Работы центра гармонично разворачивались.
В зал вошли трое духовных охранников, ведя с собой несчастного брата, которому нужна была помощь группы.
Это был несчастный развоплощённый холостяк, который не отдавал себе отчёта о своей собственной ситуации.
Неспособный видеть охранников, которые привели его, он двигался словно глухой и слепой, подталкиваемый силами, которые он не мог определить.
— Это несчастный одержатель, которого охранники вытащили из среды обитания, к которой он давно адаптировался, — с сочувствием рассказал нам Аулюс. — Он развоплотился в полном органическом порядке, после того, как изнемог на бешеном празднике. Летальная интоксикация свела его тело к положению трупа, в то время как он не обладал ни малейшим сигналом подготовки к приближению истины духа.
И как человек, уже хорошо знакомый с особенностями предоставляемой помощи, которая, естественно, готовится заранее, он продолжил свои объяснения:
— Посмотрите. Это существо, которое блуждает в своих собственных потёмках, приведённое сюда без знания пути, который прошли его собственные стопы, как любой умалишённый в тяжёлой ситуации. Покинув свою плотскую оболочку с мыслью, охваченной страстью к одной из наших сестёр, сегодня терзаемой и увечной, которая резонировала с ним до такой степени, что держала его при себе с помощью скорби и слёз, он принялся вампиризовать её тело. Потеря физического тела при духовном дефиците, в котором он находился, окончательно сбила его с толку, как потерпевшего кораблекрушение в кромешной ночной мгле. Но, адаптировавшись к организму любимой женщины, которую он начал донимать, он нашёл в ней новый инструмент ощущений, видя её глазами, слыша её ушами, множество раз говоря её ртом и подпитываясь обычными продуктами, которые она впитывала. Практически вот уже пять лет, как эти двое живут таким симбиозом. Однако молодая женщина, голодающая теперь и больная, выказывает значительные органические нарушения. Больная требовала нашей помощи, и мы вынуждены были помогать им обоим. Для того, чтобы она излечилась от своих фобий, которые сегодня досаждают ей, фобий, которые являются отражением мысли этого мужчины, напуганного реалиями духа, необходимо начать удаление флюидов, окружающих нашу подругу, как колонна, ослабленная удушающими объятиями плюща, нуждается в чистке ради пользы восстановления.
В образовавшейся паузе охранники, подчиняясь решениям Клементино, усадили страждущего рядом с Евгенией.
К ней подошёл ментор центра и приложил магнетические силы к коре её головного мозга, после того, как направил множество пучков световых лучей на протяжённую область голосовых щелей.
Мы отметили, что Евгения-душа отделилась от тела, находясь рядом с ним, на расстоянии в несколько сантиметров, пока поддерживаемый друзьями посетитель садился рядом с ней, склоняясь над медиумическим оборудованием, словно высовываясь из окна.
Ситуация напомнила мне операции в растительном мире, где одно растение развивается за счёт другого, и я понял, что эту ассоциацию можно было бы сравнить с тонким процессом нейропсихической пересадки.
Вздохи облегчения вырвались из медиумической груди, которая в течение нескольких мгновений была слегка возбуждена.
Я наблюдал, как лёгкие сверкающие нити соединяли лоб Евгении, отделённой от физического тела, с мозгом сущности, с которой она общалась.
Увидев мой вопрошающий удивлённый взгляд, Аулюс с готовностью пояснил:
— Это феномен осознанной психофонии или работы говорящих медиумов. Способный управлять силами Евгении, увечный обитатель нашего плана остаётся под её контролем. Он притягивается к ней нервный потоком, через который наша сестра будет знать обо всех его словах, которые он задумывает и желает высказать. В действительности, он временно берёт контроль над вокальным органом нашей подруги, присваивая себе её чувственный мир, будучи в состоянии видеть, слышать и думать с определённым равновесием при помощи энергий Евгении, но она крепко держит поводья его собственной воли, действуя словно медсестра, соглашающаяся на капризы больного с целью помочь ему. Но этот каприз должен быть ограничен, потому что, осознавая все намерения несчастного компаньона, которому она одолжила своё физическое тело, наша подруга оставляет за собой право исправлять его при первом же удобном случае. С помощью нервного потока она будет знать только зарождающиеся в нём слова, оценивая их раньше, имея в виду, что ментальные импульсы Духа бьют мысль Евгении словно настоящие молотки. Таким образом, она может предотвращать любое злоупотребление, наблюдая за его намерениями и выражениями, потому что речь идёт о сущности, которая стоит ниже её уровня по болезни и страданию, и уровень которой она не должна покидать, если хочет быть полезной. Дух в расстройстве — это умалишённый, которому нужна помощь. В сеансах милосердия, как тот, где мы находимся, первый помощник — это медиум, принимающий его, но если этот помощник опускается до вибрационного уровня страждущего, которому нужна его помощь, то мало надежды на то, что его поддержка будет эффективна. Медиум, поэтому, если задействован в своей ответственности, обязан помогать в сохранении порядка и респектабельности дела помощи развоплощённым, позволяя им свободное проявление только до того момента, когда это проявление начинает нарушать необходимую гармонию группы и необходимого достоинства в комнате.
— Значит, — заключил Хиларио, — в этих работах медиум никогда не отходит от тела на большое расстояние…
— Нет, каждый раз, когда усилие натыкается на сущностей в расстройстве, посредник не должен долго отсутствовать… Если в доме безумец, то удаление опасно, но если наша обитель защищается друзьями, осознающими свою ответственность, мы можем прогуливаться довольно далеко, пока наш дом надёжно охраняется. В помощи расстроенным братьям наше присутствие является одним из самых логичных императивов.
Он усадил Евгению, озабоченную и бдительную, у ног увечного, который начинал уже говорить, и сказал:
— Если будет необходимость, наша подруга сможет в одно мгновение ока вернуться в своё тело. Оба они находятся в моментальной связке, где тот, кто общается, представляет действие, но в которой медиум персонифицирует волю. Во всех областях работы естественно, что высший отвечает за направление низшего.
Посетитель провёл рукой по лицу с жестом облегчения и, преобразившись, вскричат:
— Я вижу! Я вижу!.. Но что за колдун держит меня здесь? Что за наручники держат меня у этого тяжёлого тела?
И усиливая выражения своего удивления, он продолжал:
— Какова цель этого собрания, погружённого в гробовое молчание? Кто меня сюда привёл? Кто меня привёл?!..
Мы увидели, как Евгения, вне своего плотного тела, слушала все слова, вылетавшие из его рта, временно занятая паломником теней, автоматически архивируя их в центре своей памяти.
— Страждущий, — убеждённо сказал Помощник, — переживает свои собственные ощущения и восхищается контактом с нервными силами медиума. Он жалуется на цепи, которые держат его, которые на пятьдесят процентов исходят от усилий Евгении. И этим манером он приближается к состоянию больного под контролем, что необходимо.
— А если бы наша сестра ослабила свой авторитет? — с любопытством спросил Хиларио.
— Она бы не была в состоянии предоставить ему конкретные добрые дела, потому что тогда бы она опустилась до уровня потерянности этого нищего светом, которому мы решили помочь, — спокойно объяснил наш инструктор.
И, в счастливом образе, словно иллюстрируя тему, добавил:
— Пассивный медиум в подобных обстоятельствах может быть уподоблен хирургическому рабочему столу, удерживающему увечного, которому необходима медицинская помощь. Если специализированная мебель не обладает жёсткостью и смирением, никакая операция не будет возможной в любом случае.
— А осознаёт ли наша подруга с такой же ясностью, что и мы, сущность, которая соединилась с её физическим телом? — в свою очередь спросил я, отвечая на свои цели ученичества.
— В случае с Евгенией этого не происходит, — с терпимостью ответил Аулюс, — потому что её усилие в сохранении своих собственных энергий и заинтересованность в сохранении помощи со всем коэффициентом своих возможностей не позволяют ему иметь необходимую ментальную концентрацию, чтобы взять её внешнюю форму. Однако печаль и недомогание друга, которому она помогает, происходят и в ней. Она ощущает его боль и возбуждение, регистрируя его страдание и неблагополучие.
По мере того, как продолжался наш разговор, увечный всё более агрессивно кричал:
— Может, мы встретимся в суде? С какой стати такой странный приём, если я такой несчастный, каким кажусь? Никто не может обидеть меня, Либорио душ Сантуша, безнаказанно…
Он неистово рычал, казалось, сознание, при помощи внутренних созданий, которых он не мог ощущать, мучило его:
— Кто обвиняет меня в том, что я ограбил свою мать, оставив её в одиночестве? Я не отвечаю за испытания других… Или, может, я не такой больной, как она?…
В этот момент Хиларио с сочувствием посмотрел на одержателя и уважительно спросил:
— А не являются ли его страдания простой моральной тревогой?
— Не совсем так, — уточнил Аулюс. — Моральные приступы, какими бы причинами это ни было обусловлено, отражаются вплоть до физического тела проявления. У теперешнего же бенефициария периспритный мозг разорван, и состояние, охватившее его флюидное тело, подобно состоянию обычного человека, мучимого внутричерепной опухолью.
Выказывая крайнюю заинтересованность обучением, Хиларио настоятельно спрашивал:
— Если бы мы были воплощёнными компаньонами, ведомыми жаждой более обширных знаний духовной жизни, могли бы мы подвергнуть его скрупулёзному опросу? Был бы он в состоянии осознавать себя.
Аулюс слегка покачал головой и заметил:
— В том состоянии, в котором он находится, попытка не принесла бы успеха. Мы только начинаем проблему милосердия, которая приоткрывает нам самую большую значимость в жизни как таковой. В той гипотезе, в которой мы стали бы проводить опыты, нам удалось бы сделать лишь бесплодные поиски, направленные на умалишённого, который, в течение какого-то времени, будет казаться раненым в важные центры разума. Привнося с собой наследие расстроенного существования, и сильно притянутый к женщине, которая любит его, и которую он жестоко преследует, он пока что ни на что не надеется, разве что на паразитическую жизнь рядом с нашей сестрой, чьи энергии он использует для своего пропитания. Он окутывается в болезненные флюиды и опирается на неё, словно вьющееся растение, обволакивающее стену…
Прибавим к этому всему ещё и шок от смерти, и поэтому мы не вправе ждать от его личности полного опыта личного осознания.
А в это время Либорио продолжал испытывать галлюцинации:
— Кто мог бы вынести подобное положение? Меня кто-то гипнотизирует? Кто следит за моими мыслями? Стоило возвращать мне зрение, чтобы связать руки?
Глядя на него с братской симпатией, Помощник сказал нам:
— Он жалуется на контроль, которому он подвержен внимательной волей Евгении.
Размышляя над вопросами, которые кипели в наших душах, Хиларио сказал:
— Осознавая себя как медиума, слыша фразы проявляющегося Духа, используя свой рот, также наблюдаемый ей, возможно, что Евгения будет охвачена большими сомнениями… Не могла бы она допустить, что произнесённые слова принадлежат ей? Возможно, она стала бы страдать от подобных колебаний?
— Такое возможно, — признал Помощник. — Но наша сестра прекрасно понимает, что потрясения и слова настоящего момента её не касаются.
— А… если бы её охватило сомнение? — настаивал мой коллега.
— Тогда, — любезно ответил Аулюс, — она бы излучала из своего разума положительный отказ, выталкивая того, кто с ней общается, и аннулируя ценную возможность работы. Сомнение в этом случае было бы равноценно пучку лучей, замораживающему негативные силы…
В это время Рауль Сильва начал разговор с возмущённым гостем, и ориентер пригласил нас к более внимательному наблюдению.