Во мраке Готэма

Глава 8

Уоллингфорды не были такими промышленными магнатами, как сеть гостиниц «Schermerhorns» или пивоваренная компания «Rhinelander», и их финансовые успехи выглядели гораздо менее впечатляющими.

Но, тем не менее они, нажили значительное имущество, и это ясно показывал семейный особняк на Востоке 67-ой улицы поблизости от Пятой Авеню в чрезвычайно богатом районе Верхнего Ист-Сайда.

Клайд Уоллингфорд был тем, кого я с чистой совестью мог назвать эксцентричным человеком. И я это понял за пять минут разговора в библиотеке на втором этаже. Хоть уже давно было послеобеденное время, на мужчине всё ещё был халат, а во время нашего разговора он раскурил сигару.

Уоллингфорду не было ещё и сорока лет, но выглядел он гораздо старше: редеющие волосы уже поседели, а розовая кожа на лбу была морщинистой и сухой. Но самым отвратительным было его чрезвычайно резкое и грубое поведение.

— Так что расскажете о пропаже Майкла? — наседал он на Алистера. — Вы сказали, что берёте на себя всю ответственность за него и примете необходимые меры, чтобы удостовериться, что он больше не причинит мне вреда.

— Ах да, — нападки Уоллингфорда застали Алистера врасплох, но он смог вернуть самообладание и поведал Клайду историю исчезновения Майкла, включая наши подозрения о его причастности к убийству Сары Уингейт. И после этого Уоллингфорд взорвался.

Он стучал кулаками по массивному деревянному столу с обтянутой коже столешницей и обвинял Алистера в пренебрежении своими обязанностями в отношении Фромли и, что ещё хуже, в отношении лично Уоллингфорда.

Я подозревал, что Алистер обычно не позволял к себе относиться подобным образом, но поскольку нам была необходима помощь Уоллингфорда, я решил, что Алистер не станет ярить его ещё больше. И когда Уоллингфорд завершил свою тираду, Алистер вежливо и спокойно продолжил разговор, словно ничего не случилось.

— Когда вы последний раз связывались с Майклом?

Клайд нахмурился и затушил сигару в тяжёлой хрустальной пепельнице:

— Должно быть, около месяца назад. Он заглянул ко мне с привычной просьбой одолжить денег. И, конечно же, испарился, как только их получил.

— А вам только это и было надо, — прокомментировал Алистер. Клайд в ответ хмыкнул.

— Какую сумму вы ему дали? — уточнил я.

Уоллингфорд раздражённо дёрнул головой:

— А это важно? Это моё личное дело.

— Я провожу полицейское расследование в связи с убийством, — спокойно ответил я. Ему меня не запугать. — А это значит, что если я начинаю кого-то подозревать, то никаких «личных дел» быть не может.

Мужчина побагровел и яростно на меня уставился. Я решил, что он откажется отвечать или сейчас грубо меня отошлёт, но Уоллингфорд задумался и, в конце концов, ответил, хотя тон его оставался резок:

— Я дал ему пятьсот баксов. Естественно, это смешная сумма, но я надеялся, что её хватит, чтобы он держался от меня подальше хоть пару месяцев.

— Значит, вы не заметили ничего настораживающего? Никаких симптомов внезапной перемены настроения Майкла?

— Настроения? — фыркнул Клайд. — А разве он хоть раз был не угрюмым? Знаете, меня никогда не заботило его настроение. Все проблемы всегда были от его поведения, а не от настроения. Мальчику просто нужна была жёсткая дисциплина.

— Всё не так просто…, - устало начал Алистер, но Клайд его перебил.

— Ага, ага, не надо начинать опять про свои идеи — как там? — «нарушенного мышления». Брехня всё это. Всё, что от вас требуется, это найти Майкла поскорей и без лишней шумихи. Я не хочу, чтобы имя нашей семьи полоскали в газетах.

— Можете рассказать, где Майкл жил? — спросил Алистер. — Я связался с владелицей последнего известного нам адреса дома, но, по-видимому, он съехал оттуда полгода назад.

Клайд расхохотался:

— Похоже, вы не так уж и следите за парнем, как обещали. Последнее, что я слышал, что он снимал комнату где-то на Западе Сороковых улиц. Может, Лиззи знает. Она всегда была слишком мягкой с ним. Даже не понимаю почему.

Он откашлялся, встал и направился к двери:

— Ну, думаю, мы тут закончили. Я верю, что вы разберётесь с этим делом быстро и тихо. После того, как вы позвонили, я пригласил сюда Лиззи, потому что решил, что вы захотите с ней пообщаться, учитывая их близкие отношения с Майклом. Она сможет рассказать вам больше, чем я. Я её позову.

И не сказав ни слова, он вышел из комнаты, и мы больше его не видели, хотя почти сразу услышали, как он кричит на кого-то из прислуги за невыполненный приказ. Клайд Уоллингфорд явно был человеком, отвратительно относящимся ко всем, с кем он встречается. Как позже объяснил мне Алистер, Уоллингфорд был сторонником одной из частей равноправия: он одинаково грубо относился ко всем людям.

Тётя Клайда, Лиззи Данн, была точь-в-точь такой, как её описывал Алистер сегодня утром: тихая «серая мышка» как во внешности, так и в поведении. Неудивительно, что Клайду удалось заставить её заботиться о беспокойном подростке — на вид женщина была такой дружелюбной, что вряд ли могла отказать кому-либо в просьбе.

— Мисс Данн? — Алистер вежливо поднялся со стула и представил нас, когда она подошла ближе. Мы пересели со стульев у стола Клайда в кресла у камина. Когда я пожал руку мисс Данн, то заметил, насколько она холодная, хотя в доме в целом было тепло. Женщина присела на самый краешек кресла у огня.

— Пожалуйста, расскажите, что случилось с Майклом, — нервно произнесла она. — Я знаю, что произошло что-то ужасное, иначе Клайд не пригласил бы меня в этот дом. Но он ничего мне не говорит.

Я видел, как она бледнеет по мере того, как Алистер объясняет ей то, что мы знали об исчезновении Фромли и его предполагаемом участии в преступлении. Казалось, эти новости стали ударом для женщины, и я приготовился помочь ей, если она упадёт в обморок.

Но мисс Данн взяла себя в руки. Пока я наблюдал за их разговором, то осознал, что замечание Алистера было на удивлении точным: хоть Лиззи Данн и руководствовалась хорошими намерениями, но если Майкл был хоть наполовину таким же деспотичным, как и Клайд, то она никогда не могла ему противиться.

— Нет, — говорила тем временем женщина, — последний раз я видела Майкла в октябре на его день рождения. Я приготовила для него небольшой праздничный ужин, и он порадовал меня — пришёл поесть, — Лиззи слабо улыбнулась. — Знаете, он теперь стал заходить гораздо реже, не так, как в детстве. Наверно, это естественно. Он же вырос.

Было странно слышать, как эта женщина говорит о Майкле Фромли как о любимом племяннике. Но я видел такой феномен и раньше — все матери или бабушки отзывались с любовью о тех, кого я видел лишь закоренелыми преступниками.

Полагаю, это из-за того, что они цеплялись за счастливые воспоминания о сыне или внуке, когда он был ещё милым ребёнком, хотя сейчас он превратился в абсолютно другого человека. А позже Алистер рассказал мне, что Майкл всегда мог сыграть ангелочка, если это было ему нужно.

По-видимому, он всегда был мил со своей тётушкой Лиззи, и поэтому она никогда не отказывала ему в подарках или деньгах. И вскоре я узнал, что такую же тактику Фромли выбирал в общении с женщинами, которых позже запугивал.

Алистер продолжал разговор с Лиззи Данн:

— Мы оба знаем, что у Майкла были определённые проблемы. Когда вы видели его в последний раз, его беспокоила какая-нибудь определённая беда?

— Ну да, — подтвердила женщина, — он задолжал денег. Я дала ему столько, сколько смогла, но эта сумма не покрыла и половины его долга, так что, вероятно, он пошёл за остальным к Клайду.

— Ясно, — Алистер продолжал придерживаться спокойного, не осуждающего тона. — Вы говорили с ним о чём-то ещё?

— Он упомянул свою новую работу в доках. Похоже, она ему нравилась, хотя он и хотел, чтобы ему платили больше. А ещё мы говорили о его будущей поездке — он надеялся отправиться в Новый Орлеан в феврале на Марди Гра[35].

Я глянул на Алистера и приподнял бровь.

В ответ он почти незаметно покачал головой. Позже он рассказал мне, что Фромли только просил устроить его на работу на Фултон-стрит, но, на самом деле, его туда не приняли. Так что Фромли солгал своей тёте, возможно, чтобы она была о нём лучшего мнения.

— А можете рассказать нам что-нибудь о его повседневной жизни? — поинтересовался я. — О его друзьях? О часто посещаемых местах?

Лиззи Данн ответила, не задумываясь:

— Ему нравились любые развлечения. Можете проверить танцевальные площадки в Бауэри[36]. Не могу сказать, какие именно, но он часто ходил туда на выходных. А вот с друзьями ничем помочь не могу — он никого никогда не приводил в дом и не упоминал никого конкретного.

— Получается, этого человека вы никогда не видели? — показал я ей фотографию Сары Уингейт.

— Нет, — ответила женщина, послушно взглянув на снимок. — Я же сказала, он никогда не приводил с собой друзей.

— Когда он съехал из вашего дома?

— После того случая, — ответила Лиззи и кивнула в сторону Алистера. Я понял, что она имела в виду нападение на Кэтрин Смедли, из-за которого Фромли впервые встретился с Алистером.

— Я хотела, чтобы он остался, — печально продолжила тётя, — но Клайд настоял на другом. Сказал, что Майкл слишком опасен. После того, как он перестал проводить целые сутки в вашем исследовательском центре, я пускала его переночевать всегда, когда он просил об этом. Но думаю, он постоянно переезжал из одной ночлежки в другую. Он оставался либо в самой дешёвой, либо в самой уютной — зависело от того, сколько он проиграл или выиграл на той неделе.

— Вы знаете адрес квартиры, где он проживает сейчас? — спросил я.

Лиззи тоскливо покачала головой.

— Нет. Майкл никогда не оставался в одном месте надолго, а потом уходил, обычно не заплатив ренту. Я помогала ему, если могла, но… — и она беспомощно на нас посмотрела.

На короткое мгновение я заметил в её взгляде проблеск страха. И тогда я понял правду: несмотря на все попытки казаться любящей тётушкой, она боялась Майкла.

Мы закончили разговор с Лиззи Данн, вышли на улицу и остановились на тротуаре напротив дома Уоллингфорда.

— Предлагаю посетить Нижний Ист-сайд — район вашей прошлой работы, — произнёс Алистер. — Судя по всему, Майкл снова и снова посещал увеселительные заведения и игорные дома. Вы же знаете, какие из них стоит навестить в первую очередь?

Да, я был знаком с подобными заведениями. Можно даже сказать, что знал их прекрасно. Мой отец был заядлым картёжником, сколько я себя помню. Из-за этого всё моё детство моя семья провела в долгах, пока однажды, когда мне было девятнадцать, и я учился на втором курсе Колумбийского колледжа, он, наконец, не умудрился проиграть все наши сбережения и сбежать ночью с другой женщиной.

Проигрыши моего отца разорили мать с сестрой и полностью изменили моё будущее. Теперь семья нуждалась в моей финансовой поддержке, а значит, мои дни в колледже были сочтены.

В тот день я не стал рассказывать об этом Алистеру. Но, как вскоре оказалось, он уже об этом знал. Я был человеком, которому он собирался, если придётся, доверить свой самый огромный секрет. Поэтому Алистер разузнал о моём прошлом всё, что мог, ещё до того, как появился сегодня утром на пороге моего рабочего кабинета.