Versipellis

Глава 2. Полная луна

Когда я осознал услышанное, то вскочил на ноги и зашептал через решетку в двери все те вопросы, что ураганом бушевали в моем сознании, но альфа уже ушёл. Я обессиленно сжимал кулаки, смотря на пустой коридор, царапал руки и расхаживал по камере, в тщетной попытке унять эмоции. Даже если очень захочу — мне не выбраться отсюда без чужой помощи. Специальные изоляторы для оборотней были вдоль и поперек обставлены амулетами, они же беспрерывно откачивали мою силу, не давая избавиться от человеческой ипостаси, а отдельные предметы, как та же решетка, — были наполнены вкраплениями убийственных минералов, и даже в еде был настолько низкий уровень адреналина, что казалось, ты ещё и свой должен отдавать, чтобы реанимировать барашка, расщепленного на гранулы. Я уже был в подобном заведении. По молодости, с кем не случалось: тогда ввели новый закон о том, что оборотни не могут сами водить никакие транспортные средства, даже на пятой, самой высокой ступени. А мне не повезло привлечь на себя внимание директора интерната, когда я рассматривал его новый внедорожник. Впрочем, реально выводить из программы адаптации волчонка никто тогда не стал — для профилактики продержали месяц и с позором вернули в социальную группу. Сейчас, вероятно, это бы грозило более лёгким наказанием, но, по большей мере, всё зависит от того агента, который будет вести дело. За этими размышлениями я заправил кровать. А если точнее, развернул матрас, пахнущий какой-то тухлятиной, на прогибающуюся сетку койки. Серые облезлые стены, потолок с отваливающейся побелкой и холодный плиточный пол неумолимо навевали хандру. Как же так? Нам столько твердили про ненасильственную адаптацию, про безопасность, про гуманные условия даже для самых диких. Чтобы что? Чтобы чинуша мог себе на потеху развлекаться с неизвестными никому амулетами? Истязать маленьких волчат? Это их справедливый и толерантный подход? Какая же мерзость… Я жил семь лет в городе и, как дурак думал, что жестокость людей осталось в прошлом, что мои детские воспоминания были приукрашены разумом, а сейчас всё реально стало иначе… Но, видимо, я заблуждался.

Я перевернулся на бок, лицом к плесневеющей стене. Приличная одежда была изорвана в клочья и валялась где-то у живой изгороди. А на моем теле висела роба заключённого. Амулет в бронзовом ошейнике импульсами разносил по коже жар. И, если бы не он, то я бы выглядел почти нормальным человеком. Почти… Какой же показной скандал разразился, когда какой-то министр эту фразу ляпнул в прямом эфире. Его и премии якобы лишили, и на ток-шоу он сидел оправдывался, и в затишье ушел. Только вся штука в том, что ни один оборотень не способствовал разгону травли. Только люди — волонтеры и журналисты благотворительной организации, о которой я мельком слышал. Но министр тот вернулся на свой пост, как ни в чем не бывало. Показное осуждение, показное наказание. Но стоит оборотню просрочить лицензию на передвижение по городу — на нашу естественную, природную возможность и право, всего на один день, как он будет сидеть со мной в соседней камере. Или же откатиться на ступень в программе адаптации и будет жить не в собственном, купленном на свои же гроши, жилье, а в социальной квартире, увешанной амулетами и разрисованной защитными знаками. А если был на этой ступени, то и вовсе вернётся в общежитие или интернат. Будет слушать лекции о том, как раньше было плохо, а сейчас хорошо, как люди о нас заботятся, ходить в туалет два раза в день после еды, спать на раскладушке в общежитии и учить наизусть кодекс "О мире и благополучии разумных существ". И это они называют справедливостью, равенством. Да стоит только нам собраться группой в три или больше оборотней, как сразу же подбежит бравый сотрудник органов правопорядка, проверять, точно ли мы не из одной стаи! И мы даже не можем отстоять в суде свои права! Стоп. Спокойнее, Алекс. Если здесь где-то есть амулет с изумрудом, то они однозначно уловят настрой. Мысли не прочтут, но тут и так всё как на ладони.

Моя ужасная усталость — телесная и внутренняя, тяжесть, ограничивающего воплощение, амулета и полное отсутствие, занимающих внимание, предметов вокруг, удивительно пособствовали моему сну. Нервному, прерывистому, но, всё-таки, сну.

В коридорах здания следственного изолятора…

Оборотень-альфа по имени Арес тяжёлыми шагами разрубал тишину в зоне одиночных камер. Он слышал, что заключённый Алекс хотел ему что-то сказать, возможно, даже что-то важное, что не мог сообщить при человеке на допросе. Но ему нельзя было задерживаться. Одно неудачное решение и он сам мог оказаться другом в полосочку, смотрящим на небо в клеточку. Такова судьба всех волков, которых отобрали на государственную службу. От них не требовали ума, лишь их нечеловеческую силу. А лишнее внимание к другим оборотням сразу же расценивалось как саботаж. И тот факт, что он смог так далеко продвинуться по службе, никак не изменил отношение руководства и даже людей сослуживцев к нему. Выйдя из режимного корпуса, Арес направился к административному зданию, чтобы сдать амулеты, перевоплотиться и, наконец-то, уйти на заслуженные выходные. Луна была практически полной и сила, что сдерживалась адуляром, уже практически выплескивалась через край. Каждые двадцать девять — тридцать дней город превращался в зону отчуждения: беспрерывно звучали сирены, амулеты в домах, магазинах, зданиях государственной важности и всех прочих, за ночь расходовали столько энергии, сколько не тратили за весь месяц. Оборотни с первой по вторую ступень обязаны были находиться на территории интернатов, третья — являться в социальные центры наблюдения, чтобы под прицелом провести несколько часов в своей естественной среде, а на четвертой и пятой уже можно было оставаться в городе. Единственное отличие было в том, что жильцы социальных квартир обязаны были оставаться в промежуточной фазе воплощения, что поддерживалось амулетами. Многие предпочитали уходить в центры, ради возвращения своей природной форму и чтобы их собственная, ограниченная искусственно, энергия не разорвала их тела в ночь полной луны. Арес был оборотнем четвертой ступени, но он никогда не оставался в городе — выезжал в оцепленный участок леса.

Альфа сдал амулет. Ещё несколько минут его тело коробило, то обрастая шерстью и ломая суставы, то вновь превращая его в прямоходящего. Пятнадцатичасовой рабочий день в промежуточной ипостаси не мог пройти без побочек, но он уже к этому привык.

— Нормально? — скучающе спросил дежурный, человек, один из немногих, кто относился к нему равнодушно.

— Вполне, — выпалил Арес, переводя дыхание и отвернувшись от собеседника.

— Раздевалка свободна. И забери, наконец, белье с сушилки, весь отдел стесняешь, — сказал он с неловким смешком.

— Уж извините, — вымученно улыбнувшись, ответил оборотень и прошел в следующую за дежурной, каморку.

Облачившись в спортивный костюм, альфа вышел с территории следственного изолятора, помахав охранникам на вышках. Людям и невдомёк, какая сила воли нужна была волку, чтобы оставаться в теле человека даже за полтора дня до полнолуния. Это напоминало замкнутый круг: если энергии мало, то ты будешь волком, обычным животным, если же её больше — нормальное количество, то ты уже мог воплощаться, но если она бьёт через край, то, хочешь не хочешь, а вновь станешь на четыре лапы и будешь грызть собственный хвост от переизбытка этой силы.

Социальная квартира встретила привычным запустением. Уже прошло больше года с момента, как Арес покинул общежитие для оборотней, отобранных на силовое направление, но своё временное пристанище он так и не довел до ума: тут и там стояли коробки с прорезанным скотчем, посреди комнаты валялся матрас без простыни, а на кухонном столе возвышалась единственная приличная вещь — электрический чайник, купленный с первой зарплаты. Заварив лапшу, он разломал капсулу "Сытный центрально-европейский кабан — адреналин 2 из 5" и, без особого аппетита, принялся жевать. Мысли лезли самые отвратительные, как он не старался отвлечься. То, о чем рассказал бета Алекс было возмутительно, бесспорно, однако, Арес бы никогда не позволил себе, даже в абстрактных размышлениях, ввязываться в такую сомнительную историю. Если бы не одно "но"… Оборотень достал из куртки бумажник. С ламинированной фотографии на него смотрели пронзительные голубые глаза. Этот снимок он вырезал из досье дела № 155 оборотня без ступени Виктории, которое, спустя всего месяц вялого расследования, отправили архив, где он проходил практику. Когда Арес открыл тоненькую пожелтевшую папку, скрываясь в подсобке с фонариком, взгляд его выцепил фразу, которая ни дня не выходила у него из головы: "Признана без вести пропавшей". С непримиримой тоской он смотрел на неё, пока доза адреналина растворялась в крови. Стукнув по столу, он вышел в комнату и стал собирать минимальный набор вещей, нужный в центре наблюдения.

День был безоблачный и вполне приятный, но на улицах уже нельзя было встретить весёлые компании людей. Всего через восемнадцать часов наступит полнолуние и тысячи обладателей нервных расстройств уже стояли в очередях на перезарядку амулетов в государственный отдел магической охраны. Те, кто имел какой-никакой опыт, также разрисовывали охранными знаками двери и оконные рамы или платили, чтобы за них это сделал "опытный маг". Конечно, были люди, которые искренне верили министру "Новой политики", заявлявшему о полной безопасности города, но даже они, думал Арес, всё равно сейчас пачкали дом или отдавали неплохие суммы спекулянтам с амулетами, ведь окошек для бесплатной зарядки, как всегда не хватало. Впрочем, чиновник не врал, и полная луна не несла для людей какой-либо угрозы. Как минимум, потому что оборотней пятой ступени было от силы пару сотен — мало кто мог сохранить расположение специальных служб и добраться до заветной "Свободной лицензии". Остальные же набивались в вагоны метро, автобусы и трамваи, понимая, что на пропускных пунктах в центры уже собиралась толпа.

Арес, растолкав остальных локтями, шумно выдохнул и свалился на сидение, чтобы, уже через пару минут, встать, уступая место пожилой волчице. Она благодарно кивнула, поправила очки и, вытащив из сумки потёртый нетбук, начала что-то быстро печатать. Оборотень мог только восхититься: в свои года полностью пройти программу адаптации, ведь только у наивысшей ступени было право на технику с выходом в интернет, пускай и с ограничениями, и обучиться слепому набору — невероятно! Одного он не мог понять: зачем ей, практически обычному горожанину, уезжать из города в полнолуние.

— Простите? — смущённо заговорила волчица.

Арес, всё это время уставившийся на неё, вынырнул из омута размышлений и принялся сбивчиво оправдываться.

— Ничего, волчонок, — заулыбалась старушка-оборотень. — Нам же по пути? В западный центр едешь?

— Да. Я Арес, четвертая ступень, — с, непонятным ему самому, порывом сказал он.

— Приятно познакомиться, Арес, — ещё шире улыбнулась она, закрывая нетбук на котором, как увидел альфа, был открыт текстовый редактор. — Я Миранда, пятая ступень. Ой, даже не спрашивай, — сказала волчица, наигранно закатив глаза. — К мужу еду, проведать. Так хоть нас будет отделять лишь решетка, а в обычное время его мучают этими амулетами, чтобы он мог поговорить через стекло по телефону, — фыркнула она и чуть с грустью добавила. — Он в центре для престарелых.

Альфа не нашелся что ответить. Неожиданная собеседница была настроена на разговор длиной во всю дорогу. Но он к такому не привык. Может профдеформация или простая природная нелюдимость но, как он покинул социальную группу, особо ни с кем толком и не общался. Место рядом со старушкой освободилось — кто-то пошел на пересадку в северный центр, не самый популярный из-за посадки вместо леса. Оборотень кивнула и Арес сел рядом. Поболтав ни о чем с полчаса, а точнее, больше слушая, он узнал, что Миранда — детский писатель и прямо сейчас работала над новой книгой сказок. Когда поезд метро затормозил на конечной, Арес помог ей подняться и с искренним уважением поблагодарил за беседу.

— Может ещё в лесу увидимся, волчонок. Хорошего тебе полнолуния, — сказала она, помахав рукой.

Уже смеркалось. Альфа ходил между деревьев, разминая лапы и спину. Место сбора его стаи находилось в каких-то двухста метрах, но, пока не стемнеет окончательно, соваться туда нельзя. Прожекторы белым светом исполосовали небо, что вызвало недовольное рычание сотен голосов и крики с угрозами, доносившимися в ответ с вышек. Хотя люди и считают, что полнолуние длится пару дней, но все оборотни знают, чувствуют с самого рождения, когда светило находится в своей полной силе. Каких-то десять-двадцать минут его видимость полная, а энергия, способная давать физическую мощь, обострение инстинктов и исцеление, льется слово бурный речной поток. Богиня Луна в эти мгновения озаряет благословением своих детей и её взора все с нетерпением ждали. Даже юные волки, взлетевшие без запинок на третью ступень, перестали резвиться. Арес слонялся без дела, стараясь далеко не уходить от трёх старых елей, где будет проходить ежемесячный совет семьи. На пути попадались самые разные волки: от омега-самцов до альфа-самок, были и воины — гаммы и престарелые кормилицы — дельты, беты-отроки и пожилые охотники, растерявшие все иерархические преимущества. Перед альфой почтительно склоняли головы, а другим его статуса он сам уважительно кивал. Запрет на иерархию был номинальным, люди это знали — нельзя перечеркнуть то, что есть часть твоей природы. Но, конечно, открыто показывать сохранение естественного неравенства нельзя было, да и уже бессмысленно: все уже давно не в лесу, а одной горящей лодке.

Прозвучал трещащий сигнал и прожекторы одновременно потухли. Оборотни притаились, смотря на, выплывающую из-за туч величавую луну. Первыми взвыли более чувствительные самки и подростки, потом уже остальные волки. Самозабвенно, радостно, торжественно. Ни один из, находившихся здесь, в городе, интернате или даже центре "строгой адаптации", оборотень, не мог сдержать себя. Арес не был исключением. Он голосил долго, искренне, сливаясь с самим своим звериным естеством. Но постепенно этот хор покинуло несколько оборотней. Военные, сидящие на вышках того и не заметили, ведь знали, что пока светило не повернется на какой-то один градус, все будут продолжать свое нехитрое занятие и угрозы нет. А семеро волков уже бежали к елям.

— Арес, сын мой, рад видеть тебя в здравии, — чуть более возбужденно, чем следовало, сказал вожак, альфа-самец Брут.

— Здравствуй, отец, — ответил он и поклонился.

Отец начал совет со справления о социальных проблемах каждого из стаи, хотя из месяца в месяц особо ничего не менялось. В обязательном порядке обсуждались вопросы тех, кто не мог присутствовать на собрании: старики в центрах для престарелых оборотней, раскиданных по округе и дети в интернатах. Когда дошла очередь до Ареса и он рассказал о бете Алексе, о министре "Новой политики" и о таинственной волчице, все притихли. Чуть погодя, Брут, дав высказаться Еве, своей жене и второму вожаку, вечно опекающей даже уже состоявшегося и взрослого сына, медленно, подбирая слова, начал:

— Мы, как стая, будем поддерживать тебя всегда, примем и позаботимся о тех, кого ты приведешь. Мы не имеем права тебя ограничивать в выборе и судьбе, лишь только одна Луна может.

Арес слушал, внимал каждой фразе и, когда отец закончил, поклонившись, сказал:

— Я прошу помощи стаи.

— Хорошо. Но выслушай мой совет и наставление, — чуть подумав ответил Брут.

В одиночной камере изолятора…

Все последние сутки я провел будто в трансе. Дважды мне просунули через дверь пресную еду, один раз обыскали камеру, а под вечер пришел маг. Я уж надеялся, что перед полнолунием меня оставят в форме волка, но этого не произошло. Человек лишь обновил минерал на заряженный и нацепил ещё один, контрольный — горный хрусталь. Ошейник начинал давить, стягивать кожу на затылке, но я понимал, что это далеко не самое неприятное в моей ситуации. Через окошко под самым потолком пробивался свет. Всего через несколько минут Луна будет в своей полной силе и лишь одной ей известно, какие муки мне предстоит испытать. Амулет горел, казалось, прожигал кожу и плоть, а сила, что наполняла меня с каждой секундой, грозилась вырваться наружу, разорвав тело на мелкие ошмётки. Мне и раньше доводилось проводить полнолуние в промежуточной стадии воплощения — просто не успел выехать из города, но тогда и энергия камня была меньше, и в таком виде я был всего одну ночь.

Час пришел. Я взвыл. Отчаянно, беспомощно, протяжно. В вой я пытался вложить всю ту силу, что даровало мне светило, которой оно неумолимо наполняло меня. Двадцать долгих минут тело было мне не подвластно: я то был придавлен к полу, то лез на стены, поближе к окну, заламывал руки, вставал и падал. Я срывался то на рёв, то на человеческий крик, я скулил и плакал. А амулет мутил мой рассудок всё с большей и большей силой. За стенами камеры я слышал и чужой вой: все заключённые оборотни сейчас страдали также, как и я.

В наблюдательном центре…

Арес благодарно поклонился стае: родителям и отдаленно-знакомым родственникам. Стая — это семья и в ней нет разделения на важных и не важных. Волк был почтителен ко всем в эту трудную для него ночь.

Когда солнце уже начало всходить и оборотни, разминаясь, неспешно стягивались к контрольно-пропускному пункту, Арес прошёлся вдоль ограды, отделявшей наблюдательный центр от последнего пристанища престарелых. Он сразу узнал Миранду — седая маленькая волчица смотрела вдаль за перекрестья сеток заборов.

— Здравствуй, волчонок, — сказала она, не оборачиваясь, лишь почувствовав на себе его взгляд. — Вон там, видишь? Мой муж.

Альфа подошёл ближе, вглядываясь. Большой волк, хромая, разрывал на ходу тушу кролика. Серебро седины уже коснулось его шерсти, а крупные шрамы по всему телу были летописью славных битв старого оборотня.

— Его зовут Либер, "свободный". Он был против переселения в города, боролся до последнего, но всё равно оказался здесь, — тихо сказала Миранда.

Арес, услышав знакомое имя, нервно сглотнул и уже иначе посмотрел на волчицу. Он не осмелился уточнять, тот самый ли это Либер, а лишь сипло спросил:

— Вы поговорили?

— Нет. Но я же вижу, что всё у него хорошо.

Миранда встала и поплелась к выходу. Примятая трава была свидетелем долгой тягостной ночи, что она провела на этом месте. Альфа, чуть погодя, пошел следом с четким намерением приступить к осуществлению своего плана.