Великие психологи

КЛАРЕНС ГРЕЙМ: ВОСПОМИНАНИЕ

Кларенс Генри Грейм родился в Вустере, штат Массачусетс, 6 января 1906 года. Он был первенцем в протестантской семье ирландских эмигрантов. Он был старшим из четырех детей. У Кларенса было два брата, Артур и Джордж, и сестра Маргарет. Кларенс был очень привязан к своей сестре, и ее ранняя смерть (в детском возрасте) стала для него большой утратой.

Мать Грейма уговорила переехать в Соединенные Штаты ее тетка, которая жила в Вустере. Эта женщина, тетя Мэгги, оказала значительное влияние на развитие Грейма. Она жила в одном доме с Кларенсом и его семьей и в течение нескольких лет Кларенс фактически воспитывался ею. В своей автобиографии (1972) Кларенс сравнивал методику воспитания, используемую тетушкой Мэгги, с той, которую применяли его родители. Судя по всему, родители были гораздо более терпимы. Тетя Мэгги была сторонницей строгой дисциплины и с большим уважением относилась к образованию. Она сыграла важную роль в решении Кларенса поступить в Университет Кларка после окончания средней школы в 1923 году.

Грейм пользовался популярностью у сверстников, хорошо учился и был хорошим спортсменом. Он играл в бейсбол и футбол, прекрасно плавал.

Поработав летом в «Америкэн Стил энд Уайер Компани» за внушительную зарплату в 19 долларов 20 центов в неделю, Грейм в сентябре 1923 года поступил в университет Кларка. В группе он пользовался успехом. На первом курсе его избрали старостой, он стал капитаном бейсбольной команды и менеджером футбольной команды.

Вначале он хотел выбрать своей специальностью химию, но вскоре заинтересовался литературой, а затем психологией, главным образом, вероятно, под влиянием Фрэнка Джелдарда. Джелдард закончил колледж на два года раньше Грейма и, став аспирантом, занимался научной работой в области психологии в университете Кларка, когда Грейм был еще старшекурсником. Джелдард предложил Грейму заняться экспериментальными исследованиями зрения.

В 1927 году Грейм поступил в аспирантуру по курсу психологии в университете Кларка. Среди других аспирантов там работали в то время Гарри Эварт, Уэйн Деннис, Роберт Липер, Норман Манн, Луис Геллерман, Мэйсон Крук и Доротея Йоханссен (впоследствии Крук). На факультете во времена Грейма были такие преподаватели, как Джон Пол Нейф, Уолтер С. Хантер, Реймонд Уиллоуби, Вернон Джоунс и Карл Мерчинсон. Основным преподавателем у Грейма был Нейф, однако большее влияние на него оказал Уолтер Хантер. Боринги (1948) причисляли Грейма к восемнадцати ведущим психологам, которые многое почерпнули у Нейфа и Хантера во время работы над докторскими диссертациями. Будучи учеником Нейфа, научным руководителем которого был Титченер, который, в свою очередь, имел наставником Вундта, Грейм обладал внушительной академической наследственностью!

В докторской диссертации Грейма рассматривался вопрос о том, происходит ли суммация бинокулярного зрения при обнаружении пороговых уровней света. Пространственная и временная суммация энергии для достижения порогового уровня была продемонстрирована на сетчатке одного глаза А будет ли наблюдаться тот же эффект при комбинации подпороговых сигналов? Если это так, то является ли такой эффект продуктом невральной суммации или же просто последствием повышенной вероятности обнаружения сигнала обоими глазами, а не одним? К великому разочарованию Грейма, результаты эксперимента были отрицательными. Позднее, в университете Брауна, Грейм, вспомнив свой собственный опыт, утешал Элиота Стеллара, когда отрицательные результаты появились в его работе над докторской диссертацией. В 1962 году Леонард Матэн, студент Грейма в Колумбийском университете, все-таки обнаружил суммацию бинокулярного зрения при детектировании света в количестве, которое можно было объяснить только на основе невральной суммации.

Закончив докторскую диссертацию в 1930 году, Грейм, как и другие новоиспеченные доктора наук по всей стране, столкнулся с проблемой трудоустройства. В результате Великой депрессии значительно сократились средства, которые могли использовать университеты и колледжи для найма новых сотрудников. Грейму не удалось стать членом Национального научно-исследовательского совета, и будущее для него выглядело безрадостным. К счастью, один из сокурсников Грейма, Роберт Липер, разослал ряд запросов о наличии вакансий, один из которых был адресован в университет 'Гемпла в Филадельфии. Липер получил предложение из Темпла, но к этому времени он уже согласился работать в Арканзасе. Он рекомендовал Грейма, и Кларенс получил работу — должность преподавателя сроком на один год. Его обязанности состояли, главным образом, в преподавании ряда разделов вводной психологии и курса психологии обучения.

Несмотря на то, что занятия проводились с 9 утра до полудня пять дней в неделю, Грейм находил время для другой деятельности. Один биолог в университете Темпла, который заканчивал свою докторскую диссертацию в Пенсильванском университете, пригласил Грейма посетить это учебное заведение. Там X. С. Базетт с факультета физиологии познакомил Грейма с Рагнаром Гранитом, работавшим в Фонде Джонсона для исследований в области медицинской физики, которым руководил в то время Детлев Бронк. Грейм стал работать с Гранитом в Фонде Джонсона по вечерам. Год оказался продуктивным: Грейм и Гранит завершили важное исследование по различению мигающего светового стимула и изучению влияния прилегающих областей стимуляции на порог фузии. Было установлено, что этот порог повышается при наличии второй области стимуляции. Сообщение об этой работе было опубликовано в «Американском журнале физиологии».

Находясь в Филадельфии, Грейм подал еще одно заявление с просьбой принять его в члены Национального научно-исследовательского совета (ННС) и благодаря рекомендациям Гранита, Бронка и Базетта добился успеха. Членство в этой организации обеспечило ему полную поддержку Фонда Джонсона с июля 1931 по июнь 1932 года.

Тем временем Джон Пол Нейф, наставник Грейма в университете Кларка, стал деканом факультета психологии в университете имени Вашингтона в Сент-Луисе. Освободившаяся ставка Нейфа в университете Кларка была предложена Грейму, но поскольку он уже стал членом ННС, Грейм почувствовал себя обязанным остаться в Пенсильванском университете. Помимо участия в совете, у Грейма была другая причина для того, чтобы продолжать там работать. Этой причиной был Кеффер Хартлайн. Хартлайн, получивший степень магистра в институте Джонса Хопкинса (известного американского финансиста и филантропа XIX века), приехал в Фонд Джонсона в конце весны после трех лет занятий физикой в институте Джонса Хопкинса и в Мюнхене. Трудно было бы найти для совместной работы более подходящих людей, чем Гранит и Хартлайн — будущих лауреатов Нобелевской премии.

Летом 1931 года Грейм работал с Хартлайном над проблемой одноволоконной активности зрительного нерва камчатского краба (Limulus) в Вудс Хоул, штат Массачусетс. Остальную часть учебного 1931–1932 года Грейм посвятил изучению экспериментальной методики и оборудования, а также продолжению работы по различению колеблющегося света («мерцаний») в прерывистых световых раздражителях.

Первоначальный интерес Хартлайна к камчатскому крабу основывался на предположении, что в нем невральные сигналы, поступающие от одного зрительного рецептора, могут регистрироваться в отдельных изолированных волокнах, на которых не отражается взаимодействие с сигналами от других рецепторов. Однако зарегистрировать сигнал от отдельного волокна было не так просто. Грейм наблюдал за тем, как Хартлайн безуспешно пытался выделить отдельное волокно из большого пучка, и предложил «вычесать» это волокно с помощью тонкой стеклянной иглы. Хартлайн попробовал использовать этот метод, и ему удалось достаточно успешно провести весь эксперимент. Однако сам Грейм так и не смог заставить этот метод работать.

Предположение о том, что активность единичного волокна зрительного нерва не будет испытывать влияния взаимодействия с другими волокнами, оказалось ошибочным. Последующие исследования предоставили чрезвычайно важную информацию о процессе латерального ингибирования. Эта работа в значительной мере предопределила дальнейшие исследования, связанные с изучением глаз низших позвоночных и млекопитающих.

Тем временем в университете Кларка Мерчинсон, ставший деканом факультета психологии, решил сохранить должность Нейфа для Грейма вплоть до окончания периода его членства в научно-исследовательском совете. Задержка с его возвращением позволила подготовить исследовательские лаборатории и приобрести оборудование для продолжения работы в университете Кларка.

Грейм вернулся в университет Кларка в июле 1932 года и остаток лета посвятил подготовке исследовательской и учебной программы. Помимо вводного курса, он должен был вести занятия по экспериментальной психологии, физиологии восприятия, избранным дисциплинам высокого уровня и количественному анализу. Последний из перечисленных курсов базировался на исследованиях в области физиологии, которые Грейм проводил в Пенсильванском университете совместно с профессором X. М. Джекобсом. Это был первый в своем роде курс по экспериментальной психологии для аспирантов, большинство из которых имели мало опыта работы с использованием количественных методик. Этот курс помог им получить достаточное представление о дифференциальных уравнениях, вычерчивании по точкам и другим математическим приемам, используемым при обработке данных, в частности, при оценке точности различных теоретических формул.

Среди студентов, работавших с Греймом после его возвращения в университет Кларка, были Р. X. Браун, Гарри Карн и Элейн Форакер. В это время там был также Э. Х.(Эдди) Кемп, студент, работавший под руководством Уолтера Хантера. Кемп и Грейм стали близкими друзьями. В 1934 году, после получения степени, Кемп остался в университете еще на один год для проведения исследований в области физиологии вместе с Хадсоном Хоугландом. Однако значительное время он проводил, работая с Греймом. Кемп и Грейм вместе ходили на свидания — Эдди с Элейн Форакер, ставшей позднее его женой, а Грейм с Хелин Ирвин, работницей патронажа центральной городской больницы Вустера.

Хотя Кеми и Грейм были очень разными, они оставались друзьями в течение всей их карьеры.

В своей записанной на магнитофон автобиографии Кемп (1987) рассказывает о том, как они доставали подопытный материал для эксперимента, который они с Греймом проводили на голубях, исследуя у них спектральную чувствительность сетчатки глаза. Голуби любили садиться на дымовую трубу здания, в котором размещалась лаборатория, и Кеми добывал нужных ему птиц, закрывая отверстие в трубе одной рукой и отлавливая их другой, когда они пытались вылететь через единственное остававшееся свободным отверстие. Как указывает Кемп, Грейм не был склонен к столь опасной работе.

Эти геройские качества Кемпа были явно по душе Грейму, и он был рад предоставить эту часть работы своему партнеру. Грейму вряд ли бы понравился элемент принуждения, связанный с подобной ловлей птиц. Его всегда волновало состояние животных, с которыми он работал. Лоррин Риггс, коллега Грейма, вспоминает, что тот часто говорил: «Бедное чертово животное, бедное проклятое животное!», когда ему приходилось ужесточать эксперименты на белых мышах.

Риггс приехал аспирантом в университет Кларка осенью 1933 года и вскоре стал работать с Греймом. Вместе они составили кривую видности у белых мышей на основе электроретинографических данных. Эта работа предшествовала исследованиям Грейма и Кемпа, проведенным на зрительном аппарате голубей. Позднее Грейм, Кемп и Риггс (1935) продолжили более детальное изучение голубей.

Довольно важную роль для Грейма в утверждении его репутации как члена научного общества по исследованию зрения сыграла глава, которую он написал для книги Мерчинсона «Руководство по общей экспериментальной психологии» (1934). Л. Т. Тролэнд скончался примерно тогда, когда Грейм возвратился в университет Кларка в 1932 году, и Мерчинсон предложил ему подготовить главу взамен той, которую должен был написать Тролэнд. Перед смертью Тролэнд фактически завершил свою главу. Что касается главы Грейма, то она не повторяла материал, собранный Тролэндом, поэтому в книгу были включены обе. Материал, использованный Греймом, касался процессов взаимодействия, интерес к которым в значительной мере был обусловлен его совместной работой с Хартлайном. Когда в 1934 году «Руководство» было опубликовано, Грейм в возрасте 28 лет был самым молодым в группе знаменитых авторов книги.

Постоянное стремление к совершенству стало причиной его переживаний из-за допущенной им небольшой ошибки при написании главы к руководству. Он написал, что Адриан и Мэтьюз были первыми, кто зарегистрировал поддающиеся анализу компоненты секреции зрительного нерва у млекопитающих. Объектом их исследования был морской угорь. Вскоре после выхода книги в свет Грейм получил письмо от своего друга Грэнита, который поздравил его с успешной работой. Дальше Грэнит писал, что, помимо прочего, греймовское изложение вызывает в воображении читателя следующую картину: маленькие угорьки сосут грудь своей мамы. Может, Грейм и оценил юмор, но для него это было более чем болезненно. Такой отзыв огорчил бы любого человека, но Грейм воспринял его как сокрушительный удар.

В 1936 году Леонард Кармайкл ушел из университета Брауна и стал деканом факультета психологии в Рочестерском университете, а Уолтера Хантера пригласили на вакантную должность в университете Брауна. Хантер принял предложение и, переезжая в Провиденс, он взял с собой Рэя Уиллоуби и Грейма. До этого Кармайкл принял на работу Эдди Кемпа. (1935/1936 учебный год Кемп провел с Хэллоуэллом Дэвисом и Александром Форбсом в Гарварде в составе Национального научно-исследовательского совета.) Джозеф Хант также находился в университете Брауна после ухода из вустерской центральной больницы и завершив свое членство в ННС.

Факультет психологии в университете Брауна располагался в двух старых зданиях в викторианском стиле по адресу: 85 и 89, Уотермэн стрит. Грейм, Хантер, Гарольд Шлосберг и Уиллоуби находились в здании под номером 89. Кабинет Грейма был на верхней площадке лестницы и представлял собой длинную узкую комнату, в которой раньше размещалась кладовая. Его исследовательские лаборатории находились в подвале, где прежде хранился уголь. Библиотека факультета располагалась в прежней столовой. Кабинет Кемпа был в здании под номером 85 по Уотермэн-стрит; его лаборатория размещалась в бывшей кладовой. Атмосфера была неформальной, и довольно много времени отводилось дискуссиям, многие из которых имели место в кухне дома номер 89.

Грейм жил в доме для преподавательского состава, очень много работал и мало отдыхал. Однако он регулярно посещал факультетские вечеринки и запомнился своими дурачествами и розыгрышами; он искусно дирижировал музыкой под проигрыватель, любил современный джаз, а иногда даже отбивал чечетку. Если на университетском пикнике предоставлялась возможность, он любил поплавать, игриво угрожая перевернуть лодку.

Когда Грейм приехал в университет в 1936 году, среди преподавателей на факультете психологии были, помимо уже упомянутых, Уолтер Хантер и Герберт Джаспер. Когда Джаспер в 1938 году переехал в университет Макгилла, его заменил Дональд Диндсли. Должность Кемпа, уехавшего в университет Дьюка в 1940 году, занял Карл Пфаффман.

В 1937 году Лоррин Риггс, преподававший в Вермонтском университете, возобновил свою работу с Греймом. Позднее Риггс перевелся в университет Брауна и стал ценным сотрудником Грейма в течение всего периода его работы в этом университете.

Программы по психологии в университетах Брауна и Кларка заметно отличались друг от друга. В то время как в Кларке программа для студентов была небольшой и относительно неформальной, в Брауне она была довольно обширной и очень популярной.

Вводные занятия проводились отдельно для мужчин из Брауна и для женщин из Пембрука. Отдельные лекции посещались примерно 150 студентами. Однажды Грейм сказал Кемпу, что такой вид обучения требовал гораздо большего внимания, чем это было необходимо в университете Кларка. Кроме того, Грейму не нравилось читать лекции большим группам студентов, так как это ограничивало возможность их участия в обсуждении материала. Он предпочитал вести более продвинутые курсы для старшекурсников и аспирантов по построению теории и количественным методам научного анализа.

Грейм очень тщательно готовился к лекциям и хотел, чтобы все было абсолютно правильно. Риггс вспоминает случай, когда Грейм показывал слайд, демонстрирующий иллюзию Мюллера-Лайера. Он сделал обычное сообщение, сказав, что обе линии были одинаковой длины, хотя одна из них казалась длиннее. Сомневающийся студент попросил измерить эти линии. Кларенс приложил к экрану линейку и, к своему смятению, обнаружил, что линия, выглядевшая длиннее, была на самом деле длиннее!

Сью Карсон, которая позже вышла замуж за Нила Бартлетта, училась в аспирантуре университета Брауна и, кстати, была ассистенткой Грейма. Иногда после лекции Грейм приглашал ее выпить с ним кофе в Голубой комнате студенческого союза. Часто с ним там бывали Билл Верпланк, Фред Моут и Чарли Кофер. Сью вспоминает, что иногда Грейм по 20–30 минут хранил абсолютное молчание. Все, что мог сделать в этих случаях Верпланк — это получить максимально краткий ответ. Сью поняла, что Грейму была нужна не беседа, а компания.

Находясь в университете Брауна, Грейм и Кемп возобновили сотрудничество. В 1938 году они сделали сообщение об исследовании, которое продемонстрировало применимость закона Блоха (фотохимический закон Бунзена — Роско) при определении порогов приращения в диапазоне яркости ноля адаптации зрения.

Инкрементная энергия, необходимая для обнаружения изменения яркости, была постоянной при данном уровне адаптации, независимо от продолжительности световой вспышки, вплоть до критического уровня продолжительности. Кемп (1987) с некоторой гордостью написал в своей автобиографии, что это исследование широко цитировалось в течение более десяти лет.

Среди студентов, с которыми Грейм работал в университете Брауна, были Роберт Гань, Нил Бартлетт, Фред Моут, Уильям Верпланк и Маргарет Келлер. Кроме того, на лето в лабораторию Грейма приезжал поработать Боб Браун. Исследование латентности бега белых мышей в лабиринте, проведенное Греймом и Ганем, было важным вкладом в литературу, посвященную научению животных.

Еще в одной статье, основанной на исследовании, выполненном вместе с Брауном и Моутом (1939), описывалась очень интересная теоретическая модель взаимосвязи между полем и интенсивностью зрительного раздражителя в пороговой области. Лоррин Риггс, все еще работающий в Вермонте, провел свой годичный отпуск в Брауне, приехав туда в начале 1938 года. В течение этого года он и Грейм проводили эксперименты на Limulus. Риггс вернулся в 1941 году, чтобы продолжить работу над Limulus вместе с Греймом, и на этот раз он остался в Брауне. Частично он получал финансовую поддержку от Исследовательского комитета по вопросам военных мероприятий (NDRC)[2] вплоть до 1945 года, когда он занял должность, освобожденную Греймом, который уехал в Колумбийский университет.

Хотя Грейм писал, что годы, проведенные в Брауне, были самыми счастливыми в его жизни, у него в то время были серьезные личные проблемы. Суть их не до конца ясна, но очевидно, что его одолевали страхи и наваждения. Он не любил ездить под мостами, а о поездке через туннель не могло быть и речи.

В конце 30-х Грейм женился на Хелин Ирвин, социальном работнике из Вустера. Она была родом из старой виргинской семьи, и друзья помнят ее привлекательной и приветливой женщиной. Супружество, продлившееся недолго, было для Грейма разрушительным испытанием. Возможно, оно и послужило поводом для его решения заняться психоанализом. Фактически брак продлился чуть больше года, но окончательный развод состоялся только в 1946 году. Решение Грейма заняться психоанализом удивило некоторых из его коллег, так как прежде он не проявлял особого интереса к этому направлению. Однако, других его друзей это не удивило: они считали, что психоанализ давал Грейму, по крайней мере, возможность освободиться от своих проблем. Обстоятельства требовали решительных действий, и он сделал то, что представлялось наиболее целесообразным, хотя научная основа психоанализа не соответствовала его критериям.

В самом деле, для большинства «не склонных к сантиментам» психологов-экспериментаторов было бы трудно так же честно выдержать подобное испытание, как это сделал Грейм. Знакомство Грейма с психоанализом повлияло на его дальнейшую работу по подбору сотрудников для Исследовательского комитета по вопросам военных мероприятий, работу, которой он занимался во время второй мировой войны. В своей автобиографии (1972) он писал, что «проблема эмоциональной стабильности должна быть подвергнута хотя бы минимальному изучению». В тот период психологи, занимавшиеся отбором, не рассматривали методику психоанализа как нечто достойное внимания. Грейм фактически пришел к выводу, что такая методика более эффективна в условиях войны, чем это предполагали эксперты. В своей записанной на магнитофон автобиографии Кемп вспоминает время, когда Грейм занимался психоанализом. Он говорит, что он и Грейм были настолько близки, что терапия, которую проводил на себе Грейм, оказывала на Кемпа почти такое же воздействие, как если бы он сам ей подвергался. Несмотря на личные проблемы в этот период, нет сомнений в том, что годы, проведенные в университете Брауна, были благотворными для Грейма. Там он с удовольствием общался с некоторыми очень способными и интересными людьми из среды как преподавателей, так и студентов. Один из его студентов, Билл Верпланк, учившийся в Вирджинском университете, по совету Джелдарда отправился в Браун специально для того, чтобы иметь возможность работать с Греймом. Нил Бартлетт вспоминает свою встречу с Хантером в первый день своего пребывания в университете Брауна в 1937 году. Хантер сообщил, что ему предоставляется возможность сотрудничать с одним из самых перспективных молодых людей в американской психологии. Из студентов, которые работали с другими преподавателями Брауна в те годы, были Чарльз Кофер, Фрэнк Фингер и Паркер Джонсон. Позже среди аспирантов были Ричард Берри, Дик Блэкуэлл, Конни Мюллер, Дик Соломон и Элиот Стеллар. Их совместный вклад в экспериментальную психологию был поистине выдающимся!

Отношения между Греймом и Бартлеттом были плодотворными для обоих. Бартлетт отлично разбирался в физической оптике, а Грейм был великолепным специалистом в экспериментальной методике и прекрасно формулировал значимые проблемы в области зрения. Хотя Грейм признавал важность понимания и контролирования физических переменных, а также полезность математических моделей, его познания в этих областях были недостаточными. Сотрудничество с такими студентами, как Бартлетт, помогло ему восполнить эти пробелы. Его опубликованные труды, особенно его теоретическая трактовка цветового зрения, свидетельствуют о том, что это ему удалось.

По тому, как люди называли Грейма, можно достаточно точно определить, когда и где они с ним впервые встретились. Джелдард говорил, что прозвище Грейма в Кларке было Боунз (Кости), потому что он в то время был довольно худым. Во всяком случае, Боунзом он был для тех, кто знал его в начале карьеры — для Джелдарда, Грэнита и Хартлайна. В университете Брауна коллеги называли его Клэнси. Хотя студенты иногда называли его Клэнси или «хорошим доктором» — Хантер слыл «старым доктором» — он, как правило, был для студентов Кларенсом. Позднее, в Колумбийском университете, он тоже был Кларенсом.

Ход военных действий в Европе с 1939 по 1941 год, когда США вступили в войну, повлек за собой изменения в аспирантских программах. Атмосфера неопределенности создала серьезные трудности для многих ученых, занимавшихся исследованиями в основных областях науки. Многие из них стали работать на оборону. Леонард Кармайкл был назначен руководителем секции психологии Национального научно-исследовательского совета, а в рамках этой секции был создан комитет по подбору военнослужащих, членами которого были Грейм и Уолтер Шипли. Комитет осуществлял контроль за разработкой тестов для характеристики личности испытуемого с тем, чтобы помочь психиатрам идентифицировать людей, эмоционально неподходящих для некоторых видов военной службы, например, службы на подводном флоте.

Одной из обязанностей сотрудников комитета были командировки в Челси для установления причин, по которым у моряков в бою случались нервные срывы. Элиот Стеллар вспоминал, что Грейм — в свойственной ему манере — был обеспокоен тем, что психиатры отказывались сотрудничать с психологами, особенно аспирантами. Когда Грейм пробормотал, что психиатр, о котором идет речь, это Уоррен Стёрнс, декан медицинского факультета в Тафтском университете, Стеллар наконец признался, что двое его братьев были любимыми студентами Стёрнса. Грейм буквально подпрыгнул от радости и немедленно командировал Стеллара в Челси. Переход настроения Грейма от депрессии к мании был потрясающим.

Руководителем отдела прикладной психологии при Национальном научно-исследовательском совете стал Уолтер Хантер. Будучи сотрудником этого отдела, Грейм занимался проблемами оптики приборов для измерения высоты и дальности. Важность этой работы уменьшилась с внедрением эффективных радиолокационных систем; однако, она продолжалась вплоть до 1945 года.

Одно время Грейм руководил исследовательской группой из 150 человек. Многие из сотрудников были отобраны из состава аспирантов в Брауне. В их число входили Блэкуэлл, Мюллер, Соломон и Стеллар. К работе были привлечены также бывшие студенты, закончившие университет, в том числе Бартлетт, Моут и Верпланк. Бартлетт и Верпланк получили назначение на базу подводных лодок в Нью-Лондоне, вначале как гражданские лица, а затем в качестве морских офицеров. Грейм периодически приезжал к ним с проверками. Он всегда немного нервничал из-за пересадок, и его подчиненные вспоминают, как однажды он выпрыгнул из автомобиля, когда они приехали на станцию, и бросился к медленно идущему поезду, чтобы успеть сесть в вагон, но оказалось, что этот поезд только прибывал на станцию.

В январе 1945 года к Грейму обратился Генри Гарретт, чтобы узнать, не захочет ли тот занять должность Вудворта в Колумбийском университете. Сам Вудворт в том году собирался уходить на пенсию, будучи уже в достаточно солидном возрасте. Посоветовавшись с Хантером, Грейм решил уехать из Брауна, хотя и с некоторым сожалением, поскольку в Провиденсе у него было много близких друзей и способных студентов. С другой стороны, Лидсли и Хант тоже уезжали, а после окончательного развода с женой в 1946 году смена обстановки могла пойти на пользу. Быть преемником Вудворта было, конечно, большой честью, и Грейм смог бы объединиться для совместной работы с Зелигом Хехтом, которого глубоко уважал. Хауэрд Бейкер был одним из первых студентов Грейма в Колумбийском университете. Несмотря на то, что Бейкера в основном интересовала электрофизиология зрения, Грейм после отъезда из Брауна больше не работал в этой области. В число его самых первых студентов в этом университете входили также Дик Зегерс, Кэтрин Бейкер, Фред Лит, В. В. Ллойд, Флоренс Эбт и молодая женщина по имени Элейн Хэммер. Те, кто были его студентами в тот период, вспоминают, что первые несколько лет Грейм, будучи холостяком и новым человеком в университете, много общался со студентами.

Ситуация изменилась в 1949 году, когда он женился на Элейн Хэммер. До этого она вместе с ним получила докторскую степень, работая над проблемой фигуральных последействий.

Женитьба стала для Грейма очень счастливым поворотом на жизненном пути, и те из нас, кто учился у него в последующие годы, знали его как уверенного и удовлетворенного человека. Это был не тот Грейм, которого видели его прежние ученики. Однако его стремление к совершенству все еще проявлялось.

Возможность проведения семинара по зрению вместе с Зелигом Хехтом, вероятно, предопределила решение Грейма уехать из Брауна в Колумбийский университет. Был учрежден еженедельный семинар, который проводился в лаборатории Хехта самим Хехтом и Шлэром под руководством Грейма. Большинство студентов были с факультета психологии. В то время у Хехта был лишь один аспирант. Хауэрд Бейкер участвовал в семинаре как студент. Семинар был важным элементом в его подготовке к аспирантуре и помогал ему чувствовать себя свободно при обсуждении и обмене идеями в компании двух «светил» в области исследования зрения. К сожалению, семинар прекратил свое существование в тот же год, когда и начался — из-за кончины Хехта в 1947 году. В этот период длительное и плодотворное сотрудничество с Греймом начал Юнь Хея, который прежде работал с Хехтом.

Грейм вел продвинутый курс по экспериментальной психологии, рассчитанный на два семестра и обязательный для всех аспирантов. В первом семестре они изучали широкий круг проблем, связанных со зрением, читая статьи в оригинальной литературе, которые отдельные студенты должны были представлять на занятиях. Второй семестр был посвящен двигательной активности, условным рефлексам и научению. Пройдя оба эти курса, студенты получали более полное представление о Грейме как о психологе-экспериментаторе — одного курса по зрению было бы для этого недостаточно.

Одним из преимуществ работы с Греймом была возможность встретиться со многими из ведущих исследователей в области зрения со всего мира. Среди них были Хартлайн, Грэнит, У. Д. Райт, Пьсрон, сэр Фредерик Барлетт, Джеймс Гибсон, Кен Оугл, Гленн Фрай, Лоррин Риггс, С. Хауэрд Барли и Мотокава.

Летом 1952 года Грейма пригласили в Японию, а осенью он получил возможность поехать на год в Лондон в качестве офицера связи при Управлении военно-морских исследований. Это были его первые поездки за границу, и он получил от них огромное удовольствие. Всю оставшуюся жизнь он поддерживал постоянный контакт с друзьями из Японии.

В Лондон Грейм поехал вместе с женой, и они в полной мере использовали возможность посетить лаборатории ученых в Англии и Западной Европе. Грейм был хорошим представителем науки Соединенных Штатов.

В 1948 году Грейм вступил в переговоры с представителями компании «Уайли энд Санз» относительно написания книги о зрении. Профессор Лангфельд из Принстона был редактором-консультантом по психологии, и он предложил Грейму взяться за этот проект без соавторов. Как позже вспоминал Грейм: «Вскоре стало ясно, что одного человека для издания книги недостаточно» (1972). Поэтому он воспользовался помощью нескольких из его бывших студентов. Членам группы были назначены темы, и предполагалось, что на все потребуется несколько лет.

Роль редактора, которому приходилось наставлять, уговаривать и принуждать, Грейму была не по душе, но без такого редакторскою давления соблюдения установленных сроков было не добиться. Состав группы претерпел некоторые изменения — часть сотрудников отказалась от работы и была заменена.

В 1956 году на факультете психологии Колумбийского университета начал свою преподавательскую деятельность Уильям Макгилл, доктор психологических наук из Гарварда. Влияние С. С. Стивенса на отношение Макгилла к масштабированию и другим интересующим Грейма вопросам стало основой некоторых дискуссий между этими двумя учеными, резко обозначивших различия в их позициях. В результате Макгилл, доцент, и Грейм, профессор и декан факультета, начали длительную серию неформальных бесед за ланчем, которые продолжались в течение ряда лет. Макгилл указывал на то, что Грейм считал своим священным долгом пополнить свое образование в некоторых областях. Строгий подход Грейма к теории психофизического масштабирования был для Макгилла своего рода откровением. Как он выразился: «Передо мной находился мощнейший интеллект, у которого мне пришлось многому поучиться».

Макгилл передал атмосферу греймовского кабинета и кое-что о характере этого человека в одном из описаний этих бесед: «Я учился у него в этом маленьком кабинете с плохо покрашенными стенами и разбитой дверью; журналы были в беспорядке разбросаны на столе, в полу и на кресле, в котором я сидел. Это было ни с чем не сравнимо, это был бесконечный семинар на все мыслимые темы — и на высочайшем уровне. Во время этих неформальных ежедневных встреч я отчетливо увидел личные качества ученого мирового класса. Он был требователен и часто вселял ужас в своих студентов. Но те же самые требования он предъявлял и к своим собственным работам. При мысли о том, что он мог внести ошибку в какую-нибудь статью, у него холодела кровь».

Ближе познакомившись с Греймом, Макгилл обнаружил у него удивительно непочтительное чувство юмора и узнал массу анекдотов, которые в смешанной компании лучше не повторять. Например, Грейм очень любил рассказывать историю о реакции секретаря факультета в университете Корнелла, которая застала молодого человека и девушку за далеко не учебным занятием в деканате. «Дело не в том, чем они занимались, — восклицала она, — но они делали это на кресле мистера Титченера!»

Иногда в этих разговорах упоминался Жак Барзен, проректор Колумбийского университета. Барзен нес определенную ответственность за то, что преподавание социальной психологии было передано отдельному факультету, а также за отъезд Келлера и Шёнфельда, активных сторонников бихевиоризма Скиннера. Подозревали, что Барзен скептически относился к такого рода занятиям и не оценивал их интеллектуального значения. Строгий подход Грейма к науке, не украшенный цветистыми гиперболами, Барзен не хотел или не мог понять, и это ставило Грейма в неловкое положение.

Трудно представить себе двух людей, находившихся на вершине научной славы, которые были бы более непохожи, чем Грейм и Барзен. Барзен воспринимался как воплощение высокой эрудиции. Грейм был человеком непритязательным и презрительно относился к атрибутам власти. Официальные документы он подписывал как «сотрудник»; слово «декан» казалось ему слишком напыщенным.

В 1965 году Макгилл перевелся в Калифорнийский университет в Сан-Диего. Через несколько лет он стал ректором этого университета. В 1970 году он возвратился в Колумбийский университет ректором Колумбийского университета. Тем временем Грейм получил повреждение бедра, перенес инсульт и испытывал серьезные проблемы с сердцем. Вид Грейма потряс Макгилла: «Казалось, что за то короткое время, что мы не виделись, он постарел на двадцать лет… Простые движения давались ему с трудом и причиняли боль». Сильно пошатнувшееся здоровье Грейма исключало возобновление их прежних отношений.

В июле 1971 года Грейм скончался. На заупокойной службе в часовне церкви Святого Павла, расположенной на территории Колумбийского университета, присутствовали друзья и бывшие студенты Грейма. Отдать последний долг покойному пришли его жена, братья Артур и Джордж и другие члены семьи. Артур Грейм, Лорин Риггс, Нэт Шёнфельд и Джон Лотт Браун произнесли речи, выразив уважение к этому человеку и чувство понесенной утраты. Руководил всей процедурой Леонард Матэн. Это было запоминающееся зрелище.

За сорок с лишним лет у Грейма было опубликовано множество научных работ, в том числе ряд статей, посвященных пространственным и временным характеристикам чувствительности глаза, точным измерениям спектральной чувствительности сетчатки глаза у людей с нормальным зрением и дальтоников, и детальные исследования различных феноменов цветового зрения. В последние годы своей жизни он уделял больше внимания восприятию движения, восприятию дифференциального движения, кажущимся обращениям вращающегося трапециевидного окна Эймса и другим подобным явлениям.

Очевидно, что во всех исследованиях Грейма интересовали механизмы, лежащие в основе изучаемых явлений. Поскольку многие феномены зрения можно было, по-видимому, объяснить в терминах фотохимической теории Хехта, Грейм применил эту интерпретацию и для других типов восприятия, которые могли дать аналогичные объяснения. Но когда результаты не соответствовали этой теории, реакция Грейма, как однажды ее услышал Хауэрд Бейкер, была: «Данные, клянусь, есть данные!».

Грейм никогда не возражал против более широкого толкования и помимо интерпретации в терминах фотохимии обращался к нейрофизиологическим механизмам. Он считал, что области исследования, которым он отдал столько энергии, можно представить в виде следующего уравнения:

R = f(a, b, с — , n, — , t, — , х, у, z),

где R — реакция, первые буквы алфавита относятся к переменным стимула, последние буквы — к состоянию исследуемого организма, а n и t обозначают соответственно количество и время. Он показал, как на основе этой формулы можно интерпретировать ряд самых различных экспериментов.

В определенном отношении Грейм на различных этапах своей карьеры был разным человеком. В университете Кларка он был «любимым сыном», находился в очень близких отношениях с Хантером, Мерчинсоном и Уиллоуби — взял прекрасный старт на пути к внушительной карьере.

В Брауне, хотя там работали многие из его прежних коллег, он, похоже, был менее уверен в себе и сталкивался с серьезными проблемами вхождения в новую среду, проблемами, которые усугублялись несчастливым браком. Примечательно, однако, что он продолжал продуктивную научную деятельность, опубликовал ряд важных статей и был научным руководителем многих одаренных студентов. В Колумбийском университете он руководил работой гораздо большего числа докторантов, многие из которых стали знаменитыми психологами, был счастлив в браке, безусловно удачлив и признан ведущим специалистом в области экспериментальной психологии.

Несмотря на кажущиеся различия в Кларенсе Грейме в этих разных условиях, все, кто работал с ним и предоставил сведения для написания этой главы, питают к нему чувство уважения, любви и признательности. В то же самое время большинство из них отмечает его высокие требования к самому себе, его строгую оценку собственных трудов и работ своих студентов и его склонность к беспокойству. Они вспоминают его переживания из-за некорректной формулировки в публикации, волнение, которое он испытывал перед большой аудиторией, боязнь опоздать на поезд и нежелание иметь дело с администраторами. Почему они поднимают такие проблемы, говоря о человеке такого калибра?

Тем, кто близко сотрудничал с Кларенсом Греймом, будет понятно, почему его друзья находили эти качества занятными; их тоже немного раздражали некоторые из его тревог, когда они пытались помочь ему в подобных ситуациях. Многие видели собственные причуды и «пунктики» в человеке, который, как нам казалось, должен быть выше этого.

Причиной уважения, преданности и любви к Грейму является поддержка, которую он оказывал, его теплое отношение к окружающим, его пример ученого и его цельная личность. То, что он имел человеческие слабости, свойственные всем, лишь усиливает к нему любовь.

Кларенс Грейм получил достаточное признание за его вклад в психологию как исследователь, наставник и активный сторонник этой области знаний. Он был избран членом Национальной академии наук в сравнительно раннем возрасте — в то время он был одним из немногих психологов, кто удостоился такой чести. Он получил медаль Хауэрда Кросби Уоррена от Общества психологов-экспериментаторов, медаль от Американского оптического общества и награду за выдающиеся научные достижения от Американской ассоциации психологов. Он был также удостоен президентского ордена «За заслуги».

Особую гордость Грейм испытывал от признания его Американским оптическим обществом. Медаль Тилье-ра была важна для него, по крайней мере, отчасти, потому что он считал, что это признание поможет повысить репутацию психологии в глазах других естествоиспытателей.

Как хороший гражданин в среде психологов, он был одним из учредителей Нью-Йоркской ассоциации психологов и президентом Ассоциации психологов восточных штатов в течение 1955–1956 годов. Он сыграл значительную роль в создании Психономического общества, поддержав усилия своего бывшего ученика Билла Вернлаика.

Нет сомнения в том, что Кларенс Грейм испытывал большое удовлетворение от своих исследований и от полученного благодаря им признания. Тем не менее я разделяю мнение, высказанное одним из его бывших студентов, Хершелем Лейбовицем, что самое большое удовлетворение он получал от своих студентов и их успехов. В то же самое время он сильно переживал их беды и неудачи. Однако гордость за них перевешивала разочарования.

Его многочисленное «научное потомство», а затем и их ученики внесли существенный вклад в понимание механизма зрения и учебной психологии в целом. Наряду с уже упомянутыми в число его студентов в Колумбийском университете входили также Леонард Даймонд, Селеста Маккаллоу, Джоул Покорни, Харрис Риппс и Гарри Сперлинг.

Отношение студентов Грейма к своему наставнику лучше всего высказали они сами: «Хороший преподаватель и близкий друг во все времена»; «Никогда не отличался высокомерием или хвастливостью, но всегда был гордым человеком; «Имея блестящий ум, обладал удивительной застенчивостью»; «Мягкий, скромный и последовательный человек с чувством юмора в любых ситуациях»; «Его курс по научной методике измерений открыл мне новый волнующий мир, о котором я и не подозревал»; «Он любил подтрунивать над человеческими слабостями, но всегда с теплым сочувствием»; «Он невыносимо страдал из-за любых допущенных им оплошностей, пусть даже самых тривиальных»; «Для аспирантов он был одним из самых великодушных и терпимых преподавателей».

Вклад Кларенса Грейма в науку, его ясный и объективный подход к научной психологии, его ученики и ученики его учеников — все это является наследством, которое он оставил для своей профессии. Для тех, кому посчастливилось с ним работать, осталось гораздо больше; он оставил память о себе своими уроками, примером, которым он был, той особой дружбой и поддержкой, которой он одаривал.