Копыта тонули в грязи весенней дороги. Как только в южных горах сошёл снег, Владычица Маррей покинула стены Харон-Сидиса и направилась в Рону. Надежда одолеть Причастие превратилась в прах, и душа её скорбела от бессилия. Лишь мысли о встрече с Владычицей Кордой были единственным, что согревало её. Старшая жрица много знала о материнстве и о любви и могла даровать крупицу утешения. Ведь она была его матерью. С Маррей следовали два кзорга-телохранителя, не отходившие от неё ни на шаг.
На выезде из ущелья Харон-Сидиса, на распутье дорог стоял храм Великой Матери, и Маррей решила остановиться здесь на ночлег. Давно она не была под сенью Богини и желала теперь преклонить колени у её каменного изваяния и помолиться.
Жрицы встретили Владычицу настороженно, а её кзоргов не пустили во внутреннюю часть храма. За трапезой Маррей услышала ропот: слухи о её кощунственной любви к кзоргу разнеслись по земле, и теперь все молоденькие жрицы смотрели на неё с укоризной и шептались меж собой.
— В чём дело? — строго спросила Маррей у матери Эдны — настоятельницы храма.
Старая жрица смерила Владычицу презрительным взглядом.
— Женщины не хотят рожать детей, — произнесла она. — Они боятся грядущей войны и разорения. Они берут пример с тебя — потому что ты вертишь хвостом и не рожаешь своему мужу. Это неправильно.
— Я не желаю давать детей человеку, разжигающему войну.
— Войны всегда были и будут, Маррей, — сказала мать Эдна. — Но если мы откажемся от своего долга, миру придёт конец. Первое проклятие, что постигнет мир перед концом, уже случилось — женщины перестали приносить в мир новую жизнь.
По спине Маррей пробежали мурашки.
— Ни одному человеку не под силу установить мир во всём мире, — продолжила настоятельница, — но каждый человек может исполнять возложенный на него святой долг, чтобы мир продолжал существовать. Ведь в нём живёт любовь нашей Богини. В нём должны жить наши дети.
Маррей поникла, губы её задрожали. Если Вигг сделается отцом и обретёт счастье с женой, должно быть, ему будет меньше дела до войны. Да и ей, когда она станет матерью, сделается не до душевных терзаний. Маррей покорно склонила голову.
— Я еду к мужу, — решила она. — Вам не о чем беспокоиться, матушка, я еду к нему, чтобы дать дитя.
Мать-настоятельница нахмурила седые брови.
— Что ж, это прекрасная новость для всех нас, — сказала она. — Надеюсь, скоро мы будем праздновать рождение наследника.
***
Стены Вайлена показались вдали. Вокруг замка пестрели военные шатры и временные домики. Царь стянул в предместья несколько тысяч воинов и готовил их к вторжению в рисские земли.
Весенний ветер донёс запах костров и человеческих нечистот. Проезжая здешние края в прошлый раз, Маррей застала округу в совершенно ином виде. Тогда стояло начало лета, и нежная листва на деревьях трепетала в тёплом закатном солнце. Неизменным оставалось лишь одно — колючая тоска по Рейвану, которая теперь стала ещё больше и неутолимее.
«Интересно, где он сейчас? И с кем?» — подумала Маррей.
Она знала, что кзорг далеко на севере. И видение из прошлого, как Рейван обучал Ингрид боевым искусствам во время осады Хёнедана, невольно восстало перед ней. В душе разгорелась зависть.
«Ингрид всегда знала, что он кзорг, и всегда принимала его. А мне никогда его не принять. Богине не угодно, чтобы мы были вместе».
На душе у Владычицы сделалось так же мрачно и грязно, как на улочках воинского становища.
Маррей с телохранителями въехала во двор замка и вдруг среди толпы разглядела Владычицу Корду.
Старшая жрица подняла на неё удивлённое лицо и поспешила навстречу. Маррей сошла с коня и велела телохранителям держаться в отдалении. Ей не терпелось обменяться с Кордой новостями, и она не желала, чтобы чужие уши их слышали.
— Ничего не получилось, — прошептала скорбным голосом Маррей, обняв и расцеловав старшую жрицу в обе щеки. — Прости меня! Рейвана невозможно спасти.
— Я знаю, — сдержанно ответила Корда. — Если бы ты сама не попробовала, то не успокоилась бы.
— Ты уже пыталась? Почему же не сказала мне⁈ — глаза Маррей горели негодованием.
Рядом толпились люди, и обе Владычицы замолкли, опасаясь быть услышанными. Корда смерила Маррей взглядом, поморщившись от вида её перепачканного дорожной грязью плаща.
— Тебе нужно переодеться и отдохнуть с дороги. Идём, — сказала она.
Корда повела Маррей в свои покои, расположенные в главной башне, там же, где размещались царь Вигг, Циндер и семейство наместника Вайлена.
— А ты как здесь? — спросила Маррей Корду. — Я думала, ты в Роне.
— Вигг призвал меня, когда среди воинства начались болезни. Люди стали гибнуть десятками: и в Вайлене, и в окрестных хуторах. Нечистая холера! Я объезжаю лекарские дома каждый день, каждый день рассказываю жрицам о лечении и проверяю, соблюдаются ли мои указания. Но пока смертей меньше не становится.
— Я помогу тебе…
— Разве ты не за этим приехала? — вскинула брови Корда.
Маррей бросила на старшую жрицу раздосадованный взгляд и не ответила. Поднявшись по лестнице, Владычицы свернули в галерею, ведущую к покоям. Отойдя на приличное расстояние от стражей, стоявших в начале коридора, Корда застыла у тяжёлых дверей, ведущих в зал.
— Маррей, он здесь… — прошептала она.
— Вигг?
— Рейван. Он прибыл к Владыке для переговоров.
Они стояли напротив дверей, откуда доносились негромкие голоса. Маррей прижалась к щели и разглядела сидевшего к ней спиной Рейвана. Одно плечо его было приподнято, другое — опущено гораздо сильнее, чем ей было открыто в видении. Сердце Владычицы болезненно заныло.
Рядом с кзоргом сидел какой-то рисский ван с седой косой. Напротив располагались Вигг и Циндер. За спиной царя стояли телохранители…
***
— Мои воины истощены болезнью, и ты принёс мне такие скверные вести! — Вигг вылил в глотку вино и громко стукнул пустым кубком по столу. — Почему ты не выполнил мой приказ⁈
— Они схватили меня и искалечили, — ровным голосом ответил Рейван. — Им известно, что я кзорг — убийца галинорца.
Маррей прижала ладони к сердцу. Известие о том, что Рейван был ранен, затревожило её. «Неужели сон в Харон-Сидисе был вещим и он действительно являлся ко мне?»
Корда потянула Маррей дальше, но молодая Владычица не шевельнулась. Она увидела, что Рейван совершенно покорно принял негодование царя.
— Но ты их правитель! Почему ты не уличил самозванца? — продолжал Вигг.
— Гривну носит Ингрид, дочь Ингвара. Это она назвалась моим именем, — ответил Рейван.
Маррей поразило будто молнией. Она не могла вообразить себе юную Ингрид в облике вождя. И если это было правдой, то Рейвану никак нельзя было открывать Виггу это знание. Она переглянулась с Кордой и увидела у той на лице недоумение.
— То есть их правитель — женщина? — прищурился Вигг.
— Да, — кивнул Рейван.
— Почему она не убила тебя, если знает, кто ты⁈ — рявкнул царь так, что Рейван заметно вздрогнул. — И почему ты ходишь среди её соратников⁈
Вигг скользнул взглядом в сторону сидевшего рядом рисского вана. Маррей поняла, что этот ван служит Виггу. Рейван опустил голову и немного помолчал.
— Ингрид признала меня братом, — тихо произнёс он. Маррей едва расслышала его слова. — Она верит мне.
— Почему ты не вызвал её на Поединок и не убил? Ты ведь сильнее девки! — скрипучим голосом произнёс Вигг, рука его угрожающе легла на эфес меча.
Глядя на жест царя, стоявшие у него за спиной телохранители тоже потянулись к клинку.
Маррей поняла, что от ответа Рейвана зависит его жизнь. Царь усомнился в нём и готов убить его сейчас же. Сердце Владычицы заколотилось у самого горла. Но не она одна дрожала в этот миг. Корда, совершенно побелевшая, стояла рядом с ней.
— Я хотел, — ответил Рейван. — Но из-за увечья я ослабел и победить бы не смог.
Хохот царя разошёлся по всему залу. Рука Вигга убралась от меча, а взгляд игриво заблестел.
— Эскеллийский Зверь стал ни на что не годен! Ингрид сильный воин?
Рейван пожал искривлёнными плечами, прислонившись к спинке кресла. Вигг поглядел на сидевшего рядом с кзоргом вана.
— А ты что скажешь, Гутруд?
Седовласый ван помотал бородой, давая понять, что не очень хорошо говорит по-набульски.
— Ингрид слабый воин, — ответил с грубым выговором Гутруд и показал на себе жестом перерезанное горло. — Топнешь рядом — обосрётся.
Рейван кивнул. Он держался так спокойно и хладнокровно, будто они говорили не о его сестре, а о горном туре.
— Он ведь сейчас отдал Ингрид Виггу на растерзание! — ужаснулась Маррей, вцепившись в руку Корды. — Он же так любил её, ходил за ней, оберегал! Что с ним сделалось⁈
— Он кзорг, — ответила шёпотом Владычица. — Никто и ничто ему не дорого. Он убийца, Маррей.
Лицо Корды осунулось, под глазами высветились тёмные синяки.
Вигг устало потёр лоб.
— Сегодня я потерял сотню солдат — и вовсе не на поле боя, — произнёс он. — И завтра потеряю столько же. Пройдёт ещё не один день, пока болезнь поутихнет. Ты очень расстроил меня, Зверь, что не сумел получить гривну. Но ты даже не представляешь, какую славную весть ты мне принёс!
Рейван вопросительно подался вперёд.
— Раз ты больше ни на что не годен, то придётся мне самому. Я вызову Ингрид на Поединок, — Вигг опёрся подбородком на руку. — Бой один на один по древнему закону: победитель получит всё.
Рейван пригубил вино и вздохнул.
— Ты убьёшь её, — кивнул кзорг.
Ван Гутруд повторил жест с рассечением горла.
Вигг повернулся к Циндеру:
— А ты что скажешь?
— Поединок позволит выманить риссов из их крепостей, — сказал он. — Назначь его на широком поле. Это будет шанс перебить их всех.
Царь постучал костяшками пальцев по столу, обдумывая слова Циндера, и довольно улыбнулся.
— Если Ингрид так верит тебе, — обратился Вигг к Рейвану, — то постарайся занять положение повыше среди рисского воинства, и когда я убью Ингрид на поединке, прикажи её воинам сдаться. Кзорги истребят их всех на том поле, как волки овец.
Рейван кивнул.
Маррей, не удержавшись, вошла в зал. Все обернулись в её сторону.
— Владычица моя! — удивился Вигг. — Что ты здесь делаешь?
Он сделал жест охране пропустить Маррей. Рейван побелел, но тут же принял сдержанный вид.
Маррей встала рядом с Виггом, оперевшись на его плечо. Всей душой она злилась на Рейвана и желала причинить ему боль. Она гладила мужа по шее, сжигая кзорга ненавидящим взглядом.
Рейван стиснул челюсти и отвернулся.
— Я прибыла исполнить наш супружеский долг. Заждалась, — произнесла Маррей, поглядев в глаза Виггу, и провела ладонью по его тёмной гладкой бороде.
Царь приобнял жену и победно улыбнулся.
— Все свободны, — сказал он.
Циндер и ван Гутруд вышли из зала, Рейван поднялся с места последним. Маррей встретилась с ним взглядом — взор его был полон негодования. Вся его фигура съёжилась, и поступь была неуверенной. Рейван ушёл, столкнувшись в дверях с Кордой. Она опасливо отодвинулась с его пути.
Вигг усадил Маррей себе на колени и крепко стиснул её бёдра.
— Неужели! — глаза его горели по-звериному. — Неужели Богиня смилостивилась надо мной?
Маррей прижала горячими руками голову мужа к груди, только бы не глядеть ему в лицо. Её пальцы нежно перебирали крутые завитки его волос, но внутри у неё будто ворочался чёрный тяжёлый гранит, рассекая плоть острыми гранями.
— Вигг, — произнесла старшая жрица. — Не торопись. Я занималась ранами Маррей и говорю, что ей пока рано становиться матерью. Беременность погубит и её, и ребёнка. Придётся подождать ещё полгода или год. Не хмурься, ты сам виноват.
Вигг оттолкнул жену.
— Что ж, — фыркнул он. — Лечи её, — бросил он Корде. — Даю полгода! Как раз к тому времени планирую закончить рисскую кампанию — самое время будет заняться наследниками. Ещё вина, Маркус!
Вигг повернулся к своему гвардейцу, а Маррей осталась одиноко стоять посреди зала. Старшая жрица взяла её под руку и потянула за собой.
— Идём, приведёшь себя в порядок с дороги.
Они вышли в тёмный проход галереи.
— Зачем ты это сказала? Зачем⁈ — рассердилась Маррей. — Ты сама вразумляла меня когда-то, чтобы я следовала долгу. Что теперь изменилось?
— Ты не долгу следовать пытаешься, а лишь хочешь выжить: ищешь место, где будешь меньше страдать. Ты не любишь дитя, для которого собираешься стать матерью.
За поворотом галереи, притаившись у стены, стоял Рейван. Лицо его было бледно, глаза зияли, как два бездонных колодца.
— Маррей, — подался он к Владычице. — Рад видеть тебя.
— Ты вероломный ублюдок! — воскликнула она, избегая его рук.
— Тише, Маррей, не стоит так горячиться, — пренебрежительно сказала Корда, взяв молодую Владычицу под локоть. На кзорга она и вовсе не поглядела.
— Знаешь, Рейван, — прошипела Маррей, сверкая глазами. — Я провела всю зиму в Харон-Сидисе, чтобы найти способ избавить тебя от Причастия. А ты… — она презрительно оглядела его рисский доспех. — Ты сдал Ингрид. Вигг убьёт её!
— Ты нашла способ? — вздрогнул Рейван.
— Нет! И не жалею об этом, увидев тебя сегодня. Тебе никогда не стать человеком. Ты — чудовище!
Рейван оторопел. Волна негодования поднялась в его душе. Маррей и Корда видели в нём врага. В их взглядах не было ни единой попытки понять его. Но Рейван не желал оправдываться, не хотел выглядеть жалким.
— Марр… — он шагнул вперёд, желая взять Владычицу за руку, чтобы прикосновением унять её возмущение и неверие. Ему казалось, что его плоть, его огромное святое чувство к ней позволят ей всё понять без слов. Но Маррей отдёрнула руку и плюнула Рейвану в лицо.
— Никогда не прикасайся ко мне! Жалею, что вообще прикасался!
Рейван вытер слюну со своего лица и облизал пальцы.
— Ты будешь моей, Маррей, — сказал Рейван, и его жёлтые глаза неистово загорелись. — Уже очень скоро.
В конце галереи раздались шаги, показались медленно приближающиеся фигуры стражей.
— Идём, Маррей, — решительно потянула её Корда.
Рейван дал им дорогу, и Владычицы ушли. Двое стражей поравнялись с кзоргом. Они увидели его лицо и вжались в стены, убираясь с пути, чтобы только он не удушил их.
Дул пронизывающий ветер. Чёрное небо не озаряли ни луна, ни звёзды. Тьма нависла над дорогой и прочно скрестилась с отчаянием в душе. Покидая сырой грязный город, Рейван ощущал, как его тело бьёт дрожь. Он устал. Единственное, чего он желал, — быть рядом с Маррей, чувствовать тепло её рук и слышать нежное пение. Но жрица оттолкнула его. Её неверию удалось порушить последний его оплот. Однако Рейван не усомнился в своём решении. Он был сыном рисского вождя, слишком многое зависело от него — выбора у него не было.
***
Дни стали более длинными, но были по-прежнему холодны. Снег уходил, и во дворе надолго задерживалось солнце. Но, несмотря на величие света, чувство тревоги только усиливалось.
Ингрид ходила из стороны в сторону по опустевшему после вечернего пира залу. Золотая гривна невыносимо тяжелила ей грудь. У неё были воины и было золото. Были дорогие меха, оружие и искусные доспехи, о которых она мечтала, будучи девочкой. Всё было с ней, что предрекли ей боги при рождении. Но в животе у Ингрид ворочалось дитя, и всё, чего ей желалось теперь, — объятия мужа и его забота.
«Он оставил меня, даже не попытался понять! Если кто узнает, что он бросил своё дитя, — его остригут и изгонят из страны. Нет, не скажу никому, лучше сама, как встречу, прикажу выпороть!»
Ингрид погладила растревожившийся живот и поправила складки на платье. Кожаную броню с тугим ремнём и штанами она более не носила — слишком тесным стал воинский наряд.
Взгляд упал на прислонённый к стене меч, Ингрид подняла его и освободила от ножен. Сталь в дрожащих руках сверкнула в пламени горящих чаш.
— И как у меня хватало прежде сил биться им? — проворчала она. — Я совсем ослабла!
Ингрид вытянула вперёд вооружённую руку вопреки слабости и почувствовала, как от усилия заныл живот. Резкая боль захлестнула её, и Ингрид согнулась. Меч со звоном вывалился из руки.
Спавший на скамье у очага Тирно проснулся от звона и потёр глаза.
— Ты ведь беременна, так? — строго поглядел он на неё. — Если продолжишь махать мечом, то сбросишь дитя, да и сама ненароком погибнешь.
Ингрид от стыда поджала губы и присела на скамью. Тирно выбрался из-под шкуры и обулся.
— Это дитя, пусть и внебрачное, но от любви — я же видел вас, — сказал рудокоп, присаживаясь рядом. — В тебе волчонок Нордхейма. Подумай только, какое счастье будет, если в этих стенах вновь зазвенит детский смех.
— Но ведь мне нужно сражаться, Тирно! Я не могу быть слабой, когда война на пороге, а ребёнок испивает у меня все силы!
Рудокоп обнял Ингрид за плечи и погладил по волосам.
— Тебе нужно решить, доверишься ли ты Рейвану или снова возьмёшься за меч.
Ингрид отпрянула от Тирно, взглянув ему в глаза.
— Я уже доверилась ему. Отпустила на переговоры с Виггом.
— Тогда не волнуйся ни о чём и иди спать.
Тирно поднялся, помешал угли в горящей чаше и вновь улёгся на скамью, мгновенно захрапев. Ингрид устало зевнула и направилась в покои, но, услышав шум на крыльце, остановилась.
В зал вошёл Рейван. Его образ всегда был для неё воплощением несокрушимой силы. Но вот он застыл перед ней: ссутулившийся, взъерошенный, со снегом на плечах. Суровое лицо, истерзанное холодным ветром, с неистово горящим взглядом — Ингрид поняла, что что-то случилось, и приблизилась, чтобы обнять его и утешить.
Он благодарно принял её ласку, крепко сжав в ответ за плечи и талию. Ингрид почувствовала угрозу животу и отстранилась.
— Что с тобой? И что это на тебе? — оглядел он её широкое платье.
Ингрид пожала плечами. Она не хотела ещё сильнее взволновать Рейвана и навязать ему защиту её чести, на которую, как брат, он должен был пойти. Ведь если Рейван убьёт Дэрона, то его уже нельзя будет вернуть.
— Всё хорошо: просто холодный ты. Раздевайся, иди к огню.
Рейван потёр руки и тяжело опустился на скамью подле горящей чаши. Ингрид присела рядом.
— Долго тебя не было, — она протянула ему кружку с подогретым мёдом. — Я переживала.
— Вигг хочет поединка с тобой, — сказал Рейван. — Один на один, как в древние времена.
— И ты принёс мне эту весть?
Рейван опустил голову. Ингрид молча направилась в покои.
— Не бойся. Верь мне! — выкрикнул он вслед ей.
— Я не из трусливых, сам знаешь, — бросила Ингрид, скрывшись за занавесями.
— Она тебе верит, — прокряхтел Тирно, удобнее подмяв шкуры под головой. — За это можешь не волноваться.
Рейван смерил рудокопа злым взглядом и склонился над огнём. Пламя плясало в горячей чаше, ночь сгущалась. Он допил мёд, налил себе ещё и вытянул ноги.
Поглядев на пустующее кресло, стоявшее посреди зала, Рейван вспомнил отца и то, как они сидели рядом друг с другом на последнем пиру. Он почувствовал его волчий запах и сокрытую в нём огромную силу, за которой шли люди.
«Как бы мне хотелось теперь хоть немного этой силы», — подумал Рейван.
— Почему Ингвар, которого называли Непобедимым, проиграл? — проговорил он вслух.
Тирно тяжело вздохнул и свесил ноги с постели.
— Они взяли его врасплох. В момент, когда он был уязвим: Ингрид похитили и за Лютым пришёл ты — сын-кзорг. В душе Ингвара не было мира — и это сказалось на исходе боя.
— В моей душе тоже нет мира, — опустил голову Рейван. — Где же мне взять сил, чтобы не пасть?
— Просто верь в то, что делаешь, — произнёс Тирно.
Рудокоп прошаркал к очагу и наполнил себе кубок горячим мёдом.
— Маррей никогда не простит меня, — сквозь зубы пробормотал Рейван.
— Если бы твой отец так думал, ты бы не родился, — хмыкнул Тирно. — У риссов женщин не спрашивают. А в тебе велико влияние Великой Матери, раз тебя это так тревожит.
— Ну нет. Не приплетай сюда божеств, я не верю ни в одного из них. Боги — это утешение для слабых. Плесни мне ещё? — Рейван протянул кубок.
— Да, такой дуб не сломать! — усмехнулся Тирно, сев на большой деревянный ящик, стоявший подле скамьи. — Даже не буду с тобой спорить!
Рейван довольно улыбнулся. Ящик под рудокопом скрипнул и звякнул.
— Что это там? На чём ты сидишь?
— Плата за войну, Эйнар. Пока тебя не было, ваны прислали дары. Воинам ведь нужно чем-то платить.
Тирно слез с сундука и отодвинулся. Не выпуская кубок из рук, Рейван отворил крышку и увидел украшения из серебра и золота, драгоценные камни и пузатые кожаные мешочки. Он открыл один из мешочков и заглянул внутрь — там были самородки серо-жёлтого цвета размером с речную гальку.
— Это золото?
— Золото, — кивнул рудокоп.
Рейван взвесил мешок.
— Не всё же на кровопролитие пускать, верно, Тирно? Найди мастера, который сможет изготовить брачные браслеты.
— Ух! — фыркнул от удивления рудокоп.
— Найдёшь? Сделаешь для меня? — поглядел на него Рейван.
— Сделаю.
— Тирно, и держи браслеты при себе, пока я не спрошу. А если погибну — продай их. — Рейван опустошил кубок.