Во мраке Готэма

Глава 31

Я, возможно, в последний раз, вышел из лифта на восьмом этаже здания «Дакоты» и направился к двери с табличкой 8А.

Я хотел увидеть напоследок Алистера, но подумал, что Изабелла, возможно, уже достаточно поправилась для короткого визита.

Алистер упомянул в телефонном разговоре, что она довольно быстро выздоравливает после огнестрельного ранения.

На мой стук дверь открыла высокая строгая женщина с затянутыми в узел чёрными волосами.

— Кто вы? — смерила она меня неодобрительным взглядом. Скорей всего, это была сиделка, помогающая Изабелле.

Я выдал свою самую располагающую улыбку.

— Детектив Саймон Зиль. Миссис Синклер дома?

Женщина дёрнула головой.

— Миссис Синклер никого не принимает. Полиция уже взяла у неё показания. Причём, несколько раз, несмотря на её состояние.

Сиделка грозно на меня посмотрела.

Я заговорил снова, и на этот раз добавил в голос властных ноток.

— Сообщите ей моё имя, пожалуйста. Я здесь не по служебному делу.

Женщина бросила на меня ещё один взгляд, но позволила войти. Она на минуту исчезла, а потом появилась и жестом показала мне следовать в гостиную, где ожидала Изабелла.

Увидев меня, Изабелла оживилась и тепло улыбнулась.

— Рада вас видеть, Саймон.

Она сидела на небольшом диванчике под пледом и выглядела худой и бледной. Вокруг дивана были разложены книги, журналы и газеты, а в ногах сидел её пёс. Он махнул хвостом, когда я приблизился, но не отошёл от своей хозяйки.

— И я вас.

Я сел на стул напротив неё, стараясь не поморщиться: так стычка в понедельник до сих пор давала о себе знать.

— Вам уже лучше?

— Лучше, — сморщила нос Изабелла. — А станет ещё лучше, когда работа сиделки Кэбот закончится. Нет, она профессионально справляется с обязанностями, но для меня слишком деспотичная.

Изабелла серьёзно заглянула мне в глаза.

— А как вы?

— Хорошо. С делом покончено, и теперь у меня есть пару дней отпуска.

Это был подарок от мэра Фуллера. Его поздравления с окончанием расследования были преувеличенными и неискренними.

«Мэр просто счастлив, что преступление раскрыто, убийца не оказался местным жителем, и мы не провалили дело», — посвятил меня по телефону Джо.

— Вижу, наше расследование попало в газеты, — я взял в руки экземпляр «Геральда».

Основными новостями по-прежнему были выборы, но в нижней части первой страницы я прочёл заголовок: «ПРОБЛЕМЫ ИЗ СВОЕГО МАЛЕНЬКОГО МИРА». На кофейном столике лежала «Таймс» со схожей статьёй: «ЗНАМЕНИТЫЙ ПРОФЕССОР КРИМИНАЛЬНОГО ПРАВА УКРЫВАЕТ УБИЙЦУ В СОБСТВЕННОЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ».

От меня не укрылась ирония этого заголовка: он мог относиться как к Майклу Фромли, так и к Горацию Вуду.

Я не виню Алистера за то, что он не рассмотрел представляемую Горацием опасность, но я не мог до сих пор простить ему безрассудное поведение в отношении Фромли.

Алистер привёл Фромли в исследовательский центр, зная, что у того, скорей всего, руки запачканы кровью. Алистер повёл себя лицемерно.

Не важно, что не было твёрдых доказательств. Алистер предпочёл игнорировать происшествие, а не расследовать его. Он думал только о своём собственном исследовании и пошёл на риск — и этим воспользовались Гораций с Фредом.

Я с усмешкой глянул на Изабеллу.

— Как Алистер на всё это реагирует?

— Можете спросить у него сами, — Алистер размашистым шагом вошёл в комнату, широко улыбаясь, и пожал мне руку. А затем склонился над газетой и ткнул в неё пальцем.

— Жалкое подобие журналистики, вот что это такое. История пронизана свободными домыслами и искажениями фактов.

Я просмотрел статью и понял, о чём он говорит. Все даты, имя Фреда и даже причина смерти Горация были перепутаны и написаны с ошибками.

Алистер, несомненно, получит опровержение на эти вопиющие обвинения. Но если его и напишут, то на двенадцатой странице мелким шрифтом. А поможет ли это изменить мнение людей после всего, что будет напечатано в ближайшие дни?

— Исследовательский центр сохранят? — спросил, пытаясь определить степень тревоги Алистера.

Он сухо ответил:

— Решение пока не принято. Всё зависит от совета попечителей Колумбийского университета. К сожалению, газеты нашли эту историю очень интересной и с каждым днём описывают её под разными углами.

Алистер сделал глубокий вдох.

— Наверно, их погоня за сенсацией принесёт нам даже меньше вреда, чем я полагал, хотя всё это очень унизительно. В конце концов, они могли копнуть гораздо глубже по поводу Майкла Фромли. Но скандал вокруг денежных средств и самоубийство Горация стали более привлекательной новостью, чем разглагольствования на тему: «Есть ли убийство на совести мертвеца».

Алистер даже не стал упоминать про слухи о том, что он подкупил судью, чтобы убийцу выпустили под его ответственность. К счастью для него, эти разговоры тоже заглохли.

Алистер сделал несколько крупных пожертвований на политические нужды влиятельным людям, а те, в свою очередь, позвонили куда надо, и всем редакциям было запрещено печатать о предполагаемом нарушении Алистером этических норм.

Другими словами, ни один репортёр не станет больше тратить своё время на эту историю, если хочет, чтобы его работу оплатили.

— Мы выдержим, — продолжил Алистер. — Это, конечно, неловкая ситуация с профессиональной точки зрения, но подобные писаки, — он снова ткнул пальцем в газету, — не смогут уничтожить наше дело. Через несколько месяцев шумиха утихнет.

— Дай бог, — ответил я. — Что слышно насчёт Фреда?

Алистер качнул головой.

— Ничего нового. Он с понедельника так и не приходил в сознание. Возможно, он никогда и не очнётся, потому что с каждым днём его шансы на выздоровления становятся всё меньше.

Он на мгновение замолчал.

— Может, это и покажется странным, но я не держу на него зла, как на Горация. Возможно, из-за того, что намерения Фреда не были настолько просчитанными. Когда перед ним открылась возможность украсть, он ею воспользовался, но он не искал её.

Я вскинул брови.

— Не уверен, что могу с вами согласиться, — я положил газету обратно на кофейный столик. — Но скажите, что вас раздражает больше: само их предательство или то, что вы его вовремя не разглядели?

Алистер ответил, не раздумывая:

— Сильнее всего меня задело то, что меня застали врасплох. Наверно, это происшествие только напомнило мне, как сложно на самом деле узнать и понять другого человека.

Мы посидели в тишине.

— Изабелла, у меня для вас подарок, — я засунул руку в карман и вытащил золотую серьгу с рубином, которую нашёл в комнате Горация. — Похоже, это ваша, — мягко добавил я.

Изабелла протянула рук и изумлённо на меня взглянула.

— Как вы… То есть, откуда?

— Мы нашли её в квартире Горация. Она и убедила нас, что вы должны быть где-то поблизости.

Пальцы Изабеллы сомкнулись на серьге, и она прошептала что-то себе под нос. Я услышал только слова «на удачу».

— Простите? — переспросил я.

На краткое мгновение её лицо выражало сильную печаль, но потом она улыбнулась и с ностальгией проговорила:

— Когда мы с Тедди только поженились, он мне подарил эти серьги. На удачу, потому что красный — цвет счастья и благополучия.

— Возможно, он был прав, — с лёгкой улыбкой ответил я. — В понедельник вы оказались на волосок от смерти.

Алистер бросил взгляд на часы:

— Нам пора.

— Конечно, — ответил я.

Мы с Алистером планировали сегодня утром присутствовать на панихиде по Стелле Гибсон.

Изабелла протянула руку и легонько сжала мою ладонь.

— Саймон, оставайтесь с нами на связи. Может, навестите нас как-нибудь? Приедете на день Благодарения?

Пока она ждала моего решения, я заметил, что Алистер странно на нас смотрит. Я смутился, пробормотал какой-то уклончивый ответ и неловко вышел из комнаты.

Она была вдовой неполных два года, к тому же, вдовой сына Алистера. Было бы неподобающим завязывать с ней тесную дружбу.

Но когда я думал о её глубоких карих глазах и заразительном смехе, то ясно осознавал, что был бы не против нашей дружбы.

Небо на улице стало тёмно-серым. Скоро явно пойдёт снег — впервые за это время года.

Пока мы с Алистером шли по Центральному парку, он несколько раз начинал разговор. В первую очередь, его интересовало, присоединюсь ли я к его работе в исследовательском центре.

— У меня появилось несколько вакансий, — с печальной улыбкой заметил он. — А вы бы могли закончить обучение и получить свою учёную степень.

Это было щедрое предложение, и меня несколько мгновений искушали мысли о моих давних мечтах — получить диплом, а затем и степень по юриспруденции.

Но я неожиданно очень ясно понял, что эти мечты давно прошли. И дело не в том, что я для этого уже слишком стар, хотя в тридцать лет я действительно выбивался бы из рядов студентов.

Но опыт и прошедшие годы изменили меня. Я уже не смог бы стать человеком, которым некогда был, даже если бы очень захотел.

Наверно, Алистер меня понял, но всё равно вручил свёрток с тремя книгами.

— Что это? — я не стал разворачивать на ходу, ведь мы продолжали разговаривать.

— Три книги, которые вам стоит прочесть: «Уголовная социология» Энрико Ферри, «Преступления и их причины» Моррисона и «Руководство к расследованию преступлений» профессора Ганса Гросса.

Я вспомнил, что Ганс Гросс был бывшим наставником Алистера.

— Не думаю, что чтение этих книг существенно изменит мои взгляды, — ответил я, принимая книги.

— Я отдаю вам их не для этого, — произнёс Алистер, останавливаясь и пропуская экипаж, прежде чем перейти дорогу.

— У вас есть дар понимать людей и читать их эмоции. Если до этого я сомневался, то тем вечером в понедельник я всё увидел собственными глазами, когда вы разговаривали с Фредом и Горацием. Знаю, вы скажете, что всё дело лишь в базовом понимании мотивов преступления. Но поверьте мне — это нечто большее. Вы должны его развивать, и эти книги вам помогут. К тому же, вам необходимо пополнять знания, чтобы сделать карьеру в Нью-Йорке.

— Если вы забыли, у меня теперь новая карьера в Добсоне, — ответил я.

Алистер усмехнулся.

— Не думаю, что вы созданы для работы в том городке, Зиль. Если не считать последний случай, то вряд ли Добсон предоставит вам дело, благодаря которому вы сможете развиваться.

Мы повернули налево к церкви святого Игнатия, и Алистер продолжил:

— Нам нужно больше офицеров похожих на вас, Зиль. Как и более образованных судей и юристов, социологов и психологов. Наши знания о мышлении преступников катастрофически отстают от должного уровня. Потому что люди считают преступников, а особенно убийц, настолько мерзкими, что не могут преодолеть свои моральные барьеры и достичь определённого научного прогресса.

— Но вы же не перестанете этим заниматься, — произнёс я.

Алистер посмотрел на меня и рассмеялся:

— Вы правы, Зиль. Абсолютно правы!

Когда я начал подниматься по серым каменным ступеням к часовне, где проводилась панихида по Стелле, меня затопило чувство вины.

Медленно падал негустой снежок; он тонким слоем ложился на траву и деревья, хотя проезжая часть оставалась чистой из-за постоянно снующих машин и экипажей.

Мы с Алистером отряхнули снег со шляп и пальто и заняли места на скамье в задней части зала.

На удивление, на панихиде присутствовало много человек — около сорока. Мы вообще не думали, что панихида состоится, но Кора Черни вместе с пожилой миссис Уингейт занялись всеми приготовлениями и взяли на себя все расходы.

Было странно видеть настолько разнородную группу вместе. В первом ряду между Эбигейл и Корой сидела миссис Уингейт, она выглядела слабой, но спину держала прямо.

Пришли и люди с прошлых работ Стеллы — от Мод, поварихи, домработницы миссис Уингейт, до группки молодых девушек, лениво перешёптывающихся у дальней стены — явно из заведения Мами Дюран.

Но у стороннего наблюдателя, тем не менее, не возникло бы никаких вопросов: в чёрной строгой одежде девушки выглядели воплощением добропорядочности.

Служба проходило гладко. Священник говорил обычные фразы: те, кто знал Стеллу, будут очень по ней скучать; какая трагедия, что её жизнь прервалась так внезапно, хотя Стеллы была ещё так молода; но никто из присутствующих не должен отчаиваться, ведь Стелла обрела покой в лучшем мире.

Люди всегда говорят подобные вещи, чтобы живым стало легче, но подобных банальностей было недостаточно, чтобы справиться бурей в душе, которую вызывало жестокое убийство Стеллы Гибсон.

Я оглядел помещение: слова священника действительно помогали окружающим справиться с горем? Или они звучали неискренне и бездушно не только для меня?

Возможно, я был единственным на панихиде, кого вечно преследовали мысли о мёртвых. Меня никогда не покидали мысли о том, какой бы была жизнь умерших, если бы её можно было переписать.

Спустя минут двадцать пришла Мами Дюран.

Она была одета во всё чёрное, за исключением торчащего из-под воротника шерстяного пальто красного платка, и не привлекла ничьё внимание.

Женщина тихо села на скамью, дождалась окончания панихиды и явно предпочла бы уйти, не вступая ни с кем в беседу.

Но я быстро попрощался с Алистером и смог задержать Мами у выхода.

— Миссис Дюран? Мы можем с вами поговорить?

— Конечно, если вы не будете говорить о работе, — ответила Мами. — Я могу уделить вам минуту-другую, но не понимаю, чем смогу вам помочь. Стелла мертва, и из статей в газетах я поняла, что убийца — некто совершенно не тот, кого вы первоначально искали. Жаль, что вы не сообразили быстрее, иначе Стелла могла бы быть жива.

Это оскорбление должно было послужить мне предупреждением — Мами Дюран не была настроена на беседу на личные темы.

— Только один вопрос. Ответьте — и всё, — начал я.

— Продолжайте, — сказала она, уводя меня от толпы скорбящих в сторону церковного кладбища, где нас никто не сможет услышать.

— Девушка по имени Мойра Ши. Скорей всего, была убита Майклом Фромли в августе 1902 года. Расследуя собственное дело, я наткнулся на отчёт о её вскрытии, и меня кое-что заинтересовало. Незадолго до того, как тело должно было быть передано на общественное кладбище для бедных, его забрала женщина, назвавшаяся её матерью. И это были вы.

Я остановился, чтобы перевести дыхание, но ненадолго, чтобы Мами не смогла меня прервать.

— Какие отношения связывали вас с Мойрой Ши, раз вы не смогли отдать её для захоронения на кладбище для нищих?

Она не ответила, поэтому я пояснил:

— Я спрашиваю это для себя лично. Ваш ответ не будет записан ни в какие официальные бумаги. Даю вам слово.

Казалось, молчание будет длиться вечно.

— Назовите хоть одну причину, почему мне стоит вам ответить, детектив, — произнесла Мами, с сомнением глядя на меня.

Я улыбнулся, стараясь казаться дружелюбным.

— Желание детектива довести дело до самого конца?

Она фыркнула.

— Думается мне, что у вас есть много неоконченных дел. Спишу это на ваше искреннее любопытство. Вы, детективы, не любите, когда что-то остаётся невыясненным.

Она окинула меня тяжёлым взглядом.

— Всё, что я скажу, останется между нами?

Я кивнул.

Она отошла ещё дальше от собравшихся скорбящих людей, чтобы удостовериться, что никто не услышит наш разговор.

— Мойра была мне дочерью, — произнесла она. — Точнее, самым близким к этому понятием из того, что я смогу познать за всю свою жизнь. Её мать работала на меня, а потом заболела туберкулёзом и умерла. Мойре тогда было всего три годика. Я стала её опекуном, хотя никогда официально не оформляла документы. Наверно, я просто считала, что это ничего не изменит в моих к ней чувствах, — пожала Мами плечами. — Знаете, детектив, все мы создаём семьи. Такими, какими их себе представляем.

У неё спёрло дыхание.

— Пока она была жива, мы жили с ней на противоположном конце города, где меня никто не знал. Я хотела для неё лучшей жизни. Лучшей, чем была у меня, и лучшей, чем была у её матери.

Её голос начал дрожать от ярости, которая, казалось, нисколько не утихла за прошедшие три года.

— Какое право он имел забирать её у меня? У всех? А ваша полиция ничего не сделала; они даже не смогли найти достаточное количество улик, чтобы арестовать его. И в результате стало казаться, что Мойра умерла из-за каких-то пустяков.

Я секунду помолчал.

— А как вы начали подозревать Майкла Фромли? У полиции он никогда не находился под подозрением в убийстве Мойры.

— Неуклюжие идиоты, — буркнула она. — Я наняла частных детективов. Они пришли к тому же выводу, что и полиция в деле той девчонки Смедли: куча подозрений, но ни одной серьёзной улики. Поэтому я продолжила платить детективам, чтобы они наблюдали за ним.

Она глянула на меня и прищурилась.

— Не важно, что сделал или не сделал ваш профессор. Если бы его сотрудник не убил Фромли, я бы сама это сделала через какое-то время. Эта тварь не имела права жить, после того как забрала мою Мойру. Никакого права.

Но Мами помогла Фромли избежать наказания после его нападения на Стеллу. Это она уговорила девушку не выдвигать обвинения, позволяя Фромли снова выйти сухим из воды.

Я спросил её об этом.

— Тогда почему вы…?

Её голос был холоден как лёд.

— Да, я договорилась об этом. Фромли как раз собирался получить по заслугам за попытку убийства Катерины Смедли, когда на горизонте появился ваш профессор со странным желанием заполучить себе это существо для изучения. И тогда я отозвала обвинения.

Она резко, гортанно засмеялась.

— Ваш профессор решил, что Фромли угодил прямо к нему в объятия только благодаря его собственным заслугам. Вы думаете, я сама не могу дать взятку или попросить об услуге? Подкупить судью?

Она выпрямилась. В её голосе звучала ярость. И гордость собой.

— Я заплатила пятьсот долларов, чтобы Фромли попал к Алистеру, свободный от тюрьмы и электрического стула. Знаете, помимо всего я хотела знать, почему… понять, отчего он убил мою Мойру. И я решила, что ваш профессор сможет получить ответы на мои вопросы, если дать ему шанс.

— Я всегда могла убить Фромли чуть позже, — мрачно добавила она, — в этом заключалось моё преимущество. Если бы это случилось прямо после смерти Мойры, на меня могли бы пасть подозрения. Но спустя несколько лет… К тому времени про мои отношения с Мойрой все забудут.

Значит, Алистера одурачили?

Хотя, факт вмешательства Мами Дюран не обязательно снимал с него вину.

И даже если виновна в случившемся исключительно Мами, я точно знал, что никогда не скажу об этом Алистеру — не только из-за данного Мами слова, но и ради его же блага.

Я не хотел, чтобы Алистер почувствовал прощение за то, что произошло. Не хотел, чтобы он почувствовал, что его вины в этом нет. Должно оставаться что-то, что будет тяготить совесть Алистера, иначе он останется слепо предан своим исследованиям.

Обидно, что Алистер не рассказал мне о своих отношениях с Мами.

«Я — открытая книга», — лгал он мне.

— И вы получили от Алистера нужные вам ответы? — спросил я у Мами.

— О да, я довольно часто разговаривала с профессором, — она пренебрежительно сморщила носик. — Должна признать, что ожидала большего результата за свои деньги. Он не узнал ничего существенно нового. Он так и не понял, почему этот человек выбрал Мойру. Он даже не смог толком объяснить, почему Фромли совершал то, что совершал.

Но я понимал, что всё, что может ответить ей по этому поводу Алистер, не удовлетворит Мами. Знание может заполнить почти любую пустоту, но не такую, как после её потери.

Мами Дюран выпрямилась и повернулась уходить.

— Всего доброго, детектив. Надеюсь, наши пути больше не пересекутся.

И она ушла в своём чёрном пальто и под зонтиком, скрылась за стеной снега и среди толпы гуляющих по Бродвею прохожих.