— Вигг пришёл с войной в твои земли, я же не желаю воевать с тобой, — голос прозвучал неожиданно твёрдо для него самого. — Я привёз тебе зелье Причастия и готов передать тебе Белый сад. Я хочу, чтобы мы решили все наши разногласия и разошлись с миром, как братья.

Верховный ван приподнял подбородок и вновь молчаливо посмеялся над ним. Крин глубоко вздохнул, гордо поглядев в глаза своему сопернику, и ровным голосом предложил:

— Говори, чего ты хочешь.

Рейван ещё немного помолчал. От ожидания сердце у Крина колотилось, как у загнанного зверя.

— Чего я хочу? — ответил наконец Рейван. — Сперва я думал, что хочу снять твою голову с этого хилого тельца и нанести руны о победе над набульскими царями на обеих половинах моего зада.

Лицо Крина ещё больше разгорелось, но он стойко выдерживал взгляд рисского вождя.

— Но потом я передумал, — добавил Рейван и скривил в усмешке губы. — Я согласен на мир, — сказал он. — Мы возвратимся на север. Я пришлю к тебе людей за своим зельем.

Рейван развернулся, чтобы уйти. Краска отлила от лица Крина, и он выдохнул так, будто огромный камень упал с его души. Но сделал это слишком громко, и Рейван обернулся.

— Если бы я пришёл убить тебя, я бы не говорил с тобой, — сказал он по-набульски. — Ты должен был это понять и не дрожать так.

— Ты прочитал моё волнение?

— Ещё на том конце поля. Но всё же ты проявил смелость и честь, придя сюда. Будь здрав, Крин. И пусть Владычица Маррей родит тебе много сыновей.

Рейван окончательно развернулся и зашагал к своим соратникам.

— Рейван, — позвал его Крин. — Маррей покинула меня.

— Где она? — взгляд рисского вождя вспыхнул.

Крин пожал плечами.

— Она уехала. Куда — не сказала.

— Что ж, — стиснул зубы Рейван. — Я решил отпустить её. Пусть же будет счастлива с кем пожелает.

Опустив голову, он медленно зашагал прочь.

***

Маррей возвращалась с севера. Она была в Лединге, но Рейвана там уже не застала. Ей сказали, он поднялся от ран и ушёл воевать. Длительная дорога сильно утомила Маррей, и конь под ней едва дышал.

Местные жители рассказали ей, что рисское воинство вот-вот сойдётся с царём Крином на холмах. Она всегда бежала от войны, но теперь устремила путь в самое её сердце.

Впереди показался храм Великой Матери, и Маррей решила сменить задыхающуюся лошадь. «Пусть я и не жрица больше, но мать Эдна по старой памяти мне не откажет».

На дворе и в кельях было много народа. Простые люди искали в стенах храма защиты от рисского нашествия.

Маррей привязала коня к стойлу, навстречу ей вышла Ларра, одна из молодых жриц, приглядывающих за конюшней.

— Владычица? — поклонилась она, с трудом узнавая Маррей. — Где твоё золото? Почему волосы твои заплетены в косы?

— Я больше не Владычица, во мне ничего святого нет, — усмехнулась Маррей. — Здесь столько людей. Где мать Эдна? Хочу спросить у неё коня на замену.

— Я подготовлю тебе коня, а ты пока ступай в общий зал. Мать Эдна там, — ответила Ларра.

Настоятельница стояла у стола и месила тесто для завтрашнего хлеба, ей помогала молодая жрица Кендра, а на полу, на соломе, играли дети.

— Останься у нас, Маррей, кругом война, — произнесла мать Эдна.

— Я только сменю коня и поеду. Я спешу.

— Куда же ты спешишь? Сегодня-завтра случится битва. Все попрятались за нашими стенами, боятся, что Крин не прогонит риссов.

— Туда и спешу, — ответила Маррей.

В колыбели настойчиво плакал ребёнок — Маррей полагала, что это дитя кого-то из беженцев.

— Я же только что тебя кормила. Потерпи! — отозвалась Кендра.

Маррей поднялась и заглянула в колыбель.

— Чей это ребёнок?

— Его мать умерла в родах, — ответила настоятельница.

Маррей взяла младенца на руки и увидела, что его пелёнки мокрые.

— Он замёрз, его нужно перепеленать, — сказала она.

Маррей увидела лежавшие рядом одеяла, завернула младенца в сухое и зашагала с ним по комнате, покачивая на руках.

— Бедняга, жаль, что он лишился матери. Быть может, я смогу быть ему матерью? — задумчиво произнесла Маррей, поглядев на настоятельницу.

— У него есть отец, — слегка улыбнулась Эдна.

Маррей вгляделась в личико младенца, посмотрела на тёмный пушок его волос и тёмные брови.

— Крестьянин?

Мать Эдна переглянулась с Кендрой, и обе они усмехнулись.

— Ну давай его сюда, я покормлю, — сказала Кендра, отерев руки о подол передника.

Маррей передала младенца жрице и почувствовала, как у неё защемило сердце. Как бы она хотела, чтобы у неё тоже был ребёнок! Но она приняла решение.

Молча Маррей вышла из зала и поглядела на храм, высившийся на площади. Статуя Великой Матери с вытянутыми руками встретила её в полумраке каменных сводов. Суета и гомон остались снаружи. Маррей опустилась на колени и закрыла глаза, чтобы обратиться к молитве.

— Что ж, не знаю, простишь ли Ты меня или нет, — произнесла она. — Если захочешь наказать — то я уже наказана, и хуже вряд ли мне уже сделается, — Маррей смахнула слёзы. — Я не прошу Тебя благословить меня, знаю, это невозможно. Но хочу сказать Тебе, что отказываюсь от материнства не во зло. Я делаю это, потому что люблю его. Прошу Тебя, Мать: убереги его от меча, с которым он пришёл, и приведи его в мои объятия.

Маррей открыла глаза, и теперь они лучше видели в полумраке. На алтаре перед собой она разглядела браслеты. Она не сомневалась, что это те самые браслеты, что предложил ей Рейван в Лединге. Маррей схватила их и тут же тот, что был поменьше, надела себе на руку, а второй прижала к груди.

— Я не знал, что ты здесь.

Маррей обернулась на голос, что раздался у неё за спиной, и увидела Рейвана, стоявшего в проёме двери. На нём блестела боевая кольчуга, плечи покрывал плащ, а на поясе висели меч и кинжал. Маррей вскочила на ноги и бросилась к нему, не сдерживая громкого вскрика, плача, содрагаясь всем существом.

Рейван обнял Маррей, и слёзы полились у него из глаз. Она целовала его лицо и губы, и в её ласке было много страдания и любви.

Рейван увидел отсвет браслета на руке Маррей и понял, что она теперь его жена. Он взял у неё из рук свой браслет и надел.

— Ты не ранен? — оглядела она его.

— Битвы не было, — прошептал он.

— Рейван, пусть мы не родим ребёнка, но мы ведь можем взять сиротку. Богиня благословит нас!

— Она уже нас благословила!