Глава 5

Мирослава Сухарева обожала просыпаться по утрам. Тянущее ощущение блаженства, когда разум снова осознаёт себя живым, пробуждается под настойчивыми сигналами от органов чувств и делает первый глоток ощущений нового дня. Бархатистая шершавость простыней, отзывчиво щекочущих кожу. Тяжесть одеяла, горой стоящая между тобой и миром, тяжесть маленького мирка уюта, тепла и безопасности. Первые лучи солнца, проникающие сквозь чуть приоткрытые ресницы. Первые запахи, щекочущие ноздри, бередящие давние воспоминания, вызывающие тревогу.

Наставники, с детства обучавшие первую наследницу Российской Империи, свой хлеб ели не зря. Принцессе потребовались мгновения, чтобы уловивший несоответствия мозг сбросил утреннюю дрёму и полноценно включился в работу, прогоняя и анализируя сигналы органов чувств, ища нестыковки, тщетно пытаясь разобраться, что не так с набором данных, поступающих в сознание и отчего подсознание бьёт тревогу.

Мучительный анализ не приносит результатов. Девушка, сохраняя внешнюю неподвижность, уже внутренне морщится от предчувствия наказания. Очередной тест завален. Слишком долго она ищет подвох. Слишком долго она не может идентифицировать угрозу.

Внутренне собравшись, она ещё и ещё раз анализирует ощущения. Постельное, девушка позволяет незаметное движение большим и указательным пальцами, буквально на волосок, чтобы лучше ощупать ткань, самое обычное, накрахмаленное, дешёвое. Она явно не в своей постели.

Свет, успевший проникнуть под веки до того, как она их закрыла, имитируя продолжение сна, имеет неестественный спектр. Бело-синий, холодный, резкий. Искусственный.

Запах, улавливаемый обонянием, подтверждает предыдущие выводы. Она не дома. Она в помещении. Она укрыта казённым одеялом, тёплым, шерстяным. Запах шерсти легко уловим даже сквозь резкий весьма специфический запах.

Она в медицинской палате!

Но, что произошло? Что она тут делает? Очередная проверка? Нет! Сейчас не должно быть никаких проверок! Невозможно!

Но, почему она так уверена, что проверки невозможны? Вся суть проверок в том, что они всегда неожиданны и неотличимы от обычных жизненных ситуаций. Её вот уже семь лет не предупреждают о проверках. Они всегда неожиданны и непредсказуемы. Но, почему-то именно сейчас Мирослава уверена, что проверка невозможна? Почему?

Тревога лишь усиливается, сознание не видит противоречий, но подсознание уже паникует. Что не выбивается из привычной картины? Что не так? Какое противоречие, упорно не замечаемое сознанием, заставляет подсознание бить тревогу?

Девушка отбрасывает все мысли в сторону, оставляя на первом плане лишь этот вопрос и пытается расслабиться, отрешиться от окружающего и заснуть. Хороший метод, не раз выручающий в трудных ситуациях.

Тренированный разум послушно отбрасывает всё лишнее, наносное, и так как непосредственной опасности для жизни сейчас нет, спокойно позволяет телу шагнуть на границу сна. Необычная мысль проносится на границе сознания: «Раз уж каким-то чудом умудрилась выжить, поспать будет нелишним».

Шок осознания вырывает Девушку из полудрёмы, грудь сдавливает спазмом, рука тянется туда, где когда-то висел Катализатор, но не может пошевелиться. Что-то стягивает её запястья, и только попытавшись двинуться, девушка понимает, что связана. Но это уже не важно, Мирослава нашла то самое несоответствие, заставляющее подсознание бить тревогу. Несоответствие её воспоминаний тому, что происходит сейчас. Твёрдое знание, что оборванный канал Катализатора — это гарантированная смерть, хоть мучительная, но быстрая. И то, что она жива. Подсознание шепчет что-то ещё, что-то важное, но девушка усилием воли переключается, отказываясь до конца осознавать то, что подкинула ей память.

Мирослава испуганно открыла глаза и осмотрелась. Медицинская палата, всё точно. Простая, до нищеты. Голые бетонные стены и потолок, Встроенные в потолок светильники, заливающие комнату мертвенным сине-белым светом, режущим глаза. Ни одного окна, чтобы понять, день на улице или ночь. Её кровать и тумбочка — единственная мебель этой нищей медицинской палаты. Простая деревянная дверь, спасибо, хоть не железная с узким закрывающимся оконцем. Никаких медицинских аппаратов, никаких украшений.

Мирослава с удивлением попыталась понять, где она находится и почему она рада, что дверь деревянная, и потерпела неудачу. Память не отзывалась на осознанные обращения, изредка выдавая совершенно непонятные логические цепочки.

Что с ней случилось?

Утихнувшая было паника снова подняла голову, Дыры в памяти не добавляли спокойствия. Бездна невежества! Почему она удивлена тем, что очнулась? Почему она удивлена тем, что не находится в камере? Она что преступница? Её пытались убить?

Зарождающийся приступ паники был прерван звуками за дверью.

Услышав хорошо известный мотив детской песенки дразнилки-считалки, которую неизвестный мужчина буквально мурлыкал довольным голосом, наследница престола Российской Империи замерла в полной прострации, перестав дёргаться и пытаться порвать фиксирующие ремни.

Глупый бес и жадный гоблин,

Завели себе собаку.

Наку, каку, гнолью сраку.

Завели, но не любили,

Часто били, не кормили.

Наку, каку, гнолью сраку.

Пёсик вырос в злую…

Дверь в палату беззвучно открылась, пропуская вместе с запахами коридора и непонятным гулом, высокого худого человека, одетого в строгий костюм с накинутым поверх медицинским халатом. Гость увидел, изумлённо распахнутые глаза девушки, пытающейся заново склеить шаблон, оборвал песенку и широко улыбнулся.

— Вы уже очнулись, Ваше Императорское Высочество. Безмерно рад! Мы с коллегами уже начали переживать.

Аккуратным движением гость прикрыл за собой дверь и шагнул ближе к кровати девушки.

— Извините, вынужден воспользоваться магией, — ещё сильнее улыбнулся гость, хотя в его голосе не было ни грамма извинений.

Мирослава попыталась рефлекторно возмутиться. Согласно этикету, который был впитан девушкой на клеточном уровне, никому не позволялось в присутствии членов императорской семьи без их дозволения использовать магию. За это была даже статья, уголовная. Но возмущение замерло колючим комом в груди, когда повинуясь небрежному жесту гостя, прямо из бетонной стены, на мгновение ставшей сгустком тумана, в комнату шагнул скелет, одетый в ржавые доспехи со стулом в руках, поставил стул на пол и растёкся языками тумана по полу комнаты.

Гость, продолжая улыбаться, взял стул, переставил его поближе к кровати и спокойно на него уселся.

— Ну-с, Ваше Императорское Высочество, давайте знакомиться, — улыбка гостя стала хищной, — меня зовут Август Пантелеевич. Сейчас я ношу фамилию Вермайер, но в далёком прошлом принадлежал роду Морозовых. Роду верных вассалов Сухаревых. В далёком прошлом, да. Но, это не важно, да. У меня к вам, Ваше императорское Высочество, множество вопросов. Секреты рода Сухаревых просто требуют, чтобы я их услышал. Род у вас старый, сильный. Секретов — много. Всё, как я люблю. Начинайте скорее!

В других обстоятельствах Мирослава обязательно бы поинтересовалась причинами изгнания этого человека из рода. Попыталась зацепить собеседника за больное, вывести из себя, понаблюдать за реакцией, оценить выдержку. Вывернуть его бредовые требования, понять его ли это инициатива, или кто-то надоумил. Вместо этого она поинтересовалась совершенно другим:

— Вы мой доктор?

— Нет, — в глазах бывшего Морозова блеснули отблески пламени, — я лишь обеспечиваю вам в меру комфортное нахождение тут.

— Мы с вами сильно расходимся в понятии «комфорта», — стараясь выдержать нейтральные интонации, ответила гостю Мирослава и в пояснение дёрнула руками, натягивая удерживающие её ремни, и указала на них глазами, — а уж тем более в его мерах.

— О! Нет, нет, — искренне засмеялся Вермайер, демонстрируя девушке идеально ровные белые зубы, — вы меня неправильно поняли. Когда я говорю «тут», я не имею в виду эту палату. Я имею в виду этот свет.

У девушки резко зашумело в ушах, во рту стало кисло, холодный противный комок образовался где-то в глубине живота. На розыгрыш это никак не походило. Просто потому, что всё, тут произошедшее тянуло на высшую меру. Без права обжалования.

Не шутят так с первой наследницей сильнейшего государства на планете.

Никто и никогда не мог бы обвинить первую наследницу престола Российской Империи в лени и небрежении. Все рода империи были девушке известны. Всех их самых сильных или перспективных представителей она знала в лицо. Со многими была знакома. В её блондинистой головке хранилась огромная база данных, за доступ к которой многие рода отдали бы жизни своих наследников.

Род Морозовых в этой базе данных был. Значился как «условно прервавшийся». Два живых члена рода. Регент — Вермайер-Морозов Август Пантелеевич, инвалид, дар сожжён. Пробуждение силы крови не подтверждено. На магию выше второго круга неспособен. Перепрофилирован в медика. Потенциал отсутствует. Угроза для рода низкая.

Наследница — Сухорукова-Морозова Екатерина Степановна, дар угнетён сменой Плана проживания. Пробуждение силы крови не подтверждено. Потенциал низкий. Угроза для рода низкая.

Никак это не походило на шутки…

Внутри Мирославы всё заледенело. Информация в её досье могла быть не полной, но никогда не была неверной. Если специалисты деда говорили, что дар сожжён, значит — дар сожжён. Никаких отголосков родового плана не может ощущаться в таком человеке. Тем более сам План рода Морозовых изгнан из этой реальности. Нет привязки. Нет связи. Нет канала!

Случаев сожжения дара было много. Они отлично изучены, годами люди с такими травмами наблюдались и лечились у лучших специалистов. Способ восстановления существует, но только артефакторы Сухаревых могут вернуть таким калекам надежду на нормальную жизнь!

Сейчас перед девушкой сидит, совершенно искренне улыбаясь, человек, одним своим существованием ломающий картину мира первой наследницы. Делающий целый пласт знаний ненадёжным, ослабляющим власть рода Сухаревых. Понимает ли он это? Осознаны ли действия, которые привели к восстановлению сожжённого дара, повторим ли результат?

Или это обман и перед ней не Вермайер Август Пантелеевич, а кто-то другой под его личиной? Немыслимо! Да и зачем? С какой целью? Её будут пытаться в чём-то убедить? К чему-то склонить? Смешно.

Тренированный разум девушки просчитывал, анализировал, сопоставлял, пытаясь извлечь максимум из открывшегося ей. Если это действительно регент Морозов, то, что за ритуал был с ним проведён? Кто ещё может владеть информацией о возможности восстановления? Кто ещё может прийти к аналогичным выводам? Насколько ситуация находится под контролем или уже сейчас любые действия по предотвращению её распространения опоздали?

— Ваше Императорское Высочество, — гость слегка нахмурился, рассматривая Мирославу, — мне кажется, вы сейчас думаете немного не о том. Скажите честно, вы осознаёте ситуацию, в которой оказались?

Девушка подобралась, усилием воли прерывая логическую цепочку. Кто бы это ни был, он прав. Информация о происходящем сейчас важнее. Ей нужны факты. Ей нужно что-то, с чего она начнёт поиск выхода из сложной ситуации.

— Ваши слова свидетельствуют, что я упускаю что-то важное, Август Пантелеевич, — аккуратно и мягко, как говорят с душевнобольными людьми, ответила Мирослава на упрёк гостя. Она действительно ничего не знала о ситуации. У неё были лишь сомнительные выводы, сделанные из спорных предположений. Сейчас стоило послушать. Собрать информацию, — моя память меня удручает, часть прошлого словно в тумане. Я не представляю, где нахожусь и какие события к этому привели. Перед тем как мы перейдём к вашим вопросам, не могли бы вы оказать девушке услугу, приоткрыть завесу тайны?

Вермайер замолчал. Задумался. Его тяжёлый немигающий взгляд сверлил девушку, беззащитно сжавшуюся перед ним под толстым шерстяным одеялом, руки и ноги которой были перетянуты кожаными ремнями, блокирующими какое-либо движение.

Мирослава же незаметно тянулась к своей магии, собираясь сплести заклинание «Искажённой сути». Вариативный сегмент этого заклинания позволял гипертрофировать у цели разные чувства. Сейчас девушка собиралась максимально усилить жалость и сострадание. Усилить до психической травмы цели, обеспечивая в будущем господину Вермайеру нарушение когнитивной деятельности, ведь не она начала эту «шутку». Всё едино, бывшему Морозову не жить. Дед не простит такое обращение со своей наследницей, так что…

— Давайте начнём с главного, Ваше Императорское Высочество. Официально вы мертвы, — всё так же рассматривая её немигающим взглядом, заявил наглый лжец Вермайер, или кто он там на самом деле, — прошу простить, что не могу точно указать дату, но новости в наш медвежий угол приходят бессистемно и с большими опозданиями.

— Это невозможно! Вот она я, живая и здоровая! — не на секунду не прерывая своего занятия, лишь изменяя чувства, которые будут усиливаться заклинанием и мощность воздействия, своими словами гость заслужил сойти с ума намного быстрее, и, стараясь, чтобы Вермайер ничего не понял, вяло возмутилась Мирослава.

— И это, в определённом роде, проблема, — кивнул Вермайер.

— Проблема? Какая проблема? — всё ещё занятая заклинанием вяло переспросила первая наследница престола.

— Несколько дней назад император Российской Империи сообщил всей империи трагическую новость — первая наследница Мирослава мертва. Убита поднявшими смуту собаками Апраксиными! Призревшими, укусившими кормящую руку, и всё в таком духе. Апраксины теперь не в почёте в империи. Вымаранные из совета родов, лишённые всех званий, титулов, наделов, привилегий и вообще всего, что укушенная рука когда-либо даровала. А я законопослушный человек, Ваше Императорское Высочество.

Улыбнулся на последней фразе Вермайер и, видя непонимание на лице первой наследницы престола, пояснил:

— Слово императора — закон. Он сказал, что вы мертвы. Мне не наплевать на эти слова. Но вы живы. Некрасиво получается. А вам?

— Что мне? — совсем растерялась Мирослава, пытаясь не дать заклинанию расползтись. Наполнения маной не происходило, магия внутри девушки отзывалась неохотно, ощущалась странно, словно отлёжанная нога.

— Вам наплевать на слова императора? — нахмурился Вермайер.

Странное состояние накрыло девушку. Она всеми силами тянулась к магии, чтобы спасти свою жизнь, лишь краем сознания фиксируя разговор с Морозовым-Вермайером, но всё-таки фиксируя. И информация, получаемая от этого человека, нарушала её концентрацию. Дед никогда бы не объявил её мёртвой! Этот человек лжёт!

Такого просто не может быть никогда!

Апраксины бы никогда не восстали против империи, Патриарх был слаб и страшно боялся, что о его слабости узнают! Он был в кулаке у деда, он согласился придержать Порядок и на десять лет пустить на свою территорию армию и горных инженеров Сухаревых. Он бы не посмел!

Словно во вспышке, перед глазами Мирославы встаёт изумлённое лицо Патриарха Игната Апраксина. Лицо поворачивается и окунается в сугроб, голова продолжает вращаться и снова изумлённые глаза, мёртвые, застывшие, смотрят на Мирославу, с лёгкой улыбкой сожаления наблюдающей, как катится по снегу оторванная горгульей голова уже бывшего Патриарха Порядка…

Плотина, удерживающая воспоминания, с треском рассыпается, и перед глазами девушки проносятся последние часы перед её смертью. Триумф идеального исполнения планов, раздражение помехами, которые невозможно учесть в планах, страх за дело, порученное Императором и непрекращающийся ужас за собственную жизнь, выворачивающий разум наизнанку. И вишенкой на торте, сгорающий Катализатор, как символ того, что от неё отказались. Её бросили. Отрезали от Плана, от магии, от силы.

Мирослава знала, что такое Катализатор, как он работает, какие возможности реально предоставляет использующему. Знала, кто и как контролирует каждую крупицу маны, проходящую через каналы этих артефактов и кто и как может блокировать или разрывать эту связь. И чёрный огонь, сжигающий заживо, она уже видела, во время демонстрации всех этих функций. Дед специально показывал. Обучал. Готовил.

И убил её собственными руками.

Убил…

Из ступора её вывел насмешливый голос Вермайера:

— Вижу, вы вспомнили.

Мирославе хотелось завыть в голос, разрывая горло, выдавливая себе глаза, сдирая кожу с лица. Она дёрнулась, дёрнулась сильно, вкладывая в рывок всю силу, всю магию, всё, что она смогла накопить, но ремни оказались крепче тонких запястий сильнейшего мага Сухаревых третьего поколения. Лишь кровать застонала-заскрипела, деформируясь в месте крепления ремней.

— Не стоит, Ваше Императорское Высочество. Вы кое-что обещали. Помните?

Глядя в разгорающиеся багрянцем страшные глаза Вермайера-Морозова, Мирослава мелко-мелко закивала. Память о данном обещании страшила её сильнее всего. Этот чудовищный конь, убийственный меч, бледное лицо неземной красоты и мертвенная зелень глаз, буквально вырывающая из головы все мысли и желания.

Смерть, подошедшая вплотную и положившая руку тебе на плечо. Дар жизни и слово, вырванное среди мёртвых товарищей.

— Вам не удастся скрыться от неё, пока вы не выполните обещанное.

— Но я дала слово не вам, — попыталась выдавить из себя первая наследница престола.

— Мне её позвать? — совершенно буднично и спокойно поинтересовался Вермайер.

Мирослава отчаянно замотала головой.

— Тогда вернёмся к тому, с чего мы начинали, — Вермайер хищно улыбнулся, — к грязным секретам рода Сухаревых.

Загрузка...