Саундтрек к главе: Бьянка- А чё, чё
Я согласилась ходить на дурацкие дополнительные занятия Калинина. Зачем? Понятия не имею… Наверное, чтобы, словно мазохистка, издеваться над собой созерцанием его лишний час.
Мне нравится, как он ведёт уроки. Доходчиво и без повышения голоса рассказывает тему, погружая мысленно во времена, которые описывает. Сегодня мы гуляем по цехам Ивановской мануфактуры, где применяется тяжелый труд крестьян, а завтра готовим восстание под руководством большевиков. У меня такая бурная фантазия или это Гордей так влияет?
Скорее всего, второе… Потому что моё сознание рисует не только картинки из прошлого, а и из будущего. Особенно те, от которых в жар бросает. Я уже сотню раз по ночам представила нашу первую близость, морально подготовила себя к тому, что будет больно. Но, наверное, этого не хватает для смелости перешагнуть невидимый барьер.
А ещё Линке советовала не делать этого, если не хочет и не может. А сама? Трусиха нереальная. Даже его признание в любви не помогает.
— Ты домой, Макс? — дёргает меня за рукав Макарова.
Похоже, я её не услышала.
— Нет, у меня внеклассные по истории…
— Ты же не собиралась на них ходить, — приоткрыла рот от удивления.
— Я передумала.
— Понятно. Вот Селезнева удивится. Она же на них, как на праздник ходит.
— Кряква? Что она там забыла? Она же на экономический собирается, — злюсь на обнаглевшую Лизку.
— Догадайся с двух раз, — лыбится Линка. — Я пошла. Увидимся завтра.
— Ага, — прощаюсь с ней.
Ну, пернатая держись! Я тебе твои рыжие волосы точно повыщипываю.
В классе, где проходят занятия, тишина. Ботаны не слишком общительны между собой, такие живут в своём узком мирке отличников, в который мало кого пускают. Селезнева среди них, как белая ворона, сидит со скучающим видом, покручивая в руках карандаш и нажевывая во весь рот жвачку.
Столы поставлены полукругом вокруг учительского. Свободное место только с краю, но я терпеть не могу сидеть на углу. Примета не причём, мне даже лучше замуж не выходить, никто мозг иметь не будет, просто о тебя вечно все спотыкаются. Я в классе специально сижу одна и у окна, чтобы меньше контактировать с одноклассниками.
— Сдрисни! — рычу на лохматого очкарика из параллельного класса, занимающего место посередине.
Он быстро трясущимися руками собирает вещи и пересаживается на пустое место.
— И подстригись. Ходишь как чучело, — делаю замечание в спину.
Парень боязливо косится на меня через плечо, но мне уже давным-давно плевать на него. Моё внимание притягивает Селезнева, которая сидит напротив и смотрит с ненавистью. Её так перекорежило, что смешно.
— Чё уставилась? — нарываюсь на неё.
— Ты зачем припёрлась? — ехидничает в ответ.
— Такой же вопрос. Если я не ошибаюсь — бухгалтерам история не нужна.
Мы так громко разговариваем, что ботаны вообще затихли и не шевелятся. Только зыркают на нас, открыв рты.
— Не твоё дело, — кривится Селезнева.
— Кряква, не старайся, селезень не ответит, — кидаю ей толстый намёк.
— А ты смотрю, уже подкормила, — нагло стебается в ответ, окидывая меня взглядом.
Приподнимаюсь, чтобы подойти к ней, но в класс входит Калинин. Мне приходится снова сесть на место и только бросить злобный взгляд на Селезневу.
— Всем ещё раз здравствуйте! — прислоняется к краю стола и проходится глазами по присутствующим, останавливаясь на мне и улыбаясь краешком рта. — Сегодня разберём более детально тему прошедшего урока, а в конце напишем небольшой тест. По его результатам ученик, набравший больше всех баллов, выйдет на городскую олимпиаду.
Ну, нет, нифига?! Это буду не я. Мне ещё этого не хватало. Хромов пусть валит, он вечно честь школы защищал.
Скучно… Мне скучно. Заучки всё время пытаются доказать, что всезнающие и поправить Калинина. Напрасно, у него на всё своё мнение. Вопрос, который он задаёт Селезневой, выбивает её из колеи.
Пипец, это же элементарно.
— Лиза, ты не поняла мой вопрос? — вежливо обращается к ней.
Она включает тупенькую и, улыбаясь, качает головой.
— Вы просто, Гордей Петрович, неправильно ей вопрос задаёте, — объясняю ему. — Надо так. Представь Селезнева, есть жирные домашние утки, но их время существования ограничено, птичий двор скоро развалится. А есть дикие, худые и голодные, но с большим энтузиазмом и стремлением к чему-то новому. К кому примкнёшь?
— Ерёма, мы охренела? — орёт на меня Кряква, багровея.
Все остальные тихо хихикают. Калинин трёт переносицу и давит смех. Селезнева пошла красными пятнами от злости и унижения. Психует, скидывает тетради и ручки в сумку и выскакивает из класса.
— Макс, зачем ты так? — смотрит на меня Гордей.
— Поделом. Ей история всё равно не нужна.
— Ладно. Мы с тобой потом поговорим. Давайте решим тест и по домам, — покачивает недовольно головой.
Раздал нам листки с заданиями, а сам сел за стол и погрузился в телефон.
Тест — легкотня. Вопросы — для второго класса. Скользнула глазами по остальным. Сидят с задумчивыми видами, шевелят шестерёнками в голове. Можно было бы решить его за три минуты, отдать и свалить. Но я же хочу завалить, значит, придётся торчать тут до последнего. Интересно, удастся провести Калинина? Или он меня сразу раскусит?
Достаю из кармана наушники и забиваю музыкой уши.
— "А я всё запомнила, каждую мелочь", — подпеваю певице, постукивая ручкой по столу.
На меня начинают коситься.
Раздражает и сбивает, да? Круто!
— "Как тут забудешь, когда так любишь!"
Гордей приподнимает на меня глаза, отрываясь от телефона.
— "Руки, глаза твои самые синие.
Мама спаси меня, гордость прости меня".
Он с раздражением и гневом кидает мобилу на стол.
— Макс! — читаю по губам, но голоса я не слышу.
— "В сотый раз смотрю на твою фотку-
Ты такой красивый без всякой обработки!
Позвоню… нет! Первая не буду!"
Прямо ему в лицо, не отрывая от него взгляда. Кажется, сейчас кто-то ещё в этом кабинете взорвётся. Гордей подходит и отбирает у меня наушники, вытащив прямо из ушей.
Эй, это мои аирподсы!
Открываю рот надерзить ему, но он жестом руки приказывает мне захлопнуть его. И прячет наушники в карман.
— Получишь, когда решишь тест на пять.
Значит — никогда. Потому что я его решать не собираюсь. Ставлю наобум галочки в ответах и протягиваю ему листок. Он не смотрит в него и кладёт на стол за своей спиной. Протягивает ещё один бланк. Точно такой же.
— Я сказал на пять, — цедит сквозь зубы злобно.
От его тона у меня мурашки по телу побежали.
Ну, пожалуйста! Хнык… Я не хочу на олимпиаду. У меня соревнования скоро.
Тренер — не ты, он нянчиться не будет. Рявкнет так, что сердце в пятки уходит. Вот его я боюсь, точнее трепетно уважаю. Филипчук — мужик строгий, у него не забалуешь. С ним бы я такое, как сейчас, себе не позволила.
Мягкотелый ты, Калинин. Заорал бы, что ли для приличия.
Нет? Ну и дурак.