Поезд до Новых За́мков собирал рабочих утренней смены. Седой сел в поезд, когда было еще совсем темно, в восьмидесяти километрах севернее конечной станции. Вагоны были пустые — выбирай любое место, какое приглянется. Седой облюбовал место, снял ботинки, растянулся на сиденье и заснул.
Разбудил его проводник, явившийся проверять билеты. Седой протянул билет и собирался опять улечься. Но проводник ему сказал:
— У вас билет для сидения, а не для лежания.
— Да ведь никого нет.
— Сейчас будут, — ответил проводник, пробил компостером билет и вернул Седому.
Седой обулся, сел к окну и стал смотреть. Светало. Трибечское нагорье осталось где-то позади. Седой сообразил, что поезд проехал Нитру. Его вдруг охватило волнение. Он закурил первую в этот день сигарету, но и она не помогла. Он нервничал все сильнее, до спазм в желудке.
Вскоре в вагон набилось столько народу, что сидячих мест не хватило, многие дремали стоя.
Седой взял свой рюкзак и пошел к выходу.
Поезд остановился в Новых Замках. Седой вышел и заковылял к автобусной станции.
Автобус еще не уехал и стоял полупустой. Седой вздохнул с облегчением, влез в автобус, купил билет и спросил шофера, когда отправление. Узнав, что через пятнадцать минут, он пожалел, что не выпил пива на вокзале. Но решил не возвращаться, сел у дверей, положил рюкзак на колени и стал ждать отправления. Потом склонился головой на рюкзак и заснул.
Мост через реку ремонтировали. Однопутное движение регулировала милиция. Дорожные знаки предупреждали водителей, что перед въездом на мост необходимо снизить скорость. Машины медленно переправлялись с одного берега на другой, по большей части тяжеловозы. Покрытые пылью и грязью, они выглядели весьма внушительно. Кроша колесами мелкий галечник, которым рабочие кропили обочины дороги, на юг спешили машины со стройматериалами. В обратном направлении грузовики шли порожняком. Водители в кабинах сидели небритые, с усталыми лицами.
Перед мостом автобус остановился. Навстречу двигалась колонна грузовых машин. Шофер автобуса закурил сигарету, пассажиры с любопытством глазели в окна.
Седой встал, подошел к шоферу и попросил открыть дверь, что тот и сделал. Седой поблагодарил и, взвалив рюкзак на спину, вышел.
Он миновал мост, избегая смотреть направо, где у слияния двух рек еще недавно стояло крупнейшее в республике село. Ему не хотелось увидеть руины. Он добрел до развилки на другом берегу и свернул налево. Машины со стройматериалами уходили направо, но он надеялся, что кто-нибудь поедет и в нужном ему направлении. Он прошел с километр, потом сел у придорожной канавы и стал ждать. Нога побаливала, тупая боль от колена поднималась вверх до самого бедра. Вскоре послышался шум мотора, от моста шла машина. Поравнявшись с Седым, шофер, не дожидаясь, чтобы его остановили, затормозил, высунулся из кабины грузовика и спросил:
— Куда надо-то?
— В Кукуричное.
— Я и туда заеду.
— Вот хорошо, — обрадовался Седой.
— Да, но только где-то к обеду. Сперва я должен отвезти кирпич в Луки. Придется ждать, пока выгрузят, — сказал шофер, тыча пальцем себе за спину.
Седой подумал и решился.
— Ладно, — сказал он.
— Смотрите, как вам лучше, а не то подождите, может, кто поедет прямо до Кукуричного. Хотите — поедем со мной, хотите — ждите, — говорил шофер, отворяя дверцу.
— Спасибо, — ответил Седой, поднялся и влез в кабину к водителю.
Машина тронулась.
Некоторое время оба молчали. Потом шофер запел песенку. Веселую, озорную песенку о молодой цыганке с пышными бедрами. Седой раньше слышал эту песню, он пытался вспомнить, где и когда это было, но так и не припомнил. Лихая песенка развеяла мрачное настроение, он заулыбался и внимательно посмотрел на водителя. Смуглолицый, густые черные волосы кудрявятся на затылке. Возраст сразу не определишь, судя по волосам, вроде бы молодой, а морщины по всему лицу и какая-то безнадежная усталость в глазах говорили другое. В конце концов Седой решил, что шоферу не больше сорока.
— Возвращаетесь? — спросил шофер до того неожиданно, что Седой вздрогнул.
— Да.
— Что так поздно?
— В больнице пролежал.
— Что-нибудь серьезное?
— Ногу сломал.
— Как это вас угораздило?
— На мотоцикле. В ночь с шестого на седьмое июля наехал на трактор с прицепом. Стоял без стояночных огней… Подобрали меня только утром. Молоковоз, — рассказал Седой.
— А этого нашли?
— Кого?
— Да тракториста.
— Да, на другой же день.
— И то ладно.
— Нога не сгибается, коленный сустав поврежден. Надоело валяться в больнице, все равно лучше не будет. Да и врач так сказал. Хорошо еще, не пришлось совсем отнять, — говорил Седой, потирая рукой левое колено.
— Считайте, вам повезло, могло кончиться хуже, — сказал шофер. — А этот тракторист, как с ним поступили?
— Не знаю, — ответил Седой. — Он говорит — не заметил, что я врезался в прицеп, и поехал дальше как ни в чем не бывало.
— А может, и правда, — заметил шофер. — Конечно, за огни ему влетит.
— Он ссылается на то, что лампочек не достанешь.
— И верно, не достанешь. Много чего невозможно достать, — сказал шофер.
— Я и сам знаю, ведь у меня был мотоцикл. Только моей ноге от этого не легче, — пожаловался Седой.
— Само собой, — согласился шофер. Потом спросил: — Вы с какого года?
— С двадцать третьего.
— С двадцать третьего? Я тоже!
— Вот дьявольщина! — удивился Седой, взглянув на шофера. — Я думал, вы моложе.
— Это из-за волос, — усмехнулся шофер и покосился на седины своего спутника.
— Я с тридцати лет начал седеть, — сказал Седой.
— Ничего не поделаешь, небось в роду так? А я зато с зубами маюсь, — признался шофер.
— В роду нормально, — сказал Седой. — А из-за наводнения я вконец поседел. Слушал сообщения по радио и день ото дня седел.
— Охотно верю, — подтвердил шофер. Оба опять умолкли.
Дорога, которой они ехали, вилась среди свежевспаханных полей. Петляла без видимой надобности то влево, то вправо, огибала ямы, через которые пара пустяков перекинуть немудрящий мосток, шарахалась в сторону от малейшего пригорка.
Уже накануне солнце спряталось за тучи, а то и подальше, не дай бог. Небывало погожая осень, похоже, подходила к концу. Великодушие природы очень выручило людей, иначе не управиться бы с делами.
Но сезон дождей был не за горами. Ревматики всеми своими суставами уже чувствовали его приближение. И не щадя сил налегали на работу. Седой тоже почуял близкое ненастье.
«Хоть бы с фундаментом управиться», — мысленно говорил он себе, подозрительно косясь на небо.
Седой понимал, что в одиночку много не осилить, подвела нога. Одно время он вообще сомневался, стоит ли возвращаться в деревню. Может, он так и осел бы там в городе на севере, да спугнула женщина, которая начала обхаживать его в больнице. Она разносила еду лежачим больным и каким-то образом пронюхала, что он не женат. Кормила его по-княжески, суп всегда — сплошной навар, куски мяса — отборные. А вскоре и намекнула, что у нее на уме. «Черта лысого!» — спохватился Седой и стал бдительно следить, чтобы дело не зашло слишком далеко. Он выжидал удобный момент. И как только эта женщина взяла три дня отпуска, он немедля выписался из больницы.
Они подъехали к каналу. Шофер снизил скорость до минимума и осторожно переехал по деревянному мостику. Не менее осторожно пришлось ехать и первые сто метров по ту сторону канала: часть шоссе была смыта водой, и машины ходили по временной насыпи из глины и щебня, которую сразу после наводнения соорудили солдаты.
Но вот под колесами оказался более твердый грунт, и шофер прибавил газу. Немного проехали по главному шоссе, а потом свернули на луг и направились к видневшимся вдали тополям.
Впрочем, скоро они снова попали на каменистую дорогу, которая шла параллельно главному шоссе. Человеку нездешнему ни за что не догадаться, зачем две дороги проложены одна подле другой. Седой, однако, знал, что вторая дорога осталась с тех пор, как лет двадцать назад здесь пролегало старое шоссе.
— Шоссе асфальтируют, вчера пришлось час ждать, пока разрешили ехать дальше. По этой верней, неохота опять там загорать. Мне еще раз надо съездить в Новые Замки, черт бы все побрал! Спать хочется, — заговорил шофер, зевнул и продолжал: — Не упомню такой горячки, у меня уже терпение лопается. Хоть бы выспаться наконец как следует.
Седой не отозвался.
— Четвертую неделю без выходных, без праздников. Проклянешь и заработок! Как только машина выдерживает…
— А хорошо платят?
— Сносно, — ответил шофер. — Заслуженные деньги, могу вас заверить!
Седой не отозвался.
— Плевал бы я на эту работу, не в деньгах счастье. Да людей выручать надо, вот-вот дожди начнутся, — сказал шофер.
— И то правда, — вздохнул Седой.
— А что у вас с домом? — поинтересовался шофер.
— Неважно, — ответил Седой. — Сам-то я еще не видел, но приезжал ко мне в больницу сосед и сказал, что дом обрушился, а развалины, дескать, уже бульдозером снесли. Сами знаете, необожженный кирпич много не выдержит.
— А семья как же?
— Я холостой, жил с матерью, и той уж нет на свете, — ответил Седой.
— Холостой? — удивился шофер.
— Сосед хотел купить у меня участок для сына. Я сказал, что еще не решил, продавать или нет. Не обрадуется он, что я вернулся, — продолжал Седой.
— А моя семья за Вагом. У нас не было наводнения.
— Мне бы хоть фундамент заложить, весной сразу бы можно стены класть, — размышлял Седой.
— Неужто один справитесь с фундаментом?
— Надеюсь, поможет кто, — ответил Седой.
— Бетономешалок мало, — сказал шофер. — Мешать бетон вручную просто каторга.
— Знаю, — буркнул Седой.
— Дом-то у вас был застрахован?
— Нет.
— Это хуже.
— Кое-что я и так получил.
— Могли получить больше.
— Да ладно, я ведь не дворец собираюсь строить. Мне бы одну комнату, кухню да чулан, на это денег, пожалуй, хватит, — сказал Седой.
— Время не терпит, надо поторапливаться с фундаментом, — посоветовал шофер.
— Может, еще продержится, — сказал Седой, угрюмо посматривая на серое небо.
— Кто его знает.
— Сосед не обрадуется, когда меня увидит, — продолжал Седой. — Не знаю, согласится ли помочь.
— Если все пойдет гладко, в три часа буду в Новых Замках, — размышлял вслух шофер. — Сгружу в Сенном стройматериалы, к шести смогу освободиться. И сразу завалюсь спать, надо отоспаться. Хоть раз высплюсь как следует!
Дорога чуть не вплотную сошлась с главным шоссе. Там вовсю трудились дорожные рабочие. Асфальт густо чернел, от него шел пар, синеватый дымок стелился над шоссе.
— Ну, что я говорил? Мы бы тут битый час проторчали! — Шофер кивнул головой в сторону рабочих: — Злые, как шершни. Скажешь что-нибудь в шутку, а они тут же лезут в драку. Тоже небось работа осточертела.
Седой ничего не ответил. Думал о своих делах и опять начинал нервничать.
Они проехали еще с полкилометра, и старая дорога круто свернула налево, наперерез главному шоссе. Отсюда ехали уже по новому асфальту до самой развилки.
От развилки к деревне вела узкая, засыпанная щебнем дорога. Насаженные вдоль нее яблони и груши не успели доносить последний в своей жизни урожай. Глубоко под землей уже четвертый месяц прели их корни. Искореженные кроны деревьев шуршали засохшей листвой.
До наводнения в деревне жило около двадцати семей. Дома были разбросаны на большом пространстве. Их окружали фруктовые сады, с фасадов защищали от ветра густые насаждения акаций или тополей. Здешние жители не могли пожаловаться на недостаток свежего воздуха. А приезжему из центральных областей республики могло бы показаться, что простора здесь даже в избытке и он пропадает без толку.
Деревня лежала в долине, спадающей к реке. По-настоящему завидные почвы были только в северном углу деревенских полей. Остальное — песок и переувлажненные луга. Дома преимущественно тоже стояли на песке, и все без исключения были выстроены из необожженного кирпича. Не нужно обладать особым воображением, чтобы представить, каких бед натворило здесь наводнение. Две семьи после катастрофы не вернулись в деревню, вместо них пришли другие. Вся деревня была сплошной стройкой, несколько домов уже красовались под новой черепичной крышей, другие желтели свежими стропилами.
У самой околицы шофер затормозил, спрыгнул с машины и направился к ближайшей новостройке, где двое мужиков размешивали известку.
Седой тоже вышел и потихоньку побрел за шофером. Он полагал, что они уже приехали.
— Где тут живет Байтош? — спросил шофер мужиков.
— А тебе на что? — поинтересовался одни из них.
— На что? На хрена! — обозлился шофер.
— Вон там, — ответил второй. — В самом конце, у реки, — и махнул куда-то в пространство.
Шофер, не говоря ни слова, повернулся и зашагал к машине с такой скоростью, что Седой едва поспевал за ним.
Они сели в кабину, шофер хлопнул дверцей и, когда уже тронулись с места, сказал в сердцах:
— Дубина стоеросовая! Идол господень!
Сначала ехали молча, потом, когда злость поостыла, шофер продолжал:
— Тут из кожи вон лезешь, стараешься помочь, а какой-нибудь осел вроде этого, с готовой крышей над головой, такое сморозит, что лопнешь от злости.
Седой по-прежнему молчал.
Машина приближалась к чернеющей полоске пойменного леса, шофер сбавил ход и зорко осмотрелся вокруг, но никаких следов искомого Байтоша не обнаружил.
— У реки, а где, к чертям, у реки? — опять начал он сердиться. — Река вот она, а никого не видать! — ворчал он.
— Да вон там, — показал Седой. Неподалеку, у самой дамбы, копошились люди.
— Как же я туда попаду? — недоумевал шофер.
— Должно быть, на другой стороне есть проезд, — сказал Седой.
Шофер проехал еще немного, и действительно, через ивняк к дамбе вела проселочная дорога. Она была довольно широкая, и шофер смело свернул на нее. У дамбы остановил машину, но не вышел, а, высунувшись из окошка, спросил старика, который суетился поблизости:
— Байтош? Это вы Байтош?
— Он самый, — ответил старик.
— Слава богу, — сказал шофер, спрыгнул на землю и приготовился опускать борта машины.
Седой остался в кабине. Он с интересом разглядывал старика. «Совсем дряхлый, в чем душа держится», — заключил он про себя. В нескольких шагах от него Седой увидел и старуху. Та выглядела еще более древней. На плечах дырявый вязаный платок, стоит, опершись на метлу.
— Что привезли? — спросила она у старика.
Но тот не ответил и молча наблюдал, как шофер возится с бортами.
Старуха подошла к машине и спросила у Седого:
— Что вы привезли?
— Кирпич, — ответил Седой.
— Кирпич? — переспросила старуха.
— Видите же, кирпич, — повторил Седой.
— Вижу, как же, — сказала старуха и пошла прочь.
Седой посмотрел ей вслед и заметил фундамент дома, белевший под кроной огромного дерева. Квадрат будущего строения составлял не более шести на шесть метров. За ним он увидел лачугу из досок. Старуха вошла в эту лачугу.
Шофер опустил борта, отошел к кабине и посмотрел кругом.
— А где народ? — спросил он старика.
Тот молчал.
— Вы что, онемели?
— Какой народ? — пробормотал старик.
— Мне все равно какой, лишь бы поскорей начинали, — ответил шофер.
— Нет у меня никого, — сказал старик.
— Вы что, серьезно?
Старик кивнул.
— А кто же будет сгружать кирпич?
— Я и буду, — ответил старик.
— Господи боже мой! — вскричал шофер, хватаясь за голову.
Старик взял с краю один кирпичик, положил его на траву, взял второй, отнес туда же, потянулся за третьим, и тут шофер не выдержал:
— Нет, так не пойдет, не буду я торчать тут до вечера! Повезу кирпич обратно.
— Погодите, я быстро, — сказал старик. — Завтра придут каменщики, за два дня нам стены сложат.
Слова старика поразили шофера. Он подавил раздражение, хотел еще что-то сказать, но заметил, что Седой уже стоит рядом со стариком и помогает ему выгружать кирпич.
Шофер отошел в сторонку, прислонился к дереву и закурил сигарету. Но после нескольких затяжек отшвырнул ее и присоединился к тем двоим.
Работали молча. Пока не сняли последний кирпич, никто не произнес ни слова.
Когда кончили, шофер вынул из кармана бумажку и протянул старику.
— Распишитесь, — сказал он.
— Что это?
— Квитанция на доставку.
Старик осмотрел бумагу со всех сторон, но ничего не разобрал: наверно, плохо видел, а очков при себе не было.
— Вот, возьмите, — шофер подал старику авторучку.
Старик положил бумагу на кирпич и старательно расписался.
— Еще разок, — шофер указал на нижнюю половину листа.
Старик так же аккуратно вывел вторую подпись.
— Порядок, — сказал шофер, разорвал бумажку на две половинки и одну отдал старику. — Спрячьте это, — посоветовал он, вскочил на подножку грузовика и влез в кабину.
Седой последовал за ним.
Шофер завел мотор. Старик подошел к машине и спросил, стараясь перекричать шум мотора:
— Погодите, сколько мы вам должны?..
Шофер только махнул рукой и включил скорость.
Они обогнули деревню с другой стороны и поехали вдоль слепого рукава реки. На ее глади обозначились черные крапинки, сперва ни шофер, ни Седой не обратили на них внимания, а когда крапинки стали крупнее и по воде пошли круги, шофер сказал:
— Кажется, моросит.
Седой сидел окаменев, будто и не слышал его слов. Молчал.
Отозвался он только тогда, когда дождь разошелся вовсю и вода струйками стекала по лобовому стеклу.
— Дождались, черт бы его побрал!
Начинался сезон дождей.
Перевод И. Богдановой.