Ворон

ГЛАВА 31 МАККЕНЗИ

В течение ночи разные парни продолжают приходить и уходить. Они приводят больше женщин, которые связаны и с кляпом во рту в различных состояниях сознания. Некоторые из них выглядят так, будто их удерживали силой какое-то время. И я знаю, это значит, что их готовят к отправке.

Я наблюдаю тихо, пытаясь собрать какую-нибудь важную информацию, пока могу еще это сделать. Но ее не так уж и много. Большинство парней похожи на обычных пешек — делают то, что им велят. Но потом приходит другой человек. На нем дорогой костюм.

Я не могу понять, о чем они говорят, но люди, которые взяли нас оживленно размахивают руками, перекинув автоматы на плечо. Они указывают на меня и Кару, и тот тип в костюме приходит в ярость. Он начинает орать на них, а затем несколько раз проводит рукой по волосам.

Он слишком нервничает, я замечаю это, наблюдая за ним. А нервозность похитителя никогда не предвещает ничего хорошего для пленников. Я оглядываюсь на Кару, которая настолько бледна, что кажется вот-вот потеряет сознание. Она слишком напугана, чтобы плакать, так что это к лучшему сейчас. На самом деле, все девочки ведут себя тихо, как церковные мыши. Они знают не хуже меня, что этот парень каким-то образом решает нашу судьбу.

Поговорив с ними еще немного и походив взад и вперед некоторое время, он делает жест рукой, который выглядит так, будто он говорит им, чтобы они продолжали. Это может означать кучу вещей одновременно, но гадать, что бы это значило — чертовски утомительное занятие. Мои руки все еще связаны, но теперь, когда мои ребра точно сломаны, не стоит даже пытаться освободиться от пут. Но я продолжаю, потому что каждый взгляд на девушку напротив напоминает мне, что я не могу позволить им снова причинить ей вред. У всех этих женщин здесь есть семьи и друзья. Люди, которые будут гадать, но никогда не узнают правду о том, что же с ними произошло. А такая судьба хуже, чем смерть. Незнание — вот что убивает меня, когда я думаю о Талии. Нет завершенности там, где нет определенности. Только бесконечные вопросы и сумасшедшие сценарии, то и дело посещающие воспаленное сознание.

Но когда я оказалась в подобной ситуации, я прокляла всех ирландцев сразу раз и навсегда. Это их вина. Талия работала в их клубе, а потом пропала. Вот так вот... для меня все просто. Но сейчас все начинает сливаться воедино. Оба раза меня чуть не убили из-за этой банды. Что только рождает еще больше вопросов в моей голове. Все не так, как я себе представляла.

Границы между добром и злом в мире с тысячей оттенков черного и белого смешиваются, сливаясь воедино. Синдикат МакКенны не занимается продажей женщин. А эти ребятки как раз этим и промышляют. Так кто здесь настоящие монстры?

Я не сомневаюсь, что Лаклэн и Дом уже знают, что мы ушли. После того, что произошло со мной сегодня и осознания этого, я теперь четко представляю свое место в организации. Я даже не достаточно хороша, чтобы быть девушкой, не говоря уже о том, чтобы стать женой. Но мое спасение в том, что здесь со мной жена одного из них. Я верю, что они перероют весь город, чтобы отыскать ее. Глубоко в своем сердце я знаю, что это так. У меня никогда не было никого, кто бы пришел и спас меня, но я верю, что они придут за ней.

На этот раз никаких протестов от меня не последует. Я хочу, чтобы эти животные были стерты с лица земли. Я хочу, чтобы все, кто в этом участвует, превратились в пыль. Одного взгляда на этот металлический ящик, и нет никаких сомнений, что они собираются делать с этими женщинами. Они все станут рабами того, кто больше заплатит.

Словно прочувствовав ход моих мыслей, девушка напротив меня снова начинает всхлипывать. Они не вставили кляп ей в рот, закончив с ней, но она даже не пытается приглушить звуки рыданий, рвущихся наружу. Я пытаюсь привлечь ее внимание, но она не смотрит на меня.

— Эй, — шепчу я.

Она все еще не поднимает глаз. Волнение парня в костюме растет с каждым взглядом на нас. А потом отдает приказ одному из своих людей.

— Ты должна вести себя тихо, — шиплю я на нее. — Пожалуйста.

— Не могу! — рыдает она. — Они убьют нас!

Прежде чем мне удаётся успокоить ее, его человек оказывается рядом с нами и яростно пинает ее в живот. Я кричу на него, чтобы он остановился, но он лишь одаряет меня очередным пинком в грудь. Девушка напротив меня издает рыдания и начинает звать на помощь. Человек в костюме выкрикивает еще один приказ, и другой солдат выходит вперед. Все вокруг меня будто замедляет свой ход, когда я смотрю на происходящее в ужасе. Он кричит на нее. Обзывая ее на незнакомом мне языке. Пинает ее снова и снова. А потом ботинком припечатывает ей в лицо.

Ее голова отлетает назад, ударяясь о металл пола, после чего раздается тошнотворный щелчок.

Страх сковывает меня. Теряю самообладание. Осознаю беспомощность ситуации, от которой я уклонялась всю свою сознательную жизнь. Мой отец воспитал меня как бойца. Чтобы я смогла защитить себя и всегда была начеку.

В этот ужасный момент я понимаю, как он ошибался. Я должна была присматривать за этой девушкой. Должна была сделать для нее нечто большее. Ради Талии. Ради Скарлетт и всех остальных заблудших душ, которым нужен кто-то, чтобы этот кто-то присматривал за ними.

Почему я не сделала нечто большее? Почему я всегда терплю неудачи?

Я такая же, как и все остальные женщины. Беспомощная и ничтожная. Всю свою жизнь мне хотелось верить, что я сильная. Что я могу справиться с чем угодно. Но я не могу. По крайне мере, не с таким. Слезы обжигают мое лицо подобно кислоте, когда я признаю, что я всего лишь зритель этого преступления против человечества. Что женщины исчезают и днем и ночью в этом жестком мире торговли людьми. Но сейчас я в самой гуще этого, и не могу отрицать очевидного. Потому что, когда солдат толкает голову девушки сапогом, и она откидывается назад, я встречаю взгляд ее лишенных жизни глаз.

Все эмоции, которые я скрывала глубоко внутри меня последние два десятилетия, вырываются из меня наружу. Я просто начинаю орать на них. Называя их гребаными животными. Никчемными свиньями. Всеми теми мерзкими и ненавистными мне словами, которые могу придумать. Хочу убить их, и хочу сделать это голыми руками.

— Пошел ты! — кричу я. — Пошли вы все, мерзкие опарыши! Я хочу отрезать ваши члены, и я отрежу и засуну их в ваши поганые глотки!

Солдат передо мной дергает меня за волосы и говорит что-то другому парню, от чего тот начинает хохотать. Но тут тип в костюме подходит к нам, его взгляд холодный и оценивающий.

— Ты девушка, которую забрали у ирландцев, — говорит он.

— Да, — огрызаюсь я. — И они заставят всех вас пожалеть о том дне, когда вы появились на свет. Я могу пообещать тебе это.

Он делает жест своим людям, и они отпускают меня, только чтобы он мог схватить меня своими руками. Он пытается отвести меня к столу напротив. Тому самому, над которым чуть раньше стояла, нагнувшись, убитая девушка.

— Ну, в таком случае, — говорит он. — Я могу насладиться своим последним днем на земле. Я буду трахать тебя жестко и грубо, а потом отправлю тебя им по кусочкам, ну, а твою подружку отправлю за границу.

Мое сердце колотится так сильно, что я едва могу дышать. Его слова уже не угроза или шутка. Они звучат как обещание. Однажды мне удалось избежать того, что он собирается со мной сделать, но на этот раз — не прокатит. Пытаюсь придумать план действий. Я знаю, что если сломаю ему нос, они застрелят меня через секунду. Мне нужно проявить смекалку. Мне нужно придумать другой способ.

Но вместо этого я столбенею, когда он рвет материал моего платья.

Он наклоняется вперед и прижимается ко мне всем своим телом, потирая свой эрегированный член об мою задницу. Тошнота волной подкатывает к горлу, хотя я изо всех сил пытаюсь контролировать рвотный рефлекс.

— Я покажу тебе, что чувствует настоящий мужчина, — шипит он мне на ухо.

Позади себя слышу звук растегивающейся молнии его брюк и пытаюсь прижаться к нему. Это только возбуждает его еще больше. Он достает из кармана нож и разрезает мое платье, пока его солдаты делают непристойные замечания. Он рявкает приказ, и один из них залезает к нему в карман, извлекая оттуда телефон. К моему отвращению, они начинают делать снимки. Человек в костюме тянет меня на себя, ставя вертикально, и отрывает материал, закрывающий мою грудь, со смехом удерживая материал в руках, а его подручные делают снимки.

Я, блядь, не могу этого вынести. Просто не могу. Я причиню ему боль, а затем умру. Но даже это лучше, чем ничего. Это намного лучше, чем позволить ему сделать это со мной. Я могу только надеяться, что Лаклэн и Дом заставят его страдать. Заставят его заплатить за то, что он сделал с нами.

Когда он снова меня разворачивает, я делаю глубокий вдох. Вот оно. Я сломаю ему нос, а потом врежу по яйцам изо всех сил. По крайней мере, если я причиню ему боль достаточно сильно, то он точно не запихнет их внутрь ни одной из нас. Это мой единственный вариант на данный момент.

Его руки бегают вверх и вниз по моим бокам, и моя кожа покрывается мурашками. Либо сейчас, либо никогда. Я позволяю своему телу расслабиться, чтобы он думал, что выиграл. Требуется всего минуту, чтобы он ослабил хватку. Я приподнимаюсь и откидываюсь назад, врезаясь в него так сильно, что я почти отключаюсь от удара. До того, как он приходит в себя, я разворачиваюсь и ударяю пяткой ему в промежность. Он яростно кричит, оба его человека нацелились на меня из пистолетов и только и ждут приказа.

Я закрываю глаза и думаю о Лаклэне. О последних нескольких месяцах, что я провела рядом с ним. Мое сердце разрывается пополам. Интересно, вспомнит ли он обо мне, когда женится. Вспомнит ли он когда-нибудь, что между нами было. Даже после всей той боли и предательства, что я ощущаю, я все еще хочу его. Хотела бы я знать, есть ли хоть малая часть, что все еще хочет меня.

Звуки вокруг такие громкие. Это орут все трое парней. А потом начинается перестрелка. Я жду боли.

Падения на пол и кровотечения. Но это занимает куда больше времени, чем я ожидала. В этом контейнере все гораздо громче. Звук как от разорвавшейся бомбы. Или как при столкновении хреновой тучи машин на автостраде.

Что-то рассекает мне руку, и я шиплю от боли. Но это меня не останавливает.

Я истекаю кровью и отчетливо это чувствую. Но либо они паршиво стреляют, либо позади меня происходит что-то еще. Только когда я слышу его голос, я все понимаю.

— Мак!

Я открываю глаза, и тогда вижу его. Мой ангел на пороге с автоматом в руках. На фланге Лаклэна прикрывают, по крайней мере, десять человек. Один из армян уже лежит мертвым кулем на земле. У другого сильное кровотечение, он сдавливает одной рукой живот, а второй прикрывается одной из девушек как щитом.

Лак что-то кричит мне, но все происходит как в замедленной съемке. Все слишком громко. Голова раскалывается, в ушах звенит. Вокруг меня кровь, а я даже не могу сказать, кому она принадлежит.

Лаклэн движется ко мне. Его глаза широко раскрыты и он что-то кричит мне. Я не слышу его, но мое тело тянется к нему, как магнит. К моему спасению. Я так близко. Сейчас просто хочу чувствовать, как он обнимает меня, как его тело прижимается к моему. Я знаю, что там — рядом с ним — буду в безопасности.

Но у меня ничего не получается.

Только когда кто-то обхватывает меня сзади и приставляет пистолет к моей голове, я понимаю, почему. Тот тип в костюме.

— Опустите оружие, или она умрет, — приказывает он.

Лаклэн замирает. Он глазами впитывает каждую часть моего окровавленного лица, и я краем сознания выхватываю единственную мысль, которая возникает: «Он ли это?».

Он ведь должен был избавиться от меня в конце концов, прежде чем жениться. Возможно, я все-таки скоро умру.

Но такие мысли посещают меня ненадолго. Потому что Лак едва может скрыть свою убийственную ярость. Видя огонь ярости в его глазах, я заряжаюсь очередной порцией адреналина, разливающегося теперь по моим венам. Я хочу сказать ему убить их всех. Но тип позади меня так сильно сжал мои волосы, что понимаю, что мне никуда не вырваться на сей раз. Лаклэн тщательно обдумывает свой следующий шаг, в то время как его люди остаются позади него с пушками наготове.

— Вот как все будет, — говорит человек позади меня. — Я собираюсь прогуляться до края верфи. Я отпущу девчонку, как только доберусь до машины, а потом каждый из нас пойдет своей дорогой.

Взгляд Лака ясно дает понять, что он этого не допустит. Мы оба знаем, что я умру, как только мы доберемся до края верфи. Тем не менее, человек позади меня продвигается вперед, полагая, что одержал верх.

Мы делаем несколько шагов, и палец Лаклэна дергается на пистолете. Парень в костюме не пропускает ни единого движения.

— Бросай! — снова рявкает он, тыкая пистолетом мне в висок.

Лаклэн опускает пистолет, и у меня в груди зарождается паника. Этот больной ублюдок позади меня убьет его. Я знаю, что он убьет его. Он снова пытается толкнуть меня вперед, но я не двигаюсь с места. Вместо этого я задираю ногу вверх и врезаю ему по колену. Он кричит от боли, и я проделываю тот же маневр с другой его ногой. Он ослабляет хватку, и небольшого момента замешательства достаточно, чтобы оторваться от него.

И прежде чем он сможет сделать что-либо еще, Лаклэн поднимает пистолет и стреляет парню в руку. Мужик кричит от боли, и теперь полностью обезоружен, когда Лаклэн вонзает еще пару пуль ему в коленные чашечки. Как только тот оказывается на земле, Лаклэн бросается на него сверху и несколько раз бьет его в исступлении.

Остальные парни занимаются тем, что развязывают девушек и забирают их в безопасное место. Никто не приближается к Лаклэну, и даже я ничего не делаю, чтобы заступиться за ублюдка. Ни одна часть меня не чувствует к этому уроду ни капли сочувствия, даже когда он начинает задыхаться от вида своей густой крови.

Когда его голова в конце концов обмякает, Лаклэн берет его за волосы и достает из кармана нож. Он прижимает его к горлу, и я закрываю глаза. Я хочу, чтобы это произошло, и я не сожалею об этом. Я отказываюсь сожалеть об этом. Но я все равно не хочу этого видеть.

Как только все кончено, Лак прижимает меня к груди.

— Мак, — выдыхает он.

Я хнычу и цепляюсь за него всем, что у меня есть, а этого всего не так много. Я так устала быть сильной.

Мне так надоело пытаться все делать самой. Разве неправильно дать ему утешить меня? Дать раствориться в ложном чувстве безопасности, которое я ощущаю в его объятиях. Эти руки защитят меня и сохранят в безопасности. То, что я думала, что никогда не захочу, сейчас превратилось для меня в целый мир. Даже если вот это все одна гигантская ложь.

—Спасибо, — говорю я ему. — За Кару.

Он отстраняется как обожжённый и смотрит на меня с недоверием.

— Ты действительно так думаешь?

Я смотрю в пол. Не могу ответить ему без слез на глазах, но плакать себе не позволю.

Тишина окружает нас, и я прислоняюсь к стенке контейнера, чтобы не упасть. Лаклэн не прикасается ко мне. Он не говорит ни слова. Но я чувствую, как гнев буквально сочится из него.

— Уведите отсюда девочек, — говорит он своим людям.

Раздаются какие-то шаркающие звуки, и через несколько минут всех пленниц выводят из контейнера.

А затем они приводят группу армян.

— Выстройте их у стены, — приказывает Лак.

Его люди делают то, что он им велит, а я наблюдаю, как они выставляют армян на колени лицом к стене.

Лаклэн вытаскивает свой глок и приподнимает мой подбородок, чтобы я посмотрела него. Ярость на его лице никуда не делась, но в его выражении проступает что-то еще. Решимость.

— Я хочу, чтобы ты смотрела, Мак, — говорит он. — Можешь сделать это для меня, милая?

Несмотря на то, что я знаю, каким будет логичный конец, я все еще не догоняю.

Поэтому я просто киваю. Потому что, давайте признаем очевидное, я сделаю все, о чем этот человек меня попросит.

Он подходит и прижимает пистолет к голове первого, а потом смотрит на меня.

— Этот тебя тронул? — спрашивает он.

Я не могу заставить себя пошевелить губами. Это тот, кто забрал меня из отеля. Тот, кто приставил пистолет к моему затылку и пытался меня изнасиловать.

Лаклэн повторяет свой вопрос, на этот раз с ревом.

— Эта чертова свинья трогала тебя, Мак? Это он трогал то, что принадлежит мне?

Я едва киваю, и Лаклэн спускает курок. Может быть, мне стоило кричать или что-нибудь в таком духе. Я не знаю. Но я просто онемела. И все, что я могу сделать, это наблюдать, как Лак переходит к следующему, его грудь вздымается, а глаза наполняются яростью, какой я никогда раньше у него не видела.

— Как насчет этого? — спрашивает он. — Неужели этот парень думал, что мог безнаказанно касаться женщины Лаклэна Кроу?

И снова слова не шли у меня изо рта. Еще один парень из отеля. Тот, кто ударил Кару. Когда я молчу, Лак прижимает пистолет к виску парня и хватает его за волосы.

— Ты трогал мою женщину? — спрашивает он его.

— Да, — отвечает Кара, стоя в самом конце контейнера.

У нее слезы на глазах, когда она смотрит на меня. Молчаливый кивок, чтобы сказать мне, что это нормально хотеть их смерти.

— Они забрали нас из отеля, — объясняет она.

Еще один выстрел, и его тело падает на пол. Лак переходит к следующему.

— Мак? — спрашивает он. — Не хочешь рассказать мне об этом?

— Я не знаю, — хриплю я. — Я не помню его.

Это правда, но я знаю, что он, должно быть, охранял контейнер, если он здесь. Лаклэн только пожимает плечами.

— Он участвовал во всем этом.

И с этими словами он нажимает на курок. Еще две пули, и еще два человека уничтожены, прежде чем он снова возвращается ко мне. Он заключает меня обратно в свои объятия и нежно гладит по щеке.

— Ты принадлежишь мне, — говорит он. — И если до этого у тебя были какие-то сомнения на этот счет, то теперь их не должно быть. Любой, кто попытается прикоснуться к тебе, умрет.