Во власти девантара

Последние врата

Было утро. На лесной опушке собрались фьордландцы и жители Альвенмарка. Фародин и Нурамон стояли над открытой могилой своего друга. Окружали их великие дети альвов: Эмерелль, Торвис, Юливее и Обилее. Были здесь и Номья, и Гилиат. Даже Оргрим и Сканга оказали последнюю честь королю людей. Из фирнстайнцев явились Беорн и бледная молодая королева, которую пришлось поднести к краю могилы на стуле.

Фародин и Нурамон глядели в узкую яму. Там лежало тело их друга. На нем был доспех Альфадаса, рядом с его головой на темную землю уложили отрезанные косички. По обычаю фьордландцев мертвецу в могилу положили дары. От фирнстайнцев он получил хлеб, сушеное мясо и полную кружку мета, накрытую деревянной дощечкой. Они сказали, что Мандреду нужно будет подкрепиться в дороге, поскольку Златые Чертоги далеко. Кентавры подарили лучшее вино из Дайлоса. От карликов он получил подзорную трубу, а от троллей — красный янтарин. А Эмерелль подарила ему корону из золота и серебра, которую надели ему на голову и которая придала ему величие, подобным которому наверняка никогда не обладал ни один из эльфийских королей. На шее у Мандреда было две цепочки с эльфийскими амулетами дружбы. То были подарки от Фародина и Нурамона. На них эльфийскими рунами было написано «Лиувар Альвередар», мир другу. В амулете Нурамона был сапфир, в Фародиновом — бриллиант. Кобольды изготовили их за одну ночь.

Ксерн подошел ближе и незаметно подал знак четверым воинам из лейб-гвардии королевы. При помощи копий они опустили в яму тончайшее полотно из сотканного феями шелка и накрыли им тело короля. Затем подошли еще двое стражников и стали засыпать могилу. Темная земля падала на белое полотно, с каждым комком земли сотканный феями шелк отступал, пока полотно полностью не покрылось землей. Янтарин троллей вспыхнул, и то был последний свет, который показался меж комками земли. Но вскоре исчез и он.

Теперь для Фародина Мандреда не стало. В его жизни была только одна серьезная потеря, от которой ему было еще больнее. Все дети альвов, которые вчера пали в бою, родятся снова, как после любой крупной войны. Но Мандред и другие люди принесли свои жизни в жертву, чтобы выиграть сражение. Это было вполне в духе Мандреда. Отправиться ради друга даже в пещеру троллей!

По щеке Фародина сбежала слеза, когда он вспомнил обо всех приключениях, которые пережил вместе с Мандредом… Начавшиеся во время эльфийской охоты, переросшие в поиски Гийома, мучительный путь через пустыню, освобождение эльфов из крепости троллей и последняя битва за Альвенмарк. Ярл незначительной деревушки стал легендарным родоначальником королевского рода Фьордландии и открыл своему народу тропу в Альвенмарк. Мандред был для фьордландцев тем, чем была первая Юливее для эльфов Валемаса, Венгальф — для карликов, и Эмерелль — для всех детей альвов. Ярл возвращался в Фирнстайн, хотя проходили столетия. Он прожил жизнь потомка альвов и погиб как герой. По щекам Фародина бежали слезы, но если быть до конца честным, то Мандред прожил полную жизнь.

Нурамон никак не мог поверить в смерть Мандреда. Сколько времени он видел мертвое тело друга… Он знал, что его товарищ погиб. Но сейчас ему больше всего хотелось броситься в наполовину засыпанную землей могилу, чтобы откопать товарища. Он не мог даже представить, как уйдет в Другой мир без него. Он был братом по оружию и лучшим другом. А еще эльф никак не мог поверить в то, что для людей со смертью все заканчивается. Они живут в неизвестности, и быть может, именно это и делает их жизнь настолько ценной. Никто не знает, что происходит с душой после смерти. А Мандред достиг большего, чем любой другой человек. Даже среди детей альвов было не много тех, кто мог похвастаться такой жизнью.

За те почти пятьдесят лет, которые Нурамон провел в Фирнстайне, он осознал, сколь глубоко почитают Мандреда фьордландцы. Они видели в нем как великого основателя рода, так и блестящего воина, который никогда не был слишком щепетилен для того, чтобы подтянуть своим потомкам, распевавшим грубые застольные песни. Вспомнил Нурамон и истории женщин при фирнстайнском дворе, которые слышал тогда. Мандред-любовник! При мысли об этом он улыбнулся. Он еще хорошо помнил ту ночь, когда увидел Мандреда впервые. Он слышал, что чужак при дворе Эмерелль окидывал женщин сладострастными взглядами. Поэтому Нурамон был настроен по отношению к Мандреду предвзято, поскольку опасался, что тот станет смотреть так и на Нороэлль. Но едва увидев грубого северянина и услышав, как он говорит, он не удержался… Он с первой минуты испытывал к нему симпатию. И размышляя таким образом, он наблюдал, как могила его друга постепенно заполняется землей.

Закончив свою работу, лейб-гвардейцы королевы отошли. Теперь к могиле подошел Ксерн и раскрыл ладонь. В ней был желудь, и Нурамону вспомнились слова Юливее в ночь перед последней битвой.

Гофмейстер произнес:

— Это желудь Атты Айкъярто. И даже в расцветшем снова Альвенмарке он будет самым старым среди наделенных душой дубов, равно как и Мандред был самым старым человеком Альвенмарка.

Ксерн опустился на колени перед могилой, и его раскидистые рога наклонились. Он рукой вырыл ямку, в которую положил желудь Атты Айкъярто. Затем наполнил ямку землей. Поднявшись, он торжественно произнес:

— Здесь душа старого отца дубов соединится с телом величайшего сына человеческого. В своей мудрости Атта Айкъярто подарил часть своей силы Мандреду, ибо видел он этот далекий день и ведал судьбу сына человеческого. И он знал, что для его души начнется новая жизнь в теле Мандреда. Корни Айкъярто охватят Мандреда и примут в себя то, что осталось от сына человеческого. И возникнет новое существо. И ему будет принадлежать эта поляна. Здешняя звезда альвов теперь будет звездой Мандреда Айкъярто.

Ксерн отошел от могилы и уверенно поглядел на Фародина и Нурамона.

Вперед выступила Эмерелль, взяла за руку молодую королеву Гисхильду и сказала:

— Мандред жил, как дитя альвов, и умер, как один из наших героев. Начиная с него, мы будем теперь считать каждого человека потомком альвов. Ибо даже мудрейшие из нас не ведают тайну человека. Мы не знаем, откуда он пришел и куда уйдет. Однако сердце мое будет радо, если то, что вы, фьордландцы, именуете Златыми Чертогами, не что иное, как лунный свет. И если это правда, то душа Мандреда однажды будет ждать нас всех там, несмотря на то, что ему пришлось оставить здесь свое тело.

У Нурамона снова выступили на глазах слезы. Мысль увидеться с Мандредом в лунном свете тронула его. Он крепко поверил в это. Душа не может так просто исчезнуть. И если почти все дети альвов исчезают в лунном свете, то о наделенных душой деревьях говорили, что они оставляют тела, чтобы уйти в лунный свет. Нурамон поверил в то, что с Мандредом будет то же самое.

Фародин смотрел на то место, где Ксерн зарыл желудь. Они с Нурамоном часто задавались вопросом о том, как магия Атты Айкъярто изменила Мандреда. Теперь, в конце пути, они получили ответ. С того дня, когда он пришел в Альвенмарк, Мандред был связан с Аттой Айкъярто. Теперь его тело соединится с душой Атты Айкъярто.

Королева тронула Фародина и Нурамона за плечи.

— Верные мои друзья, настало время прощаться. Заклинание не стоит на месте, тропы альвов, ведущие в Другой мир, становятся слабее. У вас еще есть время попрощаться со всеми. Идемте! — Эмерелль взяла обоих за руки и провела их через похоронную процессию к центру поляны, где стояли лошади.

Ночью Фародин и Нурамон говорили с Фельбионом и гнедой кобылкой и решили оставить их. Обе лошадки были им верными товарищами и заслужили жизнь в Альвенмарке. Поэтому товарищи сложили вещи, которые хотели взять с собой, в большие льняные сумки, которые можно было удобно переносить на плечах. Теперь они приветливо обратились к животным. К их удивлению, лошади не стали упираться, а то и дело качали головами в сторону Юливее.

— У тебя они будут в надежных руках, — сказал Нурамон, подходя к волшебнице, в то время как Фародин направился к своим родственникам. На эльфийке были красные траурные одежды, по обычаю Валемаса; они были широкого покроя и сшиты из тончайшей материи. — Настала пора прощаться. Ты была мне хорошей сестрой, хотя и провели вместе мы довольно мало времени. Все, что принадлежало мне, теперь твое. Это мое завещание, сестра.

— Я принимаю его с честью, — ответила Юливее, улыбнувшись своей плутоватой улыбкой. — И напишу сагу, «Сагу эльфа Нурамона». Она будет очень льстивой. Это будет долгий рассказ, начиная от твоего рождения и до этого мгновения. А по завершении я прочту ее при дворе. Тогда твои деяния и деяния твоих товарищей будут увековечены.

— Ты еще ребенком умела хорошо рассказывать, — ответил Нурамон.

Та рассмеялась.

— Я вся в своего брата.

Нурамон подумал о дне, когда он впервые встретился с Юливее.

— Я спрашиваю себя, что стало с джинном и хранителями знания.

— Люди уничтожили библиотеку.

Нурамон опустил взгляд.

Юливее обхватила ладонью его подбородок и приподняла ему голову.

— Я тебе рассказывала историю о мужественной Юливее, которая отправилась в путь, чтобы отыскать в Альвенмарке души джиннов и хранителей знания? Рассказывала? Нет? — Она усмехнулась. — Я нашла их всех и привела в Валемас. Мы создали библиотеку там. Древнее знание не утрачено. Однажды они вспомнят свои прежние жизни.

Нурамон обнял ее.

— Ты удивительна, Юливее! Прощай!

Волшебница поцеловала его в лоб.

— Передай от меня привет Нороэлль. — Она подняла палец в шутливой угрозе. — И держись подальше от рыцарей ордена.

— Обязательно! — пообещал Нурамон.

К нему подошла Номья. На ней было светло-голубое платье из тяжелой материи, как у всех альвемерцев в этот печальный день. В руках у эльфийки был его старый лук.

— Ты должен взять его с собой. Он может сослужить тебе хорошую службу.

Нурамон покачал головой.

— Нет, пусть он останется с тобой, как знак. Но только если ты не против. Я вернул воспоминания о прежних жизнях. И ты сможешь. Тогда ты вспомнишь время, которое мы провели в мире людей. Смерть, которая настигла там тебя, покажется тебе героической.

— И лук будет знаком этого?

— Ты никогда не должна перетягивать на нем тетиву. Лук и тетива — это одно целое, как душа и жизнь.

Номья медленно кивнула.

— Понимаю… Путь к воспоминаниям труден. Но я пройду его, Нурамон.

— Прощай, Номья! — Он обнял ее. — Ты была хорошей соратницей и подругой.

— Нурамон! — позвал знакомый голос, и к нему подошли Венгальф с Торвисом. На короле были золотые латные доспехи, на колдуне карликов — черная роба.

Нурамон присел на корточки и положил руку на плечо старого друга.

— Спасибо за все, Венгальф!

Глаза короля сверкнули.

— Я расскажу Альвериху об этом дне, когда он родится снова. Он наверняка с удовольствием присутствовал бы при этом.

— Скажи ему, что я никогда не забуду его героический поступок. И скажи Солстане, что мне жаль.

— Обязательно.

— Ты теперь знаешь тайну своих мечей? — спросил Торвис.

— Да. Эмерелль мне рассказала. И мои воспоминания тоже постепенно упорядочиваются. Именно вам, карликам, я обязан тем, что я изменился. Хорошей вам жизни в древних чертогах, не забывайте меня.

В то время как Нурамон прощался со своим родом, Фародин наткнулся на Гилиат. Воительница улыбнулась ему.

Они встретились утром перед замком Эмерелль, и Гилиат выиграла бой. Она ударила эльфа по щеке. На этом бой закончился.

— В Валемасе существует обычай исполнять просьбу друга, прежде чем уйти, — сказала она.

— Что такое? — спросил он, улыбаясь в ответ. — Хочешь еще одну дуэль?

Та покачала головой.

— Нет, эта вражда забыта окончательно… Если одним из моих детей будет сын, можно я назову его твоим именем?

— И сколько же детей ты намерена родить?

— Долгая война позади, Фародин. Смерти закончились. Настало время жизни. Множество душ хотят вернуться.

Ее смех донесся до Нурамона. Он обернулся, и взгляд его упал на Обилее, которая стояла в стороне, словно хотела наблюдать за происходящим на некотором расстоянии. На ней тоже были голубые одежды альвемерцев. Он подошел к воительнице.

— Ты хочешь проститься со мной только издалека? — спросил Нурамон.

— Просто… — негромко начала она. — Мне жаль, что я сказала в ту ночь. Нужно было молчать. Нельзя было принимать тот миг, который ты мне подарил.

— Не говори этого, Обилее. То мгновение было твоим, и в нем нет ничего дурного. — Он взял волшебницу за руку. — Сохрани этот момент в воспоминаниях как нечто прекрасное. Сейчас мы с Фародином уйдем. Однажды я стану достаточно силен, чтобы освободить Нороэлль. Не беспокойся за нас, помни всегда, что мы живем в Другом мире, в стороне от зла, и помним о тебе и других. Мы будем представлять себе, как ты встретишь совершенного эльфа и влюбишься в него. И мы будем задаваться вопросом, сколько детей у тебя родится, и перещеголяют ли они свою мать. Однажды мы встретимся с тобой в лунном свете. И тогда узнаем от тебя правду. — Он нежно обнял ее.

— Спасибо тебе, — тихо прошептала она.

Вместе с Фародином Нурамон подошел к королеве, которая собралась с остальными у звезды альвов. Там в земле находился плоский, круглый камень. Внутри него пересекались тропы.

На Эмерелль было зеленое платье с красной вышивкой. Она встретила обоих со словами:

— Мои верные воины, я вижу, что вы уже попрощались. Вот ваши врата, последние врата в Другой мир. — Рядом с королевой на камне появились нити света, развернулись и превратились в широкую стену. — Вы оба будете последними, кто уйдет в Другой мир из Альвенмарка. Прощайте, верные мои! — Она поднялась на цыпочки и поцеловала обоих в лоб.

— Прощай, Эмерелль, — произнес Фародин. — Ты была для нас хорошей королевой. Мы не жалеем, что отдали тебе камень альвов. — Он указал на кроны деревьев. — Мне спокойно от того, что я покидаю Альвенмарк, зная, что он будет цвести вечно.

Нурамон преклонил колено перед Эмерелль, взял ее руку и поцеловал, как было принято прежде при дворе.

— Своей королеве я говорю спасибо за то, что она всегда поступала так, как того требовала судьба. — Он выпрямился. — А былую соратницу я хочу поблагодарить за время в Ишемоне.

Фародин удивился словам товарища. Конечно, королева была в Ишемоне, но это было настолько давно, что об этом рассказывали только сказки.

Нурамон не смутился. Он продолжал говорить:

— Я благодарю тебя за ту тропу, по которой ты провела меня и которая теперь ведет прочь из Альвенмарка. Прощай, Эмерелль!

Оба товарища уже хотели войти в свет, когда королева снова обратилась к ним.

— Погодите еще миг! Я не могу отпустить вас… Не дав вам в дорогу своего прощения. — Из складок одежды она вынула нечто, от вида чего Фародин и Нурамон замерли. То были песочные часы, полные песка!

По лесу пробежал шепот. Нурамон отметил, что не удивлены только Юливее и Ксерн.

— Это те песочные часы? — спросил Нурамон.

— Да, те самые, при помощи которых я изгнала Нороэлль. Немалую часть песка и осколков я унесла с собой обратно в Альвенмарк. Я как следует спрятала их под своим замком; там, где вы не могли найти. Я знала, что наступит день, когда я захочу отдать их вам. Но до сегодняшнего дня я должна была быть холодной королевой, чтобы случилось все, что случилось. — Она обернулась к Фародину. — Дай мне песок из своей серебряной бутылочки!

Эльф вынул сосуд, и Эмерелль открыла крышку. Фародин высыпал содержимое серебряной бутылочки в песочные часы, мелкий песок стек вниз. Затем воин убрал бутылочку, наблюдая за тем, как королева снова накрывает крышкой песочные часы.

Эмерелль заговорила:

— Не хватает довольно большой части песка. Но чтобы открыть врата, остаток вам не понадобится. Это сломает волшебный барьер. Вы оба, и Нороэлль, будете последними детьми альвов в Другом мире. Выберете себе тропу судьбы. Но не действуйте необдуманно. Ибо если вы умрете, то не возродитесь снова здесь. Однако лунный свет открыт для вас в Другом мире. Стремитесь туда! Ищите свое предназначение! — Королева протянула Фародину часы.

Дрожащими руками принял Фародин дар королевы. Переглянулся с Нурамоном, который все еще пребывал в оцепенении.

— Мы благодарим тебя, Эмерелль! — вот и все, что сумел сказать Фародин.

Бросил последний взгляд на Гилиат и Оргрима, с которым его соединяло прожившее долгую жизнь желание отомстить. Они улыбнулись ему, а тролльский король даже помахал своими огромными ручищами.

— Идите! Тропы в Другой мир почти поблекли. Вы должны выйти сейчас, в противном случае останетесь здесь навеки.

Нурамон положил руку на плечо Фародина.

— Идем! — Его товарищ поднял голову и, усмехнувшись, кивнул.

И они бок о бок вошли в свет. Нурамон не хотел оглядываться, но когда его окружило сияние, он не смог не посмотреть назад, через плечо. Они стояли и улыбались: Эмерелль и Юливее, Обилее, Номья, их родственники и Венгальф. У могилы Мандреда замер Ксерн, с достоинством глядевший им вслед. Нурамон хотел запомнить все эти лица навеки. Поляна за его спиной медленно растворилась, а вместе с ней исчезли все, кого он любил. Осталась только белизна врат, через которые он шел. Его глазам никогда больше не суждено увидеть Альвенмарк.