Великие психологи

МИЛЬТОН ЭРИКСОН: УЧЕНЫЙ, ГИПНОТИЗЕР, ЦЕЛИТЕЛЬ

На протяжении долгих лет человеческой истории изучение гипноза множество раз ломало карьеры ученых, увлекшихся этим сомнительным видом деятельности. Репутация Месмера была в пух и прах разбита выводами Королевской комиссии, собравшейся во Франции в 1785 году специально для изучения всех претензий, предъявляемых Месмеру. Многие почитатели Шарко отшатнулись от него после того, как он обратился к изучению явлений, связанных с гипнозом. Джон Эллиотсон (1843), известный английский хирург, совершенно погубил свою репутацию, попытавшись применять гипнотическое обезболивание. Джеймсу Эсдэйлу (1847), врачу с замечательными рекомендациями, было отказано в дальнейшем продвижении из-за того, что он применял гипноз в хирургии. Такое неодобрительное отношение к этому явлению не только погубило карьеру многим практикам, оно еще и препятствовало изучению гипноза. Зигмунд Фрейд отказался от занятий гипнозом, уступив скептическому отношению медицинской общественности и спасовал перед трудностями, с которыми он столкнулся при в процессе гипноза. Ученик и современник Фрейда, К. Г. Юнг, потерял интерес к гипнозу, поскольку не мог ни контролировать, ни даже понять его влияние. Несмотря на несколько работ в этой области, оставленных нам в наследство Джеймсом, Жане и другими, гипноз не пользовался доверием у ученых и не вписывался ни в одну из основных парадигм медицинской науки и практики. Своеобразная ирония заключается в том, что в 20-е годы самым серьезным исследователем гипноза был человек, которому предстояло стать влиятельным специалистом по теории обучения — Кларк Л. Халл (1933).

Мильтон Эриксон обратился к изучению гипноза, когда, будучи второкурсником университета в Висконсине-Мэдисон, попал на демонстрацию гипноза Халла. Эриксон начал пробовать гипнотизировать друзей, знакомых, буквально всех первых встречных и стал в конце концов настоящим специалистом по этому вопросу. В конце 1923 году Халл предложил семинар по гипнозу для выпускников Висконсина, и Эриксон, теперь студент предпоследнего курса в этом учебном заведении, был приглашен для участия в демонстрации своих собственных находок в области гипноза. Хотя Халл весьма ценил необыкновенный дар своего студента, в их понимании происходящих при этом процессов было слишком много различий. Самым важным, возможно, было то, что Халл стремился стандартизировать методы гипнотического воздействия, а Эриксон к этому не стремился; во всяком случае, их сотрудничество не получило дальнейшего развития. Халл отправился в Йель, где его интересы вскоре устремились в другом направлении. Примерно в то же время началось ослепительное восхождение Эриксона в качестве мастера в области гипноза.

Мильтон Эриксон родился 5 декабря 1901 года, в небольшом поселке золотоискателей, штат Невада. Вскоре после его рождения семья переехала в сельскую местность в штате Висконсин. Раннее детство Эриксона протекало трудно. Он страдал почти полной цветовой слепотой и имел тяжелые нарушения слуха. Он был настолько лишен музыкального слуха, что воспринимал пение как крик. К этим сенсорным проблемам нужно добавить еще дислексию, приводившую к путанице в понятиях и нарушениям речи. В возрасте 17 лет Эриксон заболел полиомиелитом, после которого он остался частично парализованным. Сенсорные нарушения состояли в том, что он не чувствовал своих ног. Ему предрекали, что он останется на всю жизнь прикованным к постели, но после 10 лет постоянных занятий он восстановил способность ходить, хотя хромота осталась. Такой жизненный опыт чрезвычайно обострил его наблюдательность, он очень чутко воспринимал и точно интерпретировал жестикуляцию, мимику и любые другие невербальные знаки. Благодаря такому своему таланту и при наличии формального медицинского образования, Эриксон развил у себя необыкновенную способность точно ставить диагноз и быстро разрабатывать единственный — самый эффективный — план лечения больных. В 1953 году, в возрасте 52 лет, Эриксон перенес повторный приступ полиомиелита, приковавший его к инвалидной коляске; он с трудом шевелил пальцами, речь тоже была затруднена. Кроме того, болезнь поразила легкие, и до конца своих дней он мучился от постоянной боли. Однако все эти невзгоды не отразились на страстном увлечении Эриксона гипнозом. Уже к концу предпоследнего года учебы на отделении психологии в Висконсине у него за плечами были сотни загипнотизированных людей и множество поставленных экспериментов. Слава о его способностях распространялась, и его пригласили продемонстрировать сеанс гипноза психологам и медицинскому персоналу государственной больницы Мендоты.

Защитив диплом в университете Висконсина, Эриксон поступил в медицинский колледж университета в Колорадо, где в 1928 году получил степень доктора медицины. После интернатуры в психиатрической лечебнице в Колорадо он поначалу получил место в государственной больнице Роуд-Айленда, а вскоре после этого в государственной больнице в Ворчестере (Массачусетс). В Ворчестере Эриксон продолжал свои экспериментальные и клинические изыскания и опубликовал целый ряд интересных статей, где речь шла о различных проблемах психиатрии. После четырехлетнего пребывания в Ворчестере в 1934 году он получил место директора по научным исследованиям и преподаванию психиатрии в центральном военном госпитале Вэйнского округа в Элоизе, штат Мичиган. Он совмещал эту должность с работой в медицинском колледже Вэйнского государственного университета и в Мичиганском государственном университете. В июле 1948 года, в возрасте 46 лет, после стольких лет болезни и страданий от тяжелой аллергии, он оставил университетскую карьеру и стал заниматься частной практикой в Фениксе, штат Аризона. Некоторое время он работал директором клиники и помощником управляющего государственной больницы в Аризоне и до конца жизни оставался в Фениксе. Последние 28 лет, до самой своей смерти 25 марта 1980 года, Эриксон сохранял активность, работоспособность, творческие способности, читал лекции и проводил демонстрации, консультировал и лечил. Вначале работа его заключалась преимущественно в экспериментальных исследованиях, в конце же своей деятельности он все больше и больше занимался психотерапией.

Эриксон знал, что гипноз способен вызывать изменения в когнитивных и перцептивных процессах (т. е. познании и восприятии), однако оставалось неизвестным, может ли он явиться причиной галлюцинаторного восприятия цвета. Эриксон продемонстрировал появление галлюцинаторных переживаний цвета у загипнотизированных им участников исследования, и подтвердил аутентичность этого эффекта тем, что зарегистрировал возникновение в восприятии испытуемых образов соответствующих дополнительных цветов после вызванных гипнозом ощущений красного, синего, желтого и зеленого цветов. Дальнейшие исследования Эриксона (1936) в области зрительного восприятия включали серию доказательств возможности гипнотического наведения цветовой слепоты. В этих исследованиях для оценки влияния гипноза он использовал хорошо известный тест Ишихары на цветовую слепоту. В этом тесте испытуемым предъявляется серия карт, на которых цветовыми пятнами (различных цветов) изображены цифры. Для правильного прочтения цифр необходимо нормальное цветовое зрение. Эриксон понимал, что для людей, страдающих цветовой слепотой по физиологическим причинам, цвета действительно не существуют; при попытке пройти тестирование у них не возникало никаких ассоциаций, они не высказывали никакого мнения относительно цветов и чисел. Чтобы доказать, что такое положение справедливо и при гипнотически наведенной цветовой слепоте, он разработал процедуру, при которой испытуемым внушалась амнезия к некоторым цветам, к их сочетаниям и значениям. Эта процедура позволила получить забавные данные при тестировании у человека с внушенной слепотой к красному цвету. Поскольку в стандартном тесте Ишихары красным цветом была изображена цифра 3, то когда испытуемого просили сосчитать число пальцев на обеих руках, он не мог этого сделать иначе, чем считая по два. Число 3 оказалось для него просто недоступно для использования при счете. Он объяснял: «Число три для меня красное. Я не могу видеть 3, даже не могу о нем думать, не думая, или не ощущая, или не видя красного».

Эриксон (работы 1928, 1938 годов) выполнил также пионерские экспериментальные и клинические исследования других категорий восприятия и продемонстрировал возможность наведения в гипнозе частичной, избирательной и полной глухоты. В одной серии экспериментов гипнотически внушенная глухота изучалась с помощью классического метода условных рефлексов. В качестве непроизвольной реакции в этих исследованиях регистрировалось сокращение мышцы-сгибателя предплечья при электрическом ударе (безусловном раздражителе). Условным сигналом, предшествующим электрическому удару, был громкий звонок. Условной реакцией было сокращение мышцы-сгибателя, происходящее до удара током в ответ на звонок. С помощью этой процедуры Эриксон показал, что, когда испытуемые были в состоянии гипнотически внушенной глухоты, условная реакция тормозилась — звонок не вызывал сокращения мышцы. При восстановлении нормального слуха условная реакция растормаживалась, и вновь появлялся ответ на условный раздражитель.

Работая над изменением физиологических процессов гипнотическими средствами, Эриксон активировал физиологические реакции, внушая соответствующие раздражители, и он полагал, что такие гипнотически наведенные галлюцинации имеют статус реальности. Например, он мог повышать реакцию слюноотделения, внушая под гипнозом галлюцинаторный образ конфет-тянучек. Он вызывал увеличение и снижение температуры руки испытуемого, создавая галлюцинаторное переживание погружения ее в горячую или в холодную воду. Учитывая, что сам Эриксон большую часть своей жизни мучился от чрезвычайно сильных болей, неудивительно, что он очень серьезно занялся анализом и гипнотерапией боли. Он рассматривал боль как совместное воздействие воспоминаний о когда-то пережитой боли в настоящий момент испытываемого, ощущения боли и ожидания боли, могущей случиться в будущем. Он разработал множество приемов регуляции боли, включая гипнотическое внушение полного отсутствия боли, а также (с помощью искажения представления о времени и амнезии) сокращения временной протяженности воспринимаемых актуально болезненных ощущений и увеличения длительности светлого промежутка между приступами.

Проиллюстрируем последний случай на следующем примере. Для облегчения страданий одного пациента с хроническими, периодически повторяющимися приступами ничем не снимаемой боли, который все время между приступами с ужасом представлял себе следующий эпизод, используя гипноз, Эриксон заставил пациента забыть обо всех предшествующих приступах, так что каждый новый болевой эпизод воспринимался как неожиданность. Кроме того, он использовал искажение времени, чтобы уменьшить субъективно воспринимаемую продолжительность болевого воздействия примерно до 10 секунд. Это лечение вывело пациента из состояния хронического ужаса, и дальнейшая его эмоциональная жизнь протекала в состоянии относительного покоя.

В другом случае речь шла о молодом человеке, приступам мигрени которого неизменно предшествовали тошнота и тяжелая рвота. Начавшись, приступ мигрени ничем не купировался, лишая пациента трудоспособности на несколько дней. В такой ситуации Эриксон не стал непосредственно воздействовать на боль, а принял меры по устранению явления, предшествовавшего развитию боли. Он загипнотизировал пациента, внушив ему невозможность рвоты. Пробудившись от транса, больной попытался вызвать рвоту, однако ему это не удалось: «У меня всегда появляется рвота перед приступом мигрени, и сегодня утром у меня, я точно знаю, были все признаки, что это вот-вот начнется. Но если я не могу вырвать, может быть, и мигрени не будет».

Позднее Эриксон применил свои приемы гипнотического расширения и сжатия времени для обучения, запоминания, приобретения навыков и других сложных видов деятельности. Загипнотизированные получали указание выполнить определенное задание — например, задание сосчитать количество леденцов в мешочке в течение 10 минут. Нормальная скорость счета составляла примерно 59 леденцов в минуту. Однако один человек под гипнозом смог сосчитать 401 леденец в течение 10 секунд. Он сообщил, что за эти 10 секунд он сосчитал 401 конфету, сложил в столбики одинаково окрашенные леденцы, отметил, что некоторые упали на пол, что они были в основном желтого цвета, сосчитал их один за другим без спешки, ему казалось, что счет занял примерно восемь минут.

Эриксон интересовался также тем, можно ли использовать искажение восприятия времени, чтобы облегчить приобретение каких-либо навыков (например, игры на каком-то музыкальном инструменте). В одном случае (Купер и Эриксон, 1950) участница эксперимента, которой в течение ровно 10 секунд, в состоянии транса представлялось, что она играла на скрипке, сообщила, что: (а) играла несколькими различными способами; (б) отметила и проработала места, которые нуждались в отдельной проработке; (в) проиграла все сочинение в целом и (г) запомнила эту пьесу, а техника ее исполнения резко возросла.

Эриксон показал, что поведение в трансе подстраивается под наш повседневный опыт, особенно в том, что касается запоминания и забывания. Нго работа по амнезии (Эриксон и Росси, 1974) предвосхищала идею зависимости памяти от состояния организма. В одном своем исследовании он загипнотизировал пациента и внушил ему, что тот способен помнить все, что происходило в кабинете, — но только находясь в этом кабинете. Покинув кабинет, больной забывал о событиях, происшедших там, возвращаясь в кабинет, он вновь восстанавливал их в памяти. Эриксон сообщал, что вызванная в состоянии транса амнезия на некоторые события может действенно сохраняться годы и обычно недоступна для выявления средствами психоанализа и глубокой психотерапии.

В 1933 году на семинаре выдающегося антрополога Эдварда Сепира Эриксон (1939) использовал гипноз для демонстрации серии особенно показательных примеров психопатологии обыденной жизни. В его демонстрациях участников вводили в состояние транса, они подвергались внушениям, эффект которых должен был наблюдаться в постгипнотическом периоде. Например, мужчине, курящему сигареты «Кэмел», под гипнозом было внушено, что после пробуждения у него возникнет сильное желание курить, но сигарет у него не будет, а из вежливости он не сможет попросить сигаретку у кого-то из присутствующих. По пробуждении навязчивое желание испытуемого покурить было совершенно очевидно, хотя проявлялось в замаскированном виде. Он рассказывал истории о том, как «дромадер получил один горб, а верблюд — два», о шутовских танцах в цирке, где «можно видеть слонов, гиппопотамов и верблюдов» и о том, как вид воды в бухте Нью-Хейвена всегда вызывает у него жажду, «как и курение». С любой темы разговора он сворачивал на тему курения.

В другой своей демонстрации Эриксон внушил загипнотизированному мужчине ложное убеждение о том, что «все немецкие мужчины женятся на женщинах, которые на два дюйма выше их». По пробуждении от гипнотического транса этот человек привел тот удивительный культурный факт, что немцы берут в жены женщин выше себя ростом. Когда ему возразили, он очень удивился, что кто-то в этом сомневается. Примеры противоположного плана только привели его в выводу, что «нет правил без исключения». Попытки изменить это убеждение с помощью примеров и аргументов имели очень незначительный эффект. Вне состояния транса он постоянно придерживался ложного, внушенного ему в состоянии транса, убеждения, защищая его с помощью рациональных доводов, отрицания и пренебрежения очевидным. Испытуемого снова ввели в транс, и ложное убеждение было устранено. По пробуждении оно полностью исчезло.

В одной из демонстраций Эриксон загипнотизировал испытуемого и ввел его в конфликтное состояние, внушив, что он украл что-то ценное у профессора Д., который тоже присутствовал на сеансе. По пробуждении участник выказал навязчивый интерес защитного характера в отношении. В разговоре с д-ром Д. он говорил о том, «как все крадут, как сам он что-то когда-то крал». Испытуемый пытался невзначай выяснить, насколько добродушен и незлопамятен профессор Д., способен ли он прощать людям зло, особенно кражу, однако утверждение, что д-р Д. как раз вот такой незлопамятный человек, не возымело действия. После повторного введения в состояние транса и снятия конфликта испытуемый полностью избавился от защитного поведения.

Эриксон полагал, что гипноз и последующее измененное состояние сознания являются различными процессами. Центральным принципом обычного понимания гипноза является то, что все происходящее с испытуемым обусловлено внушением гипнотизера, что оператору (гипнотизеру) принадлежит центральная роль. Эриксон показал, что человек может войти в состояние транса без использования стандартной процедуры внушения — более того, без какого-либо участия оператора. Метод заключался в том, что испытуемому предлагалось представить себе, возможно более полно на этом сосредоточившись, последовательность мельчайших мышечных движений, необходимых при выполнении какой-либо простой задачи. Он обнаружил, что при подробном внимательном представлении в воображении кинестетического опыта многие испытуемые автоматически входят в гипнотически измененное когнитивное состояние. Огромное значение этих исследований заключалось в выявлении того, что, несмотря на всю важность роли гипнотизера, состояние транса вызывают внутренние процессы, происходящие в самом человеке.

Эриксон утверждал, что сам человек — ключ к успеху в наведении состояния транса. В теории, которую он называл теорией использования наведения транса, он выступал в защиту неформальных методов наведения, которые предполагали нечто большее, чем установление рапорта и использование силы и личности субъекта для наведения транса. В этих методах оператор в мельчайших деталях следует за поведением испытуемого и предвосхищает направление его мыслей и поведение, чтобы постепенно ввести испытуемого в состояние транса.

В одном примере пациент был столь тревожен, что ходил взад и вперед по кабинету Эриксона не в силах остановиться. Вместо того, чтобы проявить какое-либо не удовольствие таким поведением (например, пожаловаться на сопротивление пациента наведению гипноза), Эриксон начал с вопроса: «Хотите ли вы работать со мной, продолжая ходить по кабинету, так же, как вы это сейчас делаете?». Согласие пациента на это незначительное требование позволило Эриксону изменить ходьбу, ее направление, темп, перемежая ее сидением и расслаблением. Эта техника обеспечила непрерывное вхождение в измененное состояние и помогла использовать сопротивление пациента для введения его в транс.

Гипноз, в трактовке Эриксона, требует угнетения активности сознания, поскольку критическая способность сознания препятствует вхождению в гипнотическое состояние. Для этого Эриксон разработал технику смятения. Мышление останавливается и прерывается, когда сталкивается с непоследовательностью и неуместностью. Учитывая, что основными мотивами сознания являются понимание и осознание, фрустрация этих целей сбивает человека с толку, приводит в замешательство он утрачивает способность критически мыслить. В этот период субъект готов воспринять и выполнить простые указания, необходимые для наступления транса. Например, Эриксон мог сказать:

«Я так рад, что вы согласились стать испытуемым. Вероятно, вы сегодня наслаждались едой. Многим людям это нравится, хотя иногда они пропускают обед. Вероятно, сегодня утром вы съели завтрак. Может быть, завтра вы захотите что-то, что у вас есть сегодня. Вы уже ели это прежде, может быть, в пятницу, как и сегодня. Может быть вы захотите съесть это на будущей неделе, но прошлая неделя, эта неделя или будущая неделя — не имеет значения. Поскольку четверг всегда приходит прежде пятницы».

Такой непрямой и тонкий метод был разработан в работе с пациентами, нуждающимися в терапии, но из-за боязни, непонимания или враждебности выказывающими неконтролируемое сопротивление лечению. Этот метод приложим даже к пациентам с сенсорными расстройствами и нарушениями речи. Например, имея дело с глухими или с не знающими английского языка пациентами, Эриксон преобразовывал свой метод в пантомимический, используя невербальное поведение, включая пожатие руки, контакт глаз и безупречную синхронизацию.

В начале 1940-х годов Мильтон Эриксон и его жена, Элизабет М. Эриксон, обратили внимание на природу и характер внушенных в трансе постгипнотических действий, которые выполняются субъектом после пробуждения от транса в результате внушения, выполненного во время транса, причем для действия характерно отсутствие сколько-нибудь проявляемого субъектом осознания причинной мотивации его действия.

Изучая это явление, Эриксоны провели ряд очень эффектных демонстраций, показавших, что в момент выполнения постгипнотического внушения человек спонтанно возвращается в состояние транса и остается в нем до завершения действия. Вот отчет одного из участников после выполнения постгипнотического акта:

«Мы о чем-то беседовали, я забыл сейчас, о чем, как вдруг я увидел эту книгу и просто должен был подойти и взять и посмотреть на нее — не знаю, почему — просто почувствовал, что должен — я думаю, внезапный импульс. Затем я вернулся на место. Просто так получилось. Но вы, вероятно, видели меня, поскольку я должен был обойти вас, чтобы взять ее — не представляю другого пути, которым бы я мог к ней подойти. Потом, когда я снова положил ее, я должен был положить остальные книги на нее сверху. По крайней мере, я не думаю, чтобы кто-то другой это сделал, потому что я не помню, чтобы кто-то еще был в том конце комнаты — впрочем, не думаю, что я очень-то обращал внимание на что-либо, потому что, хотя я знаю, что внимательно рассмотрел эту книгу и открыл ее, но даже не мог бы указать ее автора или названия — на вид, вероятно, какая-то фантастика. В любом случае, это было забавно — вероятно, сиюминутный импульс, и он ничего не значит. О чем это мы говорили?».

Этот пример иллюстрирует, что при вступлении в силу постгипнотического внушения испытуемые: (а) имеют неосознаваемую мотивацию выполнить определенное действие, (б) входят в состояние транса во время выполнения акта и (в) после выполнения акта возвращаются к нормальной деятельности. Таким образом, постгипнотические внушения имеют характер потребности, которая вызывает состояние напряжения, пока внушенное действие не будет выполнено. В соответствии с таким анализом, испытуемые не знают, почему они выполняют постгипнотическое внушение, они просто имеют потребность выполнить его. После необходимого выполнения напряжение уходит, человек возвращается к нормальной деятельности.

По данным анализа Эриксона, поскольку испытуемые возвращаются в состояние транса в процессе выполнения постгипнотического внушения, в это время возможно восстановление гипнотического рапорта с ними, что устраняет тем самым необходимость в процедуре наведения транса, которая может оказаться непростой. Нижеследующее обсуждение ярко иллюстрирует, что при выполнении постгипнотических внушений, состояние транса у субъекта возобновляется и рапорт с гипнотизером удерживается.

Вскоре после пробуждения испытуемому сказали, что когда разговор коснется определенной темы, он должен будет немедленно встать со стула, пересечь комнату, взять маленькую статуэтку левой рукой и поставить ее на определенную книжную полку. Когда испытуемый, стоящий перед гипнотизером, пустился пересекать комнату, его левая рука была несколько приподнята над головой, оставаясь в каталептическом состоянии. Испытуемый, не колеблясь, продолжал свой путь. Подойдя к статуэтке, он обнаружил, что не может опустить левую руку и повернулся к гипнотизеру, как бы в ожидании дальнейших инструкций. Таким образом, на его примере было показано разнообразие явлений обычного наведенного транса. По завершении этой демонстрации ему было просто сказано: «Все в порядке, можете идти дальше». В ответ на такое неопределенное внушение испытуемый вернулся к прерванному выполнению постгипнотического внушения, завершил его и занял свое место, спонтанно пробудившись с полной амнезией обо всех событиях, происшедших от момента подачи сигнала и до его пробуждения, не замечая даже, что изменилась его поза на стуле.

Описанный анализ имеет далеко идущие последствия: постгипнотические действия восстанавливают состояние транса, а также взаимосвязь между гипнотизером и испытуемым. Эта связь не исчерпывается с завершением гипнотического сеанса, а может сохраняться в течение длительного времени.

В 1940-х и 1950-х годах другие специалисты изучали специальные методы гипноза, такие как возрастная регрессия, увеличение возраста, постгиннотические внушения, положительные и отрицательные галлюцинации, гипнотические грезы и так далее. Однако в своей книге «Гипнотерапия» Бренман и Джилл (1947) пишут: «Наиболее широкое терапевтическое применение (методов гипноза] было сделано Эриксоном. Сочетая уникальную изобретательность с глубинным интуитивным пониманием психологического состояния пациента, он использует эти методы как основные рычаги в своей терапии».

Эриксон был радикальным образом неортодоксален в своих подходах к терапии. Опубликованные им статьи охватывают впечатляющий диапазон тем, включая исследования по обсессивным фобиям, депрессиям, посттравматическим неврозам, случаям множественной личности, гипнозу в зубоврачебной практике, при заикании, эпилепсии, злоупотреблении наркотиками, мигренях и множества других расстройств, объемлющих круг проблем, разрешаемых уникальным эриксоновским способом. Как доказано множеством исследованных примеров, Эриксон изобретает тактику лечения для каждого конкретного случая. Его методы и обоснование этих методов часто бывали непредсказуемы. Сердцевиной его стратегии было осуществление изменения, которое преобразует смысл ситуации.

Однажды к Эриксону пришла женщина, которая чрезвычайно боялась, чтобы ее несчастливое детство не повлияло на ее отношения с собственными детьми. Она объяснила, что была в семье нежеланным ребенком, что у ее матери никогда не было времени для нее, и все ее ранние воспоминания окрашены глубокой грустью и чувством отторжения. Эриксон решил обойтись без обыкновенных в таком случае организации и реорганизации процессов запоминания, а также без эмоциональных и познавательных процессов пациентки в состоянии транса. Вместо этого он ввел пациентку в транс и вызвал регресс в ранний возраст. Когда она находилась в трансе, он вошел в ее жизненное пространство в роли доброго дядюшки, друга ее отца, но прозвищу «февральский человек», — который стал для нее значимой фигурой, к которой пациентка испытывала доверие.

Погружая пациентку в состоянии транса с последующей амнезией, Эриксон продолжал вызывать регресс у больной до разных возрастных периодов, привнося элементы иного доброго жизненного опыта, объединяя его с исходными ментальными структурами. Он полностью изменил ее представления о прошлом и то значение, которое она придавало ему. Лечение оказалось эффективным. Пациентка избавилась от своих страхов стать нло-хой матерью, имела детей и, по ее собственной оценке, стала им хорошей матерью. Такое резкое изменение поведения и отношения является примером одного из наиболее ярких применений возрастной регрессии в истории современного гипноза.

Терапевтические методы Эриксона не всегда сводились к гипнозу. Он нашел, что часто эффективным оказывается простое изменение контекста проблемы. Например, в одном интересном случае к Эриксону привели 16-летнюю школьницу, явной проблемой которой было постоянное непроизвольное сосание большого пальца. Обсудив ситуацию с ее родителями, он сказал им, что ни при каких обстоятельствах они не должны ни словом обмолвиться о сосании большого пальца в разговоре с девочкой в течение следующего месяца и вмешиваться в процесс лечения. Затем он встретился с пациенткой:

«Она вынула большой палец изо рта ровно настолько, чтобы иметь возможность проговорить, что она не любит «докторишек».

Я ответил: «А мне не нравится, что ваши родители приказали мне лечить ваше сосание пальца. Приказывать мне, вот еще! Это ваш палец и ваш рот, и какого черта вы не можете сосать, если вам хочется? Приказывать мне лечить вас! Единственное, что меня интересует, это почему, если вы хотите позлить родителей и сосать палец, вы не станете по-настоящему агрессивной, вместо того чтобы распыляться на мелочи, как ребенок, который не знает, как можно сосать большой палец действительно назло».

Затем Эриксон посоветовал ей, чтобы она садилась рядом с отцом, когда тот читает газету вечером:

«Сосите свой большой палец как следует и громко, досаждайте этому черту в течение самых долгих двадцати минут, которые ему когда-либо доводилось пережить. Затем идите в комнату, где ваша мать шьет каждый вечер, перед тем, как она отправится мыть посуду. Сядьте рядом с ней и как следует и громко пососите большой палец и позлите старушку в течение самых долгих двадцати минут, которые когда-либо у нее были. Делайте это каждый вечер и делайте это добросовестно. И по дороге в школу представьте себе во всех подробностях самого ненавистного вам сопляка, и каждый раз, как вы его встретите, засовывайте палец прямо в рот и понаблюдайте, как он отвернется. И будьте готовы снова сунуть палец в рот, если он посмотрит на вас снова. И думайте обо всех своих учителях и выберите одного, которого вы действительно не любите, и представляйте, что учитель — это большой палец, каждый раз, как он или она посмотрит на вас. Я очень надеюсь, что Вы сумеете быть по-настоящему агрессивной».

В заключении сеанса Эриксон встретился с родителями девушки и вновь предупредил их, что если они сдержат свое обещание спокойно переносить все, то дочь прекратит сосать большой палец. Дома она не сосала большой палец, как обычно, и родители позвонили Эриксону по телефону, чтобы поделиться этой радостной вестью. Однако вечером девушка вела себя в полном соответствии с планом Эриксона, и родители также сдержали данное Эриксону обещание и ничего не ей сказали. В течение нескольких вечеров девушка следовала своей тактике; однако она стала сокращать длительность сосания пальца, начинала позже и заканчивала раньше, и даже пропустила один вечер. Через некоторые время она просто забыла о своей привычке! Понадобилось менее 4 недель, чтобы девушка прекратила сосать большой палец дома, а также и в других местах. Для этого оказалось достаточным одного лечебного сеанса, в ходе которого невротическая проблема и навязчивость превратились в требование и обязательство.

Важнейшим вкладом Эриксона в психотерапию были его идеи о том, что он определил как «стратегическая терапия». При этой форме лечения врач в высшей степени активен и авторитарен, он атакует проблему в лоб. В этом методе задействовано множество противоинтуитивных приемов. В ходе лечения Эриксон часто создавал парадоксальные ситуации, в которых пациент был вынужден выбирать «хорошее самочувствие», поскольку альтернативой было «плохое самочувствие».

Рассмотрим такой показательный случай: Джордж в течение 5 лет находился на лечении в психиатрической больнице. Ему было около 25 лет, личность его была неизвестна. В течение этих пяти лет единственными словами, который он произносил, были: «Меня зовут Джордж», «Доброе утро» и «Спокойной ночи». Помимо этого он проговаривал только набор слов, никому совершенно непонятный.

Первые три года он сидел на скамейке напротив двери больничной палаты, нетерпеливо подпрыгивал и, если кто-нибудь входил в палату сразу же извергал на него свою неразбериху. В противном случае он просто спокойно сидел и бубнил бессмысленный набор слов самому себе.

Несчетные терпеливые усилия психиатров, психологов, сиделок, работников социальной службы, другого персонала, даже других пациентов добиться от него какого-то вразумительного высказывания были напрасны. Речь Джорджа состояла исключительно из бессмысленного набора слов. Эриксон стал работать в госпитале на шестом году пребывания Джорджа в больнице. Он разработал план лечения Джорджа. Эриксон велел секретарю стенографировать произносимые Джорджем тексты. После длительного изучения стенограмм Эриксон составил свой собственный набор слов, позаимствовав у Джорджа его интонации. Затем Эриксон стал приходить в палату и садился рядом с Джорджем на скамью, постепенно увеличивая время своего пребывания там, пока оно не достигло часа, при этом он не произносил ни слова. В следующий свой визит Эриксон представился вслух, обращаясь в пустое пространство. На следующий день он обратился к Джорджу. Джордж ответил тревожным словоизвержением, не имеющим смысла, на что в ответ Эриксон спокойно проговорил свой текст, также лишенный содержательности. Джордж выглядел озадаченным, снова начал было высказываться, а Эриксон и на это ответил тирадой, состоящей из изготовленного заранее набора слов. Это продолжалось примерно шесть раз, а затем Эриксон ушел заниматься другими делами.

На следующее утро пациент и врач обменялись адекватным приветствием, назвав друг друга по имени. Затем Джордж произнес длинный монолог, пользуясь своим набором слов, в ответ на что автор (Эриксон) вежливо отвечал таким же образом. Затем последовал обмен короткими и длинными восклицаниями из бессвязных слов, пока Джордж не замолчал; тогда автор отправился выполнять другие свои обязанности. На другой день Джордж в течение четырех часов без остановки издавал бессмысленные восклицания. Эриксон сидел рядом с ним, отвечая в его манере, пропустив время ланча. Джордж продолжал говорить еще в течение 2 часов, на что Эриксон отреагировал двухчасовым монологом. Все это время Джордж смотрел на часы.

На другое утро Джордж правильно ответил на обычное приветствие, однако добавил к этому два бессмысленных предложения. Автор ответил равной по количеству текста бессмыслицей. Джордж возразил: «Говорите со смыслом, доктор».

— Разумеется, я был бы рад. Как ваша фамилия?

— О’Доновэн. Вот наконец-то нашелся кто-то, кто умеет задавать вопросы. За пять лет в этой чертовой дыре… (к чему были добавлены одно-два бессмысленных предложения).

Автор ответил: «Я рад, что узнал вашу фамилию, Джордж. Пять лет — слишком это много». (И добавил парочку бессмысленных замечаний.) Как можно было ожидать, Джордж в конце концов рассказал свою историю, и, как всегда, в беседах с ним, можно было услышать несколько абсурдных конструкций из его любимого набора. Последующее наблюдение за ним и лечение протекали великолепно. Хотя он так полностью и не освободился от привычки к бессмысленным текстам, но они трансформировались в нечто вроде бормотания. Через год он смог оставить больницу и найти работу. Он поддерживал контакт с врачами и сообщал, что у него все в порядке.

Он еще мог, как часто это случалось во время последующих визитов, отпускать нелепые замечания и добавлял: «Нет ли в этом сходства с бессмыслицей нашей жизни, доктор?», на что он явно надеялся получить в ответ сочувственное выражение согласия с добавлением короткого бессмысленного восклицания. Через три года после его выписки из больницы, в течение которых он был достаточно адаптирован, контакт с ним был утрачен, если не считать поздравительных открыток из другого города. Эриксону удалось ограничить болезненную привычку Джорджа, в подражание ему генерируя свой собственный набор слов. Это поставило Джорджа перед выбором: либо, в ответ на свои бредовые высказывания, подолгу слушать бессмысленные тексты, придуманные Эриксоном, либо прекратить бредить самому.

Эриксон также всячески приветствовал и принимал использование сопротивления (упрямства), создавая парадоксальные ситуации, когда выбор сопротивления в качестве основной точки приложения сил становился этапом терапевтической тактики. Так, если его пациент говорил: «Я не могу…», Эриксон мог согласиться и даже потребовать, чтобы пациент ни в коем случае не делал того, о чем идет речь, формируя тем самым ситуацию сотрудничества. В одном из таких случаев (Хэйли, 1973) Эриксону привели мальчика, ученика седьмого класса, который не умел читать. В разговоре с мальчиком Эриксон выяснил, что тот мечтал отправиться летом на рыбалку с отцом, а вовсе не работать с репетиторами. В своей типичной манере Эриксон поощрял стремление мальчика забыть об обучении чтению. Вместо этого он сконцентрировал его внимание на отцовской рыбалке. Эриксон вытащил карту, оба стали рассматривать ее и искать места, где рыбачил отец мальчика. Они вместе попытались определить названия городов на карте. Важно отметить, что они не читали названия, а только находили их местоположение:

«Я специально путал местоположение некоторых городов, а он должен был поправлять меня. Я пытался найти на карте город Колорадо-Спрингс и показал его в Калифорнии, а он исправил меня. Но он не читал, он только исправлял меня. Он быстро научился определять местонахождение всех городов, которые нас интересовали. Он не осознавал, что читает их названия. Мы очень приятно провели время, глядя на карту и разыскивая хорошие места для рыбалки. Ему нравилось приходить и разговаривать о рыбаках и о разных видах рыб из энциклопедии. Ближе к концу августа я сказал: «Давай сыграем шутку над твоими учителями и родителями. Тебе сказали, что в начале школьного года тебе надо будет пройти тест на чтение. Твои родители волнуются, как ты с этим справишься, твой учитель тоже. Ты берешь текст первой ступени и старательно запинаешься, читая его. Читай весь текст из рук вон плохо. Когда будешь читать текст второй ступени, работай немного лучше, еще немного лучше читай текст третьей ступени. На восьмой ступени читай отлично».

Он счел, что это замечательная шутка, и все проделал именно так. Потом он с наслаждением рассказывал мне все подробности, — как побледнели лица его родителей и преподавателя. Если бы он прочел текст первой ступени правильно, он признал бы себя неправым. Но когда он якобы плохо справился с ним, а затем к седьмой и восьмой ступени стал читать отлично, это сделало его победителем. Ему удалось озадачить учителя, поставить в тупик родителей и выйти победителем».

В этом случае Эриксон поддерживал «сопротивление» мальчика и использовал его для достижения рапорта и формирования сотрудничества с ним. Разрешив мальчику не учиться читать, он дал ему возможность, в конечном итоге, самому сделать правильный выбор и овладеть навыком чтения.

Как мастер гипноза и психотерапевт, Эриксон утвердил высокий стандарт совершенства в этой области, известной своей таинственностью, неопределенностью, противоречиями и тенденцией к шарлатанству и мистицизму. Он написал замечательные статьи во многих областях теории измененного состояния сознания, вызываемого трансом. Хотя его работы затрагивают разные стороны гипнотизма, Эриксон не сформулировал общих положений, объясняющих это явление. Не существует «теории гипноза Мильтона Эриксона». Он не столько совершил какие-то революционные открытия в области гипноза, сколько увеличил доверие к нему как к предмету, достойному научного изучения.

Вкладом Эриксона в изучение гипноза является и основание Американского общества клинического гипноза; Эриксон был и первым издателем американского «Журнала клинического гипноза» — его издательская деятельность продолжалась с 1958 по 1968 год. Эта профессиональная деятельность, а также преподавание получили признание и принесли ему многочисленные награды и почести. Он был пожизненным членом Американской психиатрической ассоциации и Американской ассоциации развития науки, он получил звание дипломанта, присвоенное ему американским Департаментом психиатрии. В 1976 году он стал обладателем единственной награды, присуждаемой Международным Обществом Гипноза — Золотой медали Бенджамина Франклина. Надпись на медали верно отражает значительность его вклада в изучение гипноза. Она гласит:

«Мильтону Эриксону, доктору медицины, новатору, выдающемуся клиницисту и изобретательному исследователю, чьи идеи не только помогли выработать современный взгляд на гипноз, но глубоко повлияли на практическую деятельность психотерапевтов всего мира».

Июльский 1977 года выпуск «Американского журнала клинического гипноза» в честь 75-летней годовщины М. Эриксона был посвящен исключительно его работам. Следующим высказыванием Льюиса Р. Вольберга, доктора медицины (клинический профессор психиатрии, школа медицины при Нью-Йоркском университете), мы завершим нашу статью: «Доктор Эриксон является, может быть, самым творческим современным исследователем в области гипноза, наделенным самым богатым воображением; его вдохновляющие работы в области гипноза занимают достойное место в ряду исследований признанных классиков в этой области знания».