В трех соснах…

Глава 6

— Привет, скверно выглядишь, — уже дежурно «пошутил» Гвоздь, здороваясь. Когда-то произнесенная впервые, она, эта подколка, быстро стала нашей местной, личной и превратилась почти в ритуал. И, теперь не одна встреча с Гвоздем не начинается без нее.

— Здорово. Ты тоже как-то не очень… — и, не давая ему времени, сразу в лоб спрашиваю: — Ты уже в курсе?

— О чём? — настораживается главный колхозан. Явно ещё не знает. Ну, сейчас и просветим.

— Ты помнишь мы договаривались, что Толстый смело может ездит ездить к вам один. Что мое (или твое) присутствие на каждом сеансе излишне?

— Ну… — подтверждая буркнул Гвоздь, начиная уже догадываться о том, что могло произойти.

— Его безопасность, как и целостность кинозала, на твоей территории — целиком твоя забота? «И не нужно тебе постоянно с оружием таскаться за ним как за нянькой»… Помнишь такое?

— Да что случилось-то? — уже чуточку раздражительно требует Гвоздь.

— Случилось вот… Валера, подойди сюда… Расскажи Игорю, что у вас там случилось.

— Ну что… Я приехал в Заозерный к Кабану. Как договаривались. На два сеанса. Плату за них заранее получил ещё тут. От Потапа.

— Дальше что?

— Ну Кабан пошел в первый заход. И с ним всё нормально было. А во второй группе его уже не было. Там этот был… Тороп.

— И?

— Ну он курить начал прямо там в салоне. Я за рулем сижу, но вижу что в салоне огонек. Он чуть не сжег весь автобус. Там плед на сиденье в трех местах прожжен. Он просто сигаретой в него тыкал.

— И ты…

— И я остановил сеанс и зашел внутрь. Замечание ему сделал. Сказал чтоб он сигарету потушил.

— А он?

— А он материться начал на меня по всякому. Чтоб я заткнулся и включал дальше фильм, раз за него запло́чено, то я должен им его показать. А когда я сказал, что пока в салоне курят — я ничего показывать не буду.

— И что?

— Ну он вскочил и на меня напал. Орет, что я холуй и чтоб я свое мнение себе в жопу засунул и всё в таком же роде. А потом к рубке пошел. К моему месту. А я его не пускать. А он мне в морду.

— Короче, чем все кончилось? — перебил его морщившийся словно от зубной боли Гвоздь.

— Он мне нос разбил. Но я его за руль так и не пустил. А тут Кабан пришел. Они друг на друга с Торопом поорали, и он ушел.

— Кто ушел?

— Тороп. А Кабан говорит — всё, продолжай дальше. А я говорю, что не буду. И уезжаю. Кабан тоже поругался немного, а потом рукой махнул и сказал, чтоб ехал. Ну я и уехал.

— Понятно, — досадливо протянул Гвоздь.

— А мне непонятно, — вступаю уже я. — За непоказанный сеанс плату мы вернем. Это — понятно. А вот то, что в Заозерный к Кабану мы больше ездить не будем — это уже вопрос решенный. Это уже я Толстому запрещаю там появляться. Не умеют там себя вести — не надо. Значит больше фильмы смотреть не будут!

— Да ты подожди. Не горячись, — примирительно проговорил Гвоздь. — Ну нашелся один придурок, зачем всех-то ребят наказывать? Остальные-то при чем? Там у них в Заозёрном и так служба не мед. Трупининой несет как не знаю откуда. Развлечений нет особо. А тут еще и без фильмов… Им как раз нужнее всего. У нас-то ещё как-то кто-то может посмотреть чего по видику, а у них то совсем кисляк с этим делом.

— Их проблемы! — как можно жестче отрезаю я, — они ничего не сделали, это так. Но они ничего не сделали и для того, чтоб этого вашего Торопа остановить. Ну курить, не бухать в салоне — это сразу ясно проговаривалось. А он мало того, ещё и плед пожег, и на моего человека с кулаками кинулся… И никто там его не остановил! Все виноваты! В Заозёрный мы больше не ногой! И ты оцени, что я только за один твой Заозерный говорю. А то, что твоим словом о безопасности моего человека на вашей территории твои же бойцы жопу подтерли, я сейчас даже не говорю…

— Сказал же, — кривится Гвоздь.

— Даже не говорю, — нажал я голосом, — и про всех не говорю. Только за Заозёрный.

— Ладно, давай не начинай, а? — похоже всерьез завелся Гвоздь. — А то я тоже вспомню, что ты к меня специалиста увел! Где Кирза? Почему она не возвращается? Мы как договаривались? На неделю, пока не научит твоих за животными следить. Уже месяц прошел! Почему она всё ещё у тебя?

— Это у нее спрашивать надо, а не у меня, — отмел я его претензии. — Она — свободный человек и сама решает где и как ей жить. Я что должен её на улицу выставить? Может ей не нравится у тебя?

— У себя, да в родном доме — не нравится?

— Ну может с соседями не ужилась? Ты же к ней целый табор подселил. «Уплотнение», ага… В родной ей дом. Который вдруг стремительно стал не совсем родным.

— Все так живут! Все! На головах друг у друга спим!

— Ага, а у нас «просторно».

— Ну и у нас сейчас просторнее стало. Часть в Левашово скинули, часть в СНТ Западное выселили… Теплеет, можно и без печки уже прожить. Пускай возвращается. Выселим мы её постояльцев… Хотя бы часть.

— Да не о том речь! — повысил я голос. — Мы не о Кирзе сейчас говорим, а о том, что моего человека твои бойцы бьют… Хотя ты лично слово давал, что ему тут ничего не угрожает. Вот о чем речь-то!

— Да что ты хочешь-то? — тоже уже орет на меня Гвоздь. — Чтоб я теперь сам с ним на все сеансы ездил? Смотрел, чтоб его не обидел никто?

— Я не знаю… — резко сбавляя тон, устало отвечаю я ему. — У меня сегодня тоже денек веселый выдался… Но, согласись, что подобное не должно больше повториться?

— И, что мне теперь? Наизнанку вывернуться? — тоже сбавляя тональность, но по прежнему зло огрызается Гвоздь.

— Что произошло, то уже произошло, — примиряюще говорю я. — Изменить прошлое никому не по силам. И что мы можем сделать, так это сделать так, чтоб ситуации, подобные сегодняшней, никогда больше не повторялись.

— И как? Просвети?

— Всё просто. Я уже сказал, что в Заозёрный к Кабану мы больше не приезжаем. Я прямо запрещаю Толстому туда ездить. Какие бы ты ему плюшки не сулил. Всё. Он больше туда не ногой. А тебе нужно просто рассказать остальным, да и самим Кабановцам почему так… Ибо, мы — не ваша прислуга. Мы равные партнеры. Мы предлагаем товар — вы за него платите. Но вы покупаете наш товар, а не нас самих. И, если кто-то думает, что покупатель выше продавца — то пусть засунет свое мнение себе в задницу! Не умеют себя культурно вести в гостях. А у нас в кинотеатре они именно в гостях. Так вот не умеют себя вести в гостях — значит сидят без фильмов. Всё. Пускай развлекаются как умеют. Но без нас.

— Я услышал тебя, — тоже устало кивает Гвоздь. — Не будешь к Кабану ездить. Я понял. Это твое право. Мы действительно партнеры. И давить друг на друга не будем.

— Рад что ты меня понимаешь.

— Что там за Тороп-то вообще у Кабана завелся-то? — спрашивает Гвоздь у изображавшего неподвижную статую Потапа.

— Из новеньких, — отмирает генерал. — Молодо́й, но бо́рзый.

— Насколько молодой?

— Да лет 12. Ровесник Толстому как раз.

— И что, его до сих пор не усмирили?

— Видимо нет. Бо́рзый. Он даже на Кабана варежку раскрывает.

— Кабана менять надо, — морщится Гвоздь, — порядка нет. Пацанов распустил. Дисциплины нет. Службу несут спустя рукава… Жмур тогда врасплох застал, помнишь? Потери были.

— Помню, — осторожно, словно боясь спровоцировать, отвечает Потап. — Но кого туда поставить? Пастуха?

— Он ещё хуже Кабана будет… — недовольно протянул Гвоздь. — Комара может? — и тут же, сам себе отвечая, забраковал кандидатуру. — Да не… Комар молодой еще. Авторитета не наработал пока… Получается и впрямь, некем заменить-то…

— Ну ладно, — напомнил я о себе, хотя послушать как Гвоздь со своими делами разбирается, было интересно. — Мы поедем тогда. Всё что хотели, мы сказали. А в ваши внутренние дела мы не лезем.

— Да, — встрепенулся Гвоздь и протянул руку, прощаясь. — Ты уж извини, что так вышло.

— Бывает, — не стал стыдливо отказываться я и переводить стрелки на Толстого, мол, вот кто извинять должен, хотя Гвоздь явно на это рассчитывал. Да что там рассчитывал, откровенно подталкивал к этому. Типа, я перевожу стрелки на Толстого — Гвоздь охотно жмет и ему руку как равному и говорит красивые слова, и тот плывет, смущенно бормоча, что всё в порядке. Но я сам себя накрутил собственной речью, и до сих пор был на взводе, оттого и решил не спускать всё на тормозах. — Мы плату за последний сеанс вернем. Сеанс же сорвался. А нам — чужого не надо.

— Да о чём ты говоришь? — чуть ли не руками замахал Гвоздь. — Такие мелочи. Пусть эта плата целиком вон Толстому идет, за понесенные неудобства, и вообще… Потап!

— Ага, сейчас! — помощник Гвоздя понятливо кивнул и выскочил из комнаты, чтобы буквально через пять минут вернутся с пакетом всевозможных сладостей. Конфет и шоколада там почти не было, зато полно халвы, вафель, орешков всяких и тому подобной мелочевки. — Вот.

— Это тебе, — даже не посмотрел, что там принес его подручный, выдал Гвоздь. — Не держи зла на нас.

Толстый дернул было рукой к пакету, но словно спохватился и, остановившись, выжидающе уставился на меня. Молоток пацан! Вот реально. Соображает! А я беру паузу, не запрещая, но и не разрешая ему брать.

— Ну и всему анклаву чего-нибудь подкинем, — скрипнув зубами сдался Гвоздь. Отделаться мелочью не получилось, хотя его за язык никто не тянул. Сам попытался перевести все в торгово-денежные отношения. Он-то надеялся, что мелочевкой отделается, ан не вышло. Сам себя в неловкое положение откупающегося поставил. Кто ж ему теперь виноват-то? — Чего вы хотите за инцидент?

Кивнув Толстому, чтоб забирал пакет, я задумался. А чего, собственно, попросить-то? Чего дорогого не попросишь. Не тот повод. Гнуть тоже можно только до какого-то предела. Если перегнуть, то можно лишь раздраженное «Ну и пошли вы тогда…» услышать. Так что просьба должна быть, вроде как, серьезной, но и не особо напряжной для Гвоздя. Гм.…

— Да вот завтра же Пасха будет. Яичек сотню-полторы не подкинете? А то мы, конечно, поднакопили к празднику, но их все равно не особо много. С двух-то десятков курей не накопишься же.

— А я и не знаю есть ли у нас… — откровенно растерялся Гвоздь. Он явно ожидал чего-то такого… Схватки за ресурсы, а тут… Яйца… Растерялся однозначно. — Надо узнавать. Потап!

— Ага, сейчас, — понятливо кивает подручный и снова исчезает.

На этот раз его не было подольше. Мы за это время успели поговорить со слегка расслабившимся и подобревшим Гвоздем. Я рассказал ему про найденыша — Руслана и про печальную историю его группы, погибшей от патрульных Жмура. Гвоздь, словно между делом, обронил о контактах, которые он налаживает с Бивнем из Зайково. В общем, ни к чему не обязывающий треп, чтоб скоротать время.

Вскоре вернулся и Потап с корзиной яиц. Сколько там было на глазок определить трудно. Не рядками же лежат, а горкой. Но явно несколько десятков. Может и до сотни.

— Вот! — гордо провозгласил помощник. — Всё, что есть, — и словно оправдываясь добавил, сведя на нет всю неимоверную щедрость дара. — Мы ж их не копим. Сразу съедаются обычно. Это что прям сейчас собрали.

— Да всё нормально. — произнес я кодовую фразу, означавшую, что конфликт наконец-то улажен к обоюдному удовольствию сторон. — Мы ж всё понимаем…

Возвращаясь домой я всё гадал, а не продешевил ли я? Может с Гвоздя можно было что и существенней стребовать? Хотя… Наглеть-то тоже не стоило. Нам с ним еще жить. Итак в последнее время словно какая трещина между нами появилась и постепенно разрастается. Не хотелось бы ее расширять мелкими придирками. Хорошего в меру.

Домой добрались уже к вечеру. Вот весь день пролетел, так что и не заметил. Встал поздно. Сначала с мелкими подурачился, потом бесконечный поток посетителей, и «на закуску» эта поездка к Гвоздю… Все день и вышел. До теплиц я так и не добрался за сегодня. Руками поработать так и не довелось.

Или всё ж таки рвануть к ребятам? Посмотреть чего они там наворотили? Хотя… нет. Нужно заметку для газетки отдать по поводу Руслана-то… Да и ещё одну написать тут же. Про инцидент с Толстым. Не знаю как там Гвоздь будет доводить до личного состава «распоряжения партии», но у меня-то уже есть инструмент для этого! Свой собственный! И не воспользоваться им — просто преступление. Гвоздь просто ещё не понимает каким оружием может стать газета в мире, задыхающимся от информационного голода! Вон Князь-то сразу тему чухнул и поляну забил. Его «Введенский Вестник» куда солиднее нашего листочка смотрится.

Впрочем. найдя Ваську я понял, что сегодня выпуска газеты ждать не стоит. Сам же её этими самыми яйцами загрузил. Вон она сидит… Рисует. Уже и замученная вся. А готовых яиц пока не больше полусотни. Ну сам виноват: четко не проговорил условия заказа, а она старается… Каждое яйцо чтоб как произведение искусства. Где-то домик в деревне у леса, где-то кораблик в море, где-то веточка сирени распускается, а где-то и рыцарский шлем с доспехами… Ни одно не повторяется. Все яркие, красочные, неповторимые… Но сколько ж ей так всё раскрашивать? А ведь мы еще добрую сотню яиц привезли, которую Пышка сейчас торопливо варит.

Пришлось присаживаться рядом, да брать в руки кисточку и краски (акварель и гуашь) и помогать ей… Больше, кроме меня, никто ей не поможет. Других художников у нас не нашлось. Вдвоем дело пошло ровно в два раза быстрее. Но все равно недостаточно быстро. Я прикинул, что такими темпами три сотри яиц мы раскрасим в лучшем случае к утру и волевым решением объявил:

— Вот так красочно разрисовываем только сотню яиц. Чтоб каждому досталось хотя бы одно подобное. Кто какое выберет. Остальные две сотни раскрашиваем в примитивной технике… Быстро и схематично. Да хотя бы вон рожицы маркером на них изобразим.

Таким макаром дело пошло гораздо веселее. Мы смогли управиться даже до темноты. Васька уже облегченно вздыхала, выбираясь из-за стола, когда я буквально подрубил ее словами, что газету нужно изготовить к утру… И подал ей свою утреннюю заметку. Васька пыталась вяло протестовать, что сейчас вечер и ей с Крачкой нужно устраивать досуг всех в клубе. Да и для завтра к Празднику что-нибудь приготовить нужно. В смысле какой-нибудь номер или ещё что…

Но я был непреклонен. Газету нужно выпустить обязательно. Это дело уже не развлекательное, а политическое. В утешение лишь сказал, что я и сам, вместе с Крачкой, будем помогать ей. А вечер… Что вечер? Проведет кто-нибудь другой. Тем более, что я в последнее время старался не посещать эти вечерние посиделки. Слишком много народу. Слишком мало в них осталось от прежних милых домашних посиделок. Кому-то может нравится и такой досуг, но не мне… Меня они всё больше раздражали. Ну не тот у меня склад характера. И, хотя, я и понимал необходимость таких ежедневных мероприятий, душе-то хотелось покоя. Я, даже, задумываться начал — о том, чтоб выселить клуб подальше. В отдельный большой дом. Дом Культуры, так сказать.

В общем, я был даже рад, что нашлась железобетонная причина прогулять этот вечер. Командовать вечером я поставил Алину. Всё-таки старшая девочка. И то, что она. тихая и робкая после пережитого — так если что ей Вика поможет. Лучшие подруги же, всё-таки. Васька этому, правда, не очень обрадовалась. У них какие-то свои женские соревнования и выявления кто у них там самый главный. И это проведение вечера было одним из инструментов этой борьбы. О, нет. Никаких скандалов и драк, боже упаси! Но вот шепотки, смешки и язвительные подколки у них давно в ходу.

Пришлось с самым серьезным видом убеждать её, что лично мне вот сейчас выпуск именно этого номера куда важнее всех этих вечеров, вместе взятых. И их разборок — тоже. Девчонки вняли моим заверениям и весь вечер мы работали над свежим номером. Я, в процессе, еще и на следующий статью написал. Про сегодняшний инцидент с То́лстым. (Блин, если так дела пойдут и дальше, то нам придется ежедневно газету выпускать! Как в армии — боевой листок.)

И еще — меня накрывало какое-то недоброе предчувствие. Честно говоря, я, в последнее время, стал даже опасаться праздников. Ну посудите сами, как ни праздник какой, так на следующий день-вечер какая-нибудь острая неприятность. После 23 февраля эти недоделанные «черепашки-ниндзя» меня вместе со всем семейством чуть не спалили. После 8 марта приход экспедиционного корпуса Немца… И так далее. Большие ли, малые ли, но после каждого праздника неприятность какая-то случается. Так и фобию недолго выработать. Так что все наши завтра будут радоваться и веселиться, а лично я ждать очередной подляны от судьбы.