Во мраке Готэма

Глава 24

Я вышел из подземки на Чатем-сквер и двинулся по Бауэри в направлении Дойерс-стрит и Китайского квартала.

Этим воскресным вечером толпы людей входили и выходили из магазинов, мясных и овощных лавок, ресторанов и куда более опасных для провождения времени баров.

На Дойерс-стрит уже прикрыли клуб «Мандарин», принадлежавший Джимми Келли, и напротив него открылась христианская миссия.

Я повернул на Пелл-стрит и увидел заведение Майка Солтера. В нём всегда было полно посетителей, как и положено типичному ресторану с названием «Восток». Он находился в самом сердце Китайского квартала, и здесь сосуществовали всевозможные пороки, религии и кухни.

Ресторан Мон Лай Вон — или, как назвал его Алистер, «китайский Дельмонико» — находился на верхнем этаже здания. Я поднялся по узким ступеням и очутился в небольшом зале с красными коврами, декоративными ширмами из рисовой бумаги и несколькими столиками.

После хаоса, царящего на улицах Китайского квартала, этот зал казался оазисом тишины и спокойствия.

Алистер и Изабелла уже ждали меня за одним из столиков. Окинув взглядом помещение, я сразу понял, почему Алистер решил собраться именно здесь (если, конечно, не принимать в расчёт его любовь к китайской кухне).

Это было тихое местечко, в зале стояло всего несколько столиков, поэтому здесь нам никто не должен помешать поговорить.

— Закажем их коронное блюдо, — сказал Алистер. — Чоп суи[53] у них просто великолепен, а фаршированные куриные крылышки без косточек — лучшие, что я пробовал за пределами Гонконга.

Я глянул в меню. Крылышки были самым дорогим блюдом в списке — два с половиной доллара. За такую стоимость они обязаны быть лучшими.

— А ещё я неравнодушен к их жареным лобстерам в рисе, — добавил Алистер.

У столика появился официант, готовый принять наш заказ.

— Начнём с чайника чая Линь Сом, — сказал ему Алистер, — а также китайский водяных орехов с даньхуатан[54].

Затем он продолжил заказывать различные блюда, а в конце поблагодарил официанта на китайском. Как только мужчина отошёл на приличное расстояние, Алистер пожаловался, что в городе нет китайских ресторанов за пределами Китайского квартала.

— Думаю, люди бояться перенести к себе неприятностей, с которыми у них ассоциируется Китайский квартал.

Это была больная тема для всех. Я знал, что полиция в начале этого года закрыла китайский ресторан рядом с Юнион-сквер из-за жалоб соседей.

Спустя две недели расследования, оказалось, что ресторан не занимался ничем, кроме продажи еды. Но две недели простоя обанкротили его владельца.

Нам принесли чай в чайничке.

— Что вы сегодня узнали, Саймон? — спросила Изабелла, разливая всем троим чай в чашки.

Я передал им рассказ Отто Шмидта. Как я и ожидал, Алистер в первую очередь обеспокоился тем, что на Шмидта напали и угрожали.

— Убийца опережает нас каждый раз, как мы добиваемся прогресса в расследовании, пусть и небольшого, — угрюмо заявил Алистер. — Это означает, что он нервничает и очень пристально следит за нашими действиями. Мне это не нравится.

— Мне тоже, — кивнул я и сделал глоток чая. — А вы что сегодня узнали?

Алистер оживился и начал рассказывать о встрече с приверженками равноправия для женщин.

— Сначала мы нашли дома Дженни Уэллер. Они с Сарой не были близкими подругами в колледже Барнард, но обе участвовали в суфражистском движении.

Алистер дёрнул плечом.

— Между прочим, ужасная женщина. Слишком нервная и без намёка на чувство юмора. Всю нашу беседу я готов был сорваться. Но мы узнали от неё кое-что интересное: она подтвердила, что Сара была активной сторонницей равноправия женщин и тяжело работала. И ещё она вспомнила про случай, произошедший две или три недели назад: она видела, как Сара спорит с неким молодым человеком на станции подземки на 116-ой улице.

Нам принесли водяные орехи, и Алистер схватил один из них китайскими палочками. Изабелла тоже управлялась палочками почти профессионально. А я же, напротив, не мог удержать и одну.

— Саймон, давайте преподам вам урок владения китайскими палочками, пока не принесли лобстера и цыплят, — рассмеялась Изабелла. — Это довольно просто, когда знаешь, что делать. Так, большой палец положите сюда, а указательный — сюда.

Она несколько раз показала мне правильную технику, пока у меня не начало получаться. Может и не так умело, как у неё, но я, по крайней мере, постиг базовые навыки.

Алистер продолжил рассказ.

— Потом я поговорил с тремя другими бывшими однокурсницами Сары, которые жили на этаж выше Дженни Уэллер — Каролиной Браун, Тилли Мэддокс и Рут Кэбот. Каролина говорила за всех троих; двое других открывали рот редко и только, когда их спрашивала Каролина. Поэтому я придал большее значение тому, что сказала мне Рут Кэбот. Последний раз они видели Сару на встрече женского общества в доме миссис Ллевеллин. Это было…, - Алистер вытащил из кармана пиджака записную книжку в чёрном переплёте и открыл нужную страницу, — …в среду, восемнадцатого октября. Собрание было посвящено обсуждению избирательной платформы на выборах мэра. Полагаю, они собирались предоставить на рассмотрения свои идеи непосредственно Херсту.

Он покончил с последним водяным орехом и принялся за даньхуатан, который мы с Изабеллой уже давно начали есть.

— Рут заметила, что Сара была расстроена и не участвовала в обсуждении, как обычно. И выглядела она ужасно: глаза были мутными, у девушки раскалывалась голова. И когда Рут подошла к ней с вопросом, Сара сказала, что собирается отказываться от работы в деканате, как только закончится семестр.

Алистер сделал паузу и съел ложку супа.

— Продолжайте, — нетерпеливо произнёс я.

— Сара заявила, что хочет доделать перед уходом один проект, с которым никто, кроме неё, больше не справится. И сказала Рут ни о чём не беспокоиться.

— Значит, Рут, как и Мэри Бонэм с Агнусом МакДональдом, считала, что за пару дней до своего убийства Сара была чем-то серьёзно обеспокоена? — размышлял я вслух. — Возможно, Изабелла права, и это каким-то образом связано с работой у декана Арнольда. Лонни Мур подавал на неё ещё жалобы в деканат?

— Если и подавал, то мы о них не знаем, — ответил Алистер. — Позвольте, я продолжу и расскажу о своей беседе с Лонни. У него неплохие связи, Зиль. Помните об этом, если он станет вашим основным подозреваемым. Его отец — крупный банкир с кучей акций «Дж. П. Морган»[55] и влиятельными друзьями по всему городу. Я и сам знаком с некоторыми из них.

Алистер пытался сказать, что семья Лонни являлась одной из богатейших в Нью-Йорке, и они обладали полезными знакомствами среди финансистов и специалистов в области права.

Тем временем Алистер продолжал.

— Он живёт в одноместной комнате в Уоллах-холл с видом на двор университета. Его друзья — если помните, Изабелла и Гораций уже говорили с ними прежде — живут на том же этаже. Они и подтвердили алиби Лонни на момент убийства Сары Уингейт. Они сказали, что они все вместе были в комнате Сэма Бейкера и играли там в карты. Но вы же знаете: алиби, предоставленные друзьями, иногда разваливаются, как карточный домик.

Алистер откинулся на спинку стула и переплёл пальцы.

— У Лонни были напряжённые отношения с Сарой — причём, и до, и после его жалобы по поводу занятий органической химией. Я сказал ему быть в своей комнате завтра около одиннадцати, на случай, если после нашей встречи со Стеллой вы захотите сами с ним поговорить и составить собственное мнение.

Я минуту помолчал, раздумывая над предложением.

— Как вы считаете, он тот, кого мы ищем? — в конце концов, спросил я Алистера.

— Я пока не могу решить окончательно, — ответил Алистер. — Он достаточно умён для этого и зол на Сару. И очевидно, ему постоянно нужны деньги — а это очень важный момент, и Изабелла сейчас объяснит почему. Лучше вы завтра утром сами посмотрите и решите.

— И ещё одно, — спохватился Алистер. — Может, Лонни и не убийца, но он вор. Есть доказательства. Когда я пришёл, вместе с Лонни был научный руководитель Сары, Калеб Мюллер. Похоже, юноша принёс Мюллеру статью, которую Сара готовила для публикации в известном математическом журнале, и надеялся выдать эту работу за свою.

— А вот это интересно, — протянул я. Завтра утром я сам сделаю выводы. Я повернулся к Изабелле. — Я так понял, вы узнали кое-что от декана Арнольда.

Волнение Изабеллы было очевидным, но она сначала разлила всем чай, а потом уже приступила к рассказу.

— Декан Арнольд был сегодня днём в своём кабинете, воспользовавшись выходными, чтобы подчистить хвосты с бумажной работой со своим секретарём-помощником — юношей по имени Сэмюэль Коэн, — начала она.

— Я узнала, что Сара начала работать в деканате в январе прошлого года. Она приходила туда по средам и пятницам с часа дня до пяти часов вечера.

— Он рассказал, над какими проектами работала Сара? — уточнил я.

Я взял одно из фаршированных куриных крылышек палочками. Надо признать, Алистер был прав: они были восхитительны.

И пахло от них непередаваемой смесью специй. Для моего невзыскательного вкуса это было в новинку.

— Она помогала декану со встречами и собраниями; проверяла, соответствуют ли готовые диссертации необходимым параметрам оформления; а также работала над грантами и бюджетом. Деканат руководил распределением бюджета для отдельных кафедр и отвечал за предоставление субсидий из отдельного фонда деканата, — глаза Изабелла загорелись. — Сам декан ничего не заметил, но Сэм вспомнил, что две-три недели назад Сара была чем-то встревожена. То есть, именно в то же время, о котором упоминали и остальные свидетели.

— Он знает, что её встревожило? — нетерпеливо спросил я, потому что возбуждение Изабеллы было почти осязаемым.

— Не знает, — ответила она, — но он вспомнил, что в последнее время Сара работала над бюджетом для исследовательского цента Алистера. Декан отдал мне бумаги, которыми она занималась, и я их просмотрела, как только вернулась в офис Алистера.

— И?

— Если вкратце: кто-то в наглую обворовывает Алистера, — сказала Изабелла. — Если поподробней, то всё немного сложнее.

Она достала из сумочки заметки и протянула мне.

— Сначала вам нужно понять, как распределяется бюджет для Центра Криминологических Исследований. По сути, Алистер сам спонсирует собственную работу, только через университет, а не через собственный банковский счёт.

— А почему не за счёт личных средств? — поинтересовался я. — Это ведь было бы проще, не так ли?

— Да, было бы проще, — согласился Алистер. — Но хуже для университета. Моя принадлежность Колумбийскому университету даёт мне много преимуществ, так что я захотел помочь им хоть так. Фактически, когда я передаю деньги на собственный исследовательский центр через деканат, это можно расценивать, как пожертвование. Это поднимает ежегодные показатели по сбору средств среди университетов и привлекает новых спонсоров — люди любят жертвовать деньги на успешные проекты.

Нас прервало появление хозяина заведения — китайца, взявшего себе английское имя «Джимми». Он хотел удостовериться, что нам всё понравилось, а также предложить выкурить после ужина пару сигар с новым сортом табака.

— Нам привезли отличные новые сигары. Попробуете? — спросил он.

Он протянул меню, озаглавленное «Сигары и Сигареты Лучшего Качества».

— Спасибо, Джимми, но не сегодня. Видишь ли, мы сегодня ограничены во времени, — ответил Алистер.

— Тогда я принесу ваш десерт.

Очевидно, у нас не было выбора.

Он направился к официанту, и спустя полминуты перед нами уже стоял десерт.

— Карамбола, фрукт личи и юэбин[56], - провозгласил он и добавил: — И не забудьте про предсказания судьбы внутри. Это распространённая китайская традиция ещё со времён династии Мин.

Алистер разломал печенье и достал изнутри маленький свёрнутый кусочек бумаги.

— «Ваш грядущий успех затмит все ваши предыдущие успехи». Хм, будем надеяться. А у вас, Зиль?

— «Первый шаг к лучшему будущему — вообразить себе его», — вслух прочёл я.

Я откусил кусок юэбина. Странный вкус. Мне больше понравились фрукты.

Изабелла рассмеялась и открыла своё предсказание.

— «Великие приключения ожидают тех, кто готов сделать шаг в сторону и повернуть за угол». Если бы всё было так просто.

Я вернулся к нашему обсуждению.

— Я понял, почему финансирование исследовательского центра Алистера происходит путём его же пожертвований. И что из этого следует?

Алистер пожал плечами:

— Деньги остаются в деканате с пометкой «для исследовательского центра», пока я не отправлю официальный запрос.

— Обычно этим занималась миссис Либ, — добавила Изабелла, — Алистер диктовал ей текст запроса и ставил на бумаге подпись. Проблема в том, что за последний год с этого помеченного счёта декана Арнольда пропала значительная сумма денег. Чеки выдавались со счёта, используемого исследовательским центром, но ни разу не попадали к миссис Либ. Кто-то смог обналичить их, используя имя Алистера.

— И вы не замечали пропажи денег? — спросил я у Алистера.

Алистер неуютно передёрнул плечами:

— Очевидно, нет. Мы же говорим о сумме, которую я не запрашивал. Я получал всегда все деньги, которые стояли в запросе. Не было причин проверять, что остаётся на счету в резерве.

— И какую точно сумму мы жертвуете каждый год? — уточнил я.

Мне казалось невероятным, что человек может не следить за передвижением такой значительной суммы денег.

Но отношение Алистера к деньгам отличалось от такового у других людей. У него было гораздо больше денег, чем нужно было для удовлетворения его потребностей, поэтому ему не надо было внимательно следить за счетами. И его ответ подтвердил мои размышления.

— Мне нужно уточнить у моего бухгалтера, — сказал Алистер. — Для университета в целом я жертвовал несколько раз всю годовую зарплату. Но мы же говорим о той части, что шла именно на исследования.

Изабелла обхватила чашку чая руками, просматривая документы из деканата, в которых значились разделения бюджета на различные факультеты.

— Сара заметила эту проблему, потому что все, кто получает деньги из фонда деканата, должны задокументировать, на что именно были эти деньги потрачены, и приложить чеки. Это делается раз в три месяца, — пояснила Изабелла. — Сара заметила, что огромная сумма денег, предназначенных для исследовательского центра — а это около пятнадцати тысяч долларов — не была задокументирована.

Изабелла отодвинула в сторону тарелку, чтобы освободить место для бумаг. В ту же секунду из ниоткуда выскочил официант и убрал посуду со стола.

— Первым делом я спросил бы, мог ли кто-то из исследовательского центра обналичить чек самостоятельно?

— Я тоже об этом подумала, — кивнула Изабелла. — Но посмотрите сюда, — она повернула бумагу к нам с Алистером. — Я сравнила этот запрос на две тысячи долларов с образцами почерка всех в исследовательском центре — Тома, Фреда, Горация и даже миссис Либ. Никаких совпадений.

— Этот человек мог изменить свой почерк, — возразил я.

— Мог, — ответил Алистер, — но большинство из нас, учёных, пошло в эту профессию не ради денег. Нами движет страсть в нашей области деятельности. Поэтому мне сложно представить любого из моих коллег одержимым жадностью и проворачивающим подобную схему.

То, что сказал Алистер, без сомнения было правдой. Но я не мог не думать о том, что коллеги Алистера не были такими же финансово независимыми. И их точка зрения могла отличаться от точки зрения Алистера.

— Вы говорили, что Лонни постоянно нуждается в деньгах. Это стоит проверить, — задумчиво произнёс я. — Лучше всего будет связаться с банком в понедельник утром. Чек обналичили, значит, деньги куда-то ушли. Возможно, мы сможем найти новые зацепки, отследив этот чек.

Алистер отодвинул в сторону тарелку из-под десерта.

— Самая главная сейчас проблема заключается в том, как выяснение этих махинаций затронуло Сару Уингейт. Она могла и сама определить человека, укравшего деньги. Но все упоминали, что она была расстроена. Кража… деньги… расхождения в бюджете… всё это должно было быть неприятным, но не расстраивать до такой степени, что это заметили и Агнус МакДональд, и Рут Кэбот.

— Особенно, если учесть, что украли не её деньги, — добавила Изабелла.

— И не стоит забывать, что человек, укравший мои деньги, может не иметь никакого отношения к убийству Сары, — сказал Алистер. — Кража и убийство могут быть различными, абсолютно не связанными друг с другом преступлениями.

— Помните деньги, найденные вами на месте убийства под матрасом Сары? — спросил я у Алистера. — Это была та же сумма, что стоит в этом запросе.

Я указал на одну из пропавших сумм денег, которую вычислила Изабелла.

— Довольно странное совпадение: у неё находят столько же денег, сколько она недавно запросила со счёта. Может, её убили ради денег. Но не ради её собственных денег, а ради денег Алистера.

Никто из нас не мог дать ответ.

В конце концов, Эбигейл Уингейт была убеждена, что деньги принадлежали её тёте. Но я был рад, что мы, наконец, вернулись к настоящей детективной работе — мы проверяем каждую ниточку, чтобы удостовериться, что понимаем все аспекты жизни Сары Уингейт как можно лучше.

Я чувствовал, что мы приближаемся к раскрытию дела, внимательно рассматривая все детали её жизни.

Один вопрос не давал мне покоя: как со всем этим связан Фромли? Потому что я не забыл ни на секунду, что подражатель, которого мы ищем, связан как с Сарой Уингейт, так и с Фромли.

— А сейчас я должен извиниться, друзья мои, — сказал Алистер, начиная собирать вещи, — но мне пора. У меня билеты на новый мюзикл в «Маджестик»[57]. Называется «Страна чудес».

И он положил на столик деньги, более чем сполна покрывая расходы на ужин.

— Зиль, вы не проводите Изабеллу до дома? А с вами мы увидимся завтра утром у фонтана Бетесда в Центральном парке.

— Мы сейчас как раз недалеко от одного из моих самых любимых кафе — «Феррара». Не против, если мы сначала заглянем туда? — спросил я у Изабеллы.

— Звучит заманчиво, Саймон, — ответила девушка.

— Это всего в четырёх кварталах отсюда по Центральной улице между Мотт-стрит и Малберри. У них самый лучший кофе в городе.

Мы двинулись в сторону Мотт-стрит, и вскоре яркая иллюминация и огромные толпы Китайского квартала сменились многочисленными ресторанчиками и музыкой Маленькой Италии.

Мы прошли мимо ресторана, изнутри которого на улицу доносились звуки скрипки. «O mio babbino caro»[58].

Мы дошли до кафе-пекарни Феррара раньше, чем я ожидал, задержались у стеклянной витрины с печеньями, выпечкой и другими восхитительными на вид сладостями и заняли столик у окна, откуда прекрасно были видны прогуливающиеся люди.

Я выбрал эспрессо, Изабелла предпочла чай, и мы решили заказать один канноли[59] на двоих.

Взгляд её карих глаз неотрывно следил за кофе-машиной, которая булькала, шумела, а в конце выпустила в воздух облако пара.

Я заметил её заинтересованность.

— Никто в городе не делает кофе так, как они. Наверно, Феррара был первым в Нью-Йорке, кто приобрёл кофе-машину для эспрессо. Хороший кофе — это искусство: молотые зёрна и количество пара должны находиться к идеальной пропорции.

— Осторожней, а то станете таким же гурманом, как Алистер, — рассмеялась Изабелла.

— Из-за еды? Никогда! Но вот кофе… Да, отличный кофе — моя слабость.

Официант принёс наш заказ. Изабелла пристально посмотрела на чашку чёрного-чёрного кофе.

— Вы же не заснёте всю ночь, — предупредила она.

— Я и так почти не сплю во время расследования, — пожал я плечами. Если сон ко мне и приходил, то был обрывочным и редким. Как бы тело не нуждалось отчаянно в отдыхе, мой мозг отказывался расслабляться.

— У вас здесь есть семья? — спросила Изабелла.

— Больше нет, — ответил я, пробуя канноли. — Я остался один.

Потом рассказал, как прошлой зимой умерла моя мать, а сестра давным-давно вышла замуж и переехала. Не стал только упоминать своего давно отсутствовавшего отца: понятия не имею, может, он вообще уже мёртв.

— И никакой возлюбленной или миссис Зиль, с которой вы могли бы провести субботний вечер? — спросила Изабелла. Её голос был лёгким и слегка подтрунивающим. — Хотя думаю, что её нет, иначе вы не стали бы проводить этот вечер в нашей с Алистером компании.

— Была, — я отхлебнул кофе. — Она умерла.

Фраза получилась более резкой, чем я намеревался.

Изабелла помрачнела.

— Простите, — она на пару секунд замолчала. — Какой она была?

И я рассказал ей о Ханне.

Я рассказал об остроумии и заразительном чувстве юмора Ханны. Как тёплыми летними деньками мы могли часами напролёт сидеть на ступеньках её крыльца и разговаривать. Как она, кажется, понимала меня, как никто другой.

Как я собирался жениться на ней и забрать из Нижнего Ист-Сайда, как только выпущусь из Колумбийского университета и стану адвокатом. Но ничего из этого так и не произошло.

Сначала мой отец бросил нашу семью после ночи игры в казино, вышедшей из-под контроля. А с ним развеялись, как дым, и мои мечты закончить Колумбийский. А вскоре после того, как меня повысили до детектива, и я накопил достаточно денег, чтобы снова задуматься о женитьбе, Ханну забрала у меня ужасная катастрофа на «Слокаме».

— Люди говорят, что со временем горе проходит. Так и есть, — я спокойно посмотрел на Изабеллу. — Но меня до сих пор не отпускает чувство вины.

— И кого вы обвиняете, Саймон? — спросила она. — Я, конечно же, читала заметки в газетах и знаю, что команда корабля за ним практически не следила.

— Нет, я виню не команду, хотя они ничем не помогли спасать выживших. Я виню тех, кто обладал властью предотвратить катастрофу, но был ослеплён выручкой и платой из-под полы. Они её убили, — с горечью произнёс я, — хотя любой из них мог её спасти. Лундберг, проверявший корабль, мог отстранить их из-за неисправных спасательных жилетов и надувных лодок. Барнаби, владелец, мог закупить новое оборудование. А у капитана Ван Шайка была куча возможностей выбрать для перевоза более надёжный корабль. Но я сомневаюсь, что окружной прокурор сможет добиться того, чтобы хоть один из них поплатился за содеянное. В мае над Лундбергом был уже третий суд, но и он закончился ничем. И я уже перестаю надеяться, что Ван Шайк получит по заслугам.

— А вам станет легче, если кто-нибудь из них попадёт в тюрьму? — спросила Изабелла. — Это не вернёт вам Ханну.

— Нет, — честно ответил я. — Но, когда столько людей потеряли так много, ответственные за это люди тоже должны хоть что-то потерять.

Мы минуту посидели в тишине, а потом я продолжил:

— В самом конце её убил другой пассажир. Она должна была спрыгнуть. Возможно, пламя было слишком близко, и какой-то мужчина не смог выдержать его жáра, но он прыгнул сразу за ней. Слишком близко и слишком рано. Веса его тела хватило. Чтобы она потеряла сознание и утонула.

— Вы не можете быть в этом уверены, Саймон, — прошептала Изабелла. — Вас там не было.

Конечно, я там был.

Я был одним из нескольких полицейских, направлявшихся к горящему кораблю. Когда мы приблизились, в Ист-Ривер посыпались доски обгоревшей палубы.

Вода кишмя кишела людьми: кто-то плакал и молил о помощи, кто-то отчаянно пытался доплыть до берега. Они группами прыгали с корабля — иногда по двое-трое, а иногда и целым десятком.

Ханна в тот день была в красном — новое платье, которое прекрасно оттеняло её кожу и золотисто-каштановые волосы.

Я еле-еле мог дышать в густом чаду от горевшего корабля. Наша лодка подплывала всё ближе и ближе, по пути собирая выживших.

Я помогал им всем. Но даже не замечал этого. Я тщетно пытался разыскать Ханну в водах реки. «Ближе, ближе!» — кричал я человеку за штурвалом, заставляя его плыть к носу корабля, где стояла, прижавшись к борту корабля, женщина в красном платье.

Я не мог разглядеть её лицо… Не мог сказать, она это или нет… И, когда мы подошли ближе, всё поглотила стена огня.

Позже мне рассказали, что горящая древесина от разваливающейся палубы «Слокама» опрокинула нашу лодку, и мы сами чудом остались в живых.

Я провалялся двое суток в госпитале, а, когда вышел, забрал из огромного импровизированного морга её тело.

Соседи из лучших побуждений решили в общих чертах рассказать мне о последних минутах жизни Ханны и уверили, что у неё не было никаких шансов.

Но я знал, что они не правы. Меня всегда будет преследовать одна и та же картинка в голове: девушка в красном платье. Девушка, которая могла быть, а могла и не быть Ханной. Девушка, до которой я пытался добраться, но не успел.

— Я был там, но опоздал, — мрачно признался я Изабелле и рассказал всё.

Она наклонилась вперёд и открыла рот, чтобы что-то сказать, но я её прервал:

— Не говорите этого, — я быстро сжал её ладонь. — Я понимаю.

И я так же быстро отпустил её руку.

Я не был готов услышать чуть не произнесённые ею слова. Пока ещё нет. Не от неё.

— Ваш муж тоже умер, — это было утверждение, а не вопрос.

— Два года назад, — кивнула Изабелла. — Он был археологом и входил в состав команды, работавшей в Греции. Они сделали важное, но довольно противоречивое открытие, касающееся очень ценных артефактов. А потом из-за этих артефактов убили Тедди и его напарника.

Её лицо замкнулось, и я решил сменить тему. Том говорил, что смерть Тедди окружали необычные обстоятельства. И я пока не хотел в них вникать.

— Вот чего я не могу понять: почему вы так интересуетесь работой Алистера? — спросил я. — В последние два года вы сосредоточились на помощи не самому морально чистому человеку.

Изабелла посмотрела мне прямо в глаза.

— Я считаю, что зло не так пугает, когда его понимаешь. Я никогда не разделяла оптимизм Алистера по поводу реабилитации людей вроде Фромли. Но после того, как я узнала о нём больше, узнала, почему он так ведёт себя и так думает, я перестала бояться его и таких, как он. Включая напавших на Тедди людей, — добавила она.

Изабелла в этом была очень похожа на Алистера: её желание разобраться в мышлении преступника тоже было своеобразным способом, как справиться с горем после жестокой гибели Теодора Синклера.

— А вы сами? — поинтересовалась Изабелла. — Ваша работа состоит в том, чтобы находить и арестовывать преступников.

— Ну, я это делаю не из-за того, что хочу понять мысли убийц, — задумчиво произнёс я. — Но я умею понимать жертв. После происшествия никто не присмотрит за ними…

— …Никто, кроме таких людей, как вы, — мягко закончила мою мысль Изабелла. — Вы хороший человек, Саймон.

Мы продолжили болтать, стараясь не касаться тяжёлых тем, и мне даже удалось насладиться этим вечером и забыть о разочаровании, преследующем меня с начала этого дела.

Но после того, как я проследил, чтобы Изабелла безопасно поднялась на крыльцо своего дома, и сел на поезд в Добсон, меня снова накрыла мрачная пелена.

Я стал думать о том, что, несмотря на все наши усилия в раскрытии этого убийства, у нас может ничего не получиться.

Это дело может так и остаться нераскрытым. Это было бы моим личным провалом, но кроме всего прочего я не мог вынести мысли о том, что жизнь Сары Уингейт оборвалась так рано. Как и жизнь Ханны.

Эти две девушки и обстоятельства их преждевременных смертей преследовали меня во снах всю ночь, не давая покоя. Кто-то мог бы сказать, что всё дело в кофе. Но я знал точно: это не так.