Вольфганг Амадей Моцарт

«ХОТЯ Я НЕ ГРАФ, В ДУШЕ У МЕНЯ, БЫТЬ МОЖЕТ, БОЛЬШЕ ЧЕСТИ, ЧЕМ У ИНОГО ГРАФА»

Владетельный князь Зальцбурга архиепископ Иероним Колоредо выразил милостивое согласие взять обратно на службу строптивого слугу. Моцарту вменялось в обязанность обеспечивать игрой на органе церковные службы и выступать на придворных концертах.

И вот он снова в Зальцбурге, ставшем ему столь ненавистным. Ему душно в атмосфере небольшого городка, музыкальная жизнь которого протекала согласно его скромным масштабам. Он жаждал новых впечатлений, встреч с новыми людьми, жаждал свободы. Особенно томился он зависимостью от человека, явно не симпатизировавшего ему и не желавшего признавать его выдающийся художнический дар.

А ведь Моцарт прекрасно знал себе цену, понимал, чего он стоит как музыкант. Это понимание еще более укрепилось после успеха его новой оперы «Идоменей», написанной им к очередному мюнхенскому карнавалу.

Вскоре после этого архиепископ со своим двором выехал в Вену. Он брал с собою в такие поездки своих слуг и — своих музыкантов. Моцарту было велено поселиться в том доме, где остановился его господин. Обедал он в обществе слуг архиепископа — двух его камердинеров, двух поваров, контролера, певца и скрипача.

«Два лейб-камердинера сидят на первом месте, — с изрядной долей горькой иронии писал Моцарт отцу, — я все-таки имею честь сидеть перед поварами... Вечером нам стола не накрывают, и каждый получает три дуката — ну-ка, попробуй тут развернись! Г-н архиепископ милостив и похваляется своими людьми, грабит у них заработанное и ничего не платит».

Если Моцарта приглашали выступить перед венской публикой, архиепископ мог и не разрешить ему этого. Унизительным требованиям, придиркам, уколам самолюбия не предвиделось конца. Терпение Моцарта истощилось. Его желанием было взять наконец свою судьбу в собственные руки, никому более не подчиняясь. Для творчества, в чем он видел смысл всей жизни, нужны были, по его словам, «ясная голова и спокойный дух».

Общий вид Зальцбурга

К сожалению, разрыв с архиепископом привел к некоторому охлаждению отношений Моцарта с отцом, которого он всегда так горячо любил. Бывало, маленький Вольфганг говорил своему родителю: когда ты состаришься, я помещу тебя в стеклянный футляр, чтобы и пылинка на тебя не села, и буду постоянно держать этот футляр при себе... Теперь же отец с сыном более не понимали друг друга. Для одного самым важным было обеспеченное положение при княжеском дворе, которое он готов был сохранять любой ценой, примиряясь даже с личными оскорблениями. Другой, с его обостренным чувством собственного достоинства, стремлением к независимости, к свободному развитию своего художнического призвания, оказался носителем нового понимания миссии артиста.

Я думаю, что к некоторому отчуждению двух дотоле близких людей привело и разное понимание ими задач искусства. Леопольд Моцарт постоянно рекомендовал своему сыну, когда тот попадал в новую для него среду, внимательно изучать вкусы публики, приноравливая свою музыку к принятому стилю. А Вольфганг Амадей искал в искусстве новые пути, разрабатывая новые формы, переосмысляя уже привычное, устоявшееся, обогащая и развивая музыкальный язык.

Моцарт так и не вернулся в Зальцбург. Он остался в Вене и редко виделся теперь с отцом. Несмотря на обретенную им независимость от родительской опеки, он продолжал относиться к отцу с уважением и любовью. Переписка между ними продолжалась до самой кончины Леопольда Моцарта, последовавшей шесть лет спустя, в 1787 году.