— Ты опять сквозняк устроила? Взять бы ремень и по заднице тебе хорошенько пройтись, — громогласно ругается Полозов, закрывая окно.
— Борис Васильевич! У меня так-то урок, — захлопываю ноутбук, чтобы одноклассники не услышали наши очередные препирательства. — И вы с гинекологом как-нибудь там договоритесь. Она говорит, что мне свежий воздух нужен, а вы окна закрываете.
— На улице надо дышать, — расставляет ноги и ставит руки в боки, хмуро смотря на меня сверху вниз. — А не сквозняк устраивать. Простудишься! Что мы с тобой делать будем? Двоих угробишь.
— На улице плюс двадцать пять, — цокаю языком, закатывая глаза.
Встаю с кровати и ставлю лэптоп на стол, где с вечера как попало лежат книги и бумаги Дэя. Чтобы не сорваться, складываю их в аккуратные стопочки.
— Не май месяц на дворе!
— Осталось несколько дней. И что с моей увольнительной из этой богадельни? Вы обещали, что меня отпустят на майские праздники, — напоминаю ему.
А то взял привычку давать слово, а потом съезжать, говоря, что лечащий врач якобы не одобряет, так как состояние ненадёжное. Устроили тут с Гордеем Освенцим! Бесконечные анализы и уколы. У меня и так с кровью плохо, если что!
— Обещал — будет. Но под моим личным и строгим присмотром, — опирается руками на стол, напротив меня. — Если тебе полегчало, то это не значит, что нужно сломя голову бежать махать флагами.
Строю ему рожу.
— Вот какая из тебя мать? Саму ещё воспитывать и воспитывать, — демонстративно хватается за лицо, скрывая улыбку.
— Не слушай его, малышка, — поглаживаю уже слегка заметный животик. — Дедушка так шутит, нормальная у тебя мама.
— Дедушка?! — взрывается. — С хера ли я дедушка?!
— Что вы орёте! — осаживаю его. — Ещё и матом. Тут ребёнок, она там всё слышит, между прочим. Внучатая племянница. Но ВНУЧАТАЯ же. Борис Васильевич, смиритесь… Вы не молодеете, — поддеваю его.
— Мда… — садится на стул и раскручивает на столе забытую Дэем ручку.
Не хочет мириться с тем, что кто-то будет называть его дедушкой. Ну, правда, он на него не тянет. Ему бы самому на свидания бегать с какой-нибудь красоткой, а он тут со мной нянчится.
Встаю и подхожу к нему, обнимаю за плечи и поглаживаю по голове. Жалко его, задолбался он с нами. А ещё огромная больница, в которой вечно что-то происходит, на нём. Проверки достали, пациенты неадекватные…
Прижимается к животу виском, положив руку мне поверх поясницы.
— Толкается, — улыбается, поднимая голову.
— Ага… Не часто, но ощутимо.
— Милка футболисткой была, даже крохотную пяточку можно было разглядеть.
В палату врывается медсестра Настя со шприцами, но заметив главврача, заметно сбавляет темп. Извиняется со странным выражением на лице.
Представляю, как мы выглядели со стороны… Звездец какой-то… Сейчас напридумывает себе черти что.
Борис Васильевич мне за последние месяцы отца заменил. С моим до сих пор натянутые отношения, родители так и не поняли, почему я отказалась делать аборт, рискуя своей жизнью. Даже мама не нашла слов, как со мной поговорить, никогда у неё не получалось.
Только Дэй и Полозов поддержали. Ещё Славка, но он выбрал скорее нейтралитет. Друзья не в счёт, они всегда за любой кипиш.
Мне делают уколы. Препараты поддерживают меня на время беременности. Врачи ждут ещё два или два с половиной месяца, потом будут вызывать роды.
Донор за это время не найден, но отец связался с израильской клиникой и там есть вариант. Нужно только продержаться эти месяцы…
— Готова? — встаёт со стула Полозов, когда медсестра выходит.
— К чему? — застываю.
— Кислородом дышать! На улицу тебя поведу, — подставляет мне локоть, чтобы придерживалась.
— Я и сама могу…
— Сама ты в прошлый раз чуть в обморок не грохнулась. Так что выбирай: моя рука или кресло, — подергал бровями.
— Только не кресло, — подхватываю его под руку.
Чувствую себя в нём инвалидом. Пока я ещё способна ходить самостоятельно.
На нас косятся, а у медсестринского поста шушукаются. Разнесла уже всем.
— Борис Васильевич, слухов не боитесь? — спрашиваю его в лифте.
— О нас? В такое только сумасшедший поверит! — смеётся.
— Вы плохо знаете женщин, они способны найти то, чего нет на самом деле. А высосать из пальца могут что угодно.
— Да мне-то что боятся? У меня жениха нет.
Вот гад! Радуйтесь, что Дэй сейчас вас не слышит.
— И про меня столько слухов ходит по больнице, что я уже отрастил толстую броню, которую ничем не прошибёшь, — повел меня через выход в небольшой сквер у клиники.
На пороге снимаю маску, в нос ударяет запах цветущей сирени, и я втягиваю его полной грудью, он кружит голову. Цветы мне не разрешают в палате, боятся аллергических реакций. Так что только так.
Проходя мимо куста сакуры, ловко ловлю кончик веточки с цветами и отламываю. Пахнет яблоками. Ммм…
Наша скамейка в затишье и на солнце пустая. Здесь проводим по паре часов в день, когда погода позволяет. Днём со мной любой, у кого есть время, вечером — с Дэем. Желательно поближе к темноте, чтобы можно было целоваться, больше позволить себе ничего не можем, нам запретили иметь близость.
Борису Васильевичу кто-то позвонил, и он отошёл в сторонку поговорить, размеренно вышагивая вдоль дорожки туда-сюда. Я достаю свой телефон. Надо кое-что прочитать по школьной программе для подготовки к экзаменам. По истории меня Гордей натаскал, а вот литература пока хромает. Есть несколько книг, которые нужно обязательно проштудировать.
Вопрос допуска ещё под вопросом, смогу ли я их сдать чисто физически, не потеряв сознание. Но я его добиваюсь.
— Борис Васильевич! — быстрым шагом приближается к нему помощница. — Я вам дозвониться не могу, занято всё время.
Он отрывается от разговора и смотрит на неё с раздражением. У него там, судя по подслушанному, обсуждается техническое обновление хирургического отделения.
— Что тебе? — прикрывает телефон рукой.
— Из лаборатории позвонили. Есть полное совпадение.
Он округляет глаза, смотрит на меня и улыбается.
— Сиди здесь и никуда не уходи! — командует и почти бегом устремляется к зданию больницы.
Помощница за ним.
Куда ж я денусь! — возвращаюсь к чтению.
С больничной парковки слышен рокот мотоцикла. А спустя время замечаю, что по направлению ко мне идёт Лёва с пакетом и каской в одной руке, вторую прячет за спиной. Высокий, широкоплечий, красивый. Медсестрички все глаза готовы сломать, когда он здесь появляется.
— Это тебе, — протягивает тюльпаны. — Дома на клумбе сорвал. Мать ворчать будет, но пофиг…
— Спасибо! — принимаю букет. — Меня будут ругать, но заверяю — завянут они в моей палате и не сегодня.
— Как ты? — садится рядом, положив руку на спинку скамейки.
— Держусь… Какой у меня вариант?.. Лучше расскажи, как дела в лицее.
— Обычно… Да! Мы додавили Селезневу, и она сдала вчера анализы. Пришлось лично ей мозги вправлять.
— Не надо было. Гнобить Крякву — это моя прерогатива. А тут все взъелись, что она отказалась.
— Теперь ей будет легче жить. А то девочки у нас сама знаешь какие.
— Догадываюсь…
— Я тебе кое-что принёс, — подаёт пакет.
В нём импортные лекарства и витамины, необходимые мне.
— Ты сдурел?! — ошалевше смотрю на него. — Они ж кучу бабла стоят!
— Батя был в командировке в Вене, я попросил его купить.
— Сколько должна? Я верну.
— Забудь! Считай подарок, — отмахивается.
— Не думала, что буду радоваться как ребёнок таблеткам, — смеюсь, хватаясь за лицо. — Но это реально крутой подарок.
— На здоровье! Я побегу, у меня тренировка. Послезавтра бой на чемпиона.
— Я буду держать за тебя кулаки, — сжимаю демонстративно.
— А я за тебя, — быстро целует в уголок губ и сбегает, оставив меня с открытым от удивления ртом.
— Макс! — удивлённый голос сзади.
— Да, Борис Васильевич? — поворачиваюсь к нему, пытаясь сосредоточить расфокусированный взгляд.
— Мы нашли донора!