Дэн.
Сестра сидит на моём рабочем месте. Пусть сидит, мне точно не до работы – Краш пропал со связи сорок восемь часов назад. Анжелкины глаза, кажется, выцвели от слёз – зрачки стали бледными, их привычная сияющая синева сменилась мутным голубовато-серым цветом, белки красные, кожа вокруг глаз воспалена и отвисла. Её удерживает за плечи Эля, глаза которой и сейчас полны слёз. У мелкой, похоже, за ночь они иссякли. Я сам не в меньшей растерянности, чем девочки. Единственный, кто знал, куда точно направлялся Сергей – какой-то мужик в полиции, чьих координат не было ни у меня, ни у Энжи.
— Дэн, нужно что-то делать. — Я слышу эту фразу раз в пятидесятый за последний час.
Звонок в полицию ничего не дал – командира, который отправил Серёгу, нет на месте. Самое странное в этом, что последним звонком он сообщил, что буквально через три часа будет дома. А потом он исчез. Телефон пропал из сети спустя три с половиной часа.
— Нужно Энжи отвезти домой, — Эля изо всех сил, старается, чтобы в её голосе звучал без слёз, — ей нужно поспать.
— Не хочу домой. — Малая сейчас похожа на зомби.
— Знаешь, что? — Говорю Эле почти на ухо шепотом. — Забирай её к себе и накачай успокоительным. Побудь с ней.
Элина рука гладит мою щёку, сама она кивает, соглашаясь с моим планом. До их отъезда переписываю у сестры телефон Ольги.
— Дэн? — Мы редко видимся и никогда не говорили по телефону, но она узнаёт меня, стоит лишь назвать её имя. — Какие новости?
Понятно, что от Энжи она знает о пропаже Сергея.
— Подожди секунду. — Явно советуется с кем-то, называет адрес. — Подъезжай сейчас.
На минуту заскакиваю проведать девочек. Энжи спит в кровати, Эля сидит у неё в изголовья и поглаживает непослушные вихры моей сестренки. Увидев меня, поднимается и выходит со мной в коридор. Кладет руки на мои плечи и целует меня в губы легким прикосновением.
— Всё будет хорошо. Я верю, что он в порядке. Краш справится. — Я смотрю в её бездонные глаза и начинаю верить в её слова, как будто по-другому и быть не может. Минута, пока мы так стоим, наполняет меня какой-то уверенностью, я наконец-то чувствую способность рационально мыслить. Обнимаю её, мой поцелуй, гораздо более страстный, вызывает на её лице счастливую улыбку. Она отстраняется с явной неохотой.
— Не сейчас.
С улицы оглядываюсь, вижу в окне Элю, которая смотрит на меня все с той же улыбкой. Уезжаю по названному Ольгой адресу.
На кухне у Ольги сидит крепкий мужик лет на десять постарше нас. Настороженно смотрю на Ольгу. Я давно заметил, что её связывают с этим парнем, не переставшим за два года быть для меня сплошной загадкой, какие-то странные отношения. Иногда их можно принять за любовников, иногда это простая непосредственность между очень близкими родственниками, даже большая, чем между мной и Анжелкой. Бесконечная нежность вперемешку с беспощадной откровенностью. За всё время я ни разу не слышал о том, чтобы у Ольги кто-то был, потому этот тип на её кухне меня слегка напряг, да и аналогичный взгляд с его стороны не располагал к дружелюбию. Он первый протянул руку, при этом не переставая сверлить меня взглядом.
— Максим или Макс, как удобнее.
— Дэн. — Поддаюсь рукам Ольги, усаживающим меня за стол напротив Макса.
Передо мной ставится чашка и кофейник. Сама Оля усаживается рядом.
— Дэн друг и давний союзник Сергея. И он и я доверяем Дэну, как себе. — Она поворачивается ко мне. — А Макс сотрудник спецназа полиции, которому мы тоже доверяем. Он тоже наш друг.
Пока я рассказываю то немногое, что знаю, Макс хмурится, Ольга пару раз всхлипывает. Когда свой рассказ начинает он, её лицо становится белоснежнее её волос.
— Ты не сказал мне, — едва произносит, срываясь на рыдания, — что отправил его в одиночку сражаться с работорговцами?
— Не в одиночку. Там была моя команда. — Он опускает глаза. — Что бы это изменило, если бы я сказал раньше? Больше слёз и боли?
Его рассказ не даёт ответа на главный вопрос – где Сергей. Вместе или одновременно с ним исчезла и фура с девушками. Команда, принявшая бой с основными силами бандитов, смогла вырваться, увозя троих раненых, и уже вернулась в город. Максу удалось выяснить, что границу фура не пересекла, что означало, что главную поставленную задачу Краш выполнил. Сам Макс в данный момент находился в розыске по невнятным обвинениям. Оставался вопрос, что с Крашем и с девушками. Ответов не знал никто.
Ольга вышла в комнату к дочке, которая спала в кроватке.
— Серый рассказывал про тебя. — Лицо военного смягчилось. — Его девушка – твоя сестра?
— Да. И сейчас она места себе не находит.
— Всем нам не по себе. — Он трет переносицу. — Только сдаётся мне, что этому пацану ещё и не такое по зубам. Выскочит.
В его словах прозвучала спокойная уверенность, напомнив мне слова Эли всего час назад. Воспоминание о ней и о нашем поцелуе вызвало невольную улыбку.
***
Аня «Рыжик».
— Я работаю, а иногда и отдыхаю в игре.
— А какой? — Название ничего не говорит, на всякий случай спрашиваю: — Не та, что шлемы на каждом углу продаются?
— Она. — Хмыкает. — Не так уж и на каждом. А ты чем занимаешься, Рыжик?
По тому, как он произносит, заметно, что ему понравилось мое прозвище. Так что и тут я Рыжик. Рыжуля, Рыжуха или Рыжая… Я вообще сомневаюсь, что половина моих друзей помнит, как меня зовут. Важно слышать своё имя до недавнего времени мне было только от одного человека. А теперь вообще фиолетово в зелёную крапинку.
Идём до тех пор, пока фура не становится точкой на горизонте. Изменений никаких: камни, камни… Сам горизонт, за исключением фуры – ровная линия, куда ни глянь.
— Так. — Задумчиво осматривает меня. — Ты поработаешь тут столбиком, а я пройду еще не много. Так у меня точно не будет шанса заблудиться.
Истолковываю его улыбку, как вызов, и берусь за край топика, успеваю поднять руки с ним над головой, когда их захватывают в плен. Я стою с закрытым топом лицом в его объятьях, не зная, куда он смотрит, что делает сейчас и что сделает дальше. Неизвестность немного волнует. Нежные руки заботливо возвращают топ на место, улыбка становится чуть шире.
— Я не собираюсь так далеко отходить. — Вот это уже нервирует.
— Толк есть вообще идти? — Снова дурацкое ощущение злости непонятно на кого.— Ты как будто не видишь, что мы посреди пустыни.
— Может ты и права. — Он скептически смотрит вдаль. — Ладно, сейчас возвращаемся. Я еще не совсем, видно, в форме, небольшой отдых не помешает.
— Боюсь, твой отдых затянется. — Хмыкаю и разворачиваюсь в сторону фуры. —Про очередь не забыл?
Неожиданно он оказывается передо мной и я снова оказываюсь в его руках.
— И каким номером ты в этой очереди? — Он приподнимает мой подбородок.
— Никаким, — с улыбочкой легонько щелкаю его по носу, — терпеть не могу стоять в очередях. А еще мне это совсем не интересно.
Он недоверчиво щурит свои симпатичные глазки.
— А мне интересно. Ты больше всех обо мне печешься…
— Вот такая я добрая.
— Таскаешься за мной хвостиком.
— Спасаюсь от скуки. И ты сам позвал. Кому-то нужно было…
— Прямо норовишь покрасоваться в неглиже, сама выпрыгиваешь из одёжек. — Уколол, гад.
— Просто пофиг. Люблю эпатировать публику. Хочешь, разденусь, полюбуешься, заценишь? Мне даже интересно услышать твоё мнение.
— И при этом ты говоришь, что я тебя не интересую?
— Абсолютно. — Тянусь к его уху и стараюсь прошептать как можно нежнее. — Я больше по девочкам.
Хохочу, наблюдая его растерянность.
— Извини. — Он отпускает меня, улыбается. — Один–один.
— В смысле?
— Уела.
Математик долбаный, ничего, что ты меня в самолюбие поимел уже минимум трижды? Ладно, еще не вечер.
— Чего ты испугался? Я не говорю, что ты сделал что-то плохое. — Сама возвращаю его руки на свою талию. — Не говорю, что твои объятия мне не приятны. Но не возбуждает.
— Хорошо. — Он улыбается. — так ты больше или только по девочкам.
— Ис-клю-чи-тель-но! — Декламирую по слогам.
По дороге он продолжает интересоваться моими пристрастиями, спрашивает то-сё и в конце концов до фуры я успеваю рассказать и о большой любви с четырнадцати лет, и о том, что меня привело в тот злосчастный вечер в одиночестве в клуб и подтолкнуло нажраться до потери пульса.
— Так что, как видишь, у нас всё, как у людей – любовь, измены и страдания.
— Сочувствую. — Его улыбка действительно с каким-то сожалением.
В лагере ровным счётом ничего не происходит. Краш забирается в кабину фуры и обследует её. Бурную радость вызывает баклажка воды и ящик с лапшой в пакетиках, все голодны и с удовольствием всухомятку жуют скрученные спиральки.
— Всё, я ушел спать. — Он берется за поручень, чтобы подняться в высокую кабину.
— Неужели один? — Находится тут же сердобольная. — А кто согреет постельку?
На его лице явно читается ответ, он зависает в поиске ответа, который покажется достаточно неоспоримым и не будет при этом чрезмерно грубым. Его глаза находят меня, на лице появляется дьявольская улыбка, затем он указывает на меня.
— Она.
Я стою едва ли не дальше всех. Теперь зависаю я. Этот парень плохо слышит? Вроде бы нет. Хорошо, не буду сильно портить его авторитет, подойду и тихо напомню, что он меня не интересует. С удовольствием чувствую, как о мою спину разбиваются недовольные, завистливые и просто злобные взгляды. Это стоило того, чтобы пройтись. Раньше, чем я успеваю открыть рот, он шепчет мне на ухо:
— Взялась обо мне заботиться, доводи до конца. Кто еще меня спасет от них? — Всё это говорится с такой уверенной улыбкой, что я краснею, представив, что думают эти девицы.
Он разворачивает меня к лесенке и буквально забрасывает в кабину. Я сижу на краешке сидения и наблюдаю, как он раздевается до трусов и ныряет на лежанку за водительским сиденьем.
— Ты думаешь, — слышу его голос, — оставшись в джинсах, ты убедишь их, что я занят? Тем более ты хотела услышать моё мнение.
Матеря его в своих мыслях, сдираю топ и выскальзываю из джинсов. Кабина позволяет мне встать в полный рост и даже сделать оборот.
— Десять балов. — Его слова отзываются каким-то порывом во мне и я проскальзываю к нему на лежанку. — Даже с плюсом.
Он прижимает меня к себе. Пока в течении минуты я ищу для себя и для него слова о том, что любое «исключительно» может иметь исключения, он засыпает. Я лежу и думаю о том, что разгромлена со счётом 6:0, а затем отключаюсь сама.
Просыпаюсь от нежных прикосновений к моему лицу. Его пальцы ласкают мои щеки, подбородок, шею, а глаза ловят каждый малейший отзыв на эти ласки.
— Для тебя я готова сделать исключение. — Мой голос давно не был таким слабым.
— Прибереги его для того, кто сможет это оценить. А у меня есть девушка.
— Десять, ноль. — Я улыбаюсь.
— Чего? — Он приподнимается в полном недоумении.
— Ты победил меня с разгромным счетом.
***
Краш.
Первой, если не считать скабрезных шуточек, ко мне подошла Лина.
— С крыши фуры я наблюдала какие-то сполохи. — показывает направление.
— А что ты там делала? — не удерживаюсь от вопроса.
— Искала уединения. — Она улыбается. — Здесь стало слишком шумно.
— Давно они были?
— Часа два назад. Вы отдыхали примерно четыре.
Мой подъём на крышу оказался бесполезен, видеть уже было нечего. Приблизительные расчеты дали мне представление о расстоянии.
— Десять человек со мной.
Объясняю, что от них требуется: на расстоянии, с которого можно перекрикиваться, работать столбиками. Пробежав около трех километров, с удивлением обнаруживаю рядом Лину, легко выдерживающую мой темп, а в километре позади – Рыжика, бегущую за нами. Впереди, примерно в километре, стоит автобус. Я достиг его первым.
Лина, также заметившая нагонявшую нас рыжулю, притормозила и теперь вместе с ней они бредут в мою сторону. Все двери закрыты, людей не видно. Водительская дверь не заперта. Обращаю внимание на номера – что-то европейское. Ключи в замке, бензин – джекпот, полный бак. Завожу, делаю круг. Непривычно после моей красной красотки, но вполне справлюсь, если не форсить. Подбираю Рыжика с Линой и всех девчонок, расставленных по дороге к фуре, затем грузим остальных. С Линой и Аней устраиваем военный совет, остальные и интереса не проявляют к тому, чтобы посодействовать нашему спасению.
— Можем стоять на месте и ждать портал. — Перечисляю варианты. — Неизвестно, сколько ждать, воды нет, еды нет. Можно поехать в надежде, что увидим портал и куда-то выскочим. У нас запас хода на тысячу километров – куда-то да приедем…
— Я думаю, нужно ехать. — Лина высказала свое мнение.
Аня потянула меня за руку, мы отошли.
— Я бы осталась на месте. — Я перехватил её взгляд, направленный на кабину фуры,— И согласилась бы на вечное стояние в очереди.
— И пропало бы исключение, которое меняет правила. — Я обнял её за плечи.
— И моя очередь никогда бы не наступила. — Она вернулась в автобус.
— Едем! — Бесцеремонно выгнав с сидения рядом с местом водителя парочку девиц, она усадила Лину и плюхнулась сама.
В течении первых двух часов пейзаж не менялся. Затем мы увидели первые деревья и небольшие холмы, какое-то подобие дороги. И холмы и деревья имеют примерно тот же цвет, что и пустыня, серо-рыжий с разными вариациями. Постепенно мы оказываемся среди густого перелеска, дорога петляет, но становится все более явной. Впереди показываются крыши каких-то строений. Мы въезжаем в деревню из пары десятков домиков, судя по виду, потерянных цивилизацией лет пятьсот назад. Крыши, крытые жердями и ветками, Окна затянуты чем-то мутным, ткань или пленка какая не разобрать. В одном месте видим колодец с наклонной жердью. Возле него и останавливаюсь. Вспоминаю, даже, что называется такая конструкция журавлем.
Мы втроем выходим, на остальных Рыжик цыкает, приказывая остаться на местах. Опускаю бадью, слышу всплеск. Поднимаем наполненную бадью, вода на вид чистая, без запаха. Я не удерживаюсь и делаю маленький глоток, а затем припадаю и выпиваю, сколько могу. Никогда еще простая вода не казалась такой вкусной.
Пока все девушки пьют, умываются и плещут друг в дружку водой, я пытаюсь осмотреться. За исключением нас, нигде не души. Деревня заброшена. Иду к ближайшему дому, за мной увязываются Рыжик и Лина. Он не заперт, на наши крики никто не выходит. Входим внутрь. На деревянном столе под белоснежной тканью что-то лежит. Едва убираю ткань, густой запах теплого хлеба лишает нас сил к любому сопротивлению, три руки тянутся к миске с ломтями хлеба. Берем по кусочку, ткань ложится на место и оттопыривается до прежних размеров. Откидываю её – взятые нами кусочки, которые мы с аппетитом продолжаем уминать, заменены абсолютно такими же.
— Прямо как в сказке. — Рыжик не скрывает восторга.
— Или в игре. — Я ищу по сторонам, где может быть подвох или в каком углу сидит Баба Яга.
Лина берет плошку и наполняет её до верху хлебом, периодически возвращая на место ткань. Она относит хлеб к автобусу для остальных, затем возвращается. Переходим в другую часть дома. Пышная кровать с горой подушек, Какое-то подобие трюмо с на удивление качественным зеркалом. Аня берет с полки гребень и проводит по своим волосам раз, другой, третий… Я вижу, что её глаза соловеют, начинают закрываться, сама она вся расслабляется. Забираю гребень и резко встряхиваю Рыжулю за плечи.
— Тю, чуть не уснула.
Она идет к столику у кровати, на нем лежит огромное бордовое яблоко. Она берёт его в руки, я показываю ей гребень, который до сих пор держу в руках, стучу пальцем по виску. Аня смотрит на меня с веселым недоверием, подносит ко рту яблоко, потом всё-таки возвращает его на столик и смеется.
— Неужели… Думаешь, правда, в сказку попали?
— А ты хочешь рискнуть и проверить? — Меня самого разбирает смех.
Мы выходим. Все весело делятся друг с другом впечатлением от вкусного свежего хлеба. Иду к автобусу. Рыжая что-то бубнит сзади. Оборачиваюсь.
— Говорю, невезучая я: в сказку попала, а принца нет. Точнее есть, но чужой. Правду говорят, даже в сказке не все жабы царевны. Ой! — Она указывает пальцем на что-то впереди автобуса.
Буквально в десяти метрах перед нашим средством передвижения полыхает багровый костер. Подходим поближе. Аня всматривается:
— Там что-то похожее на дорогу асфальтовую, знаки, указатели не прочесть. И берёзы, точно они. Едем?
— Едем.
Пока Рыжик с Линой всех загоняют по местам, смотрю на деревню. В одном месте тень мне напоминает невысокого старичка в серой накидке, он явно улыбается. Сажусь на водительское место, трогаю автобус с места, подъезжаю к костру. В последнее мгновение мне кажется, что старичок машет мне рукой.
Мы оказываемся в двух метрах от дороги одним колесом в кювете. Я с трудом выруливаю, еду вперед и останавливаюсь перед указателем: Тула 80 км.
— Мы почти дома. — Рыжик улыбается.