В 1918 году в Астрахани было очень тяжелое положение. Белые подняли восстание и захватили большую часть города. Главным руководителем красных войск был тогда Киров. Он работал неустанно день и ночь, сам посты расставлял, сам следил за распределением боеприпасов, он выкинул лозунг: «Астрахань не сдадим!»
Бои и стычки с белыми были чуть не каждый день, но решительного успеха наши части не имели, так как белыми руководил штаб из бывших офицеров, который умело направлял их действия, а их войска кольцом охватили районы города, занятые красными.
— Понимаю, в чем теперь главная задача, — сказал Киров. — нужно лишить белых руководства — разгромить их штаб. Ведь простым глазом виден и дом, где он помещается, а как до него достать?
— Если из пушки попробовать его кончить? — говорят командиры. — Правда, с одного выстрела не попадешь сразу, но нескольких снарядов будет достаточно.
— Задача тут какая, — опять говорит Киров, — если начать обстрел артиллерийский, то много домов разрушишь, прежде чем в него, в штабной дом, попадешь. А разрушишь дома — жителей поубиваешь, имущество у них пропадет. Недовольство будет, и белые пропаганду разведут — дескать, красные людей простых не жалеют и стреляют по городу. Да, кроме того, и все офицеры при первых выстрелах разбегутся и штаб в другое место перенесут, и ничего мы не выиграем…
Думали, думали командиры, потом приходят к Кирову и говорят:
— Есть в городе один знающий артиллерист, уж такой мастер, что без промаха стреляет, с одного выстрела в цель бьет.
— Ну и хорошо, — говорит Киров, — давайте его сюда…
— Да он не пойдет!
— Как — не пойдет?
— Да он непонятный какой-то человек, замкнутый, одинокий…
— Вот он какой! — сказал Киров. — А пришлите-ка его ко мне. Я с ним с глазу на глаз поговорю.
А все знали, как понимает Киров людей и как, с каждым говоря, он человека насквозь видит, чем человек жив, и какие у него мысли на уме, и какое у него сердце — доброе или злое.
Пошел этот человек к Кирову. Долго они говорили наедине. Потом ушел этот артиллерист какой-то взволнованный, блестя глазами, а Киров назначает срок наступления, чтобы прорвать кольцо белых и разбить их.
— А штаб? — спрашивают его. — Как же с ним быть?
— А вот увидите, — говорит Киров и хитро прищуривается.
Готовятся все к атаке решительной, и вдруг является этот знаменитый артиллерист. Лицо строгое, вид сосредоточенный, осматривает пушки. За ним следят во все глаза, как бы чего он не напортил в задуманной операции, но он не обращает ни на что внимания, кроме как на пушки. Одну пушку отвергает, говорит — прицел испорчен, не в порядке, другую — что у нее тоже что-то не так, третью — и останавливается на одной.
Смотрел он ее, смотрел, примеривался, прикидывал, вычислял, в бинокль смотрел, всех в пот вогнал своей медлительностью, потом еще раз оглядел ее — и выстрелил из этой пушки.
Все схватились за бинокли, смотрят, куда снаряд упадет, а он второй выстрел производит вслед за первым. Дымовые облака разошлись — что за чудо! Дом, в которой помещался штаб, повалился, и пламя в нем гуляет. И никто из него не успел выскочить. А соседние дома только дымом окурил, целым-целехоньки стоят. Оправдал свою репутацию старый пушкарь!
Тут красные бросились по всему фронту в атаку и опрокинули белых, а Киров подошел к артиллеристу и говорит весело:
— Ну, как результат?
Старый артиллерист встал перед ним, отдал честь, говорит:
— Сергей Миронович, раз я сказал, так, значит, тому и быть…
— Ну, так теперь кому ты служишь? спросил Киров.
— Служу трудовому народу, — ответил старый солдат, — и вас за доброе слово от души благодарю!
1940