Во власти девантара

Лунный свет

Они ждали отлива. Фародин сидел, прислонившись к дереву, Нурамон — на камне, о который королева когда-то разбила песочные часы. И оба грезили о прошедших годах.

Фародин вспоминал последний раз, когда видел Нороэлль. Она была так напугана, опасалась, что может случиться непоправимое. Кто мог подумать, что что-то случится с ней?

Воспоминания Нурамона устремились гораздо дальше, к началу его существования, повидавшего столько жизней. Он помнил, как был соратником королевы, отцом Гаомее и другом Альвериха и Венгальфа. Однако ничто не значило для него больше, чем эта жизнь. Сколь блестящими ни казались прошлые события, ничто не могло его тронуть так, как последние годы.

Фародин провел рукой по песочным часам, стоявшим рядом с ним.

— Мы провели в пути так мало лет, а они кажутся мне маленькой вечностью, — негромко произнес он.

Нурамон улыбнулся.

— Я ждал тебя и Мандреда пятьдесят лет. Для меня это было больше, чем ты думаешь.

— Мандред! — произнес Фародин, устремив взгляд в пустоту. — Интересно, права ли королева в своем предположении?

— Я думаю, что душа Мандреда ушла в лунный свет как душа дерева. Хотелось бы мне, чтобы он был здесь в конце нашего пути. Я скучаю по нему… и его языку без костей. — Нурамон никогда не забудет, как Мандред мучил своего сына упражнениями с секирой или как он захватил в Искендрии винный погреб.

Нурамон вздохнул и поглядел на воду.

— Мне страшно. Что нас ждет там?

— Не знаю, — ответил Фародин. — Могу только надеяться, что Нороэлль не очень сильно страдала и что ее чудесный характер заставил расцвести то место, что находится по ту сторону врат. — Он часто представлял себе, как Нороэлль живет на маленьком островке Расколотого мира. Наверняка она не ждет их, смирилась со своим положением.

Нурамон смотрел на ракушки и вспоминал последний раз, когда они стояли здесь. Тогда они потерпели жалкое поражение, не разрушив барьер. Теперь же их не удержит ничто.

— Отлив! — воскликнул Фародин, поднимаясь.

Нурамон кивнул и тоже поднялся.

Они прошагали по волнистому песку к раковинам. Теперь, когда они были у цели, они не торопились сплести заклинание. Для Нороэлль прошло более тысячи лет. Какое значение имеет этот миг промедления!

Наконец оба эльфа переглянулись и принялись за работу. Фародин положил песочные часы в центр круга из ракушек. Затем спросил:

— Ты или я?

В ответ Нурамон протянул Фародину руку.

Фародин кивнул. Они откроют врата вместе.

Они закрыли глаза, и каждый по-своему увидел звезду альвов. Тропа в Альвенмарк померкла навеки. Когда они плели заклинание, то почувствовали, что барьер Эмерелль исчез. Они так часто открывали врата, что им не составило труда открыть их сейчас. Но это было не то же самое. Лишь одни эти врата имели для них значение на протяжении всех лет. Наконец ничто не отделяло их от их возлюбленной.

Открыв глаза, они увидели перед собой столб из света. И снова оба на миг замерли.

Нурамон покачал головой.

— Такой трудный путь, а теперь всего один шаг — и мы у цели?

Фародин чувствовал то же.

— Давай войдем вместе… друг.

— Хорошо… друг, — ответил Нурамон.

Они прошли врата и испытали чувство падения. А затем снова оказались на ногах, на волнистом песке моря. Однако вместо воды они стояли по щиколотку в тумане. Перед ними лежал зеленый остров, окруженный морем тумана, исчезавшим далеко во тьме. На острове был лес, деревья поросли мхом. Тихое пение птиц доносилось до них. Над лесом переливалось зеленоватое свечение, которое подобно тонкой пелене окутывало верхушки деревьев.

Фародин и Нурамон медленно приближались к острову, шлепая по влажному грунту.

Нурамон глубоко втянул носом воздух.

— Этот аромат!

Фародин сразу понял, что имеет в виду Нурамон. Пахло так же, как у источника Нороэлль.

— Она здесь! — сказал он.

Едва ступив ногой на прибрежный песок, они услышали голос, напевавший мечтательную, меланхоличную песню. То был голос Нороэлль! Как часто ночами под открытым небом, сидя в траве, они слушали пение возлюбленной!

Хотя они знали, что Нороэлль рядом, они не пошли быстрее, а задумчиво делали шаг за шагом, оглядываясь по сторонам. Хотя они слышали птиц, но ни одной до сих пор не увидели. От зеленоватого сияния спускались тончайшие нити тумана, придавая лесу ауру загадочности. Деревья росли здесь так плотно друг к другу, что корни их переплетались. Узловатые, они выступали из земли.

Эльфы приближались. И когда они наконец вступили на край небольшой поляны, они застыли. Там, перед ними, на белом камне сидела Нороэлль. Она повернулась к ним спиной и, казалось, глядит на небольшой пруд у своих ног. Ее темные волосы спадали на плечи. Они были намного длиннее с тех пор, как Фародин и Нурамон видели их в последний раз.

Фародин был словно громом поражен. Ему казалось, что пение изменилось. Хотя голос возлюбленной был тот же, но она пела мелодию, которую любила напевать Айлеен, когда думала, что ее никто не слышит. Она пропела пару куплетов, а затем стала напевать только одну мелодию.

Наконец они пришли. Один этот миг, казалось им, стоит всех стараний и мучений. У Фародина словно гора свалилась с плеч.

Нурамон первым осмелился обратиться к Нороэлль. Он произнес:

— Нороэлль, дитя альвов ты милое!

Волшебница вздрогнула. Голос, не созданный ее чарами? Она прислушалась, но больше ничего не услышала. А затем почувствовала, что уже не одна. Поднялась. А когда обернулась, то не поверила своим глазам.

— Альвы всемогущие! Это мираж? Чары моей тоски? Сладкая печаль! Какой дар!

При виде прекрасного лица своей возлюбленной Фародин и Нурамон замерли, словно от удара молнии. Она не изменилась. Она выглядела точно так же, как в тот день, когда они были вынуждены с ней расстаться, чтобы отправиться за человеком-кабаном. На ней было белое платье, а на шее — ожерелье из плетеной травы, в которое был вправлен аквамарин.

— Ты ошибаешься, Нороэлль, — мягко произнес Фародин. — Это мы!

— Мы пришли, чтобы освободить тебя, — добавил Нурамон.

Нороэлль недоверчиво покачала головой. Это невозможно!

Королева ясно дала ей понять еще много лет назад, что надежды нет. А теперь ее возлюбленные утверждают, что нашли путь сюда? Она приблизилась к ним, затем остановилась и долго смотрела на них, пока не протянула к эльфам дрожащие руки. Провела по их лицам, задержав дыхание. Ее взгляд скользил по своим же рукам. Она просто не могла поверить в то, что действительно касается лиц своих возлюбленных. Провела пальцами по единственной седой пряди в волосах Нурамона. Он изменился. А Фародин был таким же, как и тогда.

— На что же вам пришлось пойти, чтобы попасть сюда? — Она опустила руки и отступила на шаг. — Какие ужасы вам пришлось пережить, чтобы спасти меня? — И она расплакалась.

Нурамон и Фародин схватили ее за руки, но не осмелились ничего сказать. Они просто смотрели на Нороэлль, им было больно видеть ее слезы.

— Простите меня, — сказала эльфийка. — Вы пришли ко мне, а я плачу, словно это злой рок. — Она вымученно улыбнулась. — Поймите же, что я никогда…

Нурамон мягко приложил палец к ее губам.

— Мы понимаем тебя, Нороэлль!

Она поцеловала руку Нурамона, затем руку Фародина. И улыбнулась.

— Ведите меня в Другой мир, мои любимые! Довершите начатое!

Фародин и Нурамон встали по бокам от Нороэлль и медленно пошли по лесу.

Внезапно Нурамон остановился.

— Что с тобой? — спросил Фародин.

Нурамон посмотрел Нороэлль в глаза.

— Наш поиск завершен. — Он медленно вынул из ножен меч Гаомее. — Это оружие я ношу с той ночи, когда мы отправились на эльфийскую охоту. Он сопровождал меня на протяжении всего нашего долгого пути. Но теперь начинается путь новый. — Он вонзил меч в землю. Затем вернулся к Нороэлль и Фародину, и они пошли дальше, навстречу звезде альвов.

Взгляд Нороэлль скользил по ее возлюбленным. Столько времени прошло, а ей казалось, что они втроем еще совсем недавно сидели в тени липы.

Нурамон не верил своему счастью. Снова прикоснуться к своей любимой, спустя столько лет, слушать ее голос, видеть ее лицо, вдыхать ее аромат! Хоть он и был уверен в том, что однажды наступит день, когда он будет здесь и будет переживать то, что происходит сейчас, внезапно ему показалось, что это всего лишь сон.

Фародин же думал о том, сколь по-разному они прожили с Нороэлль это время. Для него прошло всего несколько лет, для Нороэлль — столетий. Он бы не удивился, если бы она изменилась. Но казалось, что она все та же, что и тогда, во время прощания перед эльфийской охотой.

Они покинули остров, прошли по морю тумана и достигли звезды альвов. Нурамон и Фародин хотели открыть врата, но Нороэлль остановила их.

— Позвольте мне произнести это заклинание. — Она помнила последний раз, когда делала это. Тогда она бежала вместе со своим сыном в мир людей.

Фародин и Нурамон отступили и стали наблюдать за волшебницей. Дуб Фавнов много рассказывала им об искусстве Нороэлль.

Эльфийка подняла голову. Солнца здесь не было. Она должна была сделать все своими силами. Поэтому она закрыла глаза, увидела тропы альвов, впустила свою собственную силу в их течение. Она чувствовала, как магия на тропах растекается по окрестностям. Затем Нороэлль открыла глаза и улыбнулась.

Фародин и Нурамон удивились, когда заметили, что все вокруг них изменилось. Стало светлее, туман ушел, грунт стал другим. Вдалеке из темноты показались горы и леса, окутанный зеленым светом остров превратился в остров в человеческом мире. Небо стало темно-синим. Спускались сумерки, появлялись звезды. Нурамон и Фародин стояли, не шевелясь, и удивлялись. Сколь же могущественно заклинание врат их возлюбленной!

Нороэлль вдохнула.

— Как чудесно! — Она увидела песочные часы, стоявшие в круге ракушек, взяла их и пошла вперед к острову. У камня она остановилась и посмотрела назад, на звезду альвов. — Здесь стояла королева, когда открыла врата и послала меня туда. — Она разбила песочные часы, песчинки разлетелись. — Теперь замыкается и этот круг. — Она указала на лес: — Там, на поляне, Эмерелль сказала, что я должна оставить всякую надежду. Что я потеряю все, даже лунный свет. И сказала это с такой любовью, словно это не она вынесла мне приговор. Давайте пойдем туда! — И она двинулась вперед. Ее возлюбленные подняли сумки, которые оставили на опушке леса, и последовали за ней.

Эльфы достигли поляны на другой стороне острова. Здесь давным-давно Фародин и Нурамон стояли лагерем со своими товарищами. И ничто не напоминало теперь об этом.

— Давайте посидим здесь, — сказала Нороэлль. Взяла своих возлюбленных за руки, и они вместе опустились в высокую траву. — Расскажите обо всем, что пережили. Обо всем. Я хочу это знать.

Нурамон вынул из своей сумки два янтарина, которые прошлой ночью подарил ему Венгальф, и положил их на траву. Вопросительно поглядел на Фародина, и тот кивнул. Эльф начал словами:

— Когда мы прошли через врата Атты Айкъярто и оказались в Другом мире, я заметил, как сильно отличается этот мир от нашей родины. Воздух был мглистым, и многое, казалось, не соответствовало друг другу. Мы обнаружили следы человека-кабана, и когда наступила ночь, мы разбили лагерь в лесу. И вот тут началось ужасное…

Фародин слушал слова Нурамона, совершенно зачарованный повествованием. Его товарищ обладал талантом рассказчика, несравнимым ни с каким другим. И воин немного завидовал ему. Нурамон не боялся рассказывать Нороэлль о событиях и ужасах той ночи во всех подробностях. По лицу Нороэлль Фародин мог прочесть, насколько близок ей этот рассказ. Она обхватила аквамарин, который носила в ожерелье из плетеной травы, у нее то и дело захватывало дух. Услышав рассказ об исцелении Фародина руками Нурамона, она задрожала. И Фародин почувствовал, как забилось его сердце. Никогда еще не слышал он эту историю из уст своего товарища. Когда он рассказал о возвращении в Альвенмарк, об Обилее и о том, как она встретила их на террасе, Нурамон спросил Фародина, как он воспринял этот момент. И с этого момента история стала словно перебрасыванием мяча между товарищами.

Нороэлль ловила каждое слово, которое произносили ее возлюбленные. Они так гармонично сменяли друг друга, словно за последние века день за днем переживали великий эпос. Когда эльфы говорили о своих мучениях, у нее на глаза наворачивались слезы. Когда рассказывали об эскападах Мандреда, она неудержимо смеялась, даже если они были грубы и ее возлюбленные произносили слова, ранее шокировавшие ее. Они беседовали до поздней ночи.

Нурамон закончил словами:

— Королева сказала, что мы трое — последние дети альвов в Другом мире. А затем мы прошли врата. Тропа в Альвенмарк растворилась, и, сделав шаг в Расколотый мир, мы достигли конца своих поисков. Такова история о волшебнице Нороэлль, великом витязе Фародине, о Нурамоне, древней душе, и о Мандреде Торгридсоне, сыне человеческом.

Они долго молчали и смотрели друг на друга.

Нороэлль хотелось, чтобы этот миг длился вечно. Пережитое ее возлюбленными еще раз промелькнуло перед ее внутренним взором.

— Жаль, что я не могу поблагодарить Мандреда! Я видела его так недолго, но ваши слова превратили его в моего товарища тоже. Может быть, лунный свет действительно открыт для людей. Я дала вам камни, чтобы защитить от девантара. Никогда не думала я, что вы будете искать меня и найдете. — Она убрала с лица прядь волос. — Я так рада за вас, поскольку вы всегда будете героями в Альвенмарке. Особенно же я рада за тебя, Нурамон. Ты обрел воспоминания, и теперь знаешь то, что я чувствовала всегда: что ты больше, чем кажешься. За все эти годы, проведенные в моем маленьком мире, я научилась смотреть вглубь себя. И я тоже больше, чем кажусь. Потому что ношу в себе душу умершей эльфийки.

Этого Нурамон не ожидал.

— Ты тоже помнишь прежние жизни?

— Да. Прежде меня звали Айлеен. Как и многие, я умерла во время тролльских войн у Шалин Фалаха. Меня убил Долгрим, герцог троллей.

Фародин отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с Нороэлль. Его возлюбленная вспомнила свою прежнюю жизнь! Значит, она помнит и его.

Нороэлль коснулась рукой щеки эльфа.

— Почему ты никогда не говорил мне? Почему ты не сказал мне, что я несу в себе душу Айлеен?

— Я не хотел, чтобы ты любила из чувства долга.

— Что ж, твоя причина молчать была верной… Тогда я поклялась тебе в вечной любви. Но я была Айлеен, а став Нороэлль, я дала вам обоим другие обещания. Я сказала, что приму решение, когда вы вернетесь с эльфийской охоты. Ничего определенного, потому что думала, что никогда больше не увижу вас. Мне так хотелось бы выбрать… обоих. А теперь, когда нас в этом мире осталось только трое, это было бы мудрым решением. Но я поняла, кому принадлежит мое сердце и что случится, когда я сделаю выбор.

Фародин забеспокоился. Они так долго переживали за Нороэлль, что ее решение на какое-то время перестало быть важным. Но теперь они вернулись на ту тропу, на которой оказались в начале эльфийской охоты. И меж ними больше не было тайн. Теперь станет ясно, принесли ли плоды его поиски Айлеен, а затем и Нороэлль, да и вообще, вся его жизнь.

Нурамон все еще был поражен тем, что Фародин знал Нороэлль еще как Айлеен. Вспомнил их спор в Искендрии, когда целитель упрекал Фародина в том, что тот долгое время не мог открыться Нороэлль. Теперь он понимал, почему товарищ так себя вел.

— Вижу, как взволновали вас мои слова, — сказала Нороэлль. — Вы оба заслужили, чтобы любовь сбылась. Разве кто-нибудь когда-либо проходил через то, что прошли вы? Какая возлюбленная удостаивалась когда-либо такой верности? Но я не могу любить из благодарности. — Она взяла Фародина за руку. — Ты тот мужчина, которого я любила, будучи Айлеен. Ты был всем, чего я тогда хотела. Но я уже давно Нороэлль. А Нороэлль — больше, чем Айлеен. Смотри на меня как на эльфийку, которая изменилась за века, не осталась прежней. Даже ты изменился с тех пор, как мы расстались перед началом эльфийской охоты. Ты больше не скрываешь своих чувств. — Она взяла Нурамона за руку. — Ты тоже вырос, как мне всегда того хотелось. Как и я сама, ты больше, чем был тогда. Я понимаю, как ты чувствовал себя, когда возвращались воспоминания… Вопрос в одном: были ли мы с Фародином тогда предназначены друг другу? Или наше время закончилось? И была ли Айлеен возлюбленной Фародина, а Нороэлль — возлюбленной Нурамона? Я знаю ответ. После всех этих лет, которые прошли для меня, вы услышите его.

Она обвела поляну взглядом.

— Здесь королева открыла мне, что один из вас — моя судьба. Она сказала мне: «Кого бы ты ни выбрала, ты уйдешь с ним в лунный свет. Но этому не бывать никогда». Не знаю, ведомо ли было королеве в тот миг, чем все закончится. Однако теперь вы здесь, и то, что не было дано мне, может свершиться. Я сделала трудный выбор. Это ты…

Она смотрела на Фародина, и тот не знал, хорошо это или плохо. Это ты! Он — тот, кого она выбрала, или же тот, кого отвергла? Сердце глухо стучало.

— Мы были предназначены друг другу, с самого первого дня, — продолжала Нороэлль. — Рука об руку мы пойдем в лунный свет.

Словно у сердца выросли крылья! Вот тот миг, которого Фародин ждал всю свою жизнь! На глазах его выступили слезы. Он поглядел на Нурамона и увидел пустой взгляд товарища.

Слова Нороэлль эхом отдавались в мыслях Нурамона. Она уйдет с Фародином в лунный свет? А он останется здесь один, навеки отрезанный от Альвенмарка? Он будет пленником в этом огромном мире. Чувства захлестнули его. От отчаяния и страха на глаза навернулись слезы.

Нороэлль подошла к нему и положила руку ему на плечо.

— Мне жаль, Нурамон, — негромко сказала она.

Ему было трудно поднять на нее глаза. Но когда он сделал это, к нему вернулись все воспоминания о днях у ее озера. Он двадцать лет пользовался ее благосклонностью и спас возлюбленную вместе с Фародином.

Нороэлль отерла его слезы.

— Я не твоя судьба, Нурамон. Не твой путь в лунный свет. Я люблю тебя, как люблю Фародина. Но ты не мое предназначение. И мне больно сознавать, что ты предпринял весь этот путь, чтобы остаться, в конце концов, в одиночестве. Ты рассказывал мне об Обилее. И я благодарю тебя за тот миг, который ты подарил ей, и за те нежные слова, которые нашел для нее. Словно нож в сердце — знать, как сильно любит она тебя и тоскует по тебе. Теперь между вами миры, которые никогда не сойдутся вместе. И все из-за меня! Этого мне никогда не исправить!

Нурамон провел по волосам Нороэлль.

— Ты уже сделала это. Даже просто увидеть тебя еще раз стоило всех испытаний.

— Ты должен идти по пути, предназначенному только тебе. Присмотрись к себе! Тогда ты поймешь, что твоя судьба в том, чтобы шагать через века. Но мы трое — последние дети альвов в этом мире, ты будешь один.

Она поцеловала его и провела рукой по щекам. Затем вздохнула.

— Скоро я стану всего лишь воспоминанием, как и все остальное. — Она снова поцеловала его. — Я люблю тебя. Никогда не забывай этого, Нурамон!

Она отстранилась и обернулась к Фародину.

— Ты так долго ждал меня, — сказала она. — А теперь я проснулась и помню все, что было когда-то. — Она поглядела наверх. — Вот! Конец близок! Луна светит ярко! И я чувствую, что она зовет нас, Фародин. Время прощаться. Идем! — Она взяла его за руки и помогла подняться.

Нурамон тоже поднялся. Теперь он понимал, что чувствовала Обилее. Он сказал ей, что она — не его предназначение. И она отпустила его. Теперь то же должен сделать он.

Фародин испытывал чувство вины по отношению к Нурамону. Хотя он достиг цели своей жизни, ему было больно от того, что его друг так печален и что он будет одинок.

— Жаль, что все должно кончиться здесь и сейчас. Мне хотелось бы, чтобы у нас было столетие, чтобы втроем изучить эту землю.

— Посмотри на Нороэлль, — ответил Нурамон. — А потом скажи мне, что ты хочешь чего-то иного, чем то, что вам предстоит.

— Ты прав. Но я буду скучать по тебе.

Нурамон протянул Фародину руку для воинского приветствия.

Фародин ответил на рукопожатие.

— Прощай, Нурамон! Всегда помни о том, что объединяло нас.

— Я никогда не забуду этого, — ответил он.

— Однажды мы встретимся в лунном свете. Там мы будем ждать тебя с Нороэлль. И я надеюсь, что Мандред уже там.

Нурамон усмехнулся.

— Если это так, то скажи ему, что его поступок сделал людей детьми альвов.

Они обнялись.

Затем подошла Нороэлль и тоже обняла Нурамона.

— Одно путешествие заканчивается, новое начинается. Для всех нас! Прощай, Нурамон!

Нороэлль и Фародин поцеловались, и Нурамон заметил, что что-то изменилось. Он отпрянул и пристально посмотрел на своего друга и возлюбленную. Они обнялись, целуя друг друга. И глядя на них, он понимал, что Нороэлль была права. Выбрав Фародина, она приняла правильное решение. Ему казалось, что он пробуждается от долгого сладкого сна.

Над поляной повеяло ароматом цветов. Нурамон увидел, как распространяется серебряное сияние, окружая Фародина и Нороэлль. Они улыбались ему и казались существами света, высшими существами, как альвы. А затем они исчезли вместе со всем, что было на них надето. Они просто растворились в этом мире; точно так же, как прежде растворился для них Альвенмарк. Остался только он.

Теперь он был один. И тем не менее не мог плакать. Нороэлль отняла у него печаль. Сознание, что она нашла свое предназначение, успокаивало его. От того, что она выбрала Фародина, ему было не настолько больно, как прежде.

Нурамон поглядел на полную луну. Действительно ли это лунный свет? Действительно ли умершие живут там?

До утра стоял он и провожал взглядом светящийся диск.

— Я никогда не забуду лунный свет, — негромко произнес он себе под нос.

Когда наступил рассвет, он поднял свои вещи и пошел к камню, о который Нороэлль разбила песочные часы, опустился на него. Пока они ночью рассказывали ей обо всем, наступил прилив и унес с собой осколки и песчинки. Снова был отлив.

Ему вспомнились слова Нороэлль: «Одно путешествие заканчивается, новое начинается». Да, для него действительно начиналось новое путешествие. Он был последним, последним эльфом этого мира, последним ребенком альвов. Там, по ту сторону воды, лежала чужая земля, которую нужно было исследовать. Там еще не распространился запах серы. И, может быть, вера в Тьюреда никогда не доберется туда. Там были новые дороги, новые открытия, там нужно было обрести новые воспоминания. Ему предстояла бесконечность, но он будет вечно помнить Нороэлль и Фародина, Обилее и Юливее, Мандреда и Альвериха, Эмерелль и остальных. И никогда он не забудет Альвенмарк.

И когда снова вернулся отлив, он пошел по исчерченному волнами грунту навстречу земле. Смотрел на пейзаж так, словно никогда прежде не видел его. Этот мир никогда не перестанет удивлять его.