Ворон

ГЛАВА 17 МАККЕНЗИ

Тот факт, что Ронан присматривал за мной весь день, означало, что у меня не было возможности хорошенько осмотреть дом Лаклэна.

Хотя это и не имеет особого значения. Сильно сомневаюсь, что он здесь что-то держит. Довольно скудная меблировка, только самое необходимое. Несколько вещей, которые я имела возможность осмотреть — его спальня и его аптечка — не имели ничего важного.

Вместо этого все девять часов, в которые Лаклэн отсутствовал, я потратила на то, чтобы доставать Ронана. Одно могу сказать точно, он хочет быть здесь примерно также, как и я хочу, чтобы он был здесь. Он борец, но точно занимает не самую низкую ступеньку в иерархии банды. Лаклэн хочет, чтобы он был со мной не просто так. Он верит, что тот не коснется меня, а в случае чего защитит. Тем не менее, судя по его постоянно угрюмому выражению лица рядом со мной, он считает, что его таланты можно было использовать куда лучше. Он предпочел бы быть на передовой, в гуще событий, защищая Лаклэна, я уверена. В таком мафиозном клане, как этот, естественно иметь братские узы, но подозреваю, что в случае с Ронаном и Лаклэном связь намного глубже. Хотелось бы узнать об этом побольше, но сомневаюсь, что этот тип так просто расколется. Он слишком умен для этого.

Засыпаю его вопросами, большинство из которых он попросту игнорирует, а потом пытаюсь заставить его отправиться в магазин. Единственный способ оживить эту вечеринку — выпить. Он что-то бормочет о том, чтобы никуда не стоит вылезать, пока армяне на воле, а затем возвращается к чтению.

Чисто из вредности задаю ему очередной вопрос, чтобы немного подоставать его. Но меня удивляет его ответ.

— Так что ты думаешь о Саше?

Его брови взлетают вверх, и он смотрит на меня так, будто я только что раскрыла один из его грязных маленьких секретиков. Хм, какое интересное развитие событий. Он поправляет воротник рубашки, словно его вдруг бросило в жар, а щеки чуть порозовели. Ух ты, можно подумать, что капризный ирландец испытывает что-то к одной из танцовщиц?

— Она хорошенькая, верно? — подбиваю я.

Он пожимает плечами.

— Наверное. Такая же, как и все остальные.

— К тому же она очень гибкая, — допекаю его. — Ты видел, как она двигается на сцене? Черт возьми, эта девчонка должно быть божественна в постели.

— Откуда мне знать. — Он захлопывает книгу в своих руках и подходит к окну.

Знаю, что задела его за живое, и, скорее всего, балансирую на тонкой грани, но я вижу в этом просвет. Возможность помочь Саше, не предавая ее доверия.

— Жаль только, — говорю я, рассеянно посматривая на свои ногти.

Выжидаю каких-то пару вдохов, пока Ронан клюнет на удочку, и удивительно, что он это делает.

— Что именно?

— Что Донован постоянно к ней лезет. Вот чертов подонок.

— Он ее достает? — спрашивает Ронан, а затем прочищает горло, понимая, что не должен был этого делать.

— Не знаю наверняка, — вру ему. — Но как по мне, так это выглядит именно так. Он всегда следит за ней и пытается поймать ее в темном углу, если ты понимаешь, о чем я.

Ронан заметно вздрагивает от моего замечания, но продолжает смотреть в окно.

— Может, мне стоит позвонить ей, — выкручиваюсь я. — Вдруг захочет приехать. Ей, возможно, нужна компания...

— Нет, — огрызается Ронан.

— Ладненько, — ухмыляюсь я.

Он оборачивается и одаривает меня убийственным взглядом.

— Если кому-нибудь об этом заикнешься, то больше не найдешь болвана, готового бегать тебе за пончиками.

— Ах, хороший ход, Ронан, — смеюсь я. — Хороший ход.

Сразу после полуночи хлопает входная дверь, а я сижу на диване и крашу ногти. С ума схожу от скуки, и компания хмурого Ронана не меняет ситуацию. Оглядываюсь, и замечаю Лаклэна на кухне. Он смотрит на Ронана, а затем на меня, и что-то зловещее исходит от него в этот момент. Такого выражения я у него еще не видела.

Знаю, что Лак — опасный человек. Знаю, чем он занимается. И еще, он всегда был немного таинственным... тихим... пугающим, но практически всегда спокойным. Мне довелось видеть разные грани его личности, но ничего подобного как сейчас. Я не упускаю того факта, что на нем нет куртки, а рубашка залита кровью. Поверх нее надета наплечная кобура, которую я раньше никогда не видела у него, но что-то подсказывает мне, что сегодня вечером он ей точно пользовался.

Прежде чем я успеваю что-то ему сказать, он направляется по коридору прямиком в ванную комнату. Трубы в доме начинают истошно гудеть, когда он включает душ, а я закусываю губу, кидая на Ронана вопрошающий взгляд. Конечно, он просто игнорирует меня, но напряжение каждого мускула вполне очевидно.

На цыпочках иду по коридору и прислоняюсь к двери ванной. У меня появляется странное желание... не знаю, утешить что ли Лаклэна. Для меня, должна признать, это весьма чуждое чувство. Я ничего не смыслю в такого рода дерьме. Единственными, чьи чувства имели для меня какое-то значение, были Талия и Скарлетт. Вот как мой отец воспитывал меня, и даже тогда он, вероятно, не одобрил бы нашу столь тесную связь с ними. Он всегда говорил, что друзья — это хорошо, но они также — твое слабое место. Как же он был прав.

Так почему мне так жаль, что у Лаклэна выдалась тяжелая ночка? Черт его знает.

Прикладываю ухо к двери, но слышу только поток льющейся воды. Пар валит из-под двери, и я почти могу представить себе Лаклэна под обжигающими струями воды. Хочу знать, что он сейчас чувствует. Мучают ли его эти досадные эмоции, которые я так ненавижу? Жива ли еще совесть за фасадом внешности мафиози? Хочу пойти к нему, и я ненавижу это. Что, черт подери, я бы сделала?

Протягиваю руку и поглаживаю пальцами свое ожерелье, пытаясь вспомнить причину, по которой я здесь. Чувствую, что предаю Талию, даже если просто обдумываю эти мысли. Ни на шаг не продвинулась в ее поисках с тех пор, как заварила эту кашу. А теперь я сижу здесь, терзаясь сомнениями в своих чувствах к Лаклэну.

Из моей груди вырывается стон, когда прижимаюсь лбом к двери, а через мгновение отпрыгиваю в страхе, понимая, что кто-то стоит рядом со мной.

— Господи, Ронан, — шиплю я. — Ты хотя бы пошумел, что ли?

Он пожимает плечами.

— Сила привычки. Тебе лучше оставить его в покое ненадолго.

Я смотрю на дверь и обратно на него.

— Почему?

— Он сейчас не в духе, Мак. Мы потеряли одного из наших сегодня вечером.

— Кого? — интересуюсь я.

— Его звали Джонни. Парень был совсем еще ребенком.

— Я сожалею, — говорю я серьезно. — Что произошло?

— Они взяли его, когда он выходил из паба, — говорит Ронан. — У него не было шансов.

Я пытаюсь задвинуть подальше сочувствие, которое прорывается, потому что понимаю, что не должна испытывать нечто подобное. Но мне трудно даже думать об этом. Глядя на Ронана, и видя, как расстроен Лаклэн, становится очевидно, что парни заботятся друг о друге. Так же, как и мы с Таль когда-то. Я понимаю эту связь. Я понимаю, и это самая худшая часть. От этого я чувствую, что мы с ним на одной волне. От этого они становятся немного более человечными для меня, чего мне вовсе не хочется и не нужно.

Ронан прав. Лучшее, что я могу сделать... для себя и Лаклэна... это оставить его в покое. Бросаю на дверь последний взгляд и киваю, прежде чем возвращаюсь обратно по коридору. Наверное, он прав. И это избавляет меня от необходимости думать об этом дальше.

Около часа ночи Ронан уже дрыхнет в своем кресле, а я по-прежнему сижу на диване и кусаю ногти. Лак до сих пор не объявился. Знаю, что сказал Ронан, но я никогда не была сильна в выполнении приказов.

Решаю проверить, как он там, чтобы удовлетворить свое любопытство. Вот и все.

Я блуждаю по коридору и открываю потрескавшуюся дверь в его спальню. Нахожу его в кресле в углу, а на столе рядом с ним стоит початая бутылка виски и аптечка. На нем только джинсы. Туловище наклонено вперед, а голову уронил на руки. На мгновение я просто застываю, засмотревшись на его профиль.

Он по-настоящему красив. Тьма, сгустившаяся вокруг него, и ярко проступающие эмоции на его лице только усиливают это ощущение. Я никогда не хотела видеть в нем человека, но смотря на него сейчас таким, невозможно этого не разглядеть.

Я делаю шаг вперед, и пол под ногами предательски скрипит. Он приподнимает голову. Его рана на плече снова кровоточит, но теперь и на другой руке у него красуется свежий порез. Он даже не замечает этого.

Я иду к нему, хватаю аптечку и нахожу иголку. Выпиваю глоток виски из бутылки перед тем, как сесть к нему на колени, чтобы промыть его раны. Мы не произносим ни слова. Он позволяет мне подлатать его, и я стараюсь делать это как можно осторожнее, чтобы выполнить свою работу хорошо. Мне не нравится видеть его боль. Мне не нравится видеть боль людей. Мало кто знает эту мою сторону. Я притворяюсь, что такое дерьмо меня не беспокоит, но на самом деле очень даже волнует.

Прямо сейчас, когда я вижу его таким, меня это чертовски беспокоит.

— Мне жаль, — мягко говорю ему, накладывая свежую повязку на плечо, и переходя к другому порезу.

— Тебе не нужно этого делать, — говорит он мне.

— Все в порядке, я не против.

— Ты шикарно смотришься в моих шмотках, — вдруг говорит он резко.

Натягиваю улыбку, но не отвечаю. Пришлось порыться у него в шкафу, так как Ронан отказался забрать мои вещи. На мне одна из его футболок и тренировочные штаны, которые мне пришлось скатать валиком на талии.

Он протягивает руку и хватает меня за подбородок, и я неохотно поднимаю свой взгляд на него. Я пыталась не смотреть на него, и он это замечает. Он замечает, как неловко я себя чувствую от того, что ему неуютно. Он смотрит на меня продолжительное время, его глаза бегают при взгляде в мои глаза. Хочу знать, о чем он сейчас думает. Он не говорит, лишь проводит пальцами по моей челюсти, и мои глаза выдают мое волнение. Как простое прикосновение может заставить меня пережить такую непередаваемую словами гамму чувств? Мое тело реагирует на него, но что хуже всего то, что мой разум тоже. Не думаю, что он делает это нарочно. Это просто причина и следствие того, что он рядом.

Его тело напряжено и мне хочется снять его стресс. В течение нескольких минут я пытаюсь блокировать все остальное. Все те вопросы, то чувство вины и те игры, в которые я играю. Откладываю аптечку в сторону и делаю то, что сейчас кажется правильным.

Я встаю на колени перед ним и пробегаю пальцами до его бедра. Я никогда не делала этого раньше, но мы со Скарлетт говорили об этом. Она даже в шутку показала мне однажды, как это делается на банане.

Но это совсем другое. Лаклэн — мужчина, причем на все сто процентов. У него была куча женщин, я в этом уверена.

Причем, многие из них могли бы сделать это куда лучше меня. Я не хочу об этом думать. В моем животе прямо сейчас рой бабочек, и больше не уверена, что делаю. Но одно я знаю точно, что мне хочется доставить ему удовольствие.

Медленно продвигаюсь в сторону ширинки, и провожу пальцами по его естеству. Глаза Лаклэна темнеют, и почти сразу я чувствую, как он твердеет подо мной. Я начинаю тереть его через материал штанов с воодушевлением. У него чертовски большое хозяйство, я уверена.

Зверский голод овладевает моим телом, когда вижу, как действую на него. Как в его глазах загорается желание и каждый его вздох становится рваным по сравнению с предыдущим. Его броню пробивает каждое мое движение, и я не могу оторвать глаз от его. Они чертовски красивы сейчас, когда наполнены печальной нуждой.

Я дотягиваюсь до его ремня и расстегиваю его, прежде чем спустить молнию на джинсах. Затаиваю дыхание, когда вижу доказательство его желания, выпирающее из мягкого на ощупь хлопка белья. Пытаюсь вспомнить все, что Скарлетт рассказала мне об этом. Она говорила о том, что все дело в медленном накале. Ожидании. Именно это я хочу подарить Лаку. Взамен хочу забрать у него всю боль.

Наклоняюсь вперед, чтобы потереться щекой о ткань его трусов, а он дергается подо мной. Мою кожу опаляет сильный жар, как только я прижимаюсь ближе, проводя кончиком носа и вдыхая его запах. Он чертовски хорошо пахнет, даже эта часть его тела. Это тот же запах, к которому я привыкла, но с нотами мускуса.

Его рука опускается вниз, пальцы вплетаются в длинные пряди моих волос, поглаживая их, пока я прокладываю дорожку из поцелуев по его покрытой тканью длине. Еле различимые звуки вырываются у него из горла, и я понимаю, что делаю все правильно. По верхней части трусов растекается маленькое мокрое пятнышко — доказательство его возбуждения. Позволяя своим низменным желаниям взять верх, я вылизываю ткань, а затем резко всасываю ее в рот.

Лаклэн издает стон, и его хватка на моих волосах усиливается. Он приподнимает бедра вверх к моему лицу, а затем сдергивает с себя трусы. Господи, он чертовски огромен. Его член так распух и набух, что больно смотреть. Я гляжу на него из-под ресниц.

— Обсоси его, дорогая.

Его голос груб от переполняющих его эмоций, выдающих, насколько сильно ему это сейчас нужно. И это что-то во мне переворачивает.

Я хочу дать ему это так же сильно, как он этого хочет. Не знаю, с чего начать... моя рука обхватывает основание, и я дважды провожу по нему вверх и вниз. Кожа как бархат, гладкая и мягкая, и горячая под моей ладонью. Подношу головку к губам и высовываю язык, чтобы обвести вокруг кончика головки.

Он дергается от моего прикосновения, и это поощряет меня к дальнейшим действиям. Я продолжаю гладить его рукой, которой удерживаю его, после чего мягко вбираю его в рот. Это не так уж и плохо. Он и на вкус... хорош, вообще-то.

Когда я смотрю на него, Лаклэн изо всех сил пытается держать глаза открытыми, и он стонет почти каждый раз, когда я всасываю его длину. Я вся влажная внутри от одного взгляда на него. Этот парень чертовски великолепен. Зверски и потрясающе красив, и прямо сейчас... он весь мой. Он для меня темный и таинственный, и плохой во всех отношениях, но это, кажется, подстегивает меня лишь сильнее. Я хочу его. Я хочу его так чертовски сильно, что это пугает меня. Но я не могу позволить себе зайти так далеко. По крайней мере, пока.

Так что я вынуждена довольствоваться тем, что приходится опустить свободную руку себе между ног. Лак одобрительно стонет, но потом останавливается.

— Сними футболку, — говорит мне в приказном тоне.

Еще раз делаю глотательное движение вокруг него, а затем немного отступаю, чтобы стянуть футболку через голову. Далее следуют треники.

По крайней мере, на мне хотя бы хороший кружевной бюстгальтер. По тому как его глаза темнеют могу точно сказать, что ему нравится то, что он видит.

— О, боже, — говорит он. — Мне нравится смотреть на эти офигенные сиськи. Ты такая чертовски красивая, Мак. Теперь возьми его в рот.

Что я и делаю. На этот раз всасываю его немного глубже, и он стонет. Мои пальцы яростно двигаются внутри трусов, которые на мне надеты, а его глаза приклеены к ним, как будто это самая горячая вещь, которую он когда-либо видел.

— Сильнее, — поощряет он. — Ты не сделаешь мне больно.

Отсасываю у него сильнее, сжимая его стержень в кулаке. Его руки снова в моих волосах, вцепляются в них, словно он теряет самообладание. Теперь он полностью направляет мои движения, загоняя всю длину мне в рот и беря у меня то, чего хочет он. То, что обычно меня бесит, но с Лаклэном меня это заводит. Я бы никогда не призналась ему, но мне нравится позволять ему контролировать меня таким образом. Мне нравится, что этот большой плохиш командует мной и говорит, что и как делать.

Он как никогда близок к разрядке. Я чувствую по тому, как его тело напрягается, его дыхание сбивается, и те сексуальные звуки, которые он издает, становятся громче. Он до боли схватил меня за волосы, что даже не осознает этого. Он полностью отдался ощущениям. Отдался мне.

— Покажи мне свои голубые глаза, — хрипит он. — Давай же, Мак. Посмотри на меня, милая.

Смотрю на него, и он с рыком изливается мне в рот. Это происходит неожиданно, и все же я готова к этому. Глотаю соки его разрядки и одновременно нахожу собственное удовлетворение, издавая стон вокруг него.

Когда все кончено, он отстраняется и гладит мои волосы.

— Боже, Мак.

Он больше ничего не говорит, а я просто улыбаюсь ему. Напряжение ушло из его тела, и я знаю, что это благодаря мне. Мое сердце снова щемит в груди. Он смотрит на меня так, будто не может поверить, что я настоящая. И я не знаю, почему это так сильно действует на меня, но это так.

Но, как и я, Лаклэн скрывает свои опасения. Теплота этого момента практически сразу испаряется.

— Тебе надо поспать, — говорит он мне, как только его дыхание становится ровным.

— Нам обоим стоит, — острю я.

— У людей вроде меня нет такой роскоши. Ты должна бы это знать.

Кладу подбородок на его бедро и тянусь к его руке. Инстинктивный жест, и как только я дотрагиваюсь до нее, не уверена, что мне делать дальше. Начинаю просто вырисовывать маленькие кружочки на его ладони, пока смотрю на него.

— Так что же делают люди вроде тебя?

— Что делал твой отец? — спрашивает он.

Я рефлекторно усиливаю хватку.

— Я не хочу говорить о нем. Это было не тоже самое.

— Потому что он был хорошим, а я нет? — предполагает Лак.

Я качаю головой.

— Я не это имела в виду. — Не знаю, что я имела в виду.

Я знаю, что мой отец не был идеальным. Но теперь его больше нет. А я хочу помнить о нем только хорошее.

— Именно он втянул тебя во все это, — тихо проговаривает Лаклэн. — У тебя никогда не было шанса, милая. Он должен был защитить тебя.

Слезы жалят мои глаза и я вырываю свою руку.

— Ты ничем не отличаешься. Ничем не лучше. Вы, ребята, женитесь и у вас тоже бывают дети, верно? Приводите их в эту жизнь. Чем это отличается?

— Все верно, — говорит он беззастенчиво. — Но мы также защищаем их, при необходимости, ценой своей жизни. Ни один из моих детей не будет выброшен на произвол судьбы. И моя жена тоже, если на то пошло.

Я не знаю, зачем он вообще поднимает эту тему. Его голос нежен, но его слова меня бесят.

— Это не одно и то же, — повторяю я. — Не говори о вещах, которые тебе не понять, Лаклэн.

— Пытаюсь. — Он тянет мою руку обратно к себе и сплетает наши пальцы. — Я пытаюсь понять тебя, Мак.

— Не делай этого, — раздражаюсь я. — Если только ты не хочешь раскрыть о себе кое-что.

— Что бы ты хотела узнать?

В его голосе нет ни капли юмора. Он открыт и честен со мной, и я чувствую, что это может быть мой единственный шанс задать ему вопросы и получить на них ответы. И я с удовольствием приступаю.

— Чем именно занимаются твои парни?

Он моргает и трет лицо.

— Ты же знаешь, что лучше не спрашивать о подобных вещах.

— Конечно. — Я пожимаю плечами. — Но я также знаю, что я все равно покойница если когда-нибудь заговорю, так что плохого в том, чтобы рассказать мне такую мелочь? Я хочу знать, во что ввязываюсь.

— Хочешь знать правду? — спрашивает он.

Я киваю.

— Ты влипла, милая. Тебе никогда не уйти от этого. А если попытаешься, будешь всю оставшуюся жизнь жить с оглядкой.

Я сжимаю его руку и пытаюсь посмотреть ему в глаза. В его словах нет угрозы или не преисполнены злобой, это всего лишь чистая правда. После увиденного прошлой ночью, я знала, что никуда не смогу уйти. Но я не уверена, что именно это он подразумевал.

— От тебя или от них? — уточняю я.

— Мы одно и то же.

— Я не куплюсь на это, — говорю ему.

Он вздыхает, и его рука возвращается к моему лицу, его пальцы поглаживают мою кожу, в то время как он, кажется, приходит к какому-то своему собственному выводу.

— Я не могу отпустить тебя, Мак, — говорит он. — Причины не важны, так что тебе лучше принять это сейчас как данность.

— Так что ты будешь со мной делать?

Какое-то мгновение он изучает меня, и могу почти поклясться, что что в глубине его серых глаз мелькает проблеск вины.

— Не знаю, — говорит он наконец. — Мы разберемся с этим позже.

Он говорит довольно расплывчато. Несмотря на интимный момент, которым мы только что разделили, ясно, что он все еще не доверяет мне. Я не виню его, но мне нужно, чтобы он немного расслабился, если я хочу продолжить начатую мной миссию. Не удивлюсь, если он точно также относится ко всем женщинам. Так, будто они могут в любой момент нанести ему удар в спину. Это должно быть утомительно.

— Так ты держишь меня при себе, потому что хочешь, или потому что должен? — интересуюсь я.

— Признаю. — Он наклоняется вперед и берет мое лицо в свои руки. — Я так хочу.

— Почему?

— Не могу сказать. — пожимает он плечами. — Ты — проблема. Темная лошадка, Мак. Но, может, мне нравится, что ты здесь.

— Пока не надоем, — вставляю я. — А потом ты возьмешь кого-нибудь из своей шайки. Ведь так? Вот как это будет.

Не знаю, зачем спрашиваю его об этом. Мне это даже не важно. Все эти вещи ничего не значат. И все-таки я хочу знать.

— Я могу держать свой член в штанах, — говорит он. — И я частенько это делаю, пока не появляется какая-нибудь маленькая зазноба вроде тебя и не дает ему выскочить из штанов.

Я хмурюсь, а он тянется и сгребает меня. Мгновение спустя я уже располагаюсь у него на коленях, а его руки плотно удерживают мою талию.

— Мак. — Он обхватывает основание моей шеи пальцами и растирает кожу, заставляя мурашки бежать вдоль моего позвоночника. — Мне ничего не нужно было бы и не хотел ничего другого, если бы ты лежала в моей постели каждую ночь.

— Ну да, конечно, — ворчу я.

— Мне нравится, что ты мной одержима. — произносит он. — Это меня заводит, милая. Потому что, черт возьми, я запал на тебя не по-детски.

На один краткий миг между нами повисает тишина, а затем он шепчет:

— Хотя и не должен был.

Я прислоняюсь к нему и закрываю глаза. Я хорошо знаю это чувство.

— Мне все еще нужно знать о тебе больше, — говорю ему.

— Тогда продолжай задавать свои вопросы. Я ведь не говорил, что тебе нужно прекратить.

— Как ты оказался в Синдикате?

— Мой отец родился в нем, и я здесь по праву рождения. Но мой дедушка был тем, кто привел меня в семью.

— Когда ты познакомишь меня с ним? — интересуюсь я.

Его руки сжимаются вокруг меня плотным кольцом, и все его тело напрягается.

— Ой, — пищу я.

— Он мертв, — отрезает он. — Не поднимай этот вопрос снова.

— Блин, ладно.

Он расслабляется, и я думаю, что время для разговоров резко подошло к концу. Но Лаклэн удивляет меня, когда несколько минут спустя поясняет:

— Он умер совсем недавно, — говорит он. — А мой отец умер, когда мне было десять. Я о нем почти ничего не знал. Только то, что он обрюхатил мою мать мной, когда вернулся домой. Он отправлял ей деньги, чтобы мы держались на плаву, но вся его жизнь была здесь — в Синдикате. Мой дедушка заботился обо мне, когда я пришел сюда. И теперь Найл с парнями — моя семья. Это все, что тебе надо знать об этом.

— А как насчет твоей мамы?

— Мертва, — говорит он. — Умерла, когда мне было шестнадцать.

Утыкаюсь носом в сгиб его шеи, и впервые за долгое время чувствую близость с кем-то, кроме Талии и Скарлетт. Это то, что нас связывает. Он тоже сирота.

И, как и я, он сделал то, что должен был, чтобы выжить.

Замечаю медальон, висящий у него на груди, и мои пальцы двигаются вверх, чтобы коснуться его.

— Святой Антоний, — бормочу я.

Он не отвечает. Этот медальон что-то значит для него. Как и кулон в форме сердца, висящий на моей шее. Я не католичка, но мой отец был им, и достаточно знаю, чтобы понять, что этот святой означает.

— Ты беспокоишься о своей душе? — спрашиваю его.

— Все зависит от дня, — неопределенно отвечает он. — Порой бывает. Но сколько времени человек с моей-то работой может тратить на беспокойство о таких вещах?

Он дразнит меня, юмором отвлекая меня от заданного мной вопроса. Но под этой напускной видимостью я вижу правду. Он беспокоится о подобных вещах. Беспокоится о том, чтобы остаться человеком. Добре и зле. Своей тьме.

Говоря себе это под предлогом того, что мне надо склонить его на свою сторону, я продолжаю задавать ему вопросы.

— Так чего же хочет такой человек, как Лаклэн Кроу?

Он смотрит на меня и улыбается.

— Почему бы тебе не сказать мне это, милая.

Продолжаю выписывать круги на его ладони, решив быть честной в своих наблюдениях.

— Ты хочешь угодить Найлу. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что ты хочешь продолжать его дело. Двигаться вверх в иерархии Синдиката. В конце концов, может быть, даже стать королем над всеми?

Его пальцы обхватывают мои и сжимают. Я слишком близко подобралась к сокровенному. Его взгляд становится жестким, а в глазах снова сверкает подозрение.

— Знаешь, ты слишком наблюдательна, — говорит он. — Для тебя было бы лучше, если бы ты не лезла во все это, Бабочка.

— Возможно, — соглашаюсь я.

Просто отказываюсь обрывать разговор на такой ноте. Я хочу получить от него ответы, пока он готов мне их дать. Подозреваю, что такое с ним случается не часто.

— Так что же ты делаешь, кроме того, что управляешь клубом?

— Этого я не могу сказать тебе, Мак, — говорит он. — Даже если бы ты была моей женой, я не сказал бы тебе таких подробностей. Для твоей же безопасности.

Женой? Прочищаю горло и смотрю на его грудь, обводя пальцами линии его татуировок.

— Тогда просто скажи мне одну вещь.

— Что?

— Вы когда-нибудь занимались торговлей женщинами?

— Нет, — твердо отвечает он. — Никогда. И не будем этого делать.

Когда я смотрю ему в глаза, то верю ему. И я не знаю, почему. Я не могу ему верить. Я должна быть объективной. Смотреть на вещи логически. Независимо от того, насколько противоречивые чувства я испытываю к этому человеку, правда проста. Талия работала на него, а теперь ее нет. Этому должно быть объяснение, независимо от того, что он мне говорит. Может, он этого не знает, а может, и знает. В любом случае я не могу ему доверять. Лаклэн Кроу верен только одному, и это его Синдикат.

— Поднимайся. — Он похлопывает меня по заднице. — Давай попробуем немного вздремнуть. Завтра мне предстоит еще один длинный день.

— Все еще разбираетесь с армянами?

Он кивает и ведет меня к кровати. Я колеблюсь всего минуту, прежде чем подняться со вздохом. Не знаю, что, черт подери, мне теперь делать.