Во власти девантара

Тропы эльфов

— Ты только посмотри на это! — Фародин жестом подозвал товарища.

Нурамон помедлил. Он вел в поводу Фельбиона, к седлу которого они привязали Мандреда. Сын человеческий погрузился в глубокое беспамятство. Сердце его билось очень медленно, а тело было слишком горячим. «Самое большее еще один день», — сказал Нурамон утром. С тех пор прошло восемь часов. Они должны найти воду, иначе Мандред умрет. И они тоже уже не смогут выносить эту жару. У Нурамона ввалились щеки, вокруг воспаленных, покрасневших глаз образовались мелкие складочки. Было совершенно очевидно, что борьба за жизнь Мандреда толкает эльфа на грань собственного истощения.

— Ну же! — крикнул Фародин. — Это красиво и в то же время пугающе. Словно взгляд в водное зеркало Эмерелль.

Нурамон подошел к товарищу; теперь, когда он стоял рядом с Фародином, тот почти физически ощутил его усталость.

— Тебе нужно отдохнуть!

Нурамон обессиленно покачал головой.

— Я ему нужен. Только моя сила оттягивает его конец. Мы должны найти воду. Я… Боюсь, долго я уже не протяну. Мы еще идем по тропе альвов?

— Да.

Фародин взял на себя задачу вести отряд по невидимой тропе. Они бросали жребий относительно того, по какой из трех троп, ведущих от звезды альвов, они отправятся. И с тех пор, как Нурамону пришлось потратить всю свою силу на то, чтобы поддерживать жизнь Мандреда, именно Фародин сосредоточился на том, чтобы не сходить с тропы. Должна же она куда-нибудь вести. Даже если к другой звезде альвов.

— Что ты хотел мне показать?

Фародин указал вперед, на плоское скалистое плато, почти полностью скрытое под песком.

— Там, в тени. Видишь их?

Нурамон заморгал, щурясь от яркого солнца. А потом улыбнулся.

— Кошка. Она спит. — Он радостно пошел к животному.

Фародин медленно поплелся следом за ним.

Прижавшись вплотную к скале, лежала кошка, положив голову на передние лапы. Шерсть ее была охровой, слипшейся от песка, как косички Мандреда. Она была истощенной, тело ее — исхудавшим, а шерсть почти вся скомкалась. Казалось, она спит.

— Видишь, там, где ее голова немного выступает из-за скалы? — спросил Фародин.

Нурамон остановился как вкопанный.

Нужно было подойти довольно близко к кошке, чтобы увидеть ее затылок. Он был лысым. Мелкий песок снял шерсть и плоть, отполировав черепную кость, так что она стала ярко-белой.

— Как мирно она выглядит, — мягко произнес Нурамон. — Она устроилась в тени скалы, уснула от усталости, а потом во сне умерла от жажды.

Фародин кивнул.

— Должно быть, так оно и было. Сухая жара сохранила ее тело, а скала защитила от песчаной бури. Даже нельзя сказать, сколько она уже мертва — несколько недель или лет.

— Думаешь, это взгляд в зеркало? Наше будущее?

— Если мы вскоре не найдем воды. А я уже даже надеяться не смею. С тех пор как мы прошли через звезду альвов, мы не видели ни единого зверя, даже следа! Ничто живое не забредает в эту пустыню.

— Но кошка ведь была жива, — с неожиданным рвением ответил Нурамон.

— Это так. Однако прийти сюда, похоже, было для нее смертельной ошибкой. Думаешь, Мандред переживет следующий восход солнца?

— Если мы найдем воду…

— Может быть, нам стоит убить одну из лошадей и дать ему попить крови?

— Я думаю, будет лучше, если один из нас возьмет обеих сильных лошадей и попеременно поедет на них вперед. Он будет продвигаться гораздо быстрее и сможет найти воду.

— И кто же это будет?

Нурамон поднял взгляд.

— Неужели так сложно догадаться? Я остужаю горячку Мандреда при помощи своей целебной силы, поддерживаю в нем жизнь. Ты этого сделать не сможешь. Поэтому я останусь. Лошади должны продержаться еще по меньшей мере до сегодняшнего вечера. Если ты найдешь воду, то напьешься, наполнишь бурдюки и по ночной прохладе вернешься к нам.

— А если я не найду воду до захода солнца?

Нурамон поглядел на него лишенным выражения взглядом.

— Тогда у тебя будет по крайней мере еще один день, чтобы спасти хотя бы свою жизнь. — Товарищ оценивающе взглянул на него. — День на лошади сохранит твои силы. Я уверен, что ты продержишься еще день. Только возвращаться к нам уже не будет смысла.

— Хороший план! — уважительно кивнул Фародин. — Созданный трезвым умом. Вот только для его выполнения нужен более храбрый мужчина, чем я.

— Более храбрый мужчина?

— Думаешь, я смог бы появиться перед Нороэлль и сказать ей, что я оставил двух своих товарищей на произвол судьбы в пустыне, чтобы найти ее?

— То есть ты еще веришь в то, что таким образом сумеешь найти Нороэлль?

— А почему нет? — резко произнес Фародин.

— Сколько песчинок ты почувствовал с тех пор, как мы вернулись в мир людей?

Фародин вызывающе выпятил подбородок.

— Ни одной. Да я и не искал их. Я… Эта жара. Волшебная сила нужна была мне для того, чтобы хоть немного охладиться.

— Вряд ли это отняло все твои силы. — Нурамон широким жестом обвел горизонт. — Вот что отняло у тебя силу и мужество. Этот вид. Не думаю, что мы попали сюда случайно. Судьба хотела, чтобы мы поняли, насколько бессмысленны наши поиски. Должен быть другой путь!

— И какой же? Слышать уже не могу твои речи о другом пути. И как же он должен выглядеть?

— Как ты найдешь все рассыпавшиеся песчинки?

— Мое волшебство принесет их ко мне. Нужно просто подойти к ним достаточно близко.

— А насколько близко? На сотню шагов? На милю? Десять миль? Сколько потребуется на то, чтобы обыскать Другой мир? И как ты сможешь увериться, что собрал все песчинки?

— Чем больше песчинок я соберу, тем сильнее станет мое заклинание поиска.

Нурамон указал на пустыню.

— Ты только посмотри! Я даже числа такого не знаю, чтобы выразить хотя бы приблизительно, сколько там песчинок. Это бессмысленно… И, поскольку у тебя, очевидно, есть силы на то, чтобы пытаться сделать невозможное, я сделал правильный выбор: ты должен искать воду. Если у кого-то это и получится, то только у тебя! Воспользуйся своим заклинанием поиска, чтобы найти ближайший источник воды!

Это было уже слишком!

— Насколько тупым ты меня считаешь? Одно дело — искать что-то настолько же мелкое, как песчинку среди пустыни. Почувствовать источник воды намного проще. Думаешь, я не воспользовался своей силой, чтобы искать воду? Почему я показал тебе мертвую кошку? Это наше будущее. Здесь нет воды на расстоянии по меньшей мере дня пути. Только та вода, что в нас. Наша кровь… Вот такова простая правда. Незадолго до того, как увидеть кошку, я как раз предпринял попытку. Ничего нет…

Нурамон напряженно смотрел на восток. Казалось, он вообще не слушает его!

— Может быть, солнце сожгло остатки твоей вежливости? Скажи же что-нибудь! Ты меня вообще слушал?

Нурамон указал жестом в пустоту пустыни.

— Там. Там что-то есть.

Ветер гнал к ним тонкую завесу из песка. Подобно морскому прибою мчалась она вперед, разбиваясь о немногие скалы, торчавшие из песка. Невдалеке появилась вторая, светлая волна песка.

— Вот! Опять! — взволнованно сказал Нурамон.

— Что?

— Мы стоим на тропе альвов. Она словно стрела проходит сквозь пустыню. Проведи ее отсюда немного дальше, по прямой. Чуть больше мили, я бы сказал… Понаблюдай, как проходят над ней волны песка. Там что-то есть!

Фародин посмотрел в указанном направлении. Но там не было ничего! Ни скалы, ни дюны. Только песок. Он с сомнением посмотрел на Нурамона. Может, он обезумел? Может быть, безнадежность свела его с ума?

— Вот, опять! Проклятье… Да смотри же!

— Нужно найти тень, — успокаивающе произнес Фародин.

— Новая волна песка. Пожалуйста, посмотри!

— Слушай…

Фародин не поверил своим глазам. Волна песка разделилась. Меньше, чем на удар сердца, затем отверстие закрылось. Это было, словно волна налетела на скалу, которая ненадолго разделила ее на две части. Вот только скалы там не было.

Фародин схватился за рукоять меча.

— Что это?

— Понятия не имею.

— Может быть, невидимое существо?

Кому нужно быть невидимым? Охотнику! Кому-то, кто подстерегает добычу! Может быть, он втайне наблюдал за ними и теперь ждет на тропе, по которой они собирались пройти? Фародин вынул из ножен меч. Он показался ему на удивление тяжелым и неудобным. Солнце лишило его руки силы.

Неважно, что там, нужно дать ему отпор. Каждый миг промедления будет стоить лишних сил.

— Я посмотрю, что впереди. А ты наблюдай за происходящим.

— Не лучше ли…

— Нет! — и, не пускаясь в дальнейшие споры, Фародин взлетел в седло. Меч он держал прямо перед грудью.

Уже через несколько мгновений он был на месте. Пустыня снова обманула его, зрительно увеличив расстояние. На светлом песке было выложено кольцо из черных базальтовых камней. Они были похожи на крупные булыжники для мостовой. На плоских камнях не было ни песчинки. Запретная каменная область? Никогда прежде не видел Фародин ничего подобного.

Он направил свою лошадь в обход камней. Завеса пыли разделилась, словно налетела на невидимую стену, как только достигла круга. В стороне от круга он заметил маленькую, грубо вырезанную из бутового камня и наполовину занесенную песком пирамиду. На самом верху на камнях лежал человеческий череп. Фародин огляделся и заметил еще холмы. Возле одного из них лежало несколько черепов. Что же это за место? Он напряженно огляделся по сторонам. Кроме круга камней и холмов не было никаких признаков того, что здесь когда-либо жили люди или эльфы.

Наконец Фародин спешился. Земля была просто пропитана магией. Со всех сторон к кругу стекались тропы альвов. Эльф осторожно вытянул руку в поисках невидимого барьера. Почувствовал кожей легкое покалывание. Нерешительно вступил в круг. Ничто не удержало его. Очевидно, охранное заклятие отгоняло только переносимый ветром песок. Но зачем нужны черепа? Кучки камней не вязались с простой элегантностью круга. Может, их построили позднее? Чтобы они служили предупреждением?

Внешний круг насчитывал почти двадцать шагов в диаметре; а базальтовый — едва ли шаг. Внутри его грунт был песчаным и ничем не отличался от окружавшей его пустыни.

Фародин закрыл глаза и попытался полностью направить свое мышление на магию троп альвов. Шесть путей пересекалось внутри каменного круга. Здесь было бы легко открыть врата. И неважно, куда их занесет, все лучше, чем эта пустыня.

Он махнул рукой, подзывая Нурамона; тот подошел вместе с двумя лошадьми и Мандредом.

— Звезда альвов! — облегченно воскликнул он. — Мы спасены. Открывай врата!

— У тебя получается лучше.

Нурамон раздраженно покачал головой.

— Я слишком изнурен. Как ты думаешь, чего мне стоит не позволять погаснуть искорке жизни в Мандреде? Ты ведь учился! Так делай!

Фародин откашлялся. Ему хотелось возразить, однако он промолчал. Ему почти захотелось, чтобы здесь действительно сидело невидимое чудовище. Путь меча, вот это его судьба! А тропы магии, несмотря на многие часы уроков у Дуба Фавнов, остались для него чуждыми.

Он положил меч на песок и сел в позу портного. Ему нужно было очистить дух, стать с магией одним целым. Медленно-медленно перед его мысленным взором появилось видение сотканных из света троп, пересекавшихся во тьме. Там, где они встречались друг с другом, тропы искажались. Линии искривлялись и образовывали водоворот. Каждая звезда альвов отличалась от всех других узором сплетенных в ее сердце линий. Опытным волшебникам это служило ориентиром.

Фародин представил себе, как проникает руками внутрь троп света. Подобно садовнику, подвязывающему усики растений, он разделял их, пока дыра не стала увеличиваться и в конце концов не появились врата. Оттуда исходила темная сила притяжения. Этот путь вел не в Альвенмарк.

Он неуверенно открыл глаза. Посмотрел на отполированный череп, лежавший на груде камней. О чем он хотел предупредить его?

— У тебя получилось, — сквозившее в голосе сомнение выдавало ложь Нурамона.

Фародин обернулся. За его спиной образовались врата, однако они выглядели совершенно иначе, чем те, которые создавал Нурамон. Яркие полосы света всех цветов радуги окружали темный провал, казалось, ведущий в никуда. Ровная, словно стрела, сотканная из света тропа вела сквозь тьму, однако не могла осветить окружавшую ее темноту.

— Я пойду вперед, — сказал Фародин. — Я…

— Эти врата ведут в Расколотый мир, как мне кажется. — Нурамон смотрел на них с очевидным страхом. — Поэтому они выглядят иначе. Все именно так, как описывала Дуб Фавнов.

Фародин обеспокоенно провел языком по губам. Взялся за меч и вложил его в ножны. Отряхнул песок со складок брюк и в тот же миг осознал, что делает все это исключительно для того, чтобы оттянуть принятие решения. Рывком поднялся.

— Врата достаточно широки. Мы можем пройти вместе, если будем вести лошадей в поводу.

На пороге врат Нурамон на миг замер.

— Прости, — негромко сказал он. — Это был не лучший момент для того, чтобы спорить с тобой по поводу песчинок.

— Давай продолжим спор в другой раз.

Нурамон ничего не ответил. Вместо этого он взял свою лошадь под уздцы и шагнул вперед.

У Фародина возникло чувство, что врата в буквальном смысле втянули его в себя. Он рывком оказался во тьме. Услышал, как заржала лошадь, однако не увидел ее. Тропа света исчезла. Ему показалось, что он падал целую вечность. А затем под ногами появился мягкий грунт. Тьма расступилась. Фародин заморгал и огляделся по сторонам. Ледяной ужас сковал его сердце. Заклинание не удалось! Они по-прежнему стояли посреди черного круга, сложенного из базальтовых камней, а вокруг них до самого горизонта простиралась пустыня.

— Может быть, стоит еще раз…

— Наши тени! — воскликнул Нурамон. — Ты только посмотри! Наши тени исчезли, — он перевел взгляд на небо. — Солнца нет. Где бы мы ни были, это явно не мир людей.

С неба донесся пронзительный крик. Над ними описывал круги сокол. Казалось, он наблюдает за ними. Наконец он полетел прочь.

Фародин запрокинул голову. Небо было яркого, сияющего голубого цвета, бледневшего к горизонту. Не было туч и солнца. Эльф закрыл глаза и подумал о воде. Во рту становилось все суше и суше по мере того, как мысль становилась интенсивнее. А потом он почувствовал, словно на миг окунулся в источник с холодной водой горного ручья.

— Туда! — он указал на большую дюну у самого горизонта. — Там еще до захода солнца… — он умолк и перевел взгляд на голое небо. — Прежде чем стемнеет, мы найдем там воду.

Нурамон ничего не сказал, просто пошел следом. Каждый шаг стоил еще толики силы. Они настолько устали, что уже не могли идти по поверхности мягкого песка, а, как люди, проваливались по самую лодыжку.

Дюна, являвшаяся целью их пути, казалось, нисколько не приближалась. Или это только казалось Фародину? Может быть, время растягивается до бесконечности, когда в небе нет солнца, отмеряющего часы? Сколько прошло времени — полчаса или полдня, когда небо наконец постепенно стало темнее?

Когда они наконец добрались до дюны, силы их были на исходе.

— Как там Мандред?

— Плохо. — Нурамон переставлял ноги, не останавливаясь и не поднимая головы.

Молчание Фародина было красноречивее любых вопросов.

— Он умрет до исхода ночи. — Нурамон по-прежнему не поднимал глаз. — Даже если мы найдем воду, я не уверен, что смогу спасти его.

«Вода, — думал Фародин. — Вода!» Он чувствовал ее. Она уже недалеко. Он устало шел вперед. Дюна была еще хуже, чем равнина. С каждым шагом они не только все глубже проваливались в песок, но и немного откатывались назад, словно дюна хотела помешать им подняться на ее гребень. Легкий ветер гнал им навстречу песок, от которого пекло глаза.

Когда они наконец взобрались наверх, то уже были слишком утомлены, чтобы радоваться открывшемуся виду. Перед ними простиралось озеро темно-синего цвета, обрамленное тысячами пальм. На берегу стояли странные павильоны.

Теперь только две дюны пониже отделяли их от пальмовой рощи. Наполовину скатываясь по склону, они стали спускаться. Лошади дико ржали. Теперь они тащили эльфов за собой. Животные почуяли воду.

Внезапно что-то вонзилось в песок рядом с Фародином. Он рефлекторно отпрянул в сторону. То была оперенная стрела, и она едва не попала в него. Однако стрелка нигде не было видно! Только сокол вернулся и снова стал описывать над ними круги.

А потом воздух наполнило жужжание. Целое облако стрел перелетело через гребень холма. В нескольких шагах в песок вонзились стрелы. Они образовали почти ровную линию, словно указывая границу, которую они не имели права переступать.

Когда Фародин снова поднял взгляд, то на гребне холма перед ними появились всадники. Их было по меньшей мере три дюжины. Таких ездовых животных Фародин никогда прежде не видел. С длинными ногами и странной формы головой, сидевшей на изогнутой шее, они были настолько необычайно уродливы, что у видевшего это впервые захватывало дух. У них была белая шерсть, а на спине рос большой горб.

На всадниках были длинные белые одежды. Лица были скрыты. Некоторые вынули из ножен сабли, другие были вооружены длинными копьями, с которых свисали пестрые кисти. Но самыми примечательными были их кожаные щиты. Они были сделаны в форме огромных расправленных крыльев бабочки, и даже великолепие красок было таким же. Всадники молча смотрели на чужаков.

Наконец от группы отделился один из них. Он ловко направил свое ездовое животное по склону дюны и остановился, немного не доходя до линии стрел.

— Посланникам Эмерелль здесь не рады, — послышался приглушенный женский голос.

Она говорила по-эльфийски!

Товарищи удивленно переглянулись.

— Интересно, кто это? — негромко спросил Нурамон.

Очевидно, всадница разобрала произнесенные шепотом слова.

— Мы называем себя вольными Валемаса, ибо слово Эмерелль не имеет силы в этой части Расколотого мира. Можете провести ночь вне оазиса. Завтра мы отведем вас обратно к вратам.

— Я Фародин из Альвенмарка, из рода Аскалель, — взволнованно ответил он. — Один из моих спутников ближе к смерти, чем к жизни. Я не знаю, какого рода неприязнь связывает вас с Эмерелль, однако одно мне ясно совершенно точно. Если вы нам не поможете, то принесете жизнь моего друга в жертву своему гневу. И я обещаю, что от его имени объявлю вам кровную вражду, если он умрет из-за вас.

Всадница, лицо которой оставалось скрытым, посмотрела наверх, на остальных воинов. Фародин не сумел разглядеть среди них предводителя. Все они были одеты одинаково, и оружие их тоже ничего не говорило относительно их положения. Наконец один из них вытянул руку и резко свистнул. На всаднике была толстая перчатка сокольничего. Высоко над ними в небе ответил ему криком сокол. Затем сложил крылья и ринулся вниз, чтобы приземлиться на вытянутую руку.

И словно это было знаком к перемирию, всадница кивнула им.

— Идемте. Однако помните: вы здесь — нежеланные гости. Я — Гилиат из вольных, и если ты захочешь с кем-нибудь сразиться, Фародин, я с удовольствием принимаю твой вызов.