В объятии Зверя. Том 2

4 На распутье

Солнце поднялось из-за гор, быстро согрев холодную землю. С плаца раздавались звуки тренировки кзоргов, а на переднем дворе шли приготовления к дальней дороге. Владычица Корда усаживалась в повозку, конюшие успокаивали взволнованных лошадей. Рейван, двое кзоргов, которых он решил взять с собой, солдаты царской гвардии и слуги — все были готовы и ожидали лишь Владычицу Маррей.

Вскоре она появилась вместе с мужем и отцом Сеттом. Царь Вигг вёл жену под руку, довольно улыбаясь, словно сытый кот, исполненный хитрости. Он посадил Маррей в повозку и затем с игривым блеском в глазах посмотрел на Рейвана.

«Издевается надо мной!» — мрачно подумал кзорг, чувствуя совершенное бессилие.

Вскоре царь скрылся в дверях главной башни, не став дожидаться, когда обоз покинет Харон-Сидис. Отец Сетт подошёл к повозке, чтобы проститься. Коротко поклонившись Владычице Корде, перед Маррей он смутился.

— Береги себя, — прошептал он.

На лице старика дрогнули брови, когда он поднял взор и увидел поджившие ссадины на её лице.

— Прости меня… — затаив дыхание, произнёс он.

— Это ты подмешал Виггу в вино кзоргское зелье, — утвердительно произнесла она.

— Я подмешал. Прости, — виновато склонился старый хранитель.

— Прощаю, Сетт, — ответила Маррей. — Ведь ты хотел меня в какой-то мере защитить.

Старый хранитель склонился ещё ниже.

— Да пребудет с тобой Великая Мать, — сказал он.

— Несомненна её любовь! — ответила Маррей и благословила старика, коснувшись его головы.

***

Повозка с Владычицами тронулась в путь. Следом выехала и вторая — со слугами, припасами и снаряжением. Кзорги и солдаты сопровождали обоз конными.

Первый день пути пролегал по дикому ущелью Харон-Сидиса, где на пустынных склонах изрезанных скал не стояло ни одного человеческого жилища и лишь дикие горные туры бродили по крутым утёсам.

Повозка Владычиц шла тихо, чтобы Маррей не слишком утомилась от неровностей дороги. Она всё ещё была слаба и путь переносила на устланном шкурами ложе под пологом.

— Я так рада, что ты наконец перестала бунтовать и последовала своему долгу, — произнесла Корда. — Богиня вознаградит тебя, когда ты станешь матерью.

Маррей кивнула. Она действительно хотела покориться силе высшей и большей, чем она сама. Однако в сердце не унималось щемящее чувство несправедливости, когда она глядела сквозь занавеси полога на Рейвана, ехавшего на коне впереди.

«Почему Великая Мать оказалась так жестока? — думала Маррей, лаская взглядом его спину. — Почему позволила сделать из него кзорга, а меня — обязать долгом перед царём?»

Когда пришло время остановиться на ночлег, Рейван выставил солдат для охраны, а слугам велел разбить лагерь. Сам он, впервые за весь день, приблизился к Маррей и помог ей спуститься на песчаную землю.

— Придержи меня немного, — сказала она, берясь за него слабой рукой. — Мне нужно немного походить, разогнать кровь.

Рейван взял Маррей под локоть, благоговея под её взглядом, и, пока слуги устанавливали шатёр, обошёл с ней стоянку. Владычица шагала медленно, всем телом опираясь на его руку, и чем сильнее он чувствовал её тяжесть, тем больше радовался. Ему хотелось и вовсе поднять её, нести на руках, крепко обнимать и целовать. Он боялся глядеть ей в глаза: не хотел напугать силой своих чувств, но полагал, что она о них догадывается.

Маррей тоже прятала от него лицо за спускающимися чёрными змеями волос, и он всё не решался озвучить ей свой замысел: спасительный для неё и губительный для него. Потому что тогда разом истекут часы их хрупкого счастья, придёт час расставания, настанут дни погони и страха.

«Расскажу ей завтра, когда выйдем из ущелья на распутье дорог», — подумал Рейван.

Подойдя к шатру, но ещё не показавшись из-за него, они услышали ворчание слуг, растягивающих полог.

— Если он погубит Владычицу, то нам тоже всем достанется, — обеспокоенно сказал один из них. — Царь специально его к ней приставил, чтобы погубить…

Слух о том, что Рейвана, кзорга, не опоили зельями, лишающими воли и мужской силы, растёкся среди солдат, слуг и рабов, и все жались от него пуще прежнего.

— Вряд ли он тронет её: откуда ему знать, что с женщиной делать, — усмехнулся другой. — Если он оприходовал кого, так, наверное, только овец — вот овцу и словит.

— Если б так… — неуверенно простонал первый, забивая колышек оттяжки в землю. — Не место кзоргам среди людей, их место на войне! Когда мы выйдем к поселению, не начнёт ли он людей резать? Солдаты его не сдержат: он человеку череп пальцами проламывает. Чудовища они, кзорги, мешки с ядовитыми костями. Нельзя им в мир ходить неопоенными.

Рейван разозлился и хотел было наказать слуг за эти разговоры. Но ведь они говорили правду. Рейван помрачнел и стиснул зубы, сделав вид, что ничего не слышал.

Маррей бросила на него взгляд, исполненный страха и жалости, выдернула руку и скрылась в шатре. Слуги поспешили прочь с глаз кзорга, быстро заговорив об ужине. Рейван тяжело вздохнул, принимая вполне то, что был в глазах людей чудовищем.

***

На следующий день эскорт Владычиц покинул ущелье — путники выехали на тракт. Впереди показался небольшой хутор: несколько низких домиков, огород и пустовавший загон для скота. Вокруг жилищ на деревянных столбах, врытых в землю, стояли чаши, над которыми чадил горький дым полыни.

Увидев на повозках знамёна Великой Матери, к дороге вышла женщина, желавшая получить благословение Владычицы. Корда приказала остановиться.

— Несомненна любовь Богини, — сказала хуторянка.

— Воистину несомненна, — ответила Владычица Корда, коснувшись ладонью головы женщины. — Скажи, зачем раскуриваете полынь? Кого вы отпугиваете?

— Великая Мать, в окрестностях бродит зверь, всю скотину перетаскал. Наместник присылал солдат, но зверь и их сожрал. Нашли от всего отряда только кусок железной пластины от доспехов.

Рейван, услышав разговор, положил руку на эфес меча. Он подумал, что в другой раз был бы рад встрече со зверем, но теперь с ним женщины, и он должен беречь их от любой опасности. Он поглядел на возницу, тревожно перебиравшего в руках поводья, и кивком указал ему трогаться вперёд.

С открытых лугов обоз въехал в редколесье. Солдаты отшучивались, что, попадись им зверь, они тотчас прикончили бы его. Однако Рейван видел, как они ёжились от всякого хруста ветки под колесами повозок или порыва ветра, тревожившего листву.

Стало темнеть. До развилки дорог, расходящихся на юг и на север, оставалось недалеко. Рейван приметил хорошее место для стоянки и приказал разбить лагерь. Над широкой поляной куполом сошлись размашистые ветви, в центре было устроено кострище, а в двух шагах журчал зажатый меж приземистых кустарников ручей. Кзорги отправились осмотреть чащу, а солдаты принялись разгружать снаряжение.

— Маррей, — сказала Корда, взяв её за руку, пока они оставались в повозке одни. — Перестань играть с Рейваном, — взгляд её немилосердно горел, а голос звучал нравоучительно. — Ты ведь знаешь, что он испытывает к тебе. Не мучай ни его, ни себя. Эта любовь не угодна Богине.

Маррей почувствовала себя пристыженной и нахохлилась.

«Корда права, — подумала она. — Я извожу его, но ничего не могу ему дать. И он мне — не может».

— На тебя глядят люди. У тебя есть долг, следуй ему, — Корда заглянула ей в глаза и поняла, что слова отозвались в разуме Маррей. Старшая жрица ласково пожала руку своей подопечной и грустно улыбнулась. — Не терзай себя из-за того, кому помочь невозможно.

Рейван подошёл к повозке, и вместе с ним долетели тонкие струйки горького дыма. Солдаты поспешили подбросить в огонь полынь по примеру местных жителей.

— Всё тихо, можно выходить, — сказал он.

Владычица Корда протянула руку, и Рейван помог ей выбраться. Поправив платье, она велела слуге проводить её к ручью. Рейван остался с Маррей наедине и решил, что самое время рассказать ей о своём замысле.

— Маррей… — тихо произнёс он.

— Проводи меня к огню, я замёрзла, — ответила Владычица, не дав кзоргу договорить.

Владычица чувствовала по взгляду и напряжённым шагам Рейвана, что он решается на что-то важное. Но после укора старшей жрицы она не хотела допустить никаких откровенных слов, никаких признаний. У костра сидели солдаты, и в их обществе Маррей почувствовала себя спокойнее.

— Пройтись не желаешь? — спросил Рейван.

— Не сегодня.

Он помог ей опуститься на расстеленную слугами шкуру. Маррей прислонилась спиной к дереву.

— Садись. Чего стоять? — сказала она, пряча взгляд.

Рейван подозрительно поглядел на Владычицу, не понимая причин её неприветливости, взял кружку, налил в неё воды из фляги и подал Маррей. Рейван уже знал, что иное питьё она принимала в исключительно редких обстоятельствах.

— Держи, — сказал он, заглядевшись на то, как отблески огня играют на её волосах и коже.

Рейван возликовал душой от мимолётного прикосновения руки Маррей, когда она взяла у него кружку, и подумал, как ему страшно лишиться её благоволения.

«Страшнее лишиться только её самой», — подумал Рейван, вспомнив об угрозе Вигга, и нахмурился.

— Я, по твоему мнению, теперь ещё более ужасно выгляжу? — произнесла Маррей, тряхнув головой. Волосы на миг скрыли ссадины на лице.

— Ты выглядишь как Богиня, — ответил он, сев рядом и откровенно разглядывая её.

Рейван отвернулся, устыдившись своих слов и мыслей. Чувства к Маррей делали его слабым и неосторожным. Он разозлился на то, что не мог достаточно себя сдерживать. Солдаты, отгоняя мошкару, переглянулись, и Рейван прочитал в их глазах недоумение и беспокойство за Владычицу.

***

Повисла тишина. Кзорг наблюдал за тем, как комары, невзирая на дымящую полынь, беспощадно атакуют непрошеных гостей своего царства, и веселился, потому что умные твари самого его не кусали — чувствовали злую кзоргскую кровь.

Маррей тоже заметила, что ей почти не доставалось укусов, и, подняв взгляд на Рейвана, догадалась, почему: он находился слишком близко.

— Сегодня перед рассветом я слышала, как вы тренируетесь, — произнесла Владычица. Неловкость молчания докучала ей. — Будь аккуратнее с плечом.

Рейван вздохнул. Покровительственная забота Маррей пьянила его сильнее хмельного мёда. Он вновь улыбнулся в душе, но ничего не ответил.

— Нужно ещё дров, — сказал слуга, помешивая похлёбку в котле.

Солдаты отправились в чащу. Расставляя посуду, слуга не доглядел за огнём, и похлёбка побежала через край.

— Ты так всё испортишь, — сказала Маррей, дотянувшись до поварёшки. — Я сама послежу.

Слуга виновато присел у мисок и поймал тяжёлый взгляд кзорга.

— Иди поброди, — приказал ему Рейван, желая остаться с Владычицей наедине.

Маррей взволновалась, но не выдала себя, продолжая уверенно размешивать похлёбку. Кзорг несколько ударов сердца наблюдал, а затем прижался к Владычице, уткнув лицо в её волосы. Они были мягкими, тёплыми, пахли сладостью.

Маррей затаила дыхание. Внутри неё всё вздрогнуло от желания ответить Рейвану, но она обещала себе не поддаваться слабости. Глаза укололи слёзы горькой несправедливости, губы дрогнули. Но Маррей продолжала упорно выводить круги в супе.

Рейван тяжело втянул воздух.

— Маррей, я хочу похитить тебя сегодня ночью, — сказал он.

Владычица тревожно поглядела на Рейвана. Она удивилась его словам.

— Что значит «похитить»?

— Я увезу тебя к риссам, где Вигг тебя не достанет.

— Рейван, что ты говоришь такое! Вигг убьёт всех, кто будет скрывать меня, — всех риссов.

— Война уже идёт! — резко произнёс кзорг.

— Если ты поможешь мне бежать, то лишишься Причастия и погибнешь!

— Разве я живу? — скрипучим голосом ответил Рейван.

— Нет, — отрезала она. — Я не побегу. Я не хочу быть причиной ничьей смерти, тем более твоей. Не надо жертвенности, Рейван. У меня есть долг перед Богиней, долг перед людьми.

— Вигг мучит тебя! Ты не желаешь его!

— Когда понесу, он не обидит меня.

Рейван замолчал и прикрыл глаза от душевной боли: разочарование и злость устроили пир и пляски у него в животе. Владычица не захотела принять его жертву, хотя сама за него пошла на муки. Кзорг испытывал унижение и, если бы не любил её так сильно, то обиделся бы.

Иных мыслей о том, как ему выпутаться из ловушки, расставленной Виггом, у Рейвана не было. Он вновь посмотрел на Маррей, увидел, как запылал румянец у неё на лице, а губы налились кровью. Взгляд её был распахнутым, откровенным, влажным. Она была так близко, что он чувствовал каждый её вздох на своей щеке.

— Я схожу по тебе с ума, — сказал Рейван в отчаянии, глядя на её губы, но не касаясь их. Он знал, что Вигг только этого и ждал: чтобы он погубил её.

— Знаю, — ответила Маррей.

Они снова замолчали. Владычица перемешала суп в котелке с самого дна.

— Сними с огня, готово, — сказала она.

Он снял, а затем снова сел рядом. Маррей переменилась — успокоилась, похолодела.

— Рейван, — произнесла она, чуть развернувшись к нему. — Я не хочу, чтобы ты обманывался на мой счёт. Тогда, в Хёнедане, когда я позвала тебя в свой дом, я собиралась тебя опоить и унизить. Спать с тобой я не собиралась: ты обидел меня. Сильно обидел.

— Не верю тебе! — сказал он, недоуменно поглядев ей в глаза. — В Харон-Сидисе, в моей келье, ты целовала меня.

— Я хотела наказать тебя за то, что ты лгал мне, — сморщилась Маррей. — Я хотела причинить боль Циндеру, показать, что могу иметь власть над его Зверем.

На Рейвана словно обрушилась каменная плита. Слёзы чуть не покатились из глаз. Он медленно встал и покорился отчаянию, гнавшему его прочь от неё. Маррей зажмурилась, прикрыв лицо руками.

***

Ночь перевалила за середину. На посту часового место Рейвана занял кзорг Ларс. Солдаты тоже сменились. Прежде чем лечь, Рейван отошёл в чащу. Он ушёл далеко, раздавленный словами Владычицы, гонимый щемящей тоской и неразрешимым выбором. Распутье, на котором кзорг оказался, истязало его, не позволяя свободно расправить грудь и наполнить лёгкие свежестью ночного воздуха.

Он ступал по усыпанной хвоей земле, вздутый изнутри кипящей кровью и отвердевший до боли. Ему хотелось расплескать накопившиеся внутри страсть и гнев. Хотелось найти выход внутреннему буйству. Кзорг остановился и прижался плечом к дереву. Он ждал, когда в пустоте ночи гудевшая в жилах кровь начнёт затихать. Вдруг среди залитого бледным светом луны леса он различил движение. Страсть сменилась охотничьим воодушевлением, а гнев обратился в инстинкт хищника: усилился слух, сделался острее взор.

Рейван увидел его. Зверь был ростом с человека, огромный волколак. Однажды вкусив человеческого мяса, он шёл к лагерю в надежде получить быстрый и лёгкий обед.

Рейван потянулся к поясу, но тотчас укорил себя в том, что, отправляясь в лес по нужде, не взял оружия. Кзорг бросился к стану, наперерез зверю. Его обуял страх, но не за себя. Рейван знал, что, если волколак окажется у шатра Владычиц раньше, то выбор, на который обрёк его Вигг, решится сам собой, без его участия. А он этого не желал.

— Ларс! — закричал Рейван. — Поднимай всех!

Зверь дышал кзоргу в спину. Рейван сносил телом кустарники и вилял между стволами деревьев, не давая волколаку схватить себя. Прыжком он ворвался в круг света костра, хватая меч с земли и обнажая его на ходу. Солдаты вмиг проснулись, поднялись на ноги и взялись за оружие.

— Назад! К шатру! — приказал им Рейван.

Солдаты отошли. Кзорги выстроились стеной на пути непрошеного гостя. Рейван стоял впереди всех.

Владычица Корда проснулась от шума. Она хотела обругать солдат, но, услышав тяжёлое звериное сопение, испугалась. Старшую жрицу объял ужас и вместе с ним — похолодевшие от страха руки Маррей. Раздались резкие звуки схватки. Загремела посуда, расставленная у костра. Рычание и топот разорвали тишину ночи. Потом послышался человеческий вскрик и быстро стих.

— Зверь пришёл, — дрожа всем телом, прошептала Маррей. — Неужели мы все погибнем?

— Там кзорги! — попыталась утешить Корда. — Они справятся.

Всё смолкло. Тревожная тишина длилась несчётное число минут. Владычица Корда, протянув руку к занавесям у входа в шатёр, осмелилась поглядеть, что происходит на поляне. Маррей хватило мужества лишь отвести руки от лица. Она увидела тени, застывшие на занавеси, и чешуйчатую броню кзорга за раскрытым пологом.

Промелькнул звериный оскал. Силуэт Рейвана медленно проплыл перед языками пламени. Блеснула сталь. Замах и прыжок… Раздалось яростное рычание, затем глухой удар и жалобный вой. Звериный. Клинок взвился в воздух и вновь вошёл в плоть. Волколак упал.

— Кажется, всё, — зашептали солдаты.

На поляне началось движение, послышались привычные шорохи. Корда шире раздвинула полог шатра.

— Разбудили? — спросил кзорг Ларс у показавшейся Владычицы.

— Вы всегда находите, с кем помахаться мечами, верно? — ответила она.

Через плечо старшей жрицы и колышущиеся занавеси шатра Маррей разглядела разорённый лагерь; труп кзорга лежал навзничь, лица у него не было. Нет, это не Рейван. Маррей выдохнула, поймав себя на мысли, что его потеря оказалась бы для неё непосильной. Рейван стоял над трупом волколака и сам походил на зверя, только вместо клыков и когтей у него в руках сверкала сталь. Маррей съёжилась от терзавших её неразрешимых чувств: тревоги за него и отторжения.

— Закопайте трупы, — приказал он солдатам.

Рейван устало опустился на землю перед огнём. Он глубоко дышал, успокаивая гудевшие после схватки мышцы. Позади, в шатре, раздались возня и плач.

— Что там у вас? — буркнул он.

Прозвучал голос Корды, но говорила она не с ним. Она утешала Маррей. Рейван прислушался, различил плач и всхлипы. Встревожившись, он подошёл ближе. Из шатра выглянула старшая жрица. Выглядела она уставшей и мрачной.

— Подойди сюда, — произнесла она.

Рейван был зол и горд, поэтому не хотел приближаться. Однако вынужден был подчиниться приказу.

— Иди к ней, Рейван. Я не могу, — в отчаянии прошептала Корда, протянув руки к его ремню с ножнами. — Может быть, ты сможешь…

***

— Что смогу? — жёстко произнёс он, удержав Владычицу за запястье.

Властное поведение Корды возмущало его, несмотря на то, что она была второй фигурой в стране после царя.

— Утешить её. Сними это, убери оружие.

Рейван вновь услышал всхлип Маррей, скинул ножны и вошёл в шатёр.

Входя, он не запахнул полог из осторожности, но не знал, кого больше защищал этим жестом: её или себя.

Рядом с постелью горела лампа, и Рейван хорошо разглядел мокрое от слёз лицо Владычицы. Она выглядела сломленной и растерянной. Беззащитный вид её смирил гордость кзорга, он сел рядом, но Маррей отшатнулась от него.

— Тише, Марр… — Он понял, что она дрожит, как тогда ночью, на стене в Хёнедане; в её глазах чернеет бездна ужаса, и она в ней потерялась, будто маленькая девочка.

— Иди ко мне, — раскрыл руки Рейван. — Вспомни, как доверилась мне когда-то.

Маррей глухо застонала и прижалась к нему. Рейван обнял её так же, как прежде: неумело, но бережно. Владычица жадно ухватилась за его шею, плечи, измочив их слезами, смяла рисскую косу. Рейван осмелился прижать её крепче. Старшая жрица не смогла унять нервную тревогу Маррей, но в руках кзорга Владычица затихла. Рейван боялся заговорить, чтобы не спугнуть её доверие, и жалел лишь о том, что преградой на пути к её трепещущему телу твёрдой неумолимой стеной стоял его доспех.

— Когда я была девочкой, — прошептала Маррей, — кзорги пришли в нашу усадьбу и устроили резню.

Владычица замолкла. Рейван покорно склонил голову, готовый всё выслушать.

— Всюду горел огонь, всюду мелькала чёрная чешуйчатая броня, — продолжила Маррей. — Я до сих пор вздрагиваю от звуков битвы, лязга мечей и вида умирающих от ран людей. То, что произошло сегодня, напомнило мне прежний ужас.

— О твоём страхе перед войной непросто догадаться, — сказал Рейван. — Ты так смело управлялась с ранеными в Хёнедане.

Слова Рейвана ободрили Владычицу, и бессилие перед прошлым начало отступать. Она подняла лицо и поглядела ему в глаза.

— Я благодарна тебе, — произнесла Маррей.

Рейван подтянул шкуру и укрыл Владычицу. Ему хотелость узнать о ней больше, но он не решался ворошить прошлое. Маррей продолжила сама:

— Владычица Иделиса, мать Вигга, желала, чтобы мой народ принял набульского царя и перестал восставать. Она избрала меня в жёны своему сыну. Иделиса мечтала, что наш с Виггом ребёнок станет утешением для угнетённых людей, потому что будет для них своим. Вигг страстно мечтает о наследнике. Но я, — Маррей прикрыла глаза, — я не могла простить ни ему, ни его тирану-отцу стольких смертей. Я пошла против Великой Матери — отказалась исполнить долг. Я надеялась лишить род Вигга потомков. Но одни лишь мои мысли против жизни, против Матери были кощунственными. Мы, жрицы, должны беречь мир, благословлять жизнь и не допускать войн. Мы не должны разжигать распри.

Маррей замолчала.

— Скажи мне лишь одно, — произнёс Рейван.

— Что ты хочешь знать? — отняла голову от его плеча Владычица.

— Ты сказала мне правду? О том, что не желала меня, а хотела лишь наказать?

— Правду.

Рейван промолчал, продолжая мерно водить пальцами по её волосам. Слова Маррей причиняли ему боль, но он не желал признаваться в этом.

— Я желала наказать тебя, Рейван. Но потом простила. А потом, — она поглядела на него, на его губы, — если бы ты не был кзоргом, я бы любила тебя.

Рейван крепко сжал Маррей, коснулся лицом её лица, но губ тронуть не посмел. Он успокоился, поняв, что она принимает его. И от этого тяжесть их положения казалась ему невыносимой.

Прочитав настроение кзорга, Маррей выпрямилась, провела ладонью по его заросшему бородой лицу и заглянула в глаза.

— Что с тобой? Расскажи мне.

Он ощутил упоение от её ласки, ему захотелось поведать Маррей о приказе, который отдал ему Вигг. Но он промолчал, чтобы не выглядеть жалким и беспомощным. Он боялся, что разговоры о войне, об убийствах расстроят Владычицу и обратят её против него.

Маррей продолжала внимательно глядеть на кзорга, ожидая ответа.

«Пусть лучше думает, что я чурбан, нежели слабый, жалующийся», — подумал он, прикрыв глаза.

— Мы с тобой бессильны, верно? — медленно проговорила Маррей. — Мы не благословлены Богиней. Мы не можем друг друга любить — не можем родить детей. Всё бессмысленно, Рейван.

Кзорг молчал. Сердце его бешено колотилось.

Снаружи, у костра, прозвенела посуда. Владычица Корда приказала солдатам сложить утварь к повозке, и они принялись исполнять её повеление.

— Но порой даже благословения мало, — произнесла Маррей, проводив взглядом фигуру старшей жрицы.

— О чём ты? — решился спросить Рейван, догадываясь, что Маррей говорит о Владычице Корде.

— Союз Корды с рисским ваном был благословлён Великой Матерью — у них был сын, — произнесла Маррей. — Но она оставила мужа, а бедный ребёнок погиб.

— Это был ван Ингвар? — хрипло произнёс Рейван, догадавшись.

— Да.

Маррей мотнула головой, смахнув слезу, и замолчала, не желая продолжать тяжёлый рассказ.

Лагерь затих. Маррей заснула под покровом рук Рейвана. Он глядел на Корду, сидевшую у огня с одним из солдат, и в нём плескались смутные чувства. Это была радость — ему хотелось узреть мать. И это был гнев — он видел, что она стыдится его.

Рейван вышел из шатра и медленно опустился на укрытое шкурой бревно рядом с Владычицей Кордой.

— Как себя чувствует Маррей? — спросила Владычица, немного отодвинувшись, чтобы соблюсти приличия.

Взгляд её был тяжёлым, строгим и ревнивым. Рейван шевельнул губами, но ничего не ответил.

— Снова ты неучтив со мной, — произнесла Корда. — Кзорги не чтят Великую Мать — что ж, у них есть на это право.

— У меня совершенно точно такое право есть — не чтить тебя! — ответил он на рисском.

Владычица недоуменно поглядела на Рейвана.

— Гляжу, уроки языка тебе не нужны.

— Не нужны.

Солдат поднял голову, заслышав чужую речь, но, ничего не поняв, потупил взгляд.

— Я знаю, кто ты, — хрипло произнёс Рейван. — А ты знаешь, кто я.

Владычица развернулась к кзоргу всем телом. На лице её не было ни проблеска теплоты. Рейван этого ожидал — и тяжело вздохнул. Корда сжала губы и перевела взгляд в пламя костра.

— Почему ты покинула Ингвара? Почему бросила меня?

Корда вздрогнула от слов Рейвана.

— Хочешь знать правду? Ладно, — произнесла она. — Когда риссы уже стояли у ворот Роны, твой отец увидел меня: молодую жрицу, преемницу Владычицы Иделисы. Он вынудил меня уйти с ним в обмен на перемирие — я не выбрала его мужем, он взял меня сам.

— Я виделся с ним. Он тосковал по тебе… Он так сильно любил тебя!

— Он меня вынудил, — строго поглядела Корда.

Вера в отца рухнула. Рейван ощутил себя незначительным и жалким. Гнев закипел в нём. Он постарался заглушить его, но сил после боя со зверем больше не было.

— Ты не должна была бросать ребёнка, которого родила! — взревел он. — Ведь ты жрица!

Рейван напугал Корду своим решительным тоном и сам ужаснулся от собственных слов.

— Я знала, что твой отец позаботится о тебе должным образом, — произнесла Владычица.

Злоба на мать душила Рейвана.

— В тот день, когда я узнала, что тебя похитили у Ингвара и увезли в Харон-Сидис, я поседела, — тяжело вздохнула Корда. Плечи её вздрогнули. — Ты стал кзоргом — проклятием моей веры.

В Рейване полыхало негодование. Рядом сидела мать, которая не желала его знать. А память об отце перестала быть святой.

Рейван предался мыслям об Ингрид и подумал о том, что вскоре будет вынужден исполнить приказ царя и стать для неё таким же чудовищем, как для всех остальных.

— Я не знаю, что мне делать, — признался Рейван.

— И я не знаю, что тебе делать, — поглядела на него Корда. — Ты много убивал, и я опасаюсь решений, которые ты можешь принять. Но и советовать не принимать их я тоже не могу. Мне остаётся лишь молиться за тебя.

Не удовлетворённый ответом Владычицы Рейван тяжело выдохнул и замолчал. Решил, что слишком много слов и чувствований позволил себе в эту ночь. Прихватив с земли горсть хвои, он подбросил её в огонь. Иголки затрещали, засветились, огонь воспылал, но через миг угас.

«Любое моё решение принесёт смерть. А если начну сопротивляться, то сгорю, как эта шелуха: бессильно и бестолково».

Корда поднялась с бревна и направилась в шатёр.

— Ложись, Рейван. Ты сегодня очень устал, — произнесла она, подняв руку, чтобы дотронуться до его головы, но не решилась.

***

На улицах Роны ощущались выдохи близкого моря и густой запах садов. Раскалённый воздух плыл над дорогой. Сегодня доспехи казались Рейвану тяжёлыми как никогда.

Солдаты царской гвардии, встречая Владычиц, выстроились у ворот внутреннего двора. Рейван приказал своим людям сойти с коней и тоже построиться.

Корда вышла из повозки первая, её руку принял юноша в белых одеждах.

— Крин, милый, — расцеловала его Владычица в гладкие щёки.

Движения Корды, устремлённые к сыну, сделались живыми, гибкими, будто он был светом её солнца. Крин расцвёл улыбкой при виде матери, любовно взял её под руку и предложил проводить в чертог. Ветер молодости трепал его свободное белое одеяние и курчавые тёмные волосы.

Рейван почувствовал себя в грязных, исцарапанных доспехах ещё более неуютно: давно уже не юноша, кзорг, убийца — позор для Владычицы.

Корда и Крин прошли меж рядов воинов и проследовали в сад, огороженный высокой стеной.

«Запретный сад с цветами, из которых делают зелье Причастия, — подумал Рейван. — Кто владеет Белым садом, владеет кзоргами».

Рейван поёжился, уловив в воздухе знакомый запах залов Харон-Сидиса, и отёр с лица пот, желая поскорее убраться подальше от разодетых в белое жриц и цветущих юношей. Он хотел вернуться туда, где стынет холод над седыми горами и поющий ветер гонит тяжёлые тучи по мрачной земле.

Маррей подала Рейвану руку.

— Помоги мне, — произнесла она.

Кзорг поддержал Владычицу, когда она выбиралась из повозки. Маррей остановилась и любовно поглядела на него. Рейвану захотелось обнять её, но вокруг стояли три десятка лучших гвардейцев Вигга.

— Проводи меня, — приказала она, крепче ухватившись за его руку в толстой перчатке.

Стражники всколыхнулись, когда Рейван приблизился: кзоргам запрещалось входить в Белый сад. Но он был с Владычицей — и они расступились.

***

В покоях Маррей опустилась в обшитое бархатом кресло.

— Там должно быть вино в кувшине, налей, — сказала она.

Рейван нашёл вино и налил. Протянул ей кубок.

— Себе тоже. И сядь.

— Я не могу выпить с тобой, прости: кзоргам это не дозволено, — произнёс он, грузно стоя над ней.

— Я приказываю тебе, — Маррей была настойчива.

Рейван вздохнул и наполнил кубок.

— Мерзкое, — сказал он, сделав глоток, и, наконец, сел.

Маррей нервно дёргала ногой. Она была уверена, что, когда они останутся наедине, Рейван вновь прильнёт к ней. Но он этого не делал. Опустившись в соседнее кресло, кзорг изучил обстановку комнаты, а потом принялся рассматривать узоры на кубке.

— Неплохо ты живёшь, — произнёс Рейван.

Маррей не видела ничего примечательного в своём жилище, но признавала, что её покои выгодно отличались от его пристанища в Харон-Сидисе.

— Когда не путешествую, да. Но это редко, — ответила она, поглядев на слой пыли, покрывавший ёмкости и трубочки перегонного куба на столе. Слуги не касались их в её отсутствие.

— И с Виггом ты здесь живёшь? — поглядел на неё Рейван.

— Нет. С Виггом я не жила. Но вероятно, да, это случится здесь.

«Нет смысла молчать о том, что неизбежно», — подумала Маррей, пригубив вино.

Рейван не пил.

От тугого чувства неизбежного расставания грудь Маррей заныла. Вино сделало сердце чувствительнее, а руки горячее. Голос отчаяния скрежетал внутри и просил оставить на память о кзорге немного больше, нежели обидный горький запах враждебной крови.

— Помоги мне лечь, что-то я устала, — произнесла Владычица, протянув ладонь Рейвану.

Он принял её руку, помог подняться и подвёл к ложу. Маррей не увидела его глаз, Рейван скрывал взгляд, таил чувства. Она рассердилась.

— Разуй меня: живот болит, — повелела она, опустившись на край постели.

Рейван покорно присел, снял с худой ноги Владычицы высокий сапожок. Маррей опустила обнажённую стопу ему на бедро. Пока кзорг снимал другой сапожок, Владычица двинула ногу вверх, зажимая пальцами ткань штанов. Она хотела, чтобы он вновь поглядел на неё как прежде. Рейван недовольно покачал головой:

— Зачем ты это делаешь?

Маррей встретила его потемневший взгляд.

— Поцелуй меня, — сказала она.

— Не боишься? Это плохо кончится.

— Ты не сделаешь мне ничего, что навредит, — ответила она, понимая, что пытается убедить в этом лишь себя. — Я хочу знать, каков ты в любви, чтобы помнить…

Рейван стянул перчатки, несмело прикоснулся тёплыми пальцами к коже стопы, но не спешил…

— Второй раз не попрошу, — произнесла Владычица.

Рейван осторожно приблизился, потянулся вверх, к бёдрам Маррей. Она опустилась на подушки, обмякла, поборов смущение, откинула подол платья и развела колени. Страх сковал ей грудь. Тело забилось мелкой дрожью. Она ощутила, как кожу защекотало неуверенное тепло его губ и рук, стягивающих бельё. Распалённое дыхание Рейвана воспылало над лоном, жаркое влажное прикосновение явилось обретением давно желанного. Его ладони легли ей на живот и успокоили её. Владычица не удержала стон.

Маррей желала отдать ему всю себя и горько сожалела о том, что Рейван не может быть ни мужем, ни отцом.

— Люби меня, — прошептала она, прижимая к себе его голову. — Люби как сможешь…

Руки Маррей жадно обхватили его, пытаясь проникнуть под колючий, твёрдый доспех. Рейван поднялся, горячий, опьянённый, и расстегнул на боках ремни. Скинув броню, он взял ножку Маррей в ладони. Каждым прикосновением он давал понять, что она — его согревающий свет, его трепетная радость.

Маррей, разнеженная лаской, водила пальцами по колену Рейвана, но не решалась двинуться выше. Она боялась перейти грань и вобрать больше, чем могла бы принять. Владычица знала, что если тронет его под одеждой, то не совладает со звериной сутью мужчины — и всё быстро решится. Опасность смерти сплелась с триумфом жизни и страсти, словно горечь вина, одурманившая разум и разгорячившая кровь.

Рейван вновь склонился над животом Маррей, и теперь она ощутила его зубы. Поцелуи его стали крепкими, грубыми, а руки — властными, знающими. Владычице всё сильнее хотелось покориться им. Она выгнулась, прижимая его к себе, обхватила ногами, желая ощутить его внутри себя. Тело её вновь охватила дрожь. Но пустота не заполнялась, зов плоти не утихал.

Рейван толкнулся в постель, вздрогнул. Маррей, поняла, что он и сам до отчаяния, до неистового безумия просится к ней.

— Разрешись, — прошептала она, вплетая пальцы в его волосы. — Ты ведь можешь. Я хочу этого — чтобы ты разрешился и успокоился.

Рейван остановился.

— Нет, — хрипло проговорил он. — Ты решила пожалеть меня — не надо.

Замерев, он навис над ней. Она чувствовала, как горячо пульсирует в нём кровь. Пытаясь скрыть уязвимость и возгорающийся стыд, Маррей опустила подол платья.

«Я сама на это пошла. Чего ещё я ожидала?» — рассердилась она на саму себя и отвернулась.

Налившаяся тяжесть невыплеснутой любви колола, распирала её. Опустошение скорбно разрасталось внутри, стискивая холодными щупальцами вены.

Рейван поднялся, подошёл к столу, наполнил кубок и выпил одним глотком. Затем налил снова и, обойдя широкую кровать, сел рядом с Владычицей.

— Выпьешь? — предложил он, протягивая вино.

— Уходи! — прошипела она, оттолкнув его руку. Рейван вздрогнул от неожиданности. — Наша любовь невозможна. Тебе надо уйти!

Рейван опустошил второй бокал.

— Дай мне что-нибудь твоё, — проговорил он.

— Зачем?

— Я тоже хочу помнить.

Маррей усмехнулась.

— Вопреки Причастию?

— И поэтому тоже…

Владычица печально улыбнулась. Она сняла с шеи бусы и разорвала нить, поймав удивлённый взгляд Рейвана.

— Все не дам, нет, только одну, — проговорила она, стянув с нити перламутровую бусину, обрамлённую золотом. — Мне подарил их отец. Пододвинься.

Маррей взяла косу Рейвана, и он застыл под её ласковым прикосновением. Освободив тонкую прядь, Владычица нанизала на неё бусину и заправила волосы обратно под кожаные ремешки.

— Теперь уходи, кзорг.