Во власти девантара

По следам минувшей ночи

Нурамон бродил по фруктовому саду королевы. Как и прежде в своей комнате, он думал о ночи, предшествовавшей эльфийской охоте. Тогда деревья шептали ему, но теперь они молчали. Нурамон коснулся ветвей Пихты Фей, однако тепло, которое она всегда источала, ушло. Он разочарованно отнял руку.

Что произошло? Неужели души деревьев ушли в лунный свет? Чары, присущие этому месту, казалось, еще живы, потому что на всех деревьях были плоды. Но, похоже, время принесло немало изменений.

Нурамон прошел мимо липы, у которой впервые увидел Нороэлль, дошел до обеих шелковиц, которые подарили ему тогда свои ягоды. Чем бы ни закончилась завтрашняя битва, всего этого Нороэлль не увидит никогда. Ее озеро, Дуб Фавнов и ее дом останутся только в воспоминаниях.

Нурамон поравнялся с липой и маслиной, которые росли на краю сада. Здесь он говорил с Нороэлль, выдав себя за дух дерева, и она согласилась на игру. В ту ночь он не подозревал, что судьба приведет его на столь трудную тропу. Он поднял голову и увидел два лица, смотревшие на него.

— Ты что же, подслушиваешь нас? — рассмеявшись, спросила Юливее.

Обилее положила волшебнице руку на плечо.

— Оставь его.

— Иди же к нам, — не унималась Юливее.

Нурамон не ответил, а просто поднялся на террасу по узкой лестнице. Обе эльфийки выглядели чарующе. Юливее была одета в серый наряд из легкой ткани. В ее темно-каштановые волосы были вплетены белые ленты. На Обилее было свободное голубое платье, волосы подобраны наверх. Нурамону показалось, что он видит перед собой воительницу.

— Юливее и Обилее! — сказал Нурамон. — Вы стали лучшими подругами?

— С той самой ночи, когда ты ушел, — подтвердила Юливее.

Он подошел к сестре.

Юливее поглядела ему в глаза.

— Так странно. — Она была такого же роста, что и Нурамон. — Тогда ты казался мне великаном. А я была для тебя наверняка всего лишь глупой девчонкой.

— Нет, ты была маленькой волшебницей, обладающей большой силой… и милой мучительницей.

Обилее улыбнулась.

— Это продолжалось еще некоторое время после того, как ты ушел.

— Я хотела бы извиниться за то время, — сказала Юливее.

Нурамон покачал головой.

— Не нужно… сестра.

— Я не забыла… брат, — сказала Юливее. — И я сделала то, о чем ты меня просил. Я присматривала за Фельбионом, живу в твоем доме. Ты узнаешь его, хотя Алаэн Айквитан уже ушел.

— Его больше нет? — спросил Нурамон, вспомнив о сосне фей.

— Во всем сердце страны больше не осталось наделенных душой деревьев, — ответила Обилее.

Юливее вынула из небольшого мешочка желудь.

— Это от Алаэн Айквитана. Если завтра мы победим, то души деревьев родятся снова. Только вот я пока не знаю, где посадить этот желудь.

— Что случилось с Аттой Айкъярто?

— Ксерн возродит его. — Волшебница указала на фруктовый сад. — Большинство душ деревьев ушли в лунный свет. Только немногие из великих привязали свои души. Алаэн Айквитан, Атта Айкъярто, Пихта Фей и Дуб Фавнов, и еще некоторые. Они будут праотцами и праматерями новых наделенных душой деревьев. Эмерелль сказала, что хочет посадить Пихту Фей у луговых фей.

Нурамону вспомнилось озеро Нороэлль, граничившее с поляной, где жили луговые феи. Все изменится, станет другим. Озеро Нороэлль наверняка обретет достойное место в новом Альвенмарке.

— Ты действительно уйдешь? — спросила Юливее, отрывая Нурамона от размышлений.

— Я должен сделать это.

Улыбка исчезла с лица Юливее.

— Я многое отдала бы за то, чтобы встретиться с женщиной, ради которой ты пойдешь на такую жертву. Обилее рассказывала мне о ней.

— Ты разочарована?

Юливее покачала головой.

— Нет. Ты останешься моим братом. Я никогда не думала, что ты откажешься от любви к Нороэлль ради меня. Я так рада, что вы победили девантара и что я смогла еще раз увидеть тебя. Я так за тебя переживала. — Она обняла его. — Теперь я счастлива.

— Тебе будет очень больно, когда я уйду из Альвенмарка? — негромко спросил он.

Волшебница подняла голову и посмотрела на него большими глазами. Он провел рукой по ее щеке, и вот уже расцвела на ее лице улыбка, напоминавшая улыбку того ребенка, которого он взял под свое покровительство в Искендрии.

— Нет, — сказала она. — У нас было время побыть вместе. Наше путешествие из Искендрии сюда было самым лучшим из того, что мне довелось пережить. — Она поцеловала его в лоб. — А завтра будь сильным! — Она мягко высвободилась из его объятий. — А теперь мне нужно вернуться в Большой лес.

Нурамон поглядел ей вслед. Как много он пропустил! Маленькая девочка, путешествовавшая с ним, внезапно стала могущественной волшебницей. Победа над девантаром оплачена высокой ценой.

Обилее подошла к нему.

— Она очень по тебе скучала.

— Мне очень трудно понять это… И с тобой было то же самое. Ты была девочкой, когда мы отправлялись на эльфийскую охоту. А здесь нас ждала уже женщина, произносившая слова Нороэлль… И здесь я впервые коснулся Нороэлль.

— Она рассказала мне об этом той ночью. — Лицо Обилее стало печальным. — Она так любила тебя и Фародина.

— Ты смотришь на меня так печально. Разве королева не сказала тебе, что есть надежда, если завтра мы выиграем сражение?

— Надежда для кого, Нурамон?

— Конечно, для Нороэлль.

Обилее кивнула.

— Королева мне все сказала. И я знаю это уже многие годы. Она сказала, на что пойдет, чтобы эта надежда могла осуществиться.

— Так почему ты так печальна?

— Ты не понимаешь, Нурамон? Разве никогда не замечал?

В первый миг Нурамон ничего не понял, однако измученное лицо, сверкающие глаза и дрожащие губы подсказали ему, что движет Обилее. Она любит его! Он смущенно отвел взгляд.

— Какой же я дурак! — тихо произнес он. — Прости меня!

— За что? Ты большими шагами идешь через столетия. Для тебя я по-прежнему та самая девочка, которую Нороэлль представила королеве.

— Нет. Во время морской битвы я понял, что ты выросла. Но когда… — Он не решился задать вопрос.

— Мое чувство к тебе выросло из приязни, которую я ощутила еще тогда, когда Нороэлль говорила со мной о тебе и Фародине. Ты был моим любимцем. И чем дольше вас не было, тем больше росла моя приязнь. Помнишь ваш отъезд, тогда, когда я махала тебе рукой с холма?

— Да.

— Тогда я уже любила тебя. — Она закусила губу и, казалось, втайне ждет реакции Нурамона. Затем заговорила снова. — От Эмерелль я знала, что тебе и твоим товарищам суждено совершить великие деяния. И я не имела права сбивать вас с пути. Ведь, в конце концов, я тоже хочу, чтобы вы спасли Нороэлль. И меня успокаивает, что для нее есть надежда, что бы ни случилось завтра. Но знаю я и то, что для меня надежды нет. Даже твоя смерть и новое рождение не даровали бы мне ее. Ведь Эмерелль сказала, что теперь ты помнишь свои прежние жизни. Что же это за судьба такая, которая сначала лишила меня Нороэлль, а затем сделала невозможной нашу любовь? Неужели мне вечно суждено быть той, которая остается? Иногда мне кажется, что я сама пленница. Но нет никого, кто мог бы спасти меня. — Она расплакалась, и при виде этого Нурамону стало больно. Обилее вдруг показалась ему такой хрупкой, вовсе не той сильной воительницей, знакомой ему по морской битве.

Нурамон осторожно обнял ее. Провел рукой по ее волосам, по спине. И прошептал на ухо:

— Обилее! Если завтра мы победим, для Альвенмарка настанет золотая эра. И я знаю, что ты найдешь свое счастье, свое предназначение. Но это не я. Дело не в тебе, а в моей любви к Нороэлль. Ты очаровательна, и, если бы я не знал Нороэлль, я был бы повержен твоим сиянием, твоими золотыми волосами, твоими глазами, зелеными, словно море в Альвемере, твоими чудными губами. Было бы так просто сказать, что для меня ты только сестра и подруга. Но это было бы ложью. Потому что я испытываю к тебе больше, чем это… Но еще большее чувство я испытываю по отношению к Нороэлль.

Она отстранилась.

— Это все, что я хотела услышать, Нурамон. Я знаю, что против Нороэлль я никто. Я знаю, что моя любовь безнадежна. Но уверенность в том, что я для тебя больше, чем подруга, — это дар, на который и надеяться не смела. Это как мгновение, которое принадлежит только мне.

Нурамон взял Обилее за руки.

— Да, это мгновение твое.

Он провел рукой по ее щеке и снова обнял ее. Затем поцеловал в губы. Он чувствовал, что она в буквальном смысле слова падает в его объятия. Наверняка у нее никогда еще не было мужчины. Когда их уста разомкнулись, лицо Обилее осталось так близко, что он чувствовал на губах ее мягкое дыхание. Один ее жест, одно ошеломляющее слово, и он не устоял бы перед искушением…

Она улыбнулась и закусила губу.

— Спасибо тебе, Нурамон, — тихо сказала она.

И наконец отстранилась от него.