Мы спешили, как могли — всё же церковники в любой момент могли опомниться от столь бесцеремонного похищения одного из своих лидеров — и тогда нападение четверки убийц-Архимагов показалось бы нам цветочками. Боевых экзорцистов в нашем войске сотни — и они, в отличии от простых монахов и священнослужителей, обладали вполне себе достойным уровнем боевой подготовки. Не только для борьбы с темной магией, а с любым противником в целом — как-никак у Православной Церкви вполне себе хватало врагов из числа тех, против кого их небесные покровители помогать своим последователям не стали бы. Святая Магия тут им не помощник…
А уж сколько дворян и солдат может откликнуться на их клич даже думать не хочется. Решись они обострить конфликт и навалиться на меня изо всех сил — не факт, что даже я один сумел бы в итоге вырваться и сбежать. Об остальных моих людях и говорить нечего…
Десять минут спустя перед нами появились ровные, по линеечке ряды шатров, украшенных моим гербом. Сейчас здесь собралась внушительная сила — шесть сотен гвардейцев из числа набранных ещё в Александровской губернии и уже семь сотен местных новобранцев — в течении последних четырех дней немало магов и толковых бойцов, стекавшихся к нашему лагерю, решились попроситься ко мне на службу. И около полутора сотен мы приняли — лучших из тех, кто пришли к нам. Благо возможность выбирать была…
Вот эти люди против меня точно не пойдут. Даже если в целом будут разделять позицию церковников — они принесли вассальные клятвы, причем ещё и завязанные на магию, так что последствия предательства для них могут оказаться даже похуже смерти в бою…
— Ротных ко мне! — рявкнул я ближайшей группе караульных. — И всех старших командиров особых отрядов. Совещание в моем шатре через двадцать минут. Немедленно!
Бойцы меня порадовали дисциплинированностью и исполнительностью — вот их пятерка стояла, уставившись на неожиданно ворвавшуюся компанию, а две секунды спустя уже бегом несутся по улочкам нашего лагеря, спеша добраться до командиров. Я же, вместе со своими спутниками, неотступно следующими за мной, взлетел чуть выше лагеря и полетел напрямик в центр, где был разбит самый большой из шатров. Мое походное жилище на случай ночевок на земле, которое в основном служило штабом наземным войскам моей гвардии.
У входа стояла пара крупных, даже на фоне остальных моих бойцов, гвардейцев. Вооруженных даже лучше прочих моих ветеранов — в том плане, что артефактов при себе у этой парочки было при себе столько, что они и четверке сильных Мастеров или средней паршивости Младшему Магистру могли в случае надобности убедительно и доходчиво пояснить, что такое хорошо, а что такое плохо. Надо же, даже не знал, что в моих рядах уже есть такие группы бойцов, запакованные по уши в трофейные артефакты. Все же я был бесконечно прав, решив прихватить с собой Дениса Добровольского — одного из десятки пришедших ко мне службу дружинников Шуйских. А ещё предоставил ему почти неограниченную власть в деле повышения общей эффективности гвардии…
Парочка бойцов, напрягшихся при нашем появлении, узнала меня и Петра, после чего мгновенно вскинулись, бодро гаркнув:
— Здравья желаем, ваши милости!
— Вольно, бойцы, — кивнул я и первым вошел внутрь. Здесь обнаружились шестеро Адептов, двое Мастеров и Младший Магистр, возящиеся с картами, десятками различных документов и прочей, без сомнения, весьма важной, но такой нудной и выматывающей бюрократией. На мое появление они отреагировали с лёгким запозданием, но стоило одному из Мастеров поднять голову и узнать во мне Главу Рода, как они поспешно вскочили и поздоровались. Младший Магистр, очевидно руководивший всей этой командой, даже попытался доложить о текущем положении дел, но я махнул рукой, сразу же прервав его.
— Как я вижу, тут уже трое из тринадцати ротных, — заметил я. — Что ж — постарайтесь как можно быстрее собрать здесь всех остальных командиров — от сотников до командующих особыми отрядами. Через пятнадцать минут — совещание, здесь же. А ещё объявите боевую тревогу — пусть лагерь как можно скорее подготовится к обороне.
— От кого, ваша милость⁈ — растерянно уточнил один из Адептов. — Мы же среди своих!
— Вот именно от своих и готовьтесь, — глянул я на него. — И не пускать в лагерь никого из посторонних. Вообще никого без моего разрешения! Готовьтесь всерьёз — я не могу поручиться, что на нас нападут, но и в обратном не уверен. Над лагерем скоро зависнут «Змей», эсминец «Красотка» под родовым знаменем Романовых, и четверка наших фрегатов. Любые другие суда, коли сюда сунуться, предупредить о запрете с моей стороны, и если они вас проигнорируют — сбивать к чертям! Действуйте!
Остались лишь мы втроем. Я сразу наложил на шатёр односторонние чары блокировки шума — звук снаружи беспрепятственно проникал в шатер, но от нас наружу не вылетало ни звука. Похожие чары итак были частью чар самого шатра, являвшегося артефактом, но моё заклятие было на голову выше и сложнее — уровня Архимагов. Так что лишним в любом случае не будет.
Мои товарищи времени даром тоже не теряли. Петр, уложив церковника, одно за другим накладывал сковывающие чары, одновременно с этим телекинезом перенося к себе несколько банок с антимагическим зельем. Андрей, проследив взглядом за тем, откуда вылетают зелья антимагии, тоже подхватил силой мысли несколько штук и потянул их к себе. В отличии от священника, его пленник и без того был опутан могущественными чарами и в дополнительных мерах удержания не нуждался. Да и не смог бы рыцарь смерти их наложить — моя сеть бы попросту блокировала любые чары, как изнутри, так и снаружи. Так что могучая нежить просто грубо, двумя пальцами заставила рот пленника открыться и начал довольно бесцеремонно вливать в него зелья одно за другим. Того, что пленный может захлебнуться, мы не боялись — магов уровня Архимага убить весьма непросто, даже если они недееспособны. Организм уже весьма далеко ушел от смертных и даже волшебников более низких рангов.
— С кого начнем? — деловито поинтересовался Петр.
— А кто, на твой взгляд, быстрее расколется и начнет отвечать? — уточнил я у него.
— Однозначно святой отец, — уверенно заявил он.
— Они ж обычно ребята упертые, фанатичные и готовые помереть во имя веры, — удивился я.
— Рядовые служители Церкви и средней руки иерархи — да, — согласился он. — Но вот высшие чины уже ничем от остальных не отличаются. Потому, кстати, среди них очень мало тех, кому небеса оказывают хоть сколько-нибудь заметное покровительство. Вот например этот субчик — настоятель Сестрорецкой мужской обители, фактически являющаяся одной из тех, где готовят боевых экзорцистов, читай — воинов Церкви. Григорий Афанасьевич Лесин, что сейчас лежит перед нами, мне знаком лично — он в свое время был осведомителем Тайной Канцелярии, и пел, аки соловей, выдавая тайны и секреты Церкви в целом и своих хоть сколько-то заметных коллег. И занимает высокую должность не потому, что угоден Небесам, а по причине могущества личной магии — тех, кто способен с оружием в руках отстаивать интересы Церкви без опоры на Святую Магию, там весьма ценят. В общем, я бы начал с него — до сбора командиров осталось двенадцать минут.
— Ну, обработай его на скорую руку — запоет в течении четырех-пяти минут, послушаем, а нет — вырубим обратно, — решил я. — Всё, зелье полностью сковало его магию. Можешь начинать.
Кивнув, Петр подошел поближе к усаженному на стул и закрепленному на нем магией пленнику. Щелчок пальцами — разряд молнии, заклинание второго ранга, впилось в старика. Чары, способные убивать при удачном попадании даже Младших Магистров и серьёзно ранить Старших, для Архимага оказались весьма болезненны, немного травматичны — но не более того. Старик поорал секунд пятнадцать, обмочился и едва не разнес крепкий стул своими судорогами, однако стоило мучениям прекратиться, как он тут же умолк и зло, с ненавистью обвел нас взглядом.
— Глупцы, вы совершили самую большую ошибку в своей…
Короткая, без замаха, но весьма звучная пощечина тыльной стороной ладони Петра прервала гневную тираду пленника. Его голова сильно дернулась в сторону, а из уголка губ потекла тоненька струйка крови. Что, в общем, весьма положительно повлияло на его восприятие происходящего. Во взгляде, конечно, изрядно прибавилось ненависти, но открыть рот повторно он не решился.
— Доходчивый, — одобрительно кивнул наш палач. — Это хорошо, сэкономишь нам немало времени и сохранишь здоровье. Итак, сейчас мы поступим следующим образом — я минуту буду делать с тобой разные интересные вещи, которые прояснят тебе, чем грозят попытки обманывать нас или отказываться отвечать. А после этого задам первый вопрос — и если ты не ответишь, мы продолжим на том же месте, где прервались. Ты понял меня?
Глаза старика злобно сверкнули, а подбородок задрался вверх — отвечать что-либо на подобное он посчитал недостойным для себя. Впрочем, Петра это ничуть не расстроило. Он лишь по доброму, ласково улыбнулся и протянул руку к груди пленника. И буквально через секунду Григорий Афанасьевич зашелся в вопле. Отчаянном, исступленном крике, не оставляющем сомнений в том, что священник испытывает нечто, находящееся за гранью обычного понятия боли.
Что именно делала магия бывшего сотрудника Тайной Канцелярии, я разобрать в деталях не сумел. Лишь в самых общих, грубых чертах. То была магия Тьмы, помноженная на некий извращенный, исковерканный вариант магии жизни, направленный на усиление чувствительности жертвы. Тьма же, растекаясь по внутренностям священника, набрасывалась на каждый нерв, каждый чувствительный участок энергетики чародея, терзая её, как голодный пес кусок мяса.
Реального ущерба эта магия причиняла крайне мало — собственно, почти никакого. Но Григорий Афанасьевич дергался, в попытках вырваться, с такой силой, что стул под буйствующим словно в припадке чародеем быстро разваливался. Крик его не прерывался ни на секунду, да что там секунду — даже на кратчайший миг, и мне оставалось лишь удивиться, сколько воздуха было в груди пленника.
Ровно через шестьдесят секунд мой вассал убрал руку, прекратив действие пыточных чар. Насквозь промокший от пота, трясущийся крупной дрожью и дышащий, словно загнанный, умирающий конь чародей лежал на обломках стула, который всё же не выдержал подобного отношения к себе.
— Итак, Григорий Афанасьевич, вы созрели для беседы? — мягко, со все той же доброй улыбкой поинтересовался мой друг. — Пожалуйста, не расстраивайте меня отказом. Всё же мне очень неприятно причинять боль священнослужителю, особенно столь почтенного возраста.
Пустой, расфокусированный взгляд церковника был направлен куда-то в сторону. Из уголка губ потекла тонкая струйка слюны — в общем, создавалось полное впечатление того, что Петр перестарался. А жаль, жаль… Всё же прояснить пару моментов прямо сейчас я был весьма не прочь.
— Видимо, я был слишком мягок с вами, святой отец, — печально вздохнул Петр. — Из-за чего вы посчитали меня дилетантом. Не скрою, концерт, устроенный вами, был достаточно убедителен, что бы почти любой наблюдающий за вашими мучениями купился. Вот только на вашу беду — я из тех самых немногочисленных «почти», коих вы провести не сумеете.
Присев на корточки, он вновь положил руку положил на него ладонь — вот только на этот раз прямо на голову.
— В предыдущий раз я использовал лишь двадцать процентов того, на что способны мои чары, — негромко, уже без наигранного участия и жалости в голосе сообщил Петр. — И не трогал ваш мозг и Источник Маны. Теперь я задействую сразу восемьдесят процентов и воздействовать даже на голову. Надеюсь, за двадцать секунд с вами не случится ничего непоправимого.
— Погоди! — тут же ожил священник. — Не нужно! Спраши…
Договорить ему не удалось — не обратив внимания на слова своей жертвы, Петр активировал пытку. И в этот раз Григорий Афанасьевич уже не орал, не бился в конвульсиях и вообще почти не демонстрировал признаков дискомфорта. Просто мелко дрожал, закатив глаза под лоб и вывалив безвольно висящий язык изо рта.
Петр убрал руку ровно через двадцать секунд. И пленник немедленно обмяк, растекаясь подобно мокрой тряпке на обломках стула. А ещё святой отец обгадился — по крупному обгадился, так, что вонь стремительно разливалась по всему шатру. Пришлось создавать чары для ускорения циркуляции воздуха…
— Игры кончились, Григорий Афанасьевич, — жестко бросил мой друг. — Будете отвечать или нет? Не ответите в течении пяти секунд — я повторю предыдущую процедуру. И буду держать магию, пока вы действительно не лишитесь рассудка. Раз, два…
— Буду… = тихо-тихо, с огромным трудом прошептал Архимаг.
И по искреннему, слепому ужасу, прозвучавшем в голосе сломленного чародея чувствовалось — действительно будет. Ответит на все вопросы, согласится с чем угодно, лишь бы то, что он недавно испытал, никогда не повторялось вновь.
— Тогда пусть расскажет обо всем, что ему известно о сегодняшнем нападении, — потребовал я.
Дабы пленник хоть немного пришел в себя, Петр влил в него алхимический допинг — не слишком много, как раз столько, что бы он пришел в состояние, позволяющее ему нормально разговаривать. И Григорий Афанасьевич не разочаровал — более того, он превзошел все мои самые смелые надежды.
— Мне пришел приказ. О появлении у тебя слуги-нежити нам стало известно уже спустя час после того, как ты провел ритуал — с нами связались те из наших собратьев, что участвовали в обороне вала от нежити. А сам приказ о нападении я получил уже в первое утро, как мы добрались сюда.
— Чей приказ-то⁈ — нетерпеливо перебил я старика.
— Тайной Канцелярии, — пожал он плечами. — Их связной, Младший Магистр, член одного из отрядов специального назначения, после передачи приказа, в котором имелись все подтверждающие его подлинность знаки, символы и печати. В самом письме было сказано лишь то, что посыльный, доставивший его мне, лично расскажет все необходимые подробности. И он действительно рассказал… Нам было необходимо сделать три вещи — вывести тебя из себя, сделать так, что бы ты по своей воле отправился к нам на разговор в храм, и добиться отсутствия твоих спутников. Две цели мы успешно достигли — столь вспыльчивого и нетерпеливого человека как ты разозлить несложно, а храм мы заранее расположили в той части лагеря, где почти не было сколь-либо значимых сил — ни элитных отрядов бойцов, ни сильных магов. Но третий пункт нам, к сожалению, не удался. Впрочем, в возможность его реализации даже сам посланник не верил, и замысел строился с учетом твоих спутников.
Старый священнослужитель, ненадолго замолчав, с усилием принял более удобную, сидячую позу и продолжил:
— Моей задачей было как можно дольше задерживать остальных членов Совета, дабы дать время сидящим в засаде магам сделать свою работу. И я сумел выгадать почти минуту, однако убийцы подкачали, не справившись со своей частью плана. Один попал в плен, трое удрали, а ещё несколько членов Совета из тех, кто как и я сотрудничал с Тайной Канцелярией, даже не сумели под шумок убить пленника и рыцаря смерти. И когда я увидел, как ты собираешься забрать этого неудачника, я понял — это последний шанс избежать больших неприятностей. Убью тебя и пленника — а потом что-нибудь наплету в качестве оправдания. Например, что рука уже не та и чары, предназначенные для врага, дали сбой и попали в тебя… Тайная Канцелярий из тени и Церковь в открытую поддержали бы меня, так что серьёзных последствий не было бы…
Он глубоко, печально вздохнул и поморщился. Вы только поглядите, каков наглец — в открытую сокрушается при мне, что ничего не вышло!
— Ты ещё слезу пусти для пущего эффекта, тварь бесхребетная, — съязвил я. — Глядишь, проникнусь твоим горем и в знак сочувствия позволю себя прикончить!
Церковник испуганно вжал голову в плечи и опустил взгляд, я же встал и направился туда, где ещё совсем недавно трудились офицеры моей гвардии. Усевшись во главе, я пару минут обдумывал услышанное и суммировал его с тем, что знал сам о Тайной Канцелярии и Церкви. Ну и плюс свои подозрения и догадки, конечно.
По всему выходило, что мое резкое усиление не прошло незамеченным для столицы. И кто-то там, в Петрограде, из числа очень влиятельных и крайне высокопоставленных руководителей Тайной Канцелярии решил, что меня пора прибить от греха подальше, пока я не дорос до уровня, на котором буду представлять уже вполне себе реальную угрозу…
Это точно не сам Богдан Ерофимович. Его цель — использовать меня в ближайший год по максимуму, выжать всю выгоду и уже потом он будет решать — прикончить меня или постараться если не переманить на свою сторону, то по крайней мере собрать на меня достаточно компромата, что бы я даже пикнуть в его сторону не смел, не говоря уж о помощи его врагам.
И даже в том маловероятном случае, если он действительно решил бы, что меня нужно убить здесь и сейчас, я бы скорее всего уже погиб бы. У него есть возможность привлечь к этой операции силы, которых с лихвой хватит для гарантированного результата. Было бы не четыре Архимага и кучка косоруких продажных святош. Сюда заявился бы десяток чародеев седьмого и штук тридцать шестого рангов, и их совместная атака гарантированно стерла бы нас в порошок.
Нет, тут кто-то иной, хоть и из того же болота. И уже сегодня вечером, когда я разрешу назревающие проблемы с Церковью и Имперской Армией, Петр плотно возьмется за провалившегося убийцу. А если не справится, то к нему присоединиться Андрей, всем своим видом показывавший, что методы Петра слишком неэффективны. Мол вот я бы показал класс… В чем я не сомневаюсь — всё-таки элитная, развитая и обладающая разумом нежить пытать живых умеет, любит и активно при каждом случае практикует. У порождений Смерти это что-то вроде врожденного таланта…
Пока я размышлял, мои товарищи оттащили немного в сторону обоих пленников и Петр, предварительно заставив священника выпить мощное снотворное, сотворил вокруг обоих небольшой куб из смеси магии Тьмы и Пространства. А Андрей взглядом заставил остатки разбитого стула вспыхнуть черным, бездымным и не дающим тепла пламенем, которое в считанные мгновения без остатка уничтожило обломки. Ни пепла, ни золы, ни ещё каких-либо признаков того, что тут только что горел огонь — колдовство рыцаря смерти лишь внешне напоминало огонь, по сути своей являясь одной из форм магии Смерти.
Когда эти двое расселись по бокам от меня, я бросил телепатическое послание собравшимся снаружи командирам, ожидающим приглашения — пора было внести для них некоторую ясность в происходящее. Что бы понимали, что к чему…