Veritas

Глава 2. Новые старые проблемы

Люция переодевалась в ночнушку и привычно вслушивалась в тишину.

После восшествия на престол Далеон почти сразу изъявил желание переехать в крыло Императрицы — самое живописное и роскошное крыло в замке. Люция не возражала, и молча перевезла свои вещи вслед за ним.

Она спускала ему с рук многие мелкие вольности. Пока те не задевают интересы королевства, целостности земель и жизни невинного народа.

Ведь нельзя вечно держать существо в ежовых рукавицах — взбунтуется. Нужно давать послабления; незначительные, тщательно выверенные «подачки». Создавать иллюзию свободы. Так он никогда не поймёт, что на самом деле давно сидит на поводке, ещё и благодарить станет за щедрость.

Хотя благодарность не про нынешнего короля.

Далеон поселился в покоях Императрицы, Люция выбрала комнату фрейлины в начале коридора, но проблема была в другом…

Фарси как обычно обошла спальню, дергая то верёвки на балдахине, то золотистые шнурки на ирисовых занавесках, то настенные канделябры, но не находила рычага от тайного прохода.

А то, что он имелся — сомнений не оставалось. Такие коридоры сетью опутывают весь замок. Они создавались для эвакуации монахов и приближенных в случае вторжения.

Нужно лишь знать, куда и как нажать, чтобы попасть в тайный проход, а из него — уже в любую точку замка или наружу.

Но она не знала. Ни в этой комнате, ни в императрициной, ни в любой другой на этаже.

А ведь первым делом сунулась в Императорскую библиотеку за планом здания и тайных ходов, но ничего не нашла. Либо кто-то обчистил архив раньше неё, либо это секретные сведения, которые на картах не хранятся и передаются только из уст в уста. Однако в последнее верилось слабо.

В этом крыле Люц не ведала ни об одном скрытом проходе и чувствовала себя слепым котенком тычущимся мордой в стену.

Отвратное чувство. Гнетущее.

Не позволяло успокоиться, расслабиться, почувствовать себя в собственной кровати в безопасности.

Ведь опасность могла выскочить из-за любого угла. Ночью. Пока она сладенько спит, ни о чём не подозревая.

От Люции многие мечтают избавиться.

Она — никто в глазах терринов — стала десницей короля и негласно управляет им из тени. Он ни одно важное решение не принимает без её одобрения, даже сейчас, когда их отношения звенят от напряжения.

Одних подданных это справедливо злит, у других — вызывает зависть. Они бы тоже хотели держать правителя на коротком поводке, да ручки коротки. Особенно пока Люция стоит за спиной Далеона и отстреливает интриганов на подлете.

Она не только его «контролирует» (весьма сомнительно), но и всех обитателей замка да важных чиновников стремиться загнать под ноготь.

Ей нравится, когда все идет по плану.

Неизвестность пугает.

Страх — это слабость. А Люция ненавидит быть слабой.

Она потушила свет, сунула под подушку мизерикорд (только с ним теперь и засыпает) и забралась под пуховое одеяло.

Было тихо. Впервые за долгое время слух не улавливал визгливого хохота развратных девиц, что вечно снуют по коридору, как крысы, пытаясь пробраться в покои Повелителя.

Не доносилось и стонов исступленного и, по мнению Люции, слишком уж наигранного сладострастия.

«Он там конкурсы что ли устраивает? “Кто громче заорет”?».

Так она, конечно, отшучивалась, а на деле давилась комом непонятным и мерзких эмоций. Стоило вообразить, как Далеон радостно проводит ночь с очередной зазнобой… и Люции хотелось вернуться в кабинет, заняться делами или завалиться на кушетку да уснуть мёртвым сном.

Лишь бы не слышать, не думать, не представлять.

Как он пыхтит на какой-нибудь блондинке. Идеальной, с шелковистыми локонами и сладеньким — до сводящих зубов — личиком, филигранно выточенным из иллюзий и гламора, как у бывшей королевы.

С тонким и гладким телом без единого изъяна, ранки или шрама. С нежным голоском соловушки и манерами кокетки, где каждый взмах ресниц заточен соблазнять власть имущих мужиков.

У чаровницы этой сноровки больше, чем у последней трухвы квартала Красных фонарей, и в то же время она невинна (была до короля) и всю свою вечную жизнь ждала лишь его!

— М-да…

А король только рад обмануться и разомлеть в объятьях «мухоловки», как обычный слюнявый кобель.

От всех этих картин Люцию выворачивало наизнанку, до трясучки в кулаках. Она задыхалась, ворочалась на кровати, изнывала от злобы, воспламеняющей кровь, и навязчивых идей. Безумных и спасительных.

Пойти и перерезать их всех.

Что б не мешали спать.

Не теребили душу.

Сначала этих развратных баб. Искупаться в их горячей и вонючей крови. Затем Далеона. Этого красивого никчемного развратника. Прямо в постели.

Как распахнутся от ужаса его синие очи? Как он будет дрожать от осознания своей скорой кончины и полного бессилия перед ней.

Она бы навалилась сверху, схватила его за горло, замахнулась кинжалом и!..

— Нет-нет, — помотала головой Люция, лёжа в кровати.

Он её последний бесценный сородич; король, которого она сама выбрала и посадила на трон. Бежать от ответственности не в её натуре.

Люция покрутилась на мягких подушках, но так и не нашла удобного положения для сна. Проколы в мочках горели, лежать с ними — отдельная пытка, левая рука слегка ныла, хотя она смазала её обезболивающей мазью, а в мыслях снова и снова варилась каша сегодняшних событий.

«Ты же обещала».

«Я надеялся на твою честность».

Слова Далеона вонзались в неё, как каленые иглы и застревали внутри. Но даже обратись время вспять, она бы не поступила по-другому.

Куда он уйдёт из замка? Это небезопасно! Глупо! Да, других кандидатов-Ванитасов на роль короля предостаточно, но Люц плохо их знала (за исключением Руби, а он слишком мал) и не могла доверять.

Так что лучше

Далеон

зло изведанное на троне, чем неизведанное. Оно как-то попонятней.

Да и не впервой Люции нарушать обещания. Она клялась отомстить Магнусу — магически клялась! — и не смогла исполнить долга.

Магнус умер раньше. И… оказался невиновен.

Клятву на груди запекло, жарко, дико до рези в глазах. Люция раскрыла рот в беззвучном крике и приложила дрожащую ладонь к обжигающему кресту, что источал бледно-голубой свет.

Ногти впились в кожу, но боль не уменьшилась, не перекрылась. Люц стиснула зубы и выгнулась дугой.

Теперь эта пытка всегда будет с ней?! При каждом случайном воспоминании? И ведь не убивает. Мучает и мучает, бесконечно, по нарастающей.

«Я отомщу Магнусу Ванитасу, я отомщу Ванитасу, я отомщу…» — звучало в голове набатом, по кругу, снова и снова, пока слова не утратили смысл, не стали внешним шумом.

— Мне некому мстить! — прорычала Люция идиотской метке, магии, Духам. Кто там ответственный за клятвопреступников?! — Уйди, уйди! Магнус мёртв! Мёртв, слышишь?.. Он не убивал их. Он не виноват. Тырф хэк!

Боль лавовой волной прокатилась по телу. Люция сжалась в комок и уткнулась носом в подушку. В глазах защипало против воли.

Как ей избавиться от клятвы? Кому ей теперь мстить?

От новой вспышки она потеряла сознание.

…А очнулась на боку, связанная лоскутами собственной ночнушки, как олениха на охоте. С мокрыми щеками, пеной у рта, в подозрительно знакомой темной спальне и с ужасно ноющими шрамами на левой руке.

— Пришла в себя? — спросил над ухом Далеон, и она ощутила, как конечности, что лианами оплетали её, ослабляют хватку, а вот нечто твёрдое продолжает прижиматься пониже спины.

— Какого?..

Замок окутывала тишина.

Абсолютная, невозможная, мертвая. Она давила на уши, проникала под кожу, тревожила душу.

Король шёл по пустынному коридору и осматривался. На первый взгляд всё было в порядке, вазоны педантично расставлены по правой стене, розы в них свежие, красные, как кровь. Ни пылинки, ни соринки, только тяжелые головки цветов беззвучно покачиваются на сквозняке и роняют росу, будто слезы.

Но Далеон помнил, что центральная дверь была распахнута, ветер свистел в петлях и задувал в холл снег. Король собирался отыскать слуг ответственных за уборку и сделать им выговор (нельзя же так халатно относиться к обязанностям! кто-то же может простыть или поскользнуться да разбиться), но сколько бы не звал — никто не явился.

Замок словно вымер. Только эхо его голоса и шагов разбивалось о высокие своды.

Он заметил на полу мокрые следы от ботинок и решил пойти по ним. Кто-то же их оставил?

Впереди показался Бальный зал. След обрывался перед приоткрытой створкой.

Со зловещим предчувствием и гулко колотящимся сердцем, Далеон тихо толкнул дверь и шагнул в полумрак.

Первое, что бросилось в глаза — разруха, заметенная снегом. Тусклый дневной свет лился через распахнутую дверь в сад и широкие разбитые окна, от которых остались лишь чёрные обожженные рамы. Перила балконов местами сломаны, точно в них врезались пушечные ядра. Позолота оплавилась, как и канделябры. Стены и некогда белые колонны покрывала сажа и…

Под подошвой что-то хрустнуло. Далеон поднял ногу и увидел кость.

Желудок сжался.

Взгляд тут же выхватил подозрительные тёмные пятна и кули, которые он сперва принял за крупные куски колонн, запорошенные снегом.

Это оказались тела. Серые, окоченевшие и жёсткие, как камень. Под ними растекались лужи засохшей крови, она же брызгами расписывала стены, обломки, мраморные плитки пола.

Далеон заметил у ступенек к креслу-трону тело. Оно лежало сломанной куклой и выделялось на фоне серости ярким пятном: сине-чёрные одежды, алые брызги на белой коже, тёмные кудри на снегу.

— Н-нет, — вымолвил юноша в мёртвой тишине, и голос прокатился эхом по запустелой зале.

Как в трансе он двинулся к неподвижной фигуре в окружении костей. Под её лопатками раскинулся порванный плащ, что напоминал изломанные крылья бабочки.

Язык прилип к нёбу.

— Не верю!

В шаге от цели ноги Далеона подкосились. Он рухнул на колени и на четвереньках подполз к телу, быстро, отчаянно, словно от этого зависела его жизнь. В горле встал ком, кровь шумела в ушах, заглушая все звуки.

Дрожащий рукой король стер с хладного лица девушки иней и, как показалось в первый миг, сердце пропустило удар.

Люция смотрела на него распахнутыми в ужасе глазами. Стеклянными, застывшими. Мертвая синева их особенно выделалась под слоем запекшейся крови.

А горло было разорвано.

— НЕЕЕТ! — закричал он и проснулся.

Люция сидела на нём в белой камизе. Чёрные волосы серебрились в холодном свете луны, а льняная ткань просвечивала её тонкий стан.

Далеон опешил: решил, что всё ещё спит. Или бредит. Высокомерная десница не могла явиться сюда добровольно, да ещё и залезть на него сверху в весьма провакативной позе.

А в следующий миг расслабленное лицо девушки исказила маска ярости. Издав боевой клич, она воздела над головой кинжал, сверкнувший сталью близара, и опустила вниз, прямо ему в грудь.

Далеон инстинктивно ударил фарси по больной руке. Клинок вылетел и упал на пол со звоном. Люция взвыла раненой волчицей и схватилась за воспалённые рубцы.

Король сбросил её на кровать.

— Какого Тырха?!

Он пыхтел от возмущения и шока. А ещё испугался, что переборщил с силой.

— Если хотела свергнуть меня — могла просто сказать. Мне не сдался этот треклятый трон! Слышишь? — он осторожно коснулся её плеча. Девушка резко глянула на него совершенно бешеными глазами, в которых застыли злые слёзы, а зрачок вытеснил почти всю радужку.

Люция оскалилась и коброй бросилась на него, метя зубами в горло.

Юноша резко отпрянул и перехватил её за щёки. Фарси начала шипеть, рычать и вырываться. Царапала запястья, как яростная кошка, пиналась и брыкалась. Далеон стойко терпел и пытался понять, что на неё нашло.

«Опоили?» — подумал он. — «Каким-то новым ядом?».

Вызывающим агрессию, например.

А если она умрёт сразу после приступа? Если сердце остановится?

— Тырф хэк! — тихо выругался юноша и уронил «десницу» на кровать. Вжал брыкающуюся заразу в матрас, навалился сверху и зарыскал взглядом по ложу, ищя, чем бы её связать.

Она ощутимо лягнула его пяткой в пах. Далеон охнул и завалился на бок, сгибаясь пополам и цедя ругательства сквозь зубы. Девчонка тут же подскочила на колени и принялась озираться в поисках кинжала. Нашла и решила спрыгнуть с постели.

— Ну, уж нет! — рыкнул Далеон и схватил её за лодыжку, дёрнул на себя. Люц вскрикнула и упала на живот.

Король, словно спрут, тянущий жертву на дно, подтащил её ближе. Прошёлся когтями по ногам и бёдрам, задирая подол до лопаток, и тут же порвал его на лоскуты. Люция взвизгнула. Она ещё долго рычала и вырывалась, но исход битвы был предрешён — Далеон связал её. А для надёжности ещё и накрепко оплёл руками и ногами.

Девчонка выла, хныкала и билась в путах, пока не выдохлась окончательно и всё равно, судя по гневному сопению, не смирилась с поражением.

Далеона чувства дикарки мало заботили: он напряжённо размышлял, чем ещё может ей помочь. Если её отравили… Сунуть два пальца в рот?

— Ай! — поморщился, когда она с силой укусила его. — Зубы не сломай, вреднючка. Мне-то наплевать. А тебе без зубов станет сложно соблазнять молодого графа. Хотя… — он довольно сощурился. — Давай-давай, грызи!

Она грызла, он млел, зарывшись носом в кудри, но не забывал чутко отслеживать её сердцебиение, чтобы случись что сорваться с места и понести её к лекарям, целителям, кому угодно лишь бы спасли.

Её мёртвые глаза ещё стояли перед его внутренним взором.

Далеона передёрнуло.

А Люция перестала кусать его пальцы, затихла. Спустя секунду дыхание её ускорилось, как и сердцебиение.

— Пришла в себя? — настороженно спросил юноша и ослабил хватку, чтоб приподняться на локте и заглянуть ей в лицо.

— Какого?.. — испуганно выдохнула Люция. Как будто правда не помнила и понимала, что происходит. А может, так и есть? И тут же разозлилась: — Ты что устроил?!

— Чегооо? Это моя реплика! — возмутился он. — Играй по сценарию. Ты пыталась меня…

Многозначительная пауза.

— Ч-что? — сбледнула Люц и судорожно сглотнула.

— Убить! — припечатал король и ухмыльнулся. — А ты что подумала?

— Это и подумала! — вспыхнула она и попыталась вскочить, да только правитель связал её на совесть, и фарси тут же упала обратно лицом в перину. Заизвивалась червяком, запыхтела.

Нервный смех сорвался с губ Далеона, Люц злобно зыркнула на него.

— Развяжи!

Король не шелохнулся. Развалился на подушках с улыбкой довольного котяры и подпер подбородок ладонью, глядя на неё сверху вниз. Однако в лице и всём теле его читалось напряжение, а в глазах не закралось и тени веселья.

— Сначала объясни, что на тебя вдруг нашло. Тебя чем-то опоили?

— Нет, — буркнула Люц и отвела взор. — Просто ты меня достал.

Далеон помрачнел и поджал губы. Конечно, он раздражал её, но чуял — десница умалчивает весомую часть правды. И это его обижало. Сильно.

Ведь они в одной лодке и тонуть, в случае чего, будут вместе.

Он принёс ей магическую клятву, по которой не убьёт её ни своими, ни чужими руками и лазеек в «пакте» не нашёл. А она всё равно ему не доверяет

Хотя дело явно касается его жизни и безопасности. А может, и её жизни! Что за внезапная вспышка неадекватности и агрессии? Здесь же явно что-то не так! И она, если не знает, то подозревает — что.

Больше всего на свете Далеон ненавидел оставаться в неведенье. Когда все вокруг всё знают, понимают и мутят свои интриги, а он один, как дурак, не у дел.

Но что он мог сделать? Залезть Люции в голову?

Увы, это ему не под силу.

— Что ж, — Далеон горько усмехнулся. — Если тебя это успокоит и поубавить убийственный пыл — обещаю посетить следующее собрание вассалов.

— Послов, — поправила Люция. — Встреча послов. И уже сегодня. Утром.

Король тяжко вздохнул:

— Послы — так послы…

Глянул на неё оценивающе. Девушка ощутимо насторожилась. Он протянул руку, она отпрянула насколько сумела в своём беспомощном положении, зыркнула хмуро, но он всего лишь поправил съехавший с плеча рукав.

И задержал ладонь на её обнаженной шее.

Касание кожи к коже прожгло до кости. Пальцами Далеон чувствовал, как участился пульс её жилки; как в страхе — или чём-то другом? — ускорилось дыхание.

Она смотрела ему в глаза дерзко, вскинув бровь, но бледность лица и быстрый сук сердечка выдавали хозяйку с потрохами.

Помнила о клятве короля, и всё равно опасалась?

Или скрывала что-то ещё?

— Чего ты боишься? — тихо спросил он.

— Чего ты боишься? — вдруг спросил Далеон.

Люц вздрогнула.

«Тебя».

«Будущего».

«Неизвестности».

«Клятвы».

«Смерти».

«Раскрытия».

Пронеслись в голове ответы. Но, подумав, фарси выразилась наиболее честно:

— Себя.

Нахмурив брови, король коснулся её щеки и тихо выдохнул:

— Я не понимаю тебя. Совсем не понимаю.

Люция мотнула головой и скинула его ладонь. Потупилась.

— Я сама себя иногда не понимаю.

Щёки горели, дыхание перехватывало, она чувствовала, как задыхается, тонет в липком тумане противоречивых эмоций и теряет контроль. Слишком остро ощущала жар его сильного полунагого тела, будто каждая её клеточка — обнажённый нерв, тянущийся к нему. И Люц не понимала, чего ей хотелось больше — сбежать или поддаться наваждению и прильнуть к ненавистному террину.

Далеон решил за обоих.

Его когтистая лапа упала ей за спину, ослабила путы. И пока Люция в смятении разминала запястья, юноша спустился ниже и развязал её лодыжки. Одеяло съехало с его торса и хвостатого тыла, и Люц осознала страшное:

— Ты что, спишь голым?

«То есть он прижимался ко мне… э-этим?!».

Зловредный король прыснул, угадав её мысли, и игриво махнул хвостиком с чёрной кисточкой на конце.

— Конечно, — бесстыдно заявил он, подаваясь вперёд. Хитрые глазища с линией-зрачком мерцали, как у кошки. — И тебе советую. Полезно для здоровья. И избавляет от лишней мороки, когда очень хочется…

С коварной ухмылкой он протянул лапу к её голому колену. По телу побежали мурашки, и Люц спешно свалилась с кровати.

— Молчи! — вскрикнула она, пылая щеками, и вскочила на ноги, попятилась к выходу, не выпуская его из виду. — Ни слова! Увидимся завтра на встрече. И не вздумай опоздать! Убью!

Дверь звучно хлопнула, отсекая громкий смех короля.